градус искренности

заливает печаль, очередным глотком терпкого виски, оставляя на кончике языка жгучую горечь, что разъедает вкусовые рецепторы. размазывает корпус по кухонному, скрипящему табурету, ощущая лишь гнетущую усталость. склоняет тяжёлую голову на бок, глаза слипаются. попытки пойти спать оканчиваются разбросанной верхней одеждой и посиделками за стопкой в одном нижнем белье. она вымотана, она устала, она хочет поглотить ещё алкоголя, чтоб просто не чувствовать щемящие чувство удрученности, пустоты, тревоги, что так и сдавливает хрупкую шею своей звериной, цепкой хваткой. морщится, соприкасаясь стеклянным донышком стопки с лакировкой барной стойки. единственным источником света является вибрирующий от входящих звонков, сообщений, телефон, что, не прекращаясь, светится, оповещая владелицу о надобности взять в руки гаджет. Алёхина сводит брови на переносице, сужая щелки глаз, хмурится, выкидывая в стенку конструкцию из хрупкого стекла, а хочется назойливый телефон, что так и не перестаёт раздражать, от звонков уже успевших потерять, подруг. выводит из себя абсолютно всё. эти беспокойно бесконечные звонки, что оставляют волнующиеся подруги. настенные часы, что неумолимо тикают, оповещая о быстротечности времени. бутылка виски, что почти на исходе и чертово одиночество, в котором она её и распивает. и причина сегодняшнего праздника сама Юля Чигринец, что так легко собрала вещи в тот самый вечер, что так легко просто забила на существование Алёхиной, что так непринужденно сейчас наверняка посапывает в подушку, пока Вика пытается заткнуть ту самую дырку, которую увечила собой Юля в грудной клетке Алёхиной. опускает лоб на лакированную чёрную поверхность, тяжело втягивая носовыми пазухами воздух. сжимает локоны меж вплетённых пальцев, под тихую осыпь стекла по чёрному паркету. всматривается в тёмную пустоту, пытаясь что-то отчетливо разглядеть, когда же глаза привыкают к тёмному пространству, позволяя упереться взглядом в широкий кухонный стол, тяжело вздыхает, оглаживает нагие бёдра, представляя её руки, невзначай вспоминая, как голова Юли маячила между оголённых бедер прям на кухонном столе, после очередной ссоры, а её руки гуляли по нагой груди, пока язык вытворял свои искусные манёвры, затрагивая самые чувствительные точки, выбивая из брюнетки тихий скулёж по долгожданному оргазму. она везде, повсюду, в каждом сантиметре этой гребенной квартиры, в каждом, даже самом запыленном закоулочке. везде. абсолютно. особенно в чертовой черепной коробке, въевшаяся по корку мозга, не желая покидать пространство, даже алкоголь не выведет её из мыслей, заставляя прятаться, но в конечном итоге найдёт, не жалея сдавит чувствительную кожу, оставляя кровавые разводы, отпечатками на бледной коже. — ненавижу, — взвывает, ведёт рукой по оголённому животу, оттягивая край тонкого кружева, которое она и подарила, в очередной раз вздыхает от которого упоминания Чигринец в своей голове. проводит рукой по влажным складкам, собирая на кончиках пальцев влагу, представляя её профиль перед свои лицом, воображая ласку чужой руки. вводит пальцы, резко, грубо, пытаясь воссоздать её манеру, надавливая большим пальцем на клитор, продолжает выполнять темп возвратно-поступательных движений, думая о еë пристальном взгляде, что бросает в дрожь. вгоняет с неистовой скоростью, надеясь кончить быстро и вернутся в кровать, не получает, повторяет нарастающий темп, уже совсем запыхавшись, так и не получив разрядки бессильно откидывает спину на шершавую поверхность стены, сжимая челюсть, пыхтя в сжатый кулак, злится. нет, не может, так, как делала это Чигринец. не то. совершенно. корит себя за тот необдуманный поступок, из-за которого теперь приходится самой доводить себя до пика. буквально плача, бьет в мягкую поверхность, отпружинивая удар, в очередной раз взвывая. встаёт, шумно, резко, не смотря на потряхивающиеся коленки, доходит. робко сжимая сосуд с янтарной жидкостью в руках, наливает, из-за дрожи скрытой в хрупких кистях, каплями высоко градусного алкоголя обдаёт поверхность стола, но все же заполняет стопку. сначала опустошает одну, затем ещё, неаккуратно опрокинув в ротовую полость, сопровождаясь каплями скатывающимися по подбородку, после очерчивая нагую шею извилистой неровностью дорожек. опускает корпус, пытаясь удержать его об шаткую поверхность, стискивает челюсть, винит Юлю во всех смертных грехах. покрывая порцией мата ей самодовольное лицо, которое лишь нагло улыбалось, когда Алёхина выкидывала все её вещи из шкафа, крича о надобности расстаться, отсутствии совместимости, а Чигринец лишь тянула лыбу, говоря новый адрес, куда Алёхина будет ползти на коленках в случаи осознания собственной ошибки. и ведь не ошибалась. — да кто ты такая, шмара? — ударяет по стоящему на расстоянии вытянутой руки стулу, больно шипя от удара, что через секунду пронзает кисть. плачет, зарываясь в локонах руками, шмыгает носиком, не долго. почему я должна страдать, пока она там мирно спит? гордо поднимается, встаёт на нетвердые ноги, ища пальто. находит, совершенно забивая на другую одежду, прикрывая кружево лишь плотной бежевой тканью, вытирает рукавом дорожки слёз, кое-как написав в приложении нужный адрес, вызывает, попутно надевая обувь. словно забывая про недавнюю ненависть. спускается, еле переплетая ноги по лестничным пролетам, собирая носом белую штукатурку из-за злополучной шаткости. все же выходит, томно втягивая носом теплый воздух почти ушедшего августа. рассматривает пейзаж, пытаясь вспомнить слова, что хотела сказать блондинке. настаиваясь на серьезный разговор, репетируя речь, отбарабанивая её в черепушке. кулаки сжимаются от обострившихся от алкоголя чувств, она хочет вмазать ей или расплакаться в плече, она не знает. чертовски сложно. разбираться в себе, перебирая тонкими пальцами чувства, в коих ты совершенно не понимаешь. пролетает сквозь поток движущихся авто, в огнях столицы. таксист молчалив и суров, ведёт машину аккуратно, перебирая пальцы по рулю в ритм играющей музыки. заворачивает во двор, проносясь мимо работающих круглосуток и гуляющих парочек. — приехали, — грубый баритон возвращает в сознание, заставляя вспомнить, где она и зачем решила поехать к Чигринец среди ночи. тянет мятые купюры, не дожидаясь сдачи выходит. щурится, в попытке разглядеть нужный подъезд, вроде находит, тянет входную дверь, что кое-как поддается дрожащим кистям, проходя внутрь. вспоминает нужные цифры, перебирая варианты в голове, пока перебирает ногами по грязным ступенькам, находит, уверено жмёт кнопку звонка, долго не отрывая кончик указательного пальца от кнопки, ждёт пока Юля выйдет. отрывает палец звонка лишь, когда видит взлохмаченную блондинку на пороге, Чигринец недовольно рассматривает пришедшую гостью, насупившись, сложив руки на груди, окидывая взглядом с ног до головы, оценивая состояние и внешний вид бывшей девушки. — ты чего тут забыла, — голос охрипший, глаза морщатся от ярко-белой подъездной лампочки. скорее всего блондинка до прихода Алёхиной сладко спала, совершенно не волнуясь о ночной гостьи, что в точности наоборот забивала весь день напролёт Чигринец голову. — нам нужно поговорить, — кое-как связывая слова между собой, произносит, облокачиваясь об дверной проём, с вызовом поднимая взлохмаченную макушку. слишком смело, даже через чур, особенно для человека в организме которого почти бутылка виски. — Алёхина, ты вроде тогда ещё всё сказала, съебись по-братски, мне завтра рано вставать, — приглушенный зевок в кулак заканчивает предложение. Юле не интересно, а может она старается сделать вид крайней отстраненности, Вика слабо понимает. перед глазами все буквально плывёт, а язык предательски развязывая поток беспрерывных мыслей. — нет, слушай, я не все сказала, — упирается ногой в дверь, явно, чтоб Юля и не думала, что может уйти от начинающегося диалога. Чигринец закатывает глаза, ей хочется громко хлопнуть дверью прямо перед этим маленьким задранным носиком, чтоб штукатурка осыпалась, украшая полуголое пьяное тело. — ладно, проходи, — соглашается, понимая, чем это чревато, но другого исхода не видит, ясно осознавая, что пьяная Вика — полный пиздец, лучше уж покричит и свалит, чем будет тревожить соседей. даёт пройти бывшей девушке, пропуская еë вглубь освещённого коридора, наблюдая за тем, как последняя стягивает с ног, едва зашнурованные кроссовки. — о чём говорить будем? — Юле мало кажется это смешным. от Алёхиной пахнет перегаром, она запачкала всю одежду во время ночной вылазки. начинающийся конфликт не особо успокаивал. — я хотела сказать тебе Чигринец, что ты дура. никто больше за тобой так, как я бегать не будет., а ещё знаешь, что? я тебя ненавижу, иди ты на хуй, — что-то несвязное по смыслу, но крайне эмоциональное, ей язык сплетён вяжущим градусом, а мысли рвут все барьеры. злится, скорее на себя чем на Юлю, но переложить груз ответственности на другого куда легче, чем анализировать собственные ошибки. разворачивается, уже хочет идти к двери, но голос за спиной останавливает. — да?! это я, значит, на хуй должна идти?! — почти срывается на крик, едва сдерживаясь, — я тебе напомню Алёхина. кто терпел все твои выходки? кто терпел твои вспышки ревности? кто всегда тебя поддерживал? кто всегда тебя успокаивал? кто бегал за тобой? кто? может Таечка? Кошутина? Большакова? кто, блять, а?! — уже не пытаясь снизить тон, орёт прямиком в лицо, бегая глазами по лицу напротив, тыча пальцем в неприкрытую грудь. ей уже откровенно дурно от данной ситуации, она зла. — Юль, а кто терпел всех твоих подружек? твою Мазур? твою травку? я просто волновалась за тебя, потому что люблю, понимаешь? я боялась тебя потерять — робкое, глаза в глаза, до жути правдивое, Алёхина уже не чувствует обилия алкоголя в организме, просто выжидающе смотрит в глаза напротив, изучая отблеск сонных голубых глаз. она не знает, как вести себя по-другому, хотеться взвыть, давая пощечину самой себе. не знает, как правильно преподнести себя. не знает, совершенно не знает, что делать, как правильно выразить свои чувства, опирается лишь на Юлю, что так же понятия не имеет, как себя вести, но до безумства хочет сжимать руку блондинки в общей спальне, чувствовать нежную хватку притягивающую к себе во сне, ощущать щекочущее дыхание на открытой шеи, а утром смотреть на неё спящую, помятую, но не менее прекрасную, наблюдая, как блондинка мило морщит носик во сне, а после открывает глаза, разглядывая, как Вика пытается прятать вызванную улыбку за краешком одеяла. хочет, но до хрипа в горле не может сделать без своего дурного характера. что-то ломается в глазах напротив, мышцы лица принимают иную гримасу, а кулаки разжимаются. — я. я тебя тоже люблю, — голос дрожит. делает шаг вперед, стремительно сокращая расстояние, разделяющие тела, ведет кистью выбившуюся прядь за ухо, заправляя назад. смотрит в расширенные глаза напротив, не спрашивая разрешения склоняет голову, накрывая мягкими губами чужие, что воссоединяются без сопротивления, улыбаясь, а руками очерчивает талию, сжимая грубую ткань пальто, притягивая ближе, для углубления поцелуя. проникает языком в ротовую полость, изучая пространство, а руками избавляя тело от мешающей ткани, скидывая грубую ткань к нагим ступням. Вика не скрывает удовольствия, тянет улыбку, примыкает ближе, кусая нижнюю губу Чигринец, получая ожидаемую реакцию, которая сопровождается подхватом малой за бёдра, неся брюнетку в сторону спальни. нависает сверху, изучая руками изгибы, а губами сминая губы под собой. шарит руками в поисках заветной застёжки, находит, отбрасывая ненужный лифчик в сторону. — то самое, что я тебе дарила, да? — ответ не нужен, ей досточно одного стыдливого взгляда. краешки губ тянутся вверх от данной картины. — говоришь ненавижу, а подарок то носишь, — громче любых слов. и дурак бы все понял. сжимает мягкую грудь, пропуская через фаланги соски, после стискивая, в ответ получая рваный пьяный стон. изучает носом изгибы шеи, проводя кончиком по бархату кожи, слыша умоляющий шёпот над мочкой уха, но старательно его игнорируя. обдаёт теплом пальцев тазобедренные выпирающие косточки, очерчивая кончиками кружево, медленно спуская его ниже. чувствует на себе пристальный взгляд, поднимает собственный, ожидаемо сталкивается с глазами Алёхиной, что буквально кричат от отсутствия разрядки. — прошу, — тянет, сипло, от накрывшего возбуждения. — что? что? — проводит фалангами по внутренней стороне бедра сверху вниз, наблюдая за исказившемся лицом снизу. — трахни меня уже, — буквально рыдая, берет чужую кисть, направляя в нужно место. Юля не заставляет ждать, собирает сочащуюся смазку со стенок, рывком вводя два пальца, набирая быстрый темп, ощущая впившиеся в кожу спины ногти, убыстряя скорость поступательных движений, то погружая пальцы во всю длину, то вновь вынимая. массирует большим пальцем клитор, воссоздавая трение, проникая полностью, ощущая сжатие мышц на фалангах пальцев, совершает последние толчки, стараясь вогнать пальцы максимально глубоко, слыша громкий, оглушающий стон. падает рядом с учащенно дышащей Алёхиной, убирая прилипшие непослушные пряди с липкого лба, заправляя на прежнее место, двигается ближе, обнимая за талию, целует в краешек губ, зарывается носом в растрепанные волосы. — я скучала, — сквозь сбитое дыхание все же тянет, прижимаясь к грудной клетке Чигринец. — я тоже. надеюсь, что больше не потеряю тебя, — перебирая непослушные волосы, целует взлохмаченную макушку.