Cliché prompts

       Такое чувство, что в голове Луки репетирует марширующий оркестр — и, к сожалению, это вообще не классный марширующий оркестр. Он действительно должен перестать позволять Эмме склонять его попробовать ее смертоносные коктейли. Последнее, что он помнит, — это какой-то бешено-дурной танец, когда она протянула ему неоново-розовый напиток, который он выпил залпом. Он понятия не имеет, как и тем более когда добрался до дома.        Боже. Пульсация в черепе усиливается с каждым движением, каким бы незначительным оно ни было, но ему очень хочется пописать, да и в горле пересохло. Глоток воды представляется раем — это также может помочь с неприятным вкусом мертвой птицы на его небе.        Он лежит в состоянии нестояния еще несколько минут, стонет и проклинает свою судьбу, пока его мочевой пузырь не раздувается до такой степени, что становится больше невозможно игнорировать его, и с геркулесовым усилием Лука тащится в ванную, когда вдруг слышит шум на кухне. Янн уехал с родителями на выходные, так что… кто там, ебать его за ногу, гремит кастрюлями и сковородками?        О состоянии похмелья Луки красноречиво говорит то, что его первой реакцией был не страх, а ярость. Кто бы там ни был, он должен вести себя охуительно тихо, иначе Лука оторвет ему голову. Он топает в сторону крохотной кухоньки, готовый озвучить этот закон, когда его мир переворачивается с ног на голову, что аж дыхание в зобу спирает.        Там, одетый только в боксеры, стоит Элиотт, радостно напевая и что-то помешивая, — Лука не может уделить достаточное внимание содержимому кастрюли, опасаясь, что его начнет тошнить еще сильнее, чем сейчас.        Его топот, должно быть, был достаточно громким, чтобы перекрыть напеваемый Элиоттом мотив, потому что тот поворачивается и сияет в сторону Луки, как самое что ни на есть солнце.        — Доброе утро, красавчик! Я готовил тебе завтрак… хотел принести его тебе в постель. Я не думал, что ты так скоро встанешь.        Он подмигивает Луке, а Лука… блять. Лука чувствует, как вся кровь отхлынула от его лица, сердце больно бьется о ребра, и он не может дышать.        Он складывает дважды два за долю секунды: Элиотт на кухне, ранним утром — по совпадению, выглядит великолепно в мягком свете, но это неудивительно — в своих боксерах, и Лука, к счастью, тоже в нижнем белье, но это крошечный божий подарок, как и положено всем благодатям — а затем наступает конец света, товарный поезд грохочет в его мозгу, и… Боже. Блять, блять, блять. Пожалуйста, пусть все будет не так, как кажется.        — Э-э… — заикаясь, бормочет он, заставляя шевелиться свой сухой язык и потрескавшиеся губы. — Что… что ты здесь делаешь?        Элиотт поднимает брови в удивлении.        — Ты не помнишь? — он прижимает руку к сердцу, прямо под татуировкой — Лука смотрит на нее, и, Боже, он ничего не может с собой поделать, но все, о чем он может думать, — это провести по ней языком, — и имитирует смертельную рану. — Лучшая ночь в моей жизни, а ты ее не помнишь?        Блять. Лука хочет умереть на месте.        Это было бы просто его видом везения — фантазировать о своем друге в течение многих лет, только чтобы привести его домой ради секса на одну ночь, когда он сам, блять, был слишком в говно, чтобы даже помнить об этом.        Элиотт пристально смотрит на него, а Лука… Лука понятия не имеет, что делать или говорить. Он уповает на то, что он не выпалил признания в любви во время их совместного времяпрепровождения — он не смеет поднять глаза на Элиотта.        — Что… что произошло, конкретно? Что мы… сделали?        Голос Элиотта понизился на несколько октав.        — Ты всего лишь потряс мой мир, Лука. Ты сделал одну штуку своим языком, и я умер и попал на небеса. Но мне все равно немного жаль, что я не смог заставить тебя кончить в четвертый раз…        Кровь снова прилила к лицу Луки — теперь он, должно быть, покраснел, как пожарная машина, — и он медленно опускается на пол, обхватив себя руками.        — Пожалуйста, нет, — бормочет он, — Боже, просто… это не может быть правдой…        Долгое время Лука слышит только шипение еды на сковороде, капающий в чашку кофе и настойчивый низкий стук под веками, пока Элиотт снова не заговаривает своим нормальным голосом.        — Я просто пошутил. Я привез тебя домой, и мне было лень возвращаться, поэтому я спал на диване.        Лука чувствует, как его легкие снова наполняются воздухом от слов Элиотта, и с облегчением выдыхает: «Ох, блять, спасибо!». Он смотрит на Элиотта, но тот не смеется над тем, что разыграл Луку. Он смотрит на Луку со штормом, отражающимся в глазах, и, когда Лука открывает рот, чтобы заговорить, он делает непочтительный жест и поворачивается обратно к плите.        — Завтрак почти готов, — говорит он отрывисто.        Лука смотрит на спину Элиотта, его плечи напряжены, движения резкие и обрывистые.        — Э-э, хорошо? — неуверенно отвечает он, и это больше похоже на вопрос. — Спасибо за готовку. И за то, что позаботился обо мне вчера…        — Не парься. Ни одно доброе дело не остается безнаказанным, верно?        Элиотт цинично смеется, и это сбивает Луку с толка.        — А? Что?        Элиотт реагирует не сразу, а потом выключает плиту и стоит, замерев, спиной к Луке.        — Я не знал, что ты так обо мне думаешь. Как будто это было бы такой огромной катастрофой — переспать со мной.        Лука хочет что-то сказать, но не знает, как все объяснить, не признавшись, что он был по уши влюблен в Элиотта со школьных времен, поэтому он молчит — и, возможно, это неправильная реакция, потому что Элиотт поворачивается к Луке, и его лицо искажается от тяжелых эмоций. Лука пытается расшифровать их — гнев, боль, — но его мозг еще не полностью уловил их, поэтому он просто смотрит на своего друга с открытым ртом, не уверенный в том, что происходит.        — Я понимаю, что ты не влюблен в меня, но ты не должен вести себя, будто тебя настолько, блять, сильно оскорбляет мысль о том, что у нас мог быть секс, Лука.        — Но… Ты же сказал, что у нас ничего…        Элиотт повышает голос.        — Нет, блять, у нас ничего не было, но это не был бы конец света, если бы мы переспали, а ты именно так себя и ведешь! Блять. Я и не подозревал, что вызываю у тебя такое отвращение. Я же не стал бы просить тебя выйти за меня замуж только потому, что мы потрахались!        Элиотт, кажется, очень расстроен, и у Луки кружится голова.        — Дело не в этом… — осторожным голосом пытается он, но Элиотт, видимо, не хочет слушать, и он выходит из кухни в гостиную, где, по предположению Луки, оставил свою одежду. Лука пытается уловить нить разговора, но ничего не получается.        Через несколько мгновений Элиотт снова появляется в проеме, полностью одетый, с мрачной складкой вокруг рта.        — Я ухожу. Тогда тебе не придется мучить себя мыслями о трахающихся нас, потому что это, кажется, просто пиздец как тебя отталкивает.        А Лука все еще не может ясно мыслить, его голова раскалывается, и он не может остановить слова, срывающиеся с его губ.        — Но я все время об этом думаю!        Элиотт, который пытался найти свою обувь, резко останавливается и медленно поворачивается лицом к Луке, который все еще сидит на кухонном полу, прислонившись спиной к стене, обхватив себя руками и подтянув колени.        — Что? — без интонации, без эмоций спрашивает Элиотт.        Лука делает глубокий вдох.        — Я все время думаю о том, каково это — переспать с тобой. Это… это не отталкивает меня. Совсем… совсем наоборот, на самом деле, — запинаясь, заканчивает он, глядя на грязные плитки перед собой. «Надо бы почаще мыть эту кухню», — думает он, когда вдруг Элиотт присаживается на корточки прямо перед Лукой.        — Посмотри на меня, — требует он, но Лука качает головой — что не самое умное, потому что пульсация в его глазах мгновенно усиливается, — и Элиотт тихо повторяет: — Пожалуйста, посмотри на меня, Лука.        И Лука бессилен против нежности в голосе Элиотта, и он смотрит на него, как олень на свет фар.        — Тогда почему ты так отреагировал? Как будто должен наступить конец света, когда ты думал, что мы переспали? Ты так обрадовался, когда я сказал, что пошутил.        Лука знает, что на этот раз лучше не качать головой.        — Потому что я ничего не помнил! Если у меня будет секс с тобой, я, по крайней мере, хочу помнить об этом! И потому что… потому что я волновался, что сказал или сделал что-то, что могло бы сделать наши отношения странными…        Элиотт реагирует не сразу, а потом неуверенно, с легким подрагиванием в голосе произносит:        — Например… например, что?        И Лука хочет отрицать, что он вообще хоть что-то говорил, хочет ткнуть Элиотта кулаком в плечо, как он обычно делал, но, может быть, во всем виновато его похмелье или, может быть, эта странная близость между ними на полу на кухне воскресным апрельским утром, прежде чем Париж проснулся, или, может быть, это просто время для честности — но, какова бы ни была причина, он делает глубокий вдох и смотрит Элиотту прямо в глаза.        — Например, что я, возможно, сказал «да», если ты попросил меня выйти за тебя замуж.        Долгое время ничего не происходит, но потом, наконец, на красивом лице Элиотта появляется его солнечная улыбка.        — Ты сказал бы «да»? — шепчет он, и Лука кивает.        Глаза Элиотта сверкают, и на одно безумное мгновение Лука искренне верит, что земля перестала вращаться. Затем Элиотт наклоняется, хватает лицо Луки своими большими руками и притягивает его ближе, пока их губы не оказываются на волосок друг от друга.        — Ты запомнишь это? — озорно спрашивает Элиотт, и Лука закатывает глаза, но тихо мычит в ответ. Они так близко, что Лука скорее чувствует, чем видит ответную улыбку Элиотта, а затем губы Элиотта оказываются на его губах, и все остальные мысли улетучиваются. Он больше не чувствует головной боли, и головокружение, которое приходит на смену, намного лучше, чем любой алкогольный кайф, который он когда-либо испытывал.        Слишком скоро Элиотт отстраняется и встает, увлекая за собой Луку.        — Пошли, — легкомысленно восклицает он, направляясь в спальню Луки.        — Подожди, что? Куда мы идем? Что ты делаешь?        Элиотт смеется, беззаботно и уверенно.        — Может быть, я солгал. Может быть, я попрошу тебя выйти за меня замуж после того, как мы трахнемся. Так что поторапливайся уже…