Мягкое, грустное сердце

Всем хороша дочь Василисы Прекрасной, Сиана Ивановна, вся в мать пошла, и умом, и внешностью, нет у нее недостатков. Каждый из ее дядек засматривается, удивляясь и радуясь тому, что достойная смена растет, ведь рады они по-братски за Ивана, по-доброму завидуя о том, что повезло ему. Балует ее и дедушка-царь, только вот не падка на ласку внучка. Любит Сиана историю о том, как родители ее встретились. Та стрела, что была пущена отцом, часто на глаза ей попадается, ведь висит на самом видном месте в ее светлице. Часто думает Сиана о том, что, может быть, и ей судьба такая же уготовлена. Что какой-нибудь храбрый юноша пустит свою стрелу в свое время, а попадет прямиком в ворота дома ее и родителей. Улыбается матушка этим предположениям, отец усмехается, только вот сама Сиана не рада такой судьбе. Говорят, у потомков жизнь складывается намного проще, если предки их всего добились. Не хочется Сиане как проще. Ей подавай, как она сама решит. Хоть родители и не настаивают на том, что пора бы девице красной замуж, часто об этом то ли шутит, то ли всерьез говорит дедушка, так как все его внуки и внучки уже давно создали свои семьи, и ждет тот терпеливо правнуков. Рассматривает вечером однажды стрелу ту самую, что во рту у лягушки была, Сиана, и мысль к ней приходит самая что ни есть бунтарская. То ли молодость, то ли глупость ведет ее рукой, когда берет она отцовский лук, выходит за порог дома, а потом натягивая тетиву, пускает ту самую стрелу в неизвестном направлении. В тот же миг слышит она крики ужаса за своей спиной, то мать ее, заслышав шум, проснулась и не успела остановить свою дочь. «Что же ты наделала, сердечко мое?» — только и слышит слезное обращение Сиана, чувствуя, что сознание ее загасает, а глаза закатываются. В темноте, то ли во сне, то ли наяву, видит она чудовищ жутких, каких и представить себе не могла, только в историях отца они проступали вполне осязаемыми и четкими. Умеет она фантазии от опасности отличать, потому не страшно ей. Бредет она вперед во тьме кромешной, а после вдруг видит перед собой ясно проступающий силуэт женщины со злым взглядом. В руках у нее посох, а вокруг нее животные и растения, сделанные из золота. Ее можно было бы и назвать красивой, если бы не хмурая гримса, перекашивающая лицо. — Ну что, страшно ли тебе, девица красная? — расстилается по темноте голос, который пытается быть ужасным, но не выходит у того, слишком уж он певучий и нежный. Улыбается царевна в ответ. — Ничуть не страшно, — с поклоном отвечает она. Зло хмыкает женщина на троне из камня, поправляет корону золотую рука ее аккуратная. — А почему здесь оказалась знаешь, Сиана Ивановна? — задает вопрос женщина. — Потому, что доли себе другой захотела, нежели той, что мне уготавливают, — смотря прямо в глаза царице ужаса, отвечает Сиана. — Хм, любопытно, — качает головой женщина. — А чего же ты хотела, если не секрет? — Найти в этом мире то, что мне по душе, — мягко и честно отвечает Сиана. Заходится злым смехом фигура на троне, за живот хватаясь, так что посох чуть ли не из рук выпадает, на минуты, а после зло шипит: — И что ж, вы герои все такие. Вам всегда подавай большего, чем вы можете откусить. Вот мать твоя, к примеру и отец… — Откуда же ты родителей моих знаешь? — удивляется Сиана. — А как не знать, — фыркает женщина. — Это же они от моего отца одни кости оставили, — бледнеет лицо Сианы, кажется ей кое-что стало понятно. Откуда темная магия была на стреле, ей неизвестно, но вот сама дорога, что привела ее в столь темное царство, кажется, кое о чем напомнила. Наслаждаясь некоторым испугом своей гостьи, женщина добавляет: — Понимаешь ли ты, что не уйдешь отсюда? — Понимаю, — тихо отвечает Сиана. — Как же мне называть тебя? — Как, как, — передразнивает ее женщина. — Зовут меня Лета Кощеевна. Как нашел твой отец смерть Кощея в яйце, так теперь я за него осталась. Одна. От последнего уточнения что-то в груди Сианы вздрагивает, даже жалость проступает к злодейской дочери. Есть в душе Сианы сочувствие к другим, не может ее сердце быть безучастным. — Убьешь меня? — прямо спрашивает Сиана. Всматривается в ее лицо странным взглядом Лета долгие минуты, а после вместо ответа головой качает. — Нет, ты останешься со мной, пока добрый молодец не придет и не захочет сразиться со мной. Пусть это будет даже и твой отец. Понимает Сиана, что месть прежде всего действиями ее руководит. Ей грустно от этого, но почему-то интереса к самой Кощеевне этого не убрало, а наоборот разожгло… К темноте привыкла Сиана, занимаясь какой-нибудь простой работой вроде вышивания или уборки. С каждым днем она все больше ощущает чужой взгляд, который следит за ней неустанно, с интересом великим. Спокойно она это воспринимает, песни в этот момент какие-нибудь заводя, а после улыбаясь самому темному углу как можно светлее. Сама Лета Кощеевна между тем все больше удивляется дочери Василисы, ни разу та ни на что не жаловалась, воспринимает все окружающее ее так, будто бы только этого и ждала. Хочется ей заговорить с ней, только вот смущение все больше ее душу берет. В какой-то миг решает Кощеевна зло о том, что никому Сиану не отдаст, свое собственное яйцо с иглой она при себе держит. Пусть старые легенды обманывают тех, кто захочет ее уничтожить. Идти по стопам отца нужно с большими переменами. С каждым днем понимает Лета, что начинает чахнуть не над златом, а над Сианой. Сидит себе спокойно напротив золотых кустов дочь Василисы и листочки ощупывает. Кажется в этот миг Лете, что сейчас свою собственную магию та применит и кусты вновь оживут. Странное волнение эти наблюдения сопровождает, злится она. Не хочется ей попадать в ту же ловушку, что и сам Кощей. — А ты знаешь, что твой отец предлагал моей матери выйти за него замуж? — вдруг спокойно спрашивает Сиана, не оборачиваясь на Лету. Вздрагивает дочь Кощея, замирает как вкопанная на месте. Поднимает вдруг с колен Сиана, оставляя в покое кусты, а после оборачиваясь на самый темный угол, как раз туда, где Лета. — Чего же ты молчишь, поговори со мной, выйди хоть раз ко мне, — мягко просит она. На такую просьбу трудно ответить отказом, собравшись, делает несколько шагов вперед Лета, стараясь лицу своему придать не только суровости, но и ужаса. Но, как понимает она в следующий миг, не работает это вовсе. — Знаю, — кратко отвечает Лета. Кажется ей, но хочется верить, что глаза Сианы в этот миг на нее нежно глядят. Заходится полумертвое сердце истомой и биться начинает усиленно. Подступает Сиана к Лете еще на шаг, чтоб лицо ее видеть. Вдруг руку одну она поднимает, а после лица Кощеевны касается, надавливая на плотно сведенные брови. — У тебя красивое лицо, не порть его этой жуткой гримасой, — просто говорит Сиана. Лета, хоть и растеряна, не отстраняется от этого осторожного движения. Глаза ее выдают. — Ты, вижу, ко всему здесь привыкла? — задает вопрос она. — Привыкла, — улыбается Сиана. — Хочешь увидеть змея моего, Горыныча? — вдруг не пойми зачем спрашивает Кощеевна. — Не справится твой будущий спаситель с ним. Холод на миг проскальзывает в глазах Сианы. Разочарована она этим вопросом, вздыхает кратко, убирая руку от лица Кощеевны, потом тихо шепчет: — А что если я не хочу быть спасенной? Все внутри с этими словами внутри Леты обрушивается. Глаза ее делаются шире, такое непривычное счастье вдруг захватывает все злобное существо. Сиана же смотрит на нее так, словно чего-то ждет. В следующий момент лица их медленно приближаются друг к другу, а губы сливаются в первом кратком поцелуе. Улыбается Сиана, улыбается Лета, смотрят они какие-то минуты друг на друга, а после удостоверяется Кощеевна уже более мягким тоном: — И смерть мою искать не будешь? Усмехается Сиана, на грудь той руки размещая, а после искренне отвечает так, что запела черная душа: — Твоя смерть — моя смерть, Лета Кощеевна. Темнота вокруг сгущалась. Но не было в ней ничего жуткого или пугающего.