Тринадцатый

Барни выгибался на постели. Грави-импульсы подбрасывали его мощное тело, как пылинку. В полную силу они могли бы размазать хэд-краба и причинить увечья человеку, но Гордон, конечно, не имел намерения покалечить любовника. Калхаун раскинулся, подставляя трескучим лучам свое тело. Они стегали его, вдавливали в кровать, кое-где даже оставляли синяки, но Барни только раззадоривало чувство опасности. Он крупно задрожал, матерясь, когда жгучая оранжевая плеть хлестнула его по члену. Мужчина сомкнул ноги, лишь на мгновение, однако Гордон рыкнул: - Где твоя выдержка, солдат Альянса? В их ролевой игре Мессия наказывал комбайновского задиру. На самом деле Барни и не нужно было вживаться в роль, все лежало на поверхности. Вина, скрытые страхи, жажда искупления. Боль, смешанная с удовольствием позволяла ему раскрепоститься и достичь разрядки. Гордон послал разряд ровно в то же место; Барни вскрикнул, подбрасывая бедра и извиваясь как… Как люди на пыточном кресле. "Проклятье". Барни обмяк, пряча глаза. - Раздвинь ноги, - скомандовал Фримэн, и он отставил хандру в сторону, подчинившись. Следующие импульсы легкими укусами прошлись по груди и животу, внутренним сторонам бедер, дразня. Когда он потянулся руками к члену, более не в силах выносить эту пытку, гравитация пригвоздила его к постели, не давая пошевелиться. - Нет. - Гордон, - захныкал Барни, еле дыша, на него будто свалилась бетонная плита, - Гордон, прошу тебя... Гордон наконец отпустил его, позволив вдохнуть полной грудью. Сердце подпрыгивало в тесноте ребер, в голове слышался шум прибоя, но Фримэн не дал ему передышки, ударив молнией по яйцам. - Ауу, - взвыл Барни, вжимаясь спиной в холодную спинку кровати и массируя ладонью чувствительную мошонку. Яички поджались, свидетельствуя о крайней степени возбуждения их владельца. Гордон сурово нахмурился, подтягивая его пушкой к себе: - На колени, Калхаун. Или какое там у тебя прозвище в твоей ссаной Гражданской Обороне? Барни всхлипнул, становясь раком: - Т-т-тринадцатый, сэр. - Счастливчик, значит, - едко хмыкнул Гордон, - Можешь одинаково усердно молиться как Покровителям, так и дьяволу. Барни чуть не плакал - Гордону удалось задеть его за живое. - Так точно, сэр. Манипулятор нулевого уровня подтянул Барни еще ближе, скребя своими сверхпроводниками трепещущие от напряжения бедра, поджавшийся живот. Мужчина чувствовал, как горловина сминает его ягодицы, поднимая таз в воздух. Тревога и похоть смешались в нем в зловонную клокочущую смесь, которую он выпил залпом, не морщась. - Боже, Гордон, прошу тебя, - взмолился едва слышно Барни. Он развел ягодицы, слыша, как проворачивается ручка на устройстве. Оно загудело, медленно и мучительно выворачивая его наизнанку. Порция смазки вылилась из него, пачкая защитную рамку на дуле пушки. - Сильнее... Гордон врезал ему по заднице. - ...Сэр, - поправился Барни. Фримэн управлялся с пушкой так хорошо, так тонко. Он тянул и отпускал его, импульсы прокатывались вдоль прямой кишки, вызывая хриплые гортанные стоны Калхауна. Фримэн опять звонко шлепнул его по большой аппетитной заднице, с удовлетворением впитывая прерывистый всхлип: - Какой же ты сочный, Тринадцатый. Грави-пушка пробирала глубоко, посылая электрические разряды по позвоночнику Барни. Он уже не чувствовал своих ног, вгрызаясь руками в простынь. - Гордон! - воскликнул Барни, когда четыре пальца проникли во влажную, страждущую плоть. Затянутые его же, мать ее, комбайновской перчаткой из мягкой синтетической кожи. Гордон на этот раз не стал наказывать его за вольности: достаточно уже было того, как он сейчас чавкает для него. Барни просто потерялся в собственных стонах, рецепторы сиреной вопиют о наполненности. Все потому что его кулак сжался внутри. - Ты такой красивый сейчас, - услышал он в промежутках между поскуливаниями. Будто чужими: настолько они были высокими и, блять, умоляющими. - Сладкий. Гордон принялся долбить его жопу стиснутым кулаком так рьяно, что подкашивались колени. Сильные ноги Калхауна вмиг обратились в поджаренный в микроволновке пластилин, он держался только на силе воли и похоти, заставляющей его подкидывать зад вверх и повизгивать: - Еще. Еще. Фримэн крутанул в его утробе рукой влажно и звучно. Барни вдарил с силой кулаком по матрасу, ругаясь так крепко и горячо, что у неженки Моссман, наверное, отвалились бы уши. - Иди-ка сюда, рядовой, - пророкотал Гордон, раздвигая его сфинктер так, чтобы показалась красная мякоть, - Я надеру тебе задницу за твои словечки. Где ты их наслушался? Неужели мама никогда не мыла твой грязный рот с мылом? Барни протянул руки назад, держа себя за края и беря в зубы противную, пыльную простынь. Грави-пушка испускала мягкое оранжевое сияние. У Барни слезы брызнули из глаз от напряжения, кисти рук дрожали, стиснутые настолько сильно, что кожа на костяшках готова была лопнуть, а на головке члена показалась капелька мочи. Отложив пушку в сторону, Гордон обвел пальцами ствол инвагинированной кишки. Он широко раззявил челюсти, обтягивая ее горячими губами. Барни рвал на себе растрепанные волосы, захлебывался воздухом и тараторил: - Гордон... сэр... соси меня… соси... соси... Фримэн поддался, всасывая нежную слизистую глубже. При этом обильно смазанная перчатка обернула член Калхауна. - Гордон! - снова позвал Барни бездумно, теряя рассудок, - Пожалуйста, Гордон… Любовник ласкал его мясистый пролапс в такт движениям ладони на члене. Рот поглощал красный бутон осторожно, но жадно; дико заведенный Фримэн сам тихо постанывал, вбирая его до самого горла, и от этого в член Калхауна словно впивались острые иглы. - Потужься для меня. Гордон аккуратно затолкал кишку обратно, дроча ему так быстро, что Калхаун невольно напрягся, и алый цветок из нежнейшей плоти вновь раскрылся перед лицом Фримэна. Барни почувствовал на себе его сладострастные поцелуи; влажная от слюны борода щекотала его так нужно, так, сука, охуенно... он даже перестал ощущать руку Гордона на члене, наслаждение мягким ватным шаром надулось внизу живота и сквозь него только проступали горячими каплями эти жаркие поцелуи. - Блеаааать, да! - кровь бросилась в голову, глаза закатились. Барни забился в неистовстве, кончая, как в последний раз. Могучие руки с треском порвали ветхую простынь, а горло прорвалось вскриком столь похабным, что Гордон кончил бы еще раз, если бы не сделал этого минуту назад, пока дрочил. Фримэн бережно вернул все на место, прикрыв отверстие сфинктером. Барни слабо вытянул руку, чтобы Гордон сделал ему инъекцию личиночного экстракта. Это было нужно, чтобы после нагрузки мышцы Калхауна восстановили эластичность, а анус благополучно затянулся. Гордон лег рядом, протирая его от спермы. Он не рассыпался в извинениях, за что Барни, кстати, был ему очень благодарен. Фримэн долго вглядывался в румяное лицо, и Калхаун не был уверен, что точно знает, о чем он сейчас думает. Когда Гордон поднял руку, Барни слегка вздрогнул, но он лишь пригладил соболиные брови, блестящие от пота. - Игра закончилась, Барни, - напомнил он. Большие оливковые глаза моргнули и закрылись. Калхаун ощутил губы на своих губах, расслабляясь и зарываясь пальцами в его волосы. Буря эмоций в его груди наконец улеглась, уступая место сонливости и неге. Совесть на некоторое время отступила в свою пещеру где-то у него в голове, сыто скаля зубы. Но пройдет время, и она снова потребует, чтобы Тринадцатый заплатил дань.