Всё иначе

      — Я дома! — кричит с порога Китаро и, быстро разувшись, бросается в объятья мужчины в синем кимоно.       — С возвращением, — Отец улыбается. — Мама на пару дней уехала в гости. Знаешь, что это значит?       — Мы можем не мыть за собой посуду?       — Именно!       Мальчик радостно смеётся и начинает рассказывать, как прошёл его день. Никаких злых монстров, никаких опасностей, кроме камня, о который он споткнулся во время игры в догонялки. Отец слушает и счастливо улыбается. У его сына настоящее беззаботное детство.       — Вот если бы папа был маленьким, я бы смог брать его с собой, — мечтательно произносит Китаро и не замечает, что от этих слов с губ мужчины на мгновение пропадает улыбка.        Они садятся на берег озера возле их домика на дереве и играют дуэтом — сын на окарине, а отец на биве. Им подыгрывает оркестр из лягушек и стрекочущих насекомых. Иногда мальчик дирижирует — он видел по телевизору, как это делает дядя в строгом костюме. Отец рад, что у Китаро есть мечты и воображение. То, что есть у всех детей. Но всё же что-то не так.       Исполнение гимна леса продолжалось до самых сумерек. Они возвращаются домой, вместе принимают ванну. Отец смотрит на макушку сына. Где-то в сердце растёт неприятное чувство, причиной которого — это семейное счастье. Словно так не должно быть.       — Китаро, — тихо окликает он сына. — Распусти волосы, пожалуйста.       — Хорошо.       Короткое каре начинает медленно удлинятся. Получается неравномерно, какие-то пряди растут быстрее, а какие-то не меняют длины. Китаро ведь ещё только учится пользоваться своими силами.       — Спасибо, — Отец утыкается в густые медные волосы. Они очень приятные на ощупь и хочется сидеть так вечность. На какое-то время это заглушает боль в груди.       От мыслей мужчину отвлекает резкая темнота. Подняв голову, он сталкивается лбом с Китаро, который довольно смеётся. Их обоих закрывают рыжеватые волосы, и свет ёкай-лампы еле проникает в этот шелковистый кокон.       — Папа в домике, — мальчик смеётся с того, как выглядит родитель. — Будешь теперь тут жить.       Отец искренне улыбается и молится богам, чтобы Китаро не узнал, какую ненормальную боль причиняют эти безобидные слова.       — Пап, а какие есть огромные ёкаи? — внезапно спрашивает ребёнок, когда они перед сном пьют чай. Мальчик любит слушать рассказы отца о ёкаях. В этой теме родителю нет равных.       — Насколько огромные?       — Такие, для которых наша ванна была бы как эта пиала для нас, — он показывает на чашу в руках отца.       Это сравнение очень необычное. Насколько неудержима детская фантазия. И из-за неё у этого неприятного чувства словно вырастает больше игл, которые снова причиняют боль.       — Дай-ка подумать… — он принимается рассказывать о ёкаях-титанах, уделяя внимание каждому, пока не замечает, что сын начинает засыпать.        Вот если бы папа был маленьким, я бы смог брать его с собой… Папа в домике… Ванна и пиала… — всё это не давало мужчине уснуть. Китаро никогда не говорил, что рост отца его не устраивает, и он хочет, чтобы всё было иначе. Такого раньше не было. А что было раньше? Раньше его устраивала жизнь без воображения, матери и детства? Что это была за жизнь? Жизнь, где сына постоянно поджидали смертельные опасности и трудные решения. Как Отец мог допустить подобное?! Разве можно называться после подобного родителем? После чего…        Не зная куда деваться от этого роя вопросов и странных мыслей, мужчина переводит взгляд на футон рядом с собой. Китаро тоже что-то беспокоит. Он хмурится во сне, сбивчиво дышит, а потом внезапно начинает плакать и звать Отца. Тот сразу берёт его на руки и прижимает к себе.       — Мне приснился страшный сон, — всхлипывая, говорит мальчик. — Я превратился в большого монстра, а ты меня не узнал и боялся, — он снова плачет и даже не представляет, что этот сон становится последней каплей для папы.       — Прости меня, Китаро. Прости, я ужасно виноват, — отец качает его на руках, а его голос предательски дрожит. — Мне стыдно, что я не признал собственного сына. Я ужасен… Китаро вдруг перестаёт плакать и удивленно смотрит на него, а потом крепко обнимает.       — Я тебя всё равно люблю, каким бы ты не был, — тихо произносит он, и всё вокруг проваливается в темноту.

***

      Когда Отец просыпается, то видит над собой встревоженного сына. Пару секунд смотрит на него снизу вверх, а потом на своё крошечное тело, которое спокойно умещается на ладони мальчика.       — Тебе приснился кошмар? Ты так ворочался, что едва не упал со стола. А ещё плачешь.       Боли больше нет. Вот оно. Вот настоящий мир и настоящий сын. Сын, у которого нет воображения, нет игрушек, а всё детство он посвящает борьбе со злом. Китаро не грезит той жизнью, что приснилась его отцу, он не знает, что так можно, и вряд ли захочет что-либо менять. Ему это не нужно. На самом деле это просто были эгоистические мечты его родителя. Только сейчас Медама, как никогда, понимает, что они всегда жили счастливо.       — Нет, это был не кошмар. Это очень хороший сон. Он заставляет задуматься.       — А, вот как, — тревога Китаро проходит, он заливает горячую воду в старую глубокую пиалу и улыбается: — Ванна готова. Я люблю тебя, каким бы ты не был.