Почему бы и нет?

Мэрилин вернулась в коттедж довольно поздно. Конференция о ее новой книги затянулось. В ее автобиографию она влила многое. Всё, что накопилось в душе. Всё, что так всех интересовало, она рассказала без утайки. Ответила на каверзные и личные вопросы. Просто потому, что устала скрывать, прятаться и лгать. Ей хотелось вновь стать открытой. Хотелось что-то делать, не пряча лицо за широкой шляпой. В конце концов, на самой конференции она также поотвечала на вопросы. В том числе и о Тилле. После того, как они вместе появились на премии Грэмми под руку, и без того ходившие слухи про них поползли с большей скоростью. Это событие едва ли не стало главной темой для обсуждений. Ведь после печального развода с Паулем Ландерсом и после не менее грустных, но, благо, коротких отношений с Джонни Деппом Мэрилин потерялась из виду масс-индустрии. Будто залегла на дно. И спустя почти год безмолвия (и около пяти лет музыкального затишья) певица представила свой новый альбом, пропитанный болью и страданиями, а также автобиографическую книгу «Наедине с собой». Новый альбом пробирал до мурашек, заставляя чувствовать все переживания лирических героев. Мэнсон возвела в абсолют проблемные отношения всех видов и вариантов, создав из них настоящий ночной кошмар парочек. Все в стиле «Великой и ужасной». Но нашлось место и простому человеческому одиночеству. Именно эта песня была посвящена непосредственно самой Мэрилин и ее бывшему мужу. Это были те эмоции, которые она должна была выплеснуть, чтобы продолжить жизнь с новой страницы. И на этой странице расписался Тилль. Дружба их была длиной почти в двадцать лет. Особая дружба. Мэрилин и Тилль не называли друг друга близкими или лучшими друзьями. Это было нечто особенное, нечто большее. Они прекрасно понимали, что у кого было на душе и на уме. Помогали справиться с трудностями, так, как никто другой бы не смог помочь. Делились сокровенным, всем на свете. Вдохновляли друг друга. Тилль принимал Мэрилин такой, какой она была, не осуждал, не пытался изменить ее. Он позволял ей быть собой и мог выразить лишь беспокойство, когда какие-то поступки совершенно не нравились ему. И Мэнсон сама решала, следовать совету или нет. Она во многом была благодарна Тиллю. Это была почти платоническая любовь. Ненормальная, странная, безумная для других. Но кто бы что ни говорил, однако на душе становилось спокойней, стоило положить голову на широкое плечо Линдеманна. Печали и невзгоды проходили. Не надо было слов, ничего не нужно было, просто побыть рядом. Тилль знал все про подругу. И не выдавал ничего другому своему другу — Паулю. Да, бывший муж знал меньше. Но только так Мэрилин могла создать счастье в семье, по ее мнению. Паулю не хватило бы всей его любви к ней, чтобы принять каждого ее демона. Тем не менее, они вырывались наружу и заставили разойтись разными путями. Мэрилин и Тилль приняли решение, которое давно витало в воздухе. Жить вместе. Почему бы и нет? Что им мешало? Они могли приводить домой любых партнеров, ведь сами не пара. Могли встречаться с кем угодно, ведь не были связаны абсолютно ничем. Но глубокое одиночество разъедало изнутри, стоило остаться наедине со своими мыслями, разумом, что начинал быстро деградировать. Но, пока они были вместе, это состояние сходило на нет. Все было ничего ровно до тех пор, пока Мэрилин и Тилль впервые не переспали. Они продолжали отрицать любые любовные отношения, при этом от периодического секса никто не отказывался. Они походили на пожилую супружескую чету: завтракали за полдень, много гуляли, музицировали, читали, просто смотрели передачи по телевизору и крайне редко уходили в спальню «пошалить». В книге она также затронула их, ведь Линдеманн был частью ее жизни. Теперь любопытство жаждущих подробностей фанатов и СМИ были удовлетворены. Мэрилин практически с чистой душой вернулась домой. Тилль мог спать, но, судя по свету из спальни, тот не собирался еще ложиться. Мэнсон была рада получить на ночь глядя массаж и уснуть полностью расслабленной. Забежав сразу в душ, вокалистка избавилась от макияжа, а заодно смыла с себя ощущение сотни прикованных глаз. Она будто в один момент взорвала много бочек с порохом. Страшно завтра заходить в интернет. Грязи на нее не пожалеют, обольют еще и Тилля. Казалось бы, им не привыкать, но каждый раз осадок да оставался. Они люди, а не роботы, что могли не замечать негатива в свою сторону. Накинув на голое тело шелковый халатик темно-фиолетового цвета, Мэрилин вышла из ванной комнаты и пошла в спальню. Не успев тронуть и ручки двери, Мэнсон услышала странные звуки, раздающиеся в комнате. Весьма беспардонно она распахнула дверь и застала Тилля, нависающего над Петером Тэгтгреном. Двое мужчин занимались сексом. Ничего удивительного в этом не было, но Мэрилин была уверена, что любовники расстались, но вот они были здесь и трахались. Тэгтгрен вздрогнул от неожиданности, выпрыгнул из-под Тилля и едва не свалился с кровати. Немец же просто сел, безэмоционально смотря на Мэрилин. — Как все прошло? — будничным тоном спросил он. — Отлично. Я бы посоветовала не залезать в соцсети какое-то время, — проговорила Мэрилин, заходя в спальню. — Петер, тут все свои, можешь не прятаться, — добавила вокалистка по-английски. — Неудобно вышло. Я пойду, — раздалось от шведа, что сидел спиной, прячась за широким телом Тилля. Он что-то искал, должно быть, трусы. — Прости, что не предупредил, — произнес Тилль. Мэнсон лишь отмахнулась, мол, все нормально. В голову закралась совершенно безумная идея. Такого они еще не пробовали, но когда, если не сейчас? — Я сейчас уйду, — буркнул Петер, найдя нижнее белье. — Не надо, — ответила Мэрилин. Она потянула за пояс халатик, и тот легко сполз на пол. Тилль с недоумением посмотрел на подругу, но останавливать ее не торопился. Вокалистка тихим, но уверенным шагом подкралась к кровати и забралась на нее. Женские руки опустились на татуированные плечи Петера, а грудь коснулась его спины. Тэгтгрен вскинул голову, осознав, что случилось. — Не уходи, милый, мы можем вместе продолжить, — прошептала Мэрилин ему на ушко. Кончик языка коснулся мочки инструменталиста. — Ты же не боишься девушек? — Ч-что?.. Мэрилин, послушай… — но Тэгтгрену не дали договорить, желание вокалистки было сильней. Она увлекла его лечь на спину, а сама оказалась сверху. Петер был смущен и напуган. Брови его нахмурились, создавая забавную морщинку между ними. Он не понимал, как действовать и боялся лишний раз пошевелиться. Если бы хотел сбежать — сбежал. Тилль же продолжал сидеть рядом, ожидая продолжения. Мэрилин заправила за ухо прядь черных волос, чьи кончики сейчас щекотали лицо Тэгтгрена. Длинным ноготком она провела по контуру его лица, коснулась носа с горбинкой и остановилась на губах. В Мэнсон бушевали эмоции и желание. Желание надеть на это личико маску, засунуть в рот кляп, сдавить шею ремнем и использовать бедолагу как животное, заставлять его смотреть на то, как Тилль трогает ее, как трахает ее, засаживая как можно глубже. Петер должен был стать куколдом, наблюдая, как любимый ему человек изменяет. Он должен был получать от этого удовольствие, она бы его заставила! Мэрилин прекрасно знала, что у Тэгтгрена остались чувства к Тиллю. В этом они с Паулем похожи… Вот только Ландерс нашел другую любовь, с которой был сейчас счастлив, а Петер… Увы. Но сегодня нужно было сдержать свою садистскую натуру и изменить игру. — Мэрилин, я правда… Я лучше поеду… — однако его перебили. Мэнсон поцеловала Петера, не позволяя договорить. Шаловливые руки поползли к груди шведа, трогая соски и слегка пощипывая их. Язык вокалистки пытался сплетаться с языком инструменталиста, но все заканчивалось тщетно. Нежным движением Мэрилин погладила Петера по щеке. Он уже окончательно был смущен ситуацией. — Я же вижу, что нравлюсь тебе. Когда у тебя девушка была последний раз? — с хитрой улыбкой спросила она. — Это еще… От Тилля… — смекнул Тэгтгрен про стояк. — Мы могли бы хорошо провести время вместе, — донеслось от Линдеманна. Он нагнулся рядом над Петером и непринужденным образом поцеловал Мэрилин на глазах Петера. — Смелей, она не кусается, если быть нежным. Рука Тилля легла на ягодицы Мэнсон. Упругие, но весьма мягкие, как шарики-антистресс. Немного прогнувшись, вокалистка позволила двум толстым пальцам войти в себя. Его встретили пульсирующие от желания стенки влагалища. Немец предпочел пока медленно двигать пальцами, слегка сгибая их. — Не бойся меня, — прошептала Мэрилин и снова поцеловала Петера. И на этот раз получила от него ответ. Все еще неуверенно и смущенно, Тэгтгрен повернулся и нормально сел на кровати. Стоило его члену оказаться рядом, как Мэрилин незамедлительно вобрала его в рот, слегка надрачивая у основания. Тэгтгрен вздрогнул и заскулил, как вдруг замолчал. Подняв глаза наверх, Мэнсон увидела целующихся мужчин. Никогда раньше она не видела такую страсть между партнерами. А они красиво целуются… Неожиданно ее схватили за волосы и заставили встать на колени. Два мужских тела зажали ее с двух сторон. Мэрилин взяла руки Петера и положила к себе на грудь. — Давай же, ты, наверное, и забыл какие они на ощупь, — подтрунивала вокалистка. — Она продолжает дерзить, ты смотри, — подключился Тилль. Повернув подругу за подбородок, он с особым удовольствием засунул язык в ее рот, целуя грязно, не забывая прикусывать губы. Мэрилин прикрыла глаза, отвечая на поцелуй. И тут ее сосков коснулось нечто влажное. Распахнув глаза, она увидела, как Петер примкнул к ее груди. Наконец-то. Мужчины уже были готовы, оставалось выбрать позу. Мэнсон ласкали двое партнеров одновременно. Один своими сильными и сухими ладонями гладил талию, наминал ягодицы, желая оставить на них синяки, едва касался половых губ, а потом снова убегал куда-то вверх, к ребрам, или вниз, к бедрам. Его губы блуждали по выступающим позвонкам, задерживались на шее, даруя очередной засос. Действия Тилля были грубоватыми, пропитанными властью и силой. Он терся членом об ее задницу, вынуждая прогибаться, ведь совсем немного не хватало до того, чтобы войти и просто затрахать, как он обычно это делал. Второй же, юркими и ловкими руками, довольно нежно ласкал Мэнсон. Петеру особенно понравилась женская грудь, что еще не растеряла своей упругости. Задерживался он на ней то руками, то губами. Сколько же следов останется на женском теле после этой ночи. Он мягко пощипывал кожу, покручивал сосками, будто на старом радио искал нужную волну. Проходился языком по линии татуировок и встречался с Тиллем на шее Мэнсон. Обменявшись несколькими поцелуями, они возвращались к своим действиям. Тэгтгрен вошел сразу тремя пальцами в мокрое лоно, вызвав сдавленный стон от Мэрилин. Она с охотой насаживалась на них и закатывала глаза. Осознав, что вокалистка готова, Тилль отодвинулся от нее и потянул вниз, заставляя лечь. Петер оказался сверху. Мэнсон коснулась его губ пальцем, а после надавила и проникла в рот. Тэгтгрен принялся облизывать палец, посасывать его, а затем переключился и на всю руку, зацеловывая ее. Улыбнувшись, Мэрилин поддалась вперед и уже сама поцеловала инструменталиста. Сигаретный привкус придавал пикантности. В голову проникла мысль, что следует после подарить Петеру сигареты получше. Но все лишнее быстро выветрилось. Вокалистка застонала от удовольствия, когда член вошел в нее. Влагалище почти ликовало: наконец-то средний по размеру пенис. На губы ее опустилась головка другого члена — Тилля. Долго облизывать ее не дали, даже взять в рот не получилось. Минет начал делать Петер, вернее, его заставили, схватив за волосы и насадив. Линдеманн не давал и пошевелиться, создавая свой ритм, пока Тэгтгрен трахал девушку в своем. Немного сдвинувшись вбок, Мэнсон удалось тоже включиться в процесс. С причмокиванием и обильным пусканием слюны она целовала основание органа и яички. Зрелище завораживало. Инструменталист не просто отсасывал, а делал он это с особым интересом. Губы смыкались и размыкались, создавая дополнительные ощущения. Длинный язык давно знал, какие именно части задеть, чтобы понравилось партнеру. Тэгтгрену было достаточно просто потереться им у самого конца и чуть поцеловать, как Линдеманн терял всякое самообладание. В такие моменты и сам Петер забывал, что кого-то трахал, отчего Мэрилин приходилось самой двигать бедрами, после чего швед вспоминал о ней. Девушка могла бы вечно смотреть на то, как член исчезает и появляется у него во рту. Мерзко, но красиво. Они будто забыли, кем являлись. В частности, забылся Петер. Еще пару минут назад он ломался и смущался, но теперь он погряз в их липкой и спутанной паутине. Петер испытывал настоящие чувства к Тиллю. Несколько лет они были даже в отношениях, но после расстались в силу тяжелого характера обоих и некоторых разногласий. Это было похоже на отношения Пауля и Мэрилин, вот только Линдеманн был человеком, знающим чего он хотел от жизни. Куда до него девушке с ветром в голове и стремлением к вечной свободе и независимости от всего. Тилль мог быть редкой занозой в заднице, мог быть груб, агрессивен, когда не в настроении, но, по крайней мере, Петер мог быть уверен, что его любимый человек ему не изменит, не убежит, испугавшись ответственности, не устанет от семейной жизни. У Пауля никогда не было этой уверенности. Он думал, что помог поменяться своей жене, но на деле ему просто очень хорошо лгали. И даже дети не смогли поменять ее… И что теперь? Свободный Тилль трахал кого угодно, стоило только ткнуть пальцем, а Петер бы кусал локти. Вряд ли ему нравился концепт свободных отношений. Что тогда сейчас происходило? Сунул, вынул и пошел? Или Мэрилин испортила Тилля, и тому теперь было плевать на чувства бывшего? Зачем она об этом думает? Ревность?! — Блять! — вскрикнула Мэнсон, когда в нее толкнулись особенно глубоко. — Сядь ему на лицо, — прохрипел Тилль. Опрокинув на спину Петера, вокалистка села на его живот. Торопиться не стала. Тэгтгрен, кажется, был на грани. Обхватив его член ладонью, Мэрилин ощутила, как пульсировали вены. Большим пальцем она надавила на голову и задела специально ногтем кожу. Орган был полностью покрыт женскими выделениями, блестел на свету. Немного подрочив и получив за спиной сдавленное скуление, Мэнсон наконец-то опустилась и обхватила губами член. Головка уткнулась в нёбо, язык ощутил вкус собственных соков. Мужское начало купалось в слюне, отчего та стала вытекать тонкой струйкой из уголков губ. Зато другие губы получили свой поцелуй и игривый язычок. Но недолго музыка играла, недолго Петер куннилингус делал. Тилль вступил в игру, ворвавшись в податливое тело. Руки обхватили талию, не оставляя ни единого шанса убежать или отодвинуться. Между их телами было минимум расстояния. Толчки были короткими и быстрыми, Линдеманн вошел во всю длину. Это был тот случай, когда все пространство было заполнено мужским началом. Затрагивалась каждая клеточка, каждый нерв. Толчки были как разряды электричества — мурашки нескончаемым потоком бегали по девушке. Тела шлепались друг о друга, выбивая из легких весь воздух. Грудь забавно качалась. Линдеманн вдруг прервался, до боли сжал ягодицы и сделал несколько грубых движений. Был бы рот свободен, вокалистка бы взвизгнула. Ощущения и чувства перемешались. Тилль трахал так, что сложно было понять, делал ли там Петер что-то. Наблюдал или помогал — неизвестно. В конце концов, желание просто расслабиться и стонать настолько стало сильно, что Мэнсон не смогла довести Тэгтгрена и просто уткнулась ему в пах, получая членом по щеке. Ее грубо трахали, раз за разом заставляя стонать, как последнюю проститутку. — Садитесь оба, — приказал Тилль. Кое-как перебирая ватными ногами, Мэрилин села на колени. Ее придерживал тоже измотанный, но еще не кончивший Петер. Целуясь с ним, вокалистка ощутила, как Линдеманн погрузил в ее лоно пальцы, загреб естественных выделений и, раздвинув ягодицы, смазал анус. К этому она была не совсем готова. Тилль знал, как правильно разработать задний проход, поэтому делал это почти безболезненно, несмотря на толстые пальцы. В этом было что-то свое приятное. Мэрилин оставалось только тихо постанывать и неспешно надрачивать член Петера. — Держи ее, — попросил Линдеманн и залез на кровать, вставая на колени. Придерживаясь за плечи Тэгтгрена, Мэрилин села на него. С другой стороны, оказался Тилль, что отдавал жаром. Его крепкие руки раздвинули ягодицы, и головка члена проскользнула в анус. Двойное проникновение. Мэнсон даже затрясло. Сердце застучало от такого, голос застрял в горле, рот просто распахнулся. Мужчины медленно задвигались в ней, пытаясь быть осторожными. Вокалистка помогала им, слегка приседая и поднимаясь. Ее грудь томно дышала и то дело подвергалась поцелуям и сжатиям с обеих сторон. Найдя нужный ритм, троица получала тройное удовольствие. Девушка не сдерживала стонов, закатывала глаза и всячески показывала, как ей это нравилось. Тилль дышал ей прямо в ухо, издавая странный хрип. Он целовал ее в щеку и гладил бедра. Петер же был где-то на своей планете. Никому не смотрел в глаза, дышал через плотно стиснутые зубы, и из него редко выходил стон. Лицо его покраснело, волосы и бородка растрепались. Он стал снова смущаться. — Посмотри на нас, — проговорила Мэрилин, отодвинув выбившиеся волосы с лица. — Пожалуйста, взгляни. Прошу… И Петер повернул голову. Мэнсон расплылась в улыбке. Этот взгляд… Она навсегда его запомнила. Он видел в ней конкурентку. — Умница… Аккуратно уложившись на кровать, троица приближалась к финалу. Губы смешивались в тройном поцелуе, их тела стали единым организмом, двигающимся в безумном действии. Этого ли хотела Мэрилин? Такой ли жизни? Хотела ли портить хороших людей? Отравлять своей хаотичной сущностью? Впутывать других в этот водоворот? Петер мог уйти и отказаться, но она его схватила, завлекла, вынудила. И что сейчас? Влюбленный человек участвовал в мерзком цирке недоотношений, полиамории, свободных отношений, в привилегии двух недодрузей! Он был втянут в болото одной идиотки. Они оба. Как и Пауль. Тиллю было не место рядом с Мэрилин. Она все портила… По телу прошлась дрожь от накатившего оргазма. Тело накрыла легкая судорога, Мэрилин протяжно застонала. Петер кончил через пару секунд, Тиллю понадобилось еще несколько толчков, после чего он рухнул рядом, тяжело дыша. — Тебе, наверное, надо экстренную кон… — опомнился Тэгтгрен, поняв, что речи о сексе в презервативах даже и не шло. — У меня спираль стоит, — оборвала его Мэрилин и кисло улыбнулась. — И раз ты трахаешься с Тиллем и он до сих пор жив, ЗППП тоже не грозит. Все нормально. Она чмокнула его в кончик носа и поднялась с кровати. Ноги чуть подкосились, промежность и задница отозвались легкой болью. По внутренней стороне бедер потекли белесые жидкости. Опять идти мыться. Подобрав свой халат, Мэрилин покинула спальню. Но у самой ванной комнаты ее нагнал Тилль. — Если хочешь, я потом извинюсь перед ним, — не выслушав, сказала вокалистка. — Но он мог и отказаться. — Я не про это, — ответил Линдеманн. Девушка повернулась к нему. — А про что? — Мы, вообще-то, просто ужинали сегодня и проект обсуждали, а потом… — слушать оправдание от великовозрастного мужчины без штанов и после секса было немного забавно. Мэрилин не сдержалась и коротко улыбнулась. — Он хочет возобновить отношения. — Ваше право. Я-то тут причем? — пожала Мэнсон плечами. — Причем — много где, — сказал он серьезно. Тилль сделал шаг вперед и мягко обхватил женские плечи. — В последнее время ты стала ревновать меня… — Я не ревную! — Мэрилин, — осадил он ее пыл. — Тебе только нужно сказать. Ты знаешь, что. Кажется, наша «дружба» зашла слишком далеко… — Линдеманн погладил ее по щеке. Мэрилин грустно уткнулась в нее. Немец, правда, беспокоился об этом. — Мы не пара. Мы свободные люди. Ты знаешь, что я дорожу свободой. Возвращайся к Петеру. Мы с тобой друзья, — ответила она. — Но… — Тилль, я не люблю тебя! Ты мне дорог, но это не любовь, — воскликнула Мэнсон. — Пусти меня, я в душ хочу. На диване сегодня посплю. Он отпустил ее. Мэрилин закрыла дверь и включила воду. Пока та нагревалась, она взглянула на себя в зеркало. Тело было в кошмарном состоянии. Красные пятна, засосы, царапины, что-то липкое… А еще морщины, мешки под глазами, синяки и изможденные шрамами запястья. Бледное и худое тело не красили даже татуировки, что казались выцветшими. Ходячий мертвец — вот, кто она. Слезы сами покатились по щекам. Вцепившись в раковину, Мэрилин стояла и плакала. Молча, не всхлипывая, не заходясь в истерике. Одиночество и свобода никогда не берегли ее. Никогда она не умела ценить настоящее счастье, не видела его в упор. По глупости или по какой-либо еще причине. Просто не замечала и убегала от него, боясь ответственности. Радость покинула ее, сердце покинуло ее, все покинуло ее. И кому она теперь нужна? Никому.