Сиськи и пушки для революции

Мирмос, Эротитус Периферия 19 августа 3026 года       Гулять по Мирмосу с голыми сиськами было неважной идеей, поэтому Элли переоделась в футболку и джинсы, пока ждали на остановке автобус. Тот останавливался у компаунда уже набитый возвращающимися из нового города в Мирмос людьми, так что сидячих мест ни ей с ребёнком, ни Хот-Шоту и Макелине не досталось.       -- Может, пойдёшь – поможешь матери? – спросил девушку Ибанес. – У порта автобус останавливается.       Макелина отрицательно помотала головой.       -- Будь я ей срочно нужна, она б давно позвонила, – коммуникаторы были у всех, и подключили их к сотовой сети Нью-Гедона они сразу по прилёту. – Я же впервые на другой планете, я ж всё хочу посмотреть!       -- Это надо было в Нью-Гедон с Ноэлани и Машей, – заметила Элинор.       -- Я и Мирмос хочу… ты только посмотри, сколько тут деревьев растёт! прямо на улице!       На засушливом Панцире, где девушка родилась и провела все шестнадцать лет жизни, такая роскошь бывала лишь в парках. И то, уже засохших и вырубленных после того как война разрушила ирригационную систему. Здесь же недостатка в пригодной для питья и полива воде не было. Как и на большинстве миров, где он селился, человек тут стремился прогнуть местную экосистему под себя, поэтому улицы и пустыри покрывала, по большей части, земная тропическая растительность, но Макелине и та была внове. Хотя иной раз она примечала знакомые по паркам в Бармице пальмы, магнолии и кипарисы, сосну с длинными иголками. Совсем низко по небу прополз садящийся аэродинамичный дропшип; от рёва его двигателей у всех заложило уши.       -- Офигеть! – выдохнула прилипшая к дверному окну Макелина. – Он здоровый как…       -- «Буканьер», – мгновенно признал силуэт Ибанес. – Три с половиной тысячи тонн, грузовик.       Коробки портовых складов, исписанный граффити бетонный забор и пустыри за окном сменились обветшалыми домами Мирмоса. Автобус остановился на самой окраине, потом через пару кварталов, и бóльшая часть пассажиров вышла наружу, чуть было не вынеся по пути и тех, кто собирался продолжить поездку. Несколько сидений освободилось, но Элли осталась стоять:       -- Мы выходим на следующей.       Поездка стоила им – трём взрослым и ребёнку – всего несколько медных сольдо, здешних разменных монет. Таксисты содрали бы по си-биллу с носа, не меньше. Автобус остановился на краю промзоны: при Звёздной Лиге, как говорили, тут был большой завод, производивший, наверняка, что-то крутое (в этом вопросе городские легенды не приходили к единому мнению), сейчас – несколько мастерских и заводиков, худо-бедно способных восстановить разбитые в боях машины и даже склепать кое-что из необходимых для этого запчастей. С хозяином одного такого Элли была знакома со времени службы у Баррамеды. К нему и направилась.       Макелина хмыкнула при виде зияющих пустыми окнами остовов заброшенных зданий, пыли и грязи на улице:       -- Всё как у нас!       -- Всё как везде, – поправил Ибанес.       Стайка пригревшихся на солнышке крыс порскнула в стороны, когда он ловким пинком подбил и отправил в их сторону пустую пивную банку. Несколько местных подростков, курящих, сидя на корточках или привалясь к исписанной граффити стене, проводили их свистом и окликами, обращёнными, в основном, к Макелине. Которая так и ходила в одной лава-лава на бёдрах, как считалось нормальным дома на Панцире в Ауриге. Но задираться всерьёз не рискнули, видя кобуры с пистолетами на боку не только у обнимающего Макелину парня в прикиде мехвоина, но и у самой девушки.       На воротах забора, ограждающего от посторонних территорию «Кармона Репэйр Шоп», как обычно, дежурила пара охранников с выставленными напоказ револьверами и невральными бичами. Элли узнал и приветствовал один из них.       -- Я звонила Рубену, и он нас ждёт, – сказала она.       Рубен Кармона был главным техником Баррамеды, когда старый Эван Мак-Нейл только пришёл в отряд; Элли – приёмную дочь Эвана – он, как раз, и учил чинить бэттлмехи. Сейчас он встретил их во дворе, сразу как Элинор и её спутники миновали проходную, сдав свои пистолеты под роспись охранникам. Рубен был пожилой чернокожий мужик с курчавой седой бородой и редкими клочьями седых же волос вокруг блестящей от пота лысины. Сейчас на нём были резиновые шлёпанцы и старый комбез, спущенный до пояса так, что все видели крепкие, несмотря на возраст, мышцы рук, редкую седую поросль на груди и выпирающее пивное брюхо. На правой руке не доставало двух пальцев с давних и ставших уже легендарными времён. О которых сам Рубен травил байки, и всякий раз разные: шальной осколок, мина или, вот, ядовитый гигантский инопланетный червяк, прижившийся в тёплом нутре бэттлмеха и цапнувший техника, когда тот полез посмотреть, отчего сами собой лопнули миомерные тросы. Ставить протезы выросший в Свободных мирах с их неприязнью к бионике Рубен не собирался.       -- Привет, девочка… – он помедлил, подбирая слова. – Я слышал про Эвана и Катлего, ребята писали… рад, что вернулась хоть ты. Привет! – он подмигнул маленькой Кейлин и протянул ей игрушку, которую прятал до этого за спиной: плюшевый «урбанмех» в два тона зелёного, лаймовый выше и оливковый ниже пояса. Борт украшала эмблема – автомат, перекрещивающийся с мечом; Элли такую не знала. – А…       -- С Руфаро всё в порядке, – заметив, как осёкся старик, сказала она. – Я попросила подругу за ним присмотреть. Рубен облегчённо вздохнул. Элли шмыгнула носом и утёрла навернувшиеся на глаза слёзы. Потом не выдержала; старик обнял её и поглаживал по спине.       -- Такая жизнь, – пробормотал он. – Такие дела, мать их…       Свой кабинет он оборудовал в низкой одноэтажной пристройке. Вместо поломанного кондиционера трудился стоящий в углу вентилятор, гоняя горячий и влажный воздух по кубатуре.       -- Я правильно понял, что к Баррамеде ты не вернёшься?       -- Он меня бросил! – где у Рубена кофе, сахар и всё остальное, Элинор знала по прошлым визитом, так что приготовлением занялась сама. – Мог бы вернуться и поискать, когда свалили быки, а они быстро свалили. И контракт ему не мешал, связное командование без полного подчинения нанимателю.       -- Может, и мог, – не стал спорить Рубен и перевёл взгляд на Хот-Шота. – А ты тот второй мехвоин её новой команды?       -- Угу, – кивнул тот, – корнет Ибанес… хотя корнет уже точно в прошлом. Теперь просто мехвоин.       В Ауриганском Директорате мехвоины начинали службу с первичного офицерского звания корнета, которое носили ротные командиры его же обычных войск, но адепт из комстаровского БНН – Бюро по надзору за наёмниками – при регистрации предупредил, что это не будет иметь значения: службу в наёмниках Ибанес начнёт рядовым мехвоином. Так же, как и Мария Тэлбот, в армии Дэвионов носившая лычки сержанта. Только за Ноэлани Маивиа, которая была субалтерном – командиром лэнса – в Директорате и приняла командование их новым отрядом теперь, чиновник признал право на звание лейтенанта.       -- Мы только что оформили регистрацию, – сказала Элли, – и может быть, уже вечером заключим первый контракт.       -- Уже? – присвистнул старик.       Элинор рассказала, как проходила регистрация «Сисек и пушек» в Ком-Старе, и Рубен расхохотался.       -- А хорошо твоя подруга придумала! Не зря ж говорят в народе, что сиськи – всему голова! А это, значит, образец вашей парадной формы? – он покосился на Макелину. – А ну, встань, девочка… теперь повернись!..       Форма состояла из лава-лава камуфляжной расцветки, обёрнутой вокруг бёдер, и банданы на голове; грудь оставалась обнажена, ноги босы. Зато на поясе висела кобура с массивным «штернснахтом», трёхзарядным крупнокалиберным пистолетом. Макелина с удовольствием продемонстрировала Рубену не только отрядную форму, но и себя: в шестнадцать у девушки была уже вполне развитая, без следа подростковой угловатости, фигура, стройные ноги и полная грудь. Да ещё и нечасто встречающиеся у негритянок прямые волосы, спускающиеся до середины лопаток.       -- В общем-то, неплохая фишка: привлекает внимание, – заключил Рубен.       Элинор и сама уже согласилась, что идея блондинки хоть и безумная, но не дурная, как показалось на первый взгляд. Эпатаж может быть хорошей рекламой, да и с адептом-чиновником оно вон, как получилось: оформил им регистрацию без проволочек, под впечатлением их эклектичного вида. Хотя и вписал в документы – из вредности, а может быть, по приколу – «Сиськи и пушки» в качестве названия отряда. В общем, не самая глупая фишка, есть заморочки и похлеще. «Эриданская лёгкая конница», например, до сих пор ходит в мундирах Сил обороны Звёздной Лиги и считает себя их частью, начиная каждое утро с распевания древнего гимна и подъёма флага со звездой Камеронов. «Рыцари святого Камерона» берут на службу только единоверцев – последователей этого культа, «Легион Лорель» – только женщин-мехвоинов. «Одзавские неформалы», с которыми она как-то пересекалась на службе в Свободных мирах, выглядят полными психами, да и у «Черногвардейцев Баррамеды» известная заморочка: белых к себе не берут, только негров. Хотя за само это слово капитан Баррамеда мог и по морде съездить, считая его – Элли так и не поняла, почему – оскорбительным.       -- Мы хотим заказать у тебя бронеплиты для наших мехов, – сказала она. – Ну, ты должен был видеть в письме: на ноги «остсола», борта, спину и руку «центуриона»…       -- Да, вижу, – Рубен открыл на своём компьютере пересланное утром сообщение электронной почты. – Девять и три четверти тонны, по шесть штук за тонну материала, плюс три процента за работу… шестьдесят тысяч двести пятьдесят пять, и извини, девочка, но даже ради тебя я ни си-билла больше не скину.       -- Да я и не прошу, – сказала Элли. – Ты ж не в ущерб себе тут работаешь.       Несколько лет назад Рубен оставил военную службу и организовал собственную фирму на Эротитусе: выкупил чьё-то убыточное хозяйство, набрал молодняк к паре опытных мастеров и себе самому – даже и став хозяином, работы он не гнушался – и занимался теперь ремонтом военной техники. Не он один, но из дюжины работавших в Мирмосе по этой части контор только две или три, включая его «Кармона Репэйр Шоп», имели оборудование для выплавки бронеплит и изготовления теплоотводов.       -- Верно, не в ущерб, – согласился старик. – И девочка, это сто тридцать часов работы. Ты, вроде бы, говорила, что вы собираетесь уже вечером улетать?       -- Как вариант, – поправила Элли. – У нас есть предложение пойти в охрану одного местного агрохолдинга, но мы только рассматриваем его и не факт, что примем.       -- То есть, вы можете остаться у нас и надолго.       -- Мы уже оплатили недельную стоянку мехов в порту.       Выводить боевую технику за пределы которого местный закон запрещал. Но северный край промзоны Мирмоса смыкался вплотную с южной окраиной порта, так что пройти в мастерскую КРШ мехи наёмников могли без проблем. Когда и если это потребуется.       -- В принципе, нам понадобятся ремонт привода руки «остсола» и одного из двух автоматов заряжания РБД «центуриона», – продолжила Элинор. – Если останемся, то пригоним машины. И… у вас не найдётся знакомых ребят, желающих поработать в поле?       Рубен покачал головой.       -- Боюсь, что нет. Хороших работников я бы и не отпустил, но они сами не рвутся. Если останетесь, то я поспрашиваю ещё у знакомых, может, и сыщется кто…       На том порешили. В порт возвращались уже когда покрасневшее солнце сползало за горизонт. Пришлось задержаться, пока Ноэлани и Маша в Нью-Гедоне оформляли кредит в «Гольденфельд-Банке»: четверть миллиона си-биллов под пятнадцать процентов годовых, с платежами два раза в квартал.       -- И мы остаёмся в Нью-Гедоне, – по комму добавила Ноэлани.       Димитракопулосу она только что отзвонилась, сообщив, что отряд не принимает его предложения. Купец не обрадовался, конечно, но не сказать и что чересчур огорчился: его интерес был только в том, чтобы оказать дружескую услугу своим деловым партнёрам. На прибыль от собственно, сделки это не повлияло. Встретились на стоянке мехов, где толстенький менеджер Хоакин весь день старательно обхаживал вдову Калавайя, оставшуюся там присматривать за детьми. Поначалу не очень успешно, и даже чуть было не нарвался на скандал – характер у Ланы был тяжёлый, как, к слову и рука – но к вечеру, когда привезли заказанную Хоакином пиццу и все, включая детей, наелись от пуза, женщина расслабилась и оттаяла.       Гостиницу сняли по совету того же, Хоакина, дешёвую и паршивую, зато всего в семи минутах ходьбы от стоянки мехов. Правда, с детьми шагали туда четверть часа. Сто четырнадцать си-биллов за недельное проживание шестерых взрослых с детьми в трёх маленьких комнатушках – две по соседству, третья дальше по коридору и все на одном этаже – по здешним меркам были хорошей ценой. Комнатушек было по дюжине на этаж, этажей – два, и наёмникам достался первый; номера второго, как они поняли в тот же вечер, служили бюджетным борделем для ошивающихся в порту космонавтов. Скрип кроватей и громкие стоны хорошо слышались через тонкие перекрытия. Но в остальном было тихо и мирно: ни громкой музыки, ни ругани и пьяных драк; за этим постоянно следили один или двое вышибал, меняющиеся каждые несколько часов. Дородная хозяйка, как быстро выяснилось из обмолвок в их разговоре, приходившаяся Хоакину сестрой, по-быстрому объяснила правила:       -- Чужих девок водить только с моего разрешения, мужиков тоже. Никакой пальбы, ора и мордобоя: вам не мешают – и вы не мешайте другим. Душ и сортир в конце коридора, общие на этаж. Кухня во дворе, там же стиралка. Курить только на улице, траву тоже можно. Никаких шприцов, химии и наркоты, – марихуана за таковую здесь, видимо, не считалась. – Бухать можете тихо и не мешая соседям. Если не получается тихо, то вон через улицу, со скорподилом на вывеске, и бейте там морды в своё удовольствие.       -- Да мы, в общем… – начала, было Ноэлани.       -- Вижу, – оборвала хозяйка гостиницы. – Детям бегать и орать, в общем, можно, только старайтесь за ними присматривать: тут, всё-таки, порт и вся такая хуйня. Это вон, к ним относится, – она выразительно посмотрела на Ибанеса и Макелину, немедля изобразивших святую невинность.       Они же поторопились убраться в комнатку, что подальше, но уединиться не вышло: Лана отправила к ним близняшек Алани и Каилани, безапелляционно заявив, что если Хуан с Макелиной спят вместе, значит, и койки им хватит одной на двоих, вторую, соответственно – детям. Сама вместе с Элинор пошла а одну из тех комнат, что по соседству; Маше и Ноэлани досталась оставшаяся. Несмотря на усталость от наполненного беготнёй, решениями и событиями дня, сон не шёл.       -- Тоже не спится? – спросила со своей койки Мария.       Кровати были достаточно широкими, чтобы взрослый с ребёнком улёгся на них без проблем; утомившаяся за день Аннабель уснула почти мгновенно.       -- Думаю: не зря ли мы отказались от предложения Димитракопулоса.       -- Какая теперь разница? – спросила блондинка.       -- Может, напрасно я решила не связываться с ним… – пропустив её реплику мимо ушей, продолжила Ноэлани. – С другой стороны, для чего агрохолдингу целый лэнс мехов в охрану? Не рабов же безоружных стеречь? выходит, что они ждут нападения, то бишь, пришлось бы нам воевать и там…       -- Забей, – осторожно, чтобы не потревожить дочь, Маша села в кровати, спустила на пол босые ноги. – Ты решила то, что решила, и назад уже не повернуть.       -- Вот это меня и нервирует, – призналась Ноэлани, тоже садясь в постели.       Блондинка нагнулась к валяющейся на полу в изголовье сумке – холодильников в комнатах не было – и вытащила литрушку коромодирского вина.       -- Держи лекарство от дурных мыслей!       -- Не хочу, – коротко ответила Ноэлани.       Хмыкнув, Мария открутила пластиковую крышку и сделала глоток из горлá.       -- Мужика тебе надо, подруга, – и, подумав, добавила. – Мне тоже.       -- Не надо, – бросила Ноэлани.       Мария сделала новый глоток.       -- Соблазни комиссара Чандру, когда будешь подписывать с ним контракт.       -- Я же сказала, что не хочу!       -- Контракт или комиссара? – Мария хлебнула ещё вина.       -- Контракт я, пожалуй, возьму… – задумчиво проговорила девушка, – если мы не найдём ничего получше. Хотя я вообще с трудом представляю, как и где их искать. С комиссаром нас свёл чистый случай…       -- Как и с Димитракопулосом. Да и вообще, оно так регулярно бывает: мехи и воины нужны многим. Можем ещё скинуть объявление в местную сеть. Можем пойти посмотреть а эту… Аркаду.       -- Как-нибудь сходим, – меланхолично кивнула в ответ Ноэлани.       -- Во-от! – блондинка поёрзала, скрипнув кроватью – хотела устроиться поудобнее. – Знаешь… мне тоже страшно было вот так вот всё бросить, взять и уйти. С ребёнком, тем более… ты-то одна.       -- Зачем же тогда уходила? – так же меланхолично, больше для заполнения возникшей паузы в разговоре, чем из действительного интереса спросила её Ноэлани.       -- Затем! – в этот раз Маша приложилась к бутылке надолго.       -- Не рассказывай, если… не хочешь. – За месяц с хвостом их знакомства они не касались этой темы в разговорах: Мария чётко дала понять, что вспоминать эти дни своей жизни ей неприятно.       -- Тебя не успели посватать, ну… до войны? и до всего этого?       Ноэлани помотала головой в темноте. Лун у Эротитуса нет, но негаснущие огни дроп-порта и города вдалеке давали достаточно света, чтобы привыкшие в темноте глаза начинали различать, хотя бы, общие очертания фигур.       -- Меня выдали за сына нашего сюзерена, почти сразу как погиб отец, – Мария пересела к ней на кровать, протянула изрядно полегчавшую литруху. Ноэлани взяла, сделала чуть заметный глоток и вернула назад; отхлебнув следом, блондинка продолжила. – Оказывается, у них давно была договорённость, только отец, пока жив был, придерживал… я уж не знаю. Может, надеялся, что я найду жениха в полку… я тогда служила в Альционской милиции.       -- Твой «райфлмэн» был отцовским? – спросила Ноэлани.       -- Деда. Он погиб в четырнадцатом, отражая набег. А в тот раз был настоящий штурм, четыре батальона Сент-Ивских улан с кучей поддержки… нас тоже поднимали по тревоге и перекидывали с Альционы через пиратскую точку. – Они с Ноэлани вновь отхлебнули по очереди. – Как только прошли сорок дней, Джефф сделал мне предложение. Я оглянуться не успела, как уже шла под венец.       Ноэлани взяла у неё полупустую уже бутылку и пригубила.       -- Джефф был постарше меня, конечно, и я понимала, что тут никакой любви, чистый расчёт. Да я, в общем, была и согласна… нам, нашей семье, этот брак был очень кстати… и Джефф был такой, знаешь… обходительный, весь… – Мария резко забрала у Ноэлани вино, приложилась к горлышку, часть расплескав на постель. – Мне оформили перевод из милиции марки в планетарную. Я даже немножко походила на службу, пока не ушла в декрет, – блондинка хихикнула. – Вот, после родов меня накрыло. А знаешь, что было потом?       У Ноэлани возникли догадки, но она промолчала. Отхлебнув из бутылки ещё, Мария сказала:       -- Я застукала Джеффа в постели с мальчиком из балета. Прикинь?!       Ноэлани выругалась, не сдержавшись.       -- В нашей постели, где мы, ну, ты поняла, и где я потом рожала Аннабель. Со смазливеньким пидорёнышем.       -- Пиздец, – согласилась с ней Ноэлани. – Ты их… убила?       -- Тьфу ты, – блондинка даже закашлялась на глотке. – Я не таскаю с собой оружие и я не мастер единоборств! Да и на самом деле… я просто ушла. Собрала Аннабель, свои вещи, что подвернулись под руку, и вышла из дома на хрен. Переночевала у дежурного по гарнизону – он охуел, конечно, то бишь, удивился, но лишних вопросов не задавал – а утром уже накатала рапорт на перевод в Восьмой фузилёрский. Они как раз стояли у нас, знаешь… прискакали к шапочному разбору, когда капелланцы драпали с того штурма… а я пошла к маршалу Хасек, и в общем, она меня приняла. Остаток контракта я служила у них.       -- А после – решила не возвращаться?       -- Сразу, – поправила Маша. – Я сразу решила не возвращаться. И сейчас не хочу.       Она опять поднесла бутылку к губам, передумала и протянула Ноэлани. Та отхлебнула, потом ещё. Сказала:       -- Мне возвращаться некуда.       Некоторое время они молча передавали друг дружке вино, отпивали по очереди. Потом блондинка бесцеремонно запрокинулась на ноэланину кровать, вытянула ноги. Девушка осталась сидеть, не отодвигаясь и, всё ещё молча, допила остатки вина. Выкинула бутылку за изголовье и тоже легла; ширина кровати была такова, что они вплотную прижались друг к дружке. Блондинка пробормотала сквозь сон что-то неразборчивое и закинула ногу ей на бедро; тепло её тела и выпитое вино, наконец, сморили в сон и Ноэлани.