забыл.

Но разошлись мы быстро. И да, я поверила в то, что сны, мать твою, сбываются. Часто прогоняла в чёкнутых внутренних фантазиях наше расставание. Там оно было таким громким, с ненавистью в глазах, но ещё не угасшей пылкой страстью, что делала последние вздохи в наших почти каменных сердцах. О, да, мы громко били посуду, как в тех дешёвых мелодрамах. Именно в тех. Наших. Мне жаль, что оба не заметили как наши трепетные, хрупкие отношения превратились в ту самую мелодраму, которая не дотягивает даже до уровня турецкой многосерийки. Тогда я своим охрипшим, от наших ночных приключений голосом, кричала, что это самое правильное решение, принятое мною за последние семь лет. Такое правильное, что от неуверенности, не могла разблокировать телефон, выбежав из твоей-нашей квартиры в клятый январь без шарфа, потому что он теперь не мой. Тогда полки в твоём шкафу выдохнули. Я забрала вещи на следущий день, а через три месяца они были заполнены её одеждой. Полки — одеждой, ванна — шампунями и излишней дребеденью, твоё плечо — её головой. Зачем ты позволяешь ей это делать? Недавно видела вас в нашем кафе. О чем-то радостно говорили и делили одно кофе на двоих. Я вернулась к своим мятным с ментолом, когда она прикоснулась своими отвратительными тонкими губами к моей пульсирующей венке, под твоим правим ухом. А я смеюсь, потому что слишком хорошо морочила голову ещё две недели после громких слов и битой посуды. Ты не сдавался, продолжал бороться за наше будущее, которое я жгла в камине. Ночевал под моей дверью и клялся, что у нас будет дочь. Теперь она будет у вас. Впервые я осознала, что тебя нет, когда гитара, после продолжительного издевательства над своими струнами, предательски расстроилась. Ты терпеливо настраивал её, после моих неумелых попыток сыграть что-то отдалённо похожее на песню. Приглушённо смеялся и смотрел полным восхищения взглядом. Заспанная, с запутанными после ночи волосами, хваталась за семиструнную, игнорируя болючие мазоли на пальцах и поломанные ногти. Ты зажёг во мне тот фетиль, поселил любовь к гитаре. Сидела перед тобой в махровых пижамных штанах и розовом топе с белыми медведями, обнимала гитару место твоего тела и время от времени ловила на себе ревностные взгляды. Я так и не научилась на ней играть. Почему ты выбираешь таких? Маленькая блондинка с карими глазами. А твои глаза рядом с ней тусклые, знаешь? Она обнимает тебя за талию и греет свою щеку о тепло твоего сердца. Я сижу в нашей старой однушке, которую мы снимали, чтобы дышать друг другом. В той, где мы создали собственный запах, которым я ежедневно задыхаюсь уже полгода. Сегодня ровно полгода. …  — Оно только что стало биться чаще, — моё мурчание останавливаеться в районе твоих ключиц, передавая эстафету пальцам. В этой родной однушке ещё никогда не работало всё то, что нужно для комфортного проживания в один день. Вот сегодня отключили отопление, а вчера свет. Ещё двое суток назад воду. Я понятия не имею от куда ты притащил это пуховое одеяло, но оно не в силах заметить своё горячее тело, — Слышишь?  — Кто? — смотришь на меня непонимающие, поглаживая позвонки, пробегаешься по всем косточкам, как пианист по клавишам любимого инструмента и вжимаешь моё холодное тело в себя, желая стать одним. — Сердце… Моё… — смущённо мурлычу тебе в шею, переплетая наши пальцы. Моя ладонь тонет в твоей, а на лице рождается неподдельная радость, — Слышишь? — Чувствую, — опускаешься ниже, скрывая чарующие шоколадные глаза под пуховым одеялом. Прижимаешься к моему сердцу, вслушиваясь в его любовь. — Оно давно не реагировало на чьи-то прикосновения, — расслабляюсь в твоих руках, подставляя всю себя горячим губам. Руки купаются в угольной шевелюре, расчёсывая каждую волосинку. — Оно просто меня обожает, — хрипло смеёшься, обводя языком каждую родину на моём теле. Заставляеш прогинаться от каждого медленного столкновения твоих губ с моим звёздным небом. — Самоуверенный соблазнитель, — запрокидываю голову назад и мурлычу под твоими пальцами. Сгребаешь меня в охапку и подминаешь под себя, накрывая нас огромны куском тепла. — Самоуверенный соблазнитель и его Татьяна, — шепчешь мне в шею, укрывая собой и впитывая в мое вечно замерзающее тело своё тепло. … Тогда кричала, что найду в сотню раз лучше. Найду того, кто будет считать мои недостатки достоинством, того, кто будет улыбаться всегда, когда мне будет грустно, того кто захочет сидеть в этом чертовом кресле и исполнять все прихоти продюссера, лишь бы мне было хорошо. Эгоисткой была — эгоисткой и осталась. Игнорировала, не хотела видеть все твои старания. Ты не идеализировал меня, не пытался исправить, переделать, воспринять мои недостатки как что-то особенное, а просто принимал. Понимал меня во всем. Молчал, когда я ревела второй час и билась в истерике, не потому что тебе было всё равно, а потому что мне тогда нужно было выплеснуть себя. Не пытался сделать из себя клоуна или научиться жонглировать, чтобы развеселить меня. Поил горячим чаем с ромашкой, кутал холодные стопы в плед, а плечи в тепло своих рук и молчал. Одна тишина на твоих тогда, заменила мне все слова поддержки сейчас. И практически все тонкие моменты наших отношений я смогла уловить только сейчас. Спустя полгода. Когда эти воспоминания никому не сдались. Когда ты по вечерам обнимаешь её скользкое тело и шепчешь на ушко нежности. Когда её ноги переплетаются с твоими по ночам, а квартира пропитана её запахом. Когда её карие глаза будут у вашей дочери, а я так и останусь скулить под окнами нашего лесного домика, раздирая губу до немыслимых ран. Она учит тебя украинскому? Или твоё рвение выучить язык захлопнуло дверь перед носом, повторяя мои действия? … — Кохання… — крепкие ладони блуждают по моим бёдрам, его прикосновения граничат между требовательной нежностью и ласковой грубостью, согревая мою вечно замерзающую плоть, — Знаешь что это? — Нет, — грубый голос в этой простой, но сердечно родной квартирке звучит непривычно ласково. Кутает свои пальцы в моих волосах, расчёсывая всю длину. Улыбается кот, — Расскажи мне. — Почувствуй, — мурлычу в открытое окно, пересчитывая звёзды на чистом ночном небе. Оно в природном симбиозе с луной показывает красивейший ночной спектакль для двух трепещущих в одном ритме сердец. — Это что-то нежное, — наши пальцы переплетаются, создавая крепкий замок, мои косточки хрустят и я шиплю как можно тише, — Прости, не расчитал, — целует каждый пальчик и прикладывает мою ладонь к тёплым губам. Дан всматриваться в мои глаза, не замечая, как его — выдают все чувства обладателя с потрохами. У него глаза карие, а когда на меня смотрит — чёрные, взгляд искусителя он меняет на глаза преданного и верного, любящего и готового оберегать. Любимые, добрые зрачки начинают сверкать в дуэте с моими тёплыми океанами. А я сверкаю рядом с ним. — Это слово… Я чувствую в нём все сразу. Не получается объяснить. Всего лишь несколько букв, которые кто-то сопоставил вместе, а какая магия, представляешь? Когда оно срывается с твоих пересохших губ я чувствую нежность, заботу, страсть, чувствую строгость, женскую защиту, желание оберегать… Верность, — он разворачивает меня в своих руках и затихает. Поглаживает мои губы, но не открывает взгляд от моих глаз. Чувствую, что он хочет сказать нечто безумно важное для него, но что-то мешает это сделать. Не хочу торопись своего искреннего человечка, поэтому смиренно жду, кутаясь в нежность, подаренную его руками. — Я чувствую в нём тебя, Таня, — выдыхает мне в губы, соприкасая наши лбы. Моё сердце сбилось с привычного ритма, разрывая грудную клетку из нутрии. Он меня чувствует. Чувствует во мне, то что не нуждается в объяснении. Чувствует мою любовь. — Мой неземной, искренний мальчик… — аккуратно двигаюсь ближе и врезаюсь в горячее тело, носом упираюсь в его венку на шее и улыбаюсь. Чувствую как он запускает мои мурашки, проводя пальцами по позвоночнику. Медленно прикасаюсь влажными губами к его сонной артерии, трепетно дотрагиваясь губами к горячей плоти. Он сжимает меня в свои ладони и я отвлекаюсь от порции ласки. Поддеваю пальцами острый подбородок, располагая его глаза на уровне моих, — Я очень-очень тебя люблю, слышишь? Мы просидели на этом хлипком подоконнике до утра, на рассвете кутаясь в одеяло и горячие тела друг друга. Изучали родные друг другу тела и наблюдали за тем, как красиво сростаються в одно наши души. Выключенные телефоны на утро разрывались от уведомлений, а мы от трепещущих чувств внутри. Готовы были провести всю жизнь в этой квартире, лишь бы рядом. Вместе. Тогда мы дышали друг другом. … Мы сталкиваемся на каком-то светском мероприятии. Ты так бережно держишь её за руку, что мне становится холодно в довольно тёплом помещении. И я срываюсь на дикий крик внутри. В моей маленькой пещере, кажется, лопнули все сосуды, обливая итак еле живое сердце горячей кровью. Мне больно. И я испытываю гребаную ненависть, потому что собственным пальцами разрушила наш хрупкий карточный домик. Наши взгляды пересекаются совершенно случайно. Впервые ты не ищешь меня взглядом, не пытаешься успокоить разбитую закомплексованную девочку, а просто смотришь. В твоих шоколадных пусто, а в моих океанах буря. Смотришь сквозь меня, не замечая алые губы и растерянные глаза, которые пытаются ещё раз встретиться. Быстро прекращаеш мои попытки, перекрывая последний кислород острым ножом — глазами. Так больно ты на меня не смотрел никогда. Тогда я поняла, что мои сны переслали быть вещими, потому что то, что сниться мне каждую ночь на пятницу — невозможно. Ты меня забыл.