***
«Впереди дома», — написал Сун Лань и увидел, как Синчэнь склонил голову, сосредотачивая все свои ощущения в указанном направлении. Пока они шли, между ними установилась неловкая тишина, так что завязавшийся разговор сейчас выглядел не совсем естественным. Своеобразный безымянный призрак, вставший между ними, едва они ступили на дорогу. — Возможно, мы сможем попросить у них воды, — сказал Синчэнь. — И узнать направление. — Мм, — согласился он, где-то на задворках мыслей надеясь, что они не войдут в дом, где их встретят последствия кровавой резни. Все выглядело достаточно мирно и спокойно по мере их приближения. Он заметил фермера, работающего в огороде возле ближайшего дома. Но едва они подошли достаточно близко, чтоб быть замеченными, как он тут же схватил руку Синчэня, вынуждая вернуться на шаг назад. — Что-то не так? — Синчэнь остановился, повернув в его сторону голову с вопросительным выражением на лице. — Эй! Ты! Даоши! — фермер бросил свою работу, едва завидев их, и схватил мотыгу на манер самодельного оружия. — Ты с этим нечестивым заклинателем? Синчэнь тут же повернул голову в сторону, откуда доносился голос. — Нечестивым заклинателем? «Осторожно, — написал Цзычэнь, держа его руку. — Он готов драться». Синчэнь коротко кивнул ему, показывая, что принял во внимание эту информацию, затем немного расслабился и одарил фермера одной из самых мягких улыбок, на которые был способен. Он вежливо поклонился. — Прошу простить нам наше невежество. Мы не представились, но, как вы могли бы заметить, я слепой. Меня зовут Сяо Синчэнь. Это мой друг, Сун Лань. Мы ищем кое-кого, возможно, именно того человека, с которым вы столкнулись. Не могли бы вы рассказать подробнее, что произошло? Мужчина все еще выглядел подозрительным и, несмотря на определенную толику облегчения, он по-прежнему не опускал свою мотыгу. — Чужаки у нас тут редкость, а этот пришел несколько дней назад, ворвался в дом и начал угрожать, что убьет всех, если мы не дадим ему еды, воды и все наши деньги в придачу! Он выглядел как сумасшедший, мы думали, что все умрем! По лицу Синчэня проскользнула тень, и его беспокойство смешалось с горьким разочарованием. Сун Лань прекрасно понимал, что сейчас не время для очевидного «я-же-говорил», но, по его мнению, ничего удивительного в этой истории не было. — Вы все целы? — спросил Синчэнь, и фермер чуть опустил свою мотыгу в ответ. — Да. Нам удалось отбиться, он и так был изрядно потрепан, так что это не составило большого труда, — мужчина взмахнул мотыгой несколько раз, рассекая воздух, и в таком разрезе мотыга действительно выглядела грозным оружием. — Просто чтоб прояснить наверняка, — произнес Сяо Синчэнь, и его непоколебимая вера в человечество вполне могла бы умилять, если бы не вынуждала Сун Ланя время от времени безысходно прятать лицо в ладонях. — Речь о человеке в полуперчатке на руке, примерно вот такого роста? Он поднял свою руку чуть выше уровня глаз, Сун Лань тут же ее схватил и, вернув между ними, поспешно вывел на ладони иероглифы. «С одной рукой», — терпеливо напомнил он. — А, да. Я забыл. С одной рукой. — Точно он, ублюдок, — фермер сплюнул, выражая своя отвращение. — Выглядел как бешенный пес, пара пинков ему конечно досталась, но к моменту, когда мы собрали больше народу, чтоб прикончить его, этот паршивец уже удрал. Охотишься на него, даоши? — Мы ищем его, да, — по-прежнему ласково произнес Синчэнь, но губы его сомкнулись чуть сильней чем обычно. — Куда он пошел? Мужчина махнул мотыгой в сторону дороги на спуске, и Сун Лань едва ощутимо дернул Синчэня за левый рукав, указывая направление. — Наверное, сюда, в Тяньчжоу. Иначе по этой дороге не ходят. Много лет назад там по пути был город, но теперь в нем только призраки. — Благодарю, — сказал Синчэнь, несколько противоречивых эмоций вспыхнуло на его лице, прежде чем он снова отвесил вежливый поклон. — Могли бы мы попросить у вас воды прежде чем уйдем? Их не подпустили близко к домам, но, прежде чем они ушли, воду все же принесли — воду и несколько затхлых на вид паровых булочек. Даже закончив есть, Синчэнь придерживался тишины довольно долгое время. Он выглядел потерянным в глубоких, несчастливых размышлениях. Что ж, по крайней мере теперь они знали наверняка, что идут по правильному пути.***
Сяо Синчэнь не знал, чего он ожидал. Он знал, что не должен чувствовать себя таким разочарованным и даже преданным, когда услышал новости про насилие и угрозы расправой. Он ведь знал, кем был этот Сюэ Ян. Не было ни единой причины цепляться за воспоминания о Чэнмэе, который, хоть и был время от времени резким и острым на язык, но никогда не совершал откровенного насилия. У него не было ни единой причины позволить себе забыть о том, что последние три года его жизни перед сгустившимся бездонным мраком были ложью, одной долгой личностной насмешкой, чтобы свести с ним счеты. Сюэ Ян смеялся и смеялся над его слепой наивностью. Он продолжал смеяться — и этот ужасный звук сопровождал его даже в посмертии, как самое последнее воспоминание об этом мире. О, он ведь наверняка знал, кем был этот Сюэ Ян. И все равно, по какой-то причине, его ранило такое поведение. Он почувствовал, как Цзычэнь прикоснулся к его рукаву и затем к руке, поэтому безразлично позволил ему взять свою ладонь, совсем не настроенный на разговоры. «Выглядишь очень уставшим». Он просто кивнул. Так и было. Движения не утомляли его настолько сильно, как утомляла боль в сердце, воспоминания, годы его жизни, ставшие паззлом, который он никак не мог собрать воедино, как бы не старался. Каждый раз, когда он начинал различать его очертания, в картинку добавлялся новый кусок, искажающий все, что было до этого. — Да, — признал он вслух. — Я устал. Возможно, нам действительно стоит остановиться и отдохнуть сегодня. — Мм. Вскоре они сошли с дороги, и он рассеяно помогал развести костер, чтобы потом, сидя возле его тепла, все равно чувствовать себя жалким и замерзшим. Цзычэнь сел к нему вплотную, но сохранял тишину, поскольку и понятия не имел, что сказать. Как же так вышло, что они оба чувствовали себя так неуютно рядом друг с другом, что не могли разговаривать обо всех и обо всем, как раньше? Он знал, почему так вышло — знал, что все это уходит корнями к тому тщеславному и эгоистичному решению, которое он принял в тот день, когда решил преследовать чудовищного убийцу в Юэяне. Он принял это решение, искренне веруя, что сможет сделать мир лучшим местом, сможет восстановить справедливость. Это решение стоило им всего. «Я могу что-нибудь сделать для тебя?» — прикосновения Цзычэня были едва ощутимы, и он встрепенулся, осознав, что снова плачет, и принялся торопливо вытирать кровь с лица. — О, нет. Нет, все хорошо, — сказал он. — Прости. Как будто, если бы он повторял эти слова достаточно долго, они могли бы что-то изменить. Прости. Прости меня. Мне так сильно жаль, что все так произошло. На его ладонь опустились неуверенные символы: «Этот город, про который они говорили… Тяньчжоу. Ты знаешь, как далеко он? Ты бывал там ранее?» Какая откровенная попытка отвлечь его от тяжких мыслей — но тем не менее, Синчэнь слабо усмехнулся, оценив ее. — Раз или два. Мне рассказывали, что это красивое место. О, даочжан, ты бы видел! У них тут фонарики любого размера, цвета и формы — рыба, облака, цветы… Весь город буквально заполнен светом! Вот, потрогай, шелковые ленты, голубые и белые, и вот еще желтые есть, чувствуешь, какие они легкие и мягкие на ощупь? Ооо! Пойдем, пойдем вот сюда, тут продают конфеты! Как это могло вынуждать его смеяться и плакать одновременно? Как могло то, что делало его таким счастливым, оказаться сплошной ложью? — Это не очень далеко, — он заставил себя продолжить разговор, снова вытирая щеки. — День пути или два, если мы оставим сегодняшний для отдыха. Ты тут разве не проходил? — добавил он, вдруг вспомнив, что это главная дорога в город И. Ну, по крайней мере, была ею, пока не пришла в негодность. «Я пришел с севера. Искал тебя, месяцами путешествуя по дорогам там, но без толку. Решил пойти на юг. Разузнать, может здесь что-то слышно». Сяо Синчэнь ощутил, как что-то внутри него сжалось — что-то вроде болезненной надежды. — Ты пришел в поисках меня? После нашего последнего разговора, после Байсюэ, я всегда думал, что… Рука Цзычэня ненадолго исчезла, и его сердце в этот момент почти остановилось, но затем палец снова прикоснулся к его ладони, слегка подрагивая во время движения. «Никогда не останавливался. Почти с того самого момента, как мы расстались. Я искал тебя повсюду, я… — кратковременная тишина, без прикосновений, затем: — Я не должен был тебя отпускать». — Цзычэнь… О, Цзычэнь… Ему снова пришлось вытирать лицо. Столь долгое одинокое скитание во тьме. Шуанхуа, завернутый и спрятанный, такой же безымянный, как и он сам, преследуемый чувством вины и горя. Завернутый и спрятанный, чтобы убедиться в том, что никто больше от него не пострадает. И Цзычэнь, который искал его все это время. Если бы он только нашел его прежде, чем его нашел… Он сомкнул, выдыхая, свои пальцы на руке, прикасающейся к нему, отчасти чтобы ощутить, что это по-настоящему, а отчасти потому, что иначе он провалится в эту тишину — он не был уверен, что его сердце сможет выдержать столько переполняющих его эмоций. Они долго сидели вот так, в тишине, но эта тишина снова стала дружеской, приятной и сближающей. Ранящей и исцеляющей одновременно. — Похоже, мне нужно попытаться поспать, — сказал он наконец, когда обнаружил, что сознание расплывается, а голова то и дело опускается все ниже и ниже. Он ощутил легкое сжатие крепкой ладони на своем плече и теперь он знал, это означает «я буду рядом, пока ты спишь». — Спасибо, — ответил Синчэнь на эти несказанные слова и опустился вниз. Но не смотря ни на что, прошло много, много времени, прежде чем он, наконец, уснул.***
Толпа все еще казалась ему неуютной — слишком шумно, люди, постоянно врезающиеся в него, из-за всего этого было практически невозможно сосредоточиться на собственных ощущениях. Прошло много времени с тех пор, как вокруг него было так много разных людей одновременно — больше, чем он мог вспомнить, особенно с учетом тех бесконечных лет, когда вокруг не было совсем никого. Видимо, он выглядел подавленным намного сильней, чем хотел показать, потому что внезапно на его запястье опустилось невесомое почти, вопросительное касание, и он с благодарностью сжал руку Цзычэня, позволяя проводить себя сквозь эту толпу. — Так громко, — пробормотал он, когда они вошли в переулок. Рука, удерживающая его руку, легонько сжалась в ответ. «Справишься? Или вернемся наружу?» — Нет-нет, все хорошо. Просто дай мне отдышаться, собраться с мыслями. Город И никогда не был настолько шумным, даже раньше. Я привык к тишине. Некоторое время они стояли в углу у стены, он прислушивался к звукам, изучал их ритм, разделял на более легкие для понимания, вычленял их по-отдельности из сложного целостного шума. Он не одергивал руку, которую Цзычэнь по-прежнему крепко держал в своей. Сейчас он совсем против такого не возражал. «Надо поспрашивать вокруг», — он ощутил, как чужие пальцы движутся по его свободной руке, но из-за всепоглощающего хаоса вокруг ему пришлось приложить немало усилий, чтобы разобрать сказанное, а затем кивнуть в ответ. Первые несколько попыток завязать разговор были катастрофическими — все двигались так быстро, что ему было сложно различить силуэты, к тому же люди, которых ему все-таки удавалось перехватить, уходили, так и не дослушав его вопрос. Когда-то давно он обладал достаточным уважением и сдержанным достоинством, которое заставляло людей почтительно отзываться, останавливаться и с удовольствием слушать его. Он предположил, что вероятно теперь он выглядел куда менее достойным для подобной милости — истощенный, с окровавленными повязками на глазах, судорожно цепляющийся за руку своего безмолвного спутника. Спокойный и уверенный, тот, кто всегда рядом, милостиво удерживающий его в ровном положении, Цзычэнь повел его в сторону, на рынок — по крайней мере, продавцы с меньшей вероятностью станут сбегать во время разговора. — Прошу прощения, — произнес он в вежливом поклоне. — Я и мой друг ищем кое-кого. Могу я узнать, видели ли вы его? Он не услышал никакого приветствия в ответ и, конечно же, не мог увидеть выражения лица торговца, так что просто продолжил говорить. — Мужчина с одной рукой, одетой в полуперчатку, примерно вот такого роста… — он поднял свободную руку и ощутил короткое вздрагивание руки Цзычэня в своей, безмолвное вздрагивание, говорящее о многом. Он сдался и нехотя добавил: — Этот человек мог кого-то ранить или на кого-то напасть. Вы не слышали о чем-то подобном? — Нет, благородный даочжан, извини, — ответил торговец несколько раздраженный болтовней, не приносящей прибыли.— Ничего такого не слышал. Но, быть может, я смогу заинтересовать тебя фруктами? Вот яблоки с грушами совсем свежие, с утра еще на ветках болтались… Он бы может и купил яблоко, внезапно обнаружив в себе отчаянное и совершенно не свойственное ему желание съесть нечто сладкое. Но у него не было денег, так что пришлось вежливо отказаться: — Нет, но благодарю вас. Мы, пожалуй, пойдем искать дальше. Еще несколько попыток с тем же успехом. «Ничего». — Ничего, — согласился он. — Может, нам стоит вернуться обратно на улицы. Если он хотел пройти незамеченным, то вряд ли пошел через рынок. Впрочем, не было слышно и вестей об ужасных убийствах, что безусловно было хорошим знаком — если, конечно, Сюэ Ян вообще проходил здесь. Несмотря на суету, Тяньчжоу не был слишком большим городом, но, казалось, они часами блудили в этом шуме, задавая одни и те же вопросы, получая одни и те же ответы — снова и снова. Ничего. Он не был уверен в том, что испытывает: облегчение или разочарование. — Может, есть пара монет, даочжан? Мы с братьями ничего не ели еще со вчерашнего дня… Цзычэнь завел его в ореол относительной тишины прямо у выхода из городских ворот и, должно быть, одна из местных нищенок обратилась к нему. Совсем юная, судя по голосу. — Прости, у меня ничего нет, — грустно улыбнулся он. — Ага, — вздохнула девочка. — Похоже на то, но попытаться все же стоило. — Мы тут ищем кое-кого, — сказал Синчэнь устало, потому что тщетно повторял этот вопрос больше сотни раз за сегодня. — Не встречала ли ты однорукого человека, одетого как заклинатель, с полуперчаткой на руке? — А, этот, — ответила девушка, и внезапно нечто холодное сжало его грудную клетку. — Ошивался тут пару дней назад. Он ощутил, как рука Цзычэня точно так же напряглась, сжимая его руку, и ему тут же пришлось подавить внезапную вспышку… Чего-то. Паники, надежды, опасения. — Он был? — выдавил из себя Синчэнь, уточняя резко надтреснутым голосом. — Здесь? Ты его видела? Куда он делся? — А у тебя точно-точно нет денег? — спросила девочка, и ее голос звучал таким юным, а манера речи была так похожа на манеру речи А-Цин, что он едва не расплакался. — Потому что этот вопрос похож на денежный. — Нет, нету, — он отчаянно желал, чтоб были. — Мне жаль. Я с радостью отдал бы тебе деньги, если бы имел. Но мне и правда нужно знать, что произошло с человеком, которого ты видела. Не будешь ли ты столь великодушна, чтобы рассказать мне… Без оплаты? Отпустив руку Цзычэня, он сцепил ладони перед собой и склонился в церемонном поклоне, услышав ее неуверенный смешок. — Эй-эй, ну что ты, не стоит кланяться мне вот так, даочжан… Ничего, что нет денег. Я и так расскажу. Этот человек, он был тут позавчера, весь окровавленный и странный. Мы сначала подумали, что он пьяный, но мне кажется, он был просто раненый и уставший. Он сидел тут, возле нас, ну, возле остальных попрошаек, некоторое время, но почти ничего не говорил. Только просил у людей воды. Он резко вдохнул, услышав ее слова. — Куда он ушел? — Одна госпожа, ну которая проходила тут, она сказала ему про колодец в нескольких улицах отсюда. Думаю, он пошел туда за водой. Больше мы его не видели. Его сердце творило странные вещи, отчаянно сражаясь с этим новым куском паззла, и он, скрывая собственное замешательство, низко поклонился в качестве благодарности. — Благодарю тебя. От всего сердца. Но… В какой стороне колодец? Она немного смущенно хихикнула, явно непривыкшая к такому почтительному отношению. — Я могу указать, но ты же не увидишь, даочжан! И я не могу уйти со своего места, потому что какой-нибудь засранец непременно тут же его займет. Он снова улыбнулся, вопреки самому себе, он ничего не мог поделать с душераздирающим воспоминанием о той смешливой девочке, которая всегда была рядом, которую он думал, что может защитить, и которая умерла, пытаясь отомстить за него. — Мой друг видит. Покажи ему, пожалуйста. «Сюда», — он ощутил короткий знак на ладони, которую снова сжал Цзычэнь — не сразу, ведь он тоже склонился в благодарственном поклоне. Легкий девчачий смех доносился им вслед, когда они развернулись, чтобы уйти. — Удачи, даочжан! Надеюсь, ты найдешь его! После всего услышанного, он уже не был уверен, что сам на это надеется.***
Синчэнь снова побледнел и начал дрожать, так что Сун Ланю очень сильно хотелось предложить ему немного отдохнуть. Но они наконец-то нашли хоть какую-то зацепку, и теперь в шагах его друга, бескомпромиссно волочащего его за собой, возникло некое навязчивое рвение. «Налево, — начертил он, даже не уверенный в том, что Синчэнь разберет, потому что слова, выведенные вот так, на ходу, были рваными и не четкими. — Она указала…Налево. Нет. Следующая улица» Переулки сплелись в лабиринт, так что они несколько раз сворачивали не туда, пока, наконец, не нашли колодец. Однако он обнаружил, что в маленьком общественном дворике Сюэ Яна явно не было. Синчэнь, ощупывающий пространство всеми возможными чувствами, неохотно пришел к такому же выводу. — Что-нибудь видишь? — Нн — нн. — Давай поспрашиваем еще здесь. Кто-то же должен был видеть… — он ловко перехватил запястье Синчэня прежде, чем тот снова попытался куда-то рвануть. «Выпей хотя бы воды сначала». Синчэнь обернулся к нему, и на его незрячем лице застыло выражение удивления, а затем он расслабился и даже слегка усмехнулся. — О, точно. Хорошая мысль. Он достал ему воды, даже смог усадить на несколько мгновений тем, что сел рядом. Но когда к колодцу подошла женщина, чтобы набрать воды, он снова вскочил на ноги. — Прошу прощения, могу ли я спросить… Я и мой друг, мы кое-кого ищем. Она ничего не знала, как не знали и все остальные, кого они спрашивали, вернувшись к более оживленным улицам. Синчэнь снова выглядел удрученным, а Цзычэнь не мог не задуматься о том, что, возможно, нищенка отправила их ловить ветра в поле за то, что не оставили ей плату. Вскоре они достигли главной улицы, ведущей обратно к центральным городским воротам, но так ничего и не выяснили, когда Синчэнь подошел к иссохшей старушке: он поклонился и снова задал тот же вопрос, который повторял весь день. — Однорукий человек, в полуперчатке, одетый как заклинатель… Вы его не видели? — О да, это был тот еще смутьян! — ответила она и Цзычэнь тут же подошел к Синчэню, увидев испуганную надежду на его лице. — Вы видели его? Он был здесь? Она кивнула, одарив слепца ласковой усмешкой, которой бабушка могла бы одарить внука, умоляющего рассказать хорошую историю. — Ну да. Вчера утром и был. Ох и странный тип, этот… Весь окровавленный и хромой — а по обочине дороги идет, словно выкупил ее, всех распихивает! О, дорогуша, это было ужасно. Все были ошарашены! Он еще ни разу не видел, чтоб Синчэнь был готов схватить кого-то за грудки и встряхнуть ради ответа. Такое его поведение весьма обескураживало. — Что произошло? — выдавил из себя Синчэнь мягко и вежливо, несмотря на сжатые зубы. — Эта местная шайка… Ли, кажется? Да, вроде бы. Они не любят, когда их толкают. Совсем не любят! Какой безумец станет толкать такую толпу разъярённых ребят в сторону, а? Ох и драка же была. — Драка? Что там произошло? Сун Лань мог с уверенностью сказать, что старушке нравилось рассказывать эту историю столь вовлеченному слушателю, а еще с такой же уверенностью он мог сказать, что этот вовлеченный слушатель вот-вот сделает что-нибудь ужасное, если сейчас же не получит ответ на свой вопрос. Подступив ближе, выровнявшись во весь рост и изобразив один из самых грозных своих взглядов, он выразительно посмотрел на старушку. Она выглядела скорее довольной таким вниманием к собственной персоне, чем напуганной, но все равно продолжила. — Так ведь они толкнули в ответ — еще и как! Они выпнули его на улицу, народу было много, я уж и не видела, что было после, да только эта повозка возникла из ниоткуда и ехала так быстро! Говорили, что она врезалась ему прямо в голову. Это было так ужасно, столько крови. Она махнула рукой вниз по улице. Если бы он присмотрелся, то, возможно, заметил бы, что часть грязи и правда выглядит несколько темнее, чем остальная. — Куда он ушел? — прошептал Синчэнь, серея лицом. — О, нет, дорогуша, мне очень жаль, — тут же сказала старушка, сочувствующе поглаживая его руку. — Они забрали его в Похоронный дом. Он умер.***
Он никогда не видел Синчэня таким отчаявшимся. Он был больше похож на ходячий труп, чем на самого себя, когда, спотыкаясь, торопился по сумеркам улиц. Он даже не останавливался, чтобы позволить ему прикоснуться к руке, сказать хотя бы что-то — и это тоже было больно, как будто он заново лишился голоса. Все, что он мог сейчас сделать — это двигаться следом, не отставая ни на шаг, чтобы уберечь Синчэня от столкновения с другими людьми. Похоронный дом был расположен у городской стены, и в момент, когда они добрались до него, Синчэнь начал колотить в запертую дверь так сильно, словно пытался протолкнуть руки сквозь или разломать плотное дерево на мелкие щепки. «Нахождение возле смерти или возле мертвых может подтолкнуть его душу за грань, — вспомнил он, как говорил ему Сюэ Ян, снисходительно, но жестко. — Он должен быть счастливым, без оглядки на прошлое, никаких воспоминаний о потерях и смерти. Если заклинание спадет, его душа рассеется. Выруби его, если понадобится». Он очень хотел сейчас применить этот совет, сделать хотя бы что-нибудь, что увело бы Синчэня прочь из этого места, переполненного смертью и паршивыми воспоминаниями. Но он знал абсолютно наверняка, что сделай он это сейчас — и Синчэнь его никогда не простит. В створках ворот показался ненадежный раскачивающийся свет и, наконец, угрюмый старик открыл дверь, чтобы посмотреть на них. — Я Сяо Синчэнь, это мой друг Сун Лань, мы ищем кое-кого… — слова посыпались из губ Синчэня словно сухая крупа, он нетерпеливо шагнул вперед, вынуждая старика отступить и поднять фонарь повыше. — С одной рукой, полуперчатка на пальцах, они сказали, что он… Что его… Сун Лань протянул руку и сжал дрожащую ладонь, чтобы хотя бы замедлить, если не остановить. Старик еще раз окинул их подозрительным взглядом, а затем наугад махнул рукой в сторону двора, который предположительно, могли навещать обезумевшие от горя посетители в любое время суток. Синчэнь издал странный задушенный звук и торопливо перешагнул через высокий каменный порог, чтобы скорее выйти во двор. Снаружи было темно, а еще было много гробов — простых, грубо обтесанных ящиков для хранения мертвых тел. На то, чтобы отыскать нужный, ушло на удивление много времени — хотя бы потому, что его внутренний взор сразу начал цепляться за более крупные гробы, потому что подобное зло нужно было запечатать основательно и крепко. Но в итоге оказалось, что на самом деле достаточно ящика совсем небольшого размера. «Синчэнь. Здесь», — рука Синчэня под пальцами ощущалась ледяным холодом, и после всей этой хаотичной беготни он все еще колебался, прежде чем подойти ближе, вытянув руки и ощупывая, словно истинный слепец. Его пальцы отчаянно дрожали, цепляясь за края гроба, снова замирая, прежде чем он решился дотронуться до ткани одежды, до неподвижного тела, до знакомой руки. И тогда Синчэнь зарыдал, он завыл, издавая ужасающие звуки, словно его собственная жизнь кровавыми кусками вырывалась наружу, позволяя разом ослабевшим рукам подниматься вверх, обнимать безжизненное запястье и ласкать восковое, застывшее лицо. — Чэнмэй… Друг мой… Он ожидал…он не знал, чего. Чего-то демонического, что криво ухмылялось бы, оскаливая зубы вечности, но Сюэ Ян в смерти выглядел маленьким и беззащитным, а на его лице застыло выражение муки и невыносимой боли. В такой момент он должен бы чувствовать торжествующее облегчение, но Синчэнь прильнул к гробу так сильно, будто пытался и сам в него втиснуться или вернуться в свой собственный. Он цеплялся за безжизненное тело, стеная от горя и потери. — Нет, нет же… Нет, пожалуйста! Мой друг, мой дорогой друг… Я не могу потерять и тебя. Пожалуйста, не надо, ты не можешь, ты не… Как ты мог? Как ты можешь бросить меня? Сун Лань чувствовал себя совершенно беспомощным, глядя на то, как Синчэнь снова распадается на части, и не имея ни малейшей возможности это предотвратить, кроме того, чтобы просто держать в руках, пытаться напоминать, что он не один, что у него все еще что-то есть, у него есть он сам, его Цзычэнь. Но тот все равно плакал, как будто решил не останавливаться до тех пор, пока из него не выльются все до единой частицы души вместе с кровавыми слезами, его пальцы запутывались в растрепанных грязных волосах и то и дело поглаживали серое лицо. Затем он вдруг затих, замер всем телом, и Сун Лань замер вместе с ним, ужас пронзил все его естество, он был уверен, что Синчэнь умирает. — Цзычэнь… — едва похоже на выдох, и дрожащие пальцы Синчэня тут же принялись ощупывать мягкое место под изгибом челюсти. — Цзычэнь, у него есть пульс. Он дышит! Еще… Еще есть время, Цзычэнь, пожалуйста, помоги мне. Ну разумеется, дышит, в этом мире наверняка не существует ничего более сложного, чем убить этого паразита — мысленно чертыхнулся Сун Лань, но на лице Синчэня возникло лихорадочное выражение порочной надежды, зажигающий в нем снова волю к жизни. Да, безусловно, его спасение может обойтись им очень дорого. Но он готов принять эту цену.