Валентинка

- Когда я вырасту, я женюсь на фюрере Армстронг, - раздаётся детский серьёзный голос у него под ухом, и Рой Мустанг давится омлетом, роняет утреннюю газету, вытаращившись во все глаза на своего мальчишку. - Че-чего? – кашляя, пытаясь выбить кусок, застрявший в горле, спрашивает Рой, глядя на ребёнка. Трейну Мустангу – их с Ризой маленькому “паровозику”, - совсем недавно стукнуло семь, и теперь он больше не считал себя ребёнком, а утверждал, что он взрослый самостоятельный мужчина. Мама теперь может посюсюкаться с младшей сестрой или с папой, потому что у них с папой любовь. А когда любовь – все сюсюкаются. Только вот с ним больше не надо, он уже человек взрослый. - Я женюсь на фюрере Армстронг! – повторяет дражайшее чадо, хлопая большими карими глазами. - Да она ж старая! – искренне поражается Рой, прикидывая в уме возраст Оливии Армстронг. Разница у них примерно лет пятнадцать, значит, если самому Рою уже скоро сорок, то нынешнему фюреру уже хорошо так за полтинник. К моменту совершеннолетия сына Мустангов она уже успеет засохнуть и превратиться во вредную сгорбленную старушенцию, завёрнутую в тёплую шаль, проетую молью. Будет ходить, шаркая ногами, и на всех шипеть, как чёртова змеюка, держа дряхлую руку на эфесе своей заржавевшей сабли. Армстронг не Брэдли, после шестидесяти начнёт чахнуть как миленькая. Кому она вообще будет нужна, когда политический строй страны изменится, и президентом станет сам Мустанг, выгнав злобную бабку, не желающую уйти на пенсию, обратно на Север? - Не старая, а взрослая, - делает тактичное замечание Риза, кормя с ложечки маленькую дочку яблочным пюре. Малютка Ринслет довольно гулит, когда мама, пилотируя самолётик, залетает в ротик, и хлопает по своему столику ладошками. - Не взрослая, а старая, - продолжает гнуть свою линию Рой, откладывая вилку в сторону. - Так ты же тоже старый, - пожимает плечами сын, взяв из вазы на столе яблоко, перекидывая его с одной руки в другую. - Видишь, это в обе стороны работает, - весело подмечает Риза, глядя на нахохлившегося супруга, и щёлкает смеющуюся малышку по носу. Дочка ещё не понимает, что говорят другие члены семьи, но если мама улыбается – значит, ей хорошо. Если маме хорошо, то девочке тоже хорошо. - А ну отставить вот это вот всё, - хмурится Мустанг, покосившись на жену, пригрозив пальцем. – Так, молодой человек! – отбирая фрукт у старшего ребёнка, продолжает Рой. – Папа не старый. Папа взрослый. - Старый, тебе уже тридцать восемь – это уже старость. - Это только рассвет лет! - Рассвет – это когда солнышко по утрам встаёт, - хмурится в ответ Трейн, совершенно точно копируя отцовское выражение лица. – Твоё солнышко уже не встаёт по утрам, и уже к закату близко. - А он в чём-то прав, - Риза уже откровенно смеётся, опошляя все слова, сказанные ребёнком. Рой становится краснее варёного рака и отмахивается от жены, возвращаясь к завтраку. *** - Ты едешь в Централ? – раздаётся детский серьёзный голос у него над ухом, и Рой, отвлекаясь от шнуровки берц, поднимает голову, встречаясь взглядом с двумя парами глаз. У Трейна глаза большие и карие – мамины. Все только и говорят, что мальчишка лицом похож на Ризу, взяв от отца лишь чёрные волосы. А вот крошка Ринслет в свои три больше похожа на самого Мустанга – практически просто копия он в детстве, как говорит мадам Кристмас. Малютка блондинка с миндалевидными чёрными глазками. Вырастет – будет разбивать сердца парней. Только, вот досада, болеет часто. - Это всего на пару дней, - улыбаясь, говорит Рой, ласково потрепав обоих детей по головам. Командировка в Централ неизбежна. Оливия Армстронг собирается уходить с поста фюрера в следующем году и вернуться в Бриггс, а пока постепенно переводит страну в демократический режим. Режим, в котором примет Аместрис президент Мустанг. Но об этом пока что знает лишь узкий круг лиц. - Ты встретишься с фюрером Армстронг? – продолжает сын. “Паровозику” Трейну уже девять, но он по-прежнему не оставляет идею жениться на этой старой деве Оливии. Рой надеялся, что хотя бы в школе сын найдёт себе друзей и позабудет об этой хладнокровной карге, но мальчик не проявляет совершенно никакого интереса к одноклассникам. - Встретишься? – Трейн сверлит отца серьёзным взглядом, пряча что-то за спиной. Сестра косится на него, но молчит как партизанка. - Что ты хочешь ей передать? – сдаётся Рой, возвращаясь к шнуровке берц. Сын суёт ему под нос сердечко из картона. Аккуратно вырезанное и почему-то синее, - наверное, закончился красный картон, - обрамлённое какими-то кривыми разноцветными цветочками, смутно напоминающие ромашки формой. На обратной стороне что-то написано красным фломастером, но Мустанг даже не пытается это прочитать – слишком едкое сочетание цветов, об которое можно сломать глаза. - Передашь? – хмурится мальчик. - Боюсь, она меня не так поймёт, - пытается отказаться Рой, представляя, как будет вручать фюреру Армстронг валентинку. Интересно, в каком боку окажется лезвие её сабли после подобного подарка? Мустанг почему-то полагает, что в многострадальном левом – Оливия Армстронг, вроде как, правша. - Передашь? – продолжает Трейн, всовывая сердечко отцу в руки, когда тот заканчивает шнуроваться. - Солнышко, ну она же старовата для тебя, - вздыхает Рой, покрутив валентинку в руке. – И вот только не надо начинать! – он резко прерывает мальчишку, не давая напомнить про свой собственный возраст. У мальчика все кто старше него – старые. Кроме фюрера Армстронг, естественно. - Так ты передашь, старик? – губы у ребёнка растягиваются в усмешке, и Мустанг с трудом сдерживается, чтобы не отвесить маленькому вредине подзатыльник. *** - Как дерзко, - качает головой Оливия Армстронг, когда Рой Мустанг нагло впихивает ей в руки какую-то безвкусную синюю картонку и тактично отходит в сторону, увеличивая между ними расстояние. - Не подумайте ничего такого, - разводит он руками, на всякий случай натянув перчатку, чтобы быть готовым ко всему. – Один маленький мальчик тайно воздыхает по Вам уже пару лет. - Маленький мальчик… - Оливия прищуривается, пытаясь понять, что написано красным фломастером на синем фоне. – Ты на себя намекаешь что ли? Так ты уже не первой свежести, как был лет десять назад. - Мой фюрер! – Мустанг даже не пытается прикрыть обиду в голосе, но Армстронг на него наплевать. Наверное думает, что лицо у него всё ещё придурковатое и всё ещё какое-то наивное, несмотря на то, что тому уже стукнуло сорок. И как оставить страну на него, когда она вернётся в Бриггс в следующем году? Детским кривым почерком написано что-то совершенно непонятное. Максимум, что смог разобрать Рой, когда ехал в поезде, вытащив открытку, было что-то про сияющие глаза и цветы. А ещё там был нарисован кролик. По крайней мере, Рой точно был уверен, что это был кролик, подрисованный рукой дочки, а не какой-то зубастый монстр, преследующий сына в его постоянных ночных кошмарах. Однако, судя по кривой усмешке Армстронг, становится понятно, что она смогла понять почерк и прочла послание. Крутит валентинку в своих руках, потом суёт во внутренний карман. - Фотография этого юного сердцееда с собой есть? – спрашивает Оливия, и Рой с радостью демонстрирует ей несколько фотокарточек из кошелька. Так вот что чувствовал Хьюз, когда кто-то по собственной воле соглашался посмотреть на крошку Элисию. – На тебя похож, - внезапно произносит она, постучав ногтём по одному фото: Трейн на нём свисает с дерева вниз головой, держась одними ногами, как маленькая обезьянка. - Обычно все говорят, что похож на Хоукай. - К сожалению, твои гены, видимо, сильнее, - снова усмехается Армстронг. - Я сочту это за комплимент, - саркастично отзывается Мустанг, собираясь убрать фотографии обратно в кошелёк, но женщина перехватывает у него одну – ту самую, где мальчишка-мартышка, - и, подмигнув, прячет в карман следом за открыткой. Призрак Маэса восторженно верещит где-то внутри Роя. - Передай маленькому сорванцу, что я буду ждать его в Бриггсе лет через десять, - и женщина уходит, махнув Мустангу. - Он не пойдёт в армию, - бурчит Рой, но Оливия его уже не слышит, отдаляясь. И что там написал сынишка, если заинтересовал даже саму Снежную Королеву? Надо будет спросить у него, когда Мустанг вернётся домой. Обязательно спросить. Однако, Рой забывает об этом ещё сидя в поезде, не вспоминая про валентинку почти на десять лет. *** Когда в доме звонит телефон, трубку снимает Риза. Она читала книгу Ринслет, в очередной раз свалившуюся под капельницы в этом году, и совсем не горела желанием разговаривать с кем-либо. Единственное, что заставило её оторваться от больного ребёнка, и поднять трубку было то, что звонить домой мог Рой, сидя в своём кабинете. И сказать, что что-то случилось. Или могут позвонить из больницы, говоря, что нашли донора для маленькой девочки. - Дом Мустангов, - устало произносит Риза. - Ого, неужели сама Хоукай собственной персоной, - раздаётся на другом конце провода женский голос. Ещё не скрипучий старческий, но уже хрипловатый, намекающий на возраст. Не прокуренный, как у мадам Кристмас, которая, став ярой приверженкой восточной медицины, уехала в Сину. - Кто говорит? – спрашивает Риза, сильнее сжав трубку. Голос знакомый, но до неё всё ещё не доходит где она его слышала. - Фюрер Армстронг, - весело представляется голос. - У нас демократия, - подыгрывает Риза, расслабляя трубку. – И господин президент сейчас на работе… - Да чёрт с ним, - усмехается Оливия. – Я хочу услышать мальчика. - Мальчика? – непонимающе спрашивает Риза, покосившись на проём в детскую. Ринслет стоит в дверях, опираясь на стойку капельницы, с любопытством смотря на мать. - Боже, Хоукай, став миссис Мустанг ты понабралась от него глупости! – возмущается Армстронг. – Где твой сын? Я хочу его к телефону! Трейн, значительно подросший и возмужавший, тоже выглядывает из своей комнаты, зачёсывая длинные чёрные волосы назад. Когда он так делает, то становится больше похожим на Роя в молодости, хоть все и твердят, что у него мамино лицо. Риза подзывает его жестом, и сын, нахмурившись, становясь ещё больше похожим на отца, неохотно подходит к телефону. Его большие глаза становятся ещё больше, а лицо начинает покрываться красными пятнами. Миссис Мустанг дико любопытно, что говорит бывший фюрер её мальчику, но она тактично отходит к дочке, чтобы не слышать разговор. Они с Ринслет переглядываются, наблюдая за Трейном. - Матушка, - шепчет Трейн, трясущимися руками кладя трубку, завершив разговор. Его лицо окончательно становится пунцовым. – Где папин свадебный костюм? Она сказала “Да”. - Ты серьёзно сейчас? – стонет Риза, с трудом сдерживая смех. - Конечно нет, родная моя женщина! – смеётся парень, качая головой. – Она же старая! И Риза шумно выдыхает, радуясь, что слепое детское увлечение с возрастом сошло на нет.