Heaven Has A Road But No One Walks It

      Дождь не прекращался всю ночь и гром, что весь день украдкой громыхал у горизонта, теперь резвился во всю прямо над их крышей.              Сун Лань, скрестив ноги, сидел на кровати, в то время как Синчэнь спал рядом с ним, — неважно, насколько огромной была кровать, хватало всего пары мгновений, чтоб он перекочевал во сне поближе к Сун Ланю, собственнически запрокинув руку ему на колено. Несмотря на раскаты грома, было слышно, как он мягко похрапывает в одеяло возле бедра Сун Ланя, а едва слышные выдохи ощущались струями теплого воздуха даже сквозь ткань одежды.              «Мне всегда казалось, что именно поэтому тебя и прозвали Ласковым ветерком» — его сердце сжалось, едва он вспомнил, как Сюэ Ян ранее поддразнивал Синчэня.              Сун Лань знал, что эти размышления подобны змеиному яду для ясного разума, для принципа у-вэй и принятия мерного течения великого Дао. Но если бы только они достигли Ланьлина чуть раньше… Если бы изменилась хоть какая-то мелочь на их пути, если бы Верховный Заклинатель был жив, если бы все пошло так, как и было запланировано…              Они бы прибыли в Цзиньлинтай вовремя, целеустремленные и полные надежд… и Сюэ Ян бы умер.              Они бы привели его туда — ослепшие в своей наивности — и он бы умер. Принял бы свой приговор и пошел бы на казнь, искренне веря, что именно этого они и хотели. Именно этого они и ждали от него. Именно это собирались сделать с ним все время, пока путешествовали вместе.              Ему пришлось зажмуриться еще сильнее, чтоб избежать жжения в глазах, и задержать дыхание, которое вовсе ему не нужно было, чтоб не издать ни звука.              «Я не позволю вам сдать ее на очередную благотворительную распродажу, когда меня не станет!» — рычал Сюэ Ян, прежде чем бросить столь ценную для него чашку в Муйшане, разбив на осколки. Тогда Сун Лань так и не понял смысла его слов, но, силы небесные…              Даже если бы он и воспринимал Сюэ Яна по-прежнему только как врага, как чудовище, противника, которого нужно свергнуть… так бы он точно не поступил: он бы не стал заманивать его в ловушку ложными обещаниями равноправного товарищества в дороге лишь для того, чтоб привести к бойне в конце пути.              Но Сюэ Ян не был врагом. Он не был таким уж чудовищем — причем не был уже довольно давно.              Сун Лань знал, что должен был считать его таковым, — невыносимая боль в его сердце от воспоминаний о том, что сотворил с ним и его близкими этот изворотливый человек, едва ли когда-нибудь утихнет. Он должен был считать его монстром.              Но окидывая взглядом прошлое, он и понятия не имел, когда это и почему его отношение к Сюэ Яну вдруг начало меняться. Просто яростная ненависть каким-то образом вдруг сменилась устойчивой терпимостью ради Синчэня, постепенно смягчаясь к нежеланному, но все же принятию, пониманию и разделению общих целей в отчасти настороженной и напряженной, вынужденной компании друг друга. Взаимные попытки утешения превратились в несколько странную, раздражающую привязанность.              А теперь…              Ему вновь пришлось задержать дыхание, тяжело сглотнув.              Сначала у Сун Ланя в голове не укладывалось, как Синчэнь мог опуститься до того, чтоб полюбить столь отвратительного человека, буквально монстра по сути своей, — и более того, как он мог продолжать его любить, узнав обо всех его злодеяниях. Это же самое настоящее безумие, жестокая шутка его отзывчивого сердца — так он думал, не зная, как еще это объяснить.              Но что же тогда не так с самим Сун Ланем, раз уж он, загодя зная, кем был Сюэ Ян, чем он был, все равно умудрился…              Сун Лань не позволял себе даже думать об этом. О том, чтоб хотя бы мысленно произнести слово «полюбить» по отношению к Сюэ Яну.              «Уверен, если ты правильно попросишь, то Верховный Заклинатель окажет тебе такую честь!», — с дружеской ухмылкой заверял его Сюэ Ян буквально совсем недавно. На этот раз Сун Лань не успел подавить слезы.              «Балда! — хотелось ему закричать. — Ты, невыносимый, тупой, твердолобый...да ты просто идиот! Как так, почему ты настолько гениален и в то же время настолько глуп, а? Я ведь ясно дал понять в Муйшане, что не хочу тебя убивать, не хочу причинять тебе вред!              Не хочу потерять тебя.»              Он старался выдохнуть всю невероятность этих мыслей, их агонию, сосредоточившись на одной из тех техник дыхания, которым обучился у Старейшин в Байсюэ, но безмолвные слезы все продолжали течь по его лицу.              Ночь была очень длинной.              Вконец истощившись, буря угрюмо растворилась в рассвете, позволяя первым блеклым лучам солнца проникнуть в помещение вместе с неуверенным пением едва проснувшихся птиц. Совершенно вымотанный и не достигнувший никаких результатов в очищении разума, Сун Лань наконец-то бережно сдвинул руку Синчэня на сторону и тихонько соскользнул с кровати. Легкие словно бы сжались в размерах, так что ему срочно нужен был глоток свежего воздуха.              Но стоило только добраться до двери, соединяющей спальню и главный зал, как его тут же окликнул знакомый голос — тихо совсем, чтоб не разбудить Синчэня.              — Куда это ты намылился?              Сюэ Ян, беспокойно ерзавший и ворочавшийся всю ночь, тут же сел на кровати, чтоб бросить на него хмурый подозрительный взгляд. Со впалыми глазами, он выглядел таким же измотанным, как сам Сун Лань себя сейчас чувствовал. Очевидно, что Сюэ Ян тоже не спал.              — Просто во двор, — ответил он, и, к счастью, его голос обрел какую-никакую стойкость. — Хочу подышать воздухом. Гроза прекратилась.              Сощурив взгляд на мгновение, Сюэ Ян наконец-то слегка пожал плечами и, отбросив скомкавшееся одеяло в сторону, босиком прошествовал мимо него в гостевой зал.              — Хорошая мысль. Здесь довольно душно, — пробормотал он, сделав небольшой крюк по пути лишь для того, чтоб сгрести парочку конфет, завалявшихся в одной из вазочек, все еще разложенных на столе. Сун Лань нахмурился, открывая дверь в сад, ведь компания Сюэ Яна сейчас — последнее, в чем он нуждался бы.              Воздух оставался по-утреннему прохладен, и, едва ступив наружу, он тут же сделал глубокий вдох; туманная дымка, спровоцированная первыми розоватыми лучами рассвета, поднималась над болотами вокруг, смягчая очертания мира.              Не проронив и слова — к счастью, — Сюэ Ян, молча уминающий свои конфеты, прошествовал мимо него и, запрыгнув на балюстраду под все еще капающим навесом, уселся так, чтобы опереться спиной о колонну, подтянуть колени к груди и переплести босые стопы между собой. Хоть его лицо было обращено в сад, но взгляд оставался далеким и словно бы невидящим. «Может быть, — подумалось Сун Ланю, — внезапное право на продление жизни ошеломило его так же, как известие о его предстоящей казни ошеломило нас.»              Тишина затянулась — несколько неуверенная, но отнюдь не дискомфортная — пока они оба наблюдали за тем, как все вокруг постепенно наряжается в золото. Мрачная атмосфера, что, казалось, тяготила земли этого поместья еще накануне вечером, рассеялась вместе с бурей, и наступило мирное утро вместе с рассветом — нежным и ярким одновременно.              Краешком сознания он вдруг уловил, что то и дело возвращается взглядом к непривычно застывшей на одном месте фигуре Сюэ Яна, словно бы желая убедиться — снова и снова, — что тот действительно все еще здесь.              Внезапно на ум пришли воспоминания о том, как его пронзенное тело соскользнуло с клинка Фусюэ на пыльную улицу в городе И. О слишком маленьком на первый взгляд гробе в Тяньчжоу, о ревущей реке, о бесконечных монстрах, о мече заклинателя, что удалось отразить в последний миг… О бесконечной череде почти случившейся потери.              Цзиньлинтай не был бы так снисходителен.              «Мир пытался меня прикончить с самого рождения», — усмехнулся ему однажды Сюэ Ян, буднично пожав плечами.              «Я так устал все время бороться за жизнь», — всхлипывал он же в приступе нетрезвой честности гораздо позднее, цепляясь за самого Сун Ланя, словно тонущий человек за соломинку.              «Он и правда выглядит уставшим», — заметил Сун Лань. Волосы Сюэ Яна, которые тот распустил накануне, чтобы просушить после дождя, все спутались из-за его бессонных метаний. «Нужно будет его расчесать позднее, — решил Сун Лань. — Терпеливо распутать все узлы и маленькие узелочки, один за другим». Беззвучно вздохнув, он был вынужден признать, что мысль об этом его не так уж сильно тревожит.              Прикусив губу и опустив ногу вниз, Сюэ Ян беспокойно раскачивал ею вдоль перил, постепенно возвращаясь к привычной форме себя самого, пробуждаясь вместе с миром вокруг.              — О чем думаешь? — наконец сдался Сун Лань, притворяясь, что продолжает глядеть в сад. По правде, он сомневался, что получит честный ответ, но какая-то часть его отчаянно желала знать, а уж хотя бы попытаться спросить он мог себе позволить. Бросив взгляд в сторону Сун Ланя, Сюэ Ян удивленно приподнял брови, прежде чем его привычная ухмылка скользнула на свое место.              Он принялся демонстративно потягиваться, после чего спрыгнул со своего насеста, взмахнув рукой для устойчивости, а когда снова выровнялся — его улыбка приобрела совершенно непристойный оттенок, явно маскируя попытку уклониться от ответа.              — Да так, задумался вдруг про тот раз в Муйшане, когда ты выебал меня до того жестко, что я аж трижды кончил! Я бы, может, и предложил тебе повторить показательные выступления, но ты наверняка начнешь сверлить меня таким взглядом, словно я дохлый слизень, в которого ты спросонок вляпался, а прямо сейчас я не готов сталкиваться с этим дерьмом. Так что пойду-ка я обратно в постель.              Он развернулся на пятках, собираясь юркнуть назад в покои, но Сун Лань преградил ему путь, нахмурившись.              — Словно ты «дохлый слизень»? Это как же это?              Сюэ Ян закатил глаза, его улыбка стала более резкой, почти острой.              — Ты всегда так делаешь. Даже сейчас.              Сун Лань ошарашенно моргнул, нахмурившись еще сильнее.              — Делаю что?              Сюэ Ян фыркнул, сузив глаза.              — Смотришь на меня так, да-да, вот так: словно я грязь, налипшая на подошву твоей обуви. Ебучий лицемер! Притворяешься, словно бы ты слишком чист и праведен, чтобы пасть так низко, — но уж я-то помню разочек-второй, когда ты был настолько возбужден, что…              Голос Сюэ Яна разом оборвался. Вполне возможно потому, что рука Сун Ланя вдруг потянулась к его лицу, чтоб убрать оттуда взлохмаченные прядки — по крайней мере, именно так отстраненно подумал сам Сун Лань. Да, наверняка именно поэтому.              Сюэ Ян застыл на месте и, издав некий удивленный звук, просто молча уставился на него. Его волосы оказались очень мягкими, чуть вьющимися и слегка колышущимися от влажного утреннего бриза. Трогать их было… не то чтобы очень неприятно.              Даже когда он позволил себе прикоснуться к лицу Сюэ Яна чуть изогнутой, словно чаша, ладонью — это тоже чувствовалось не так уж плохо. Он не помнил, чтоб глаза Сюэ Яна когда-либо были распахнуты настолько широко. Выглядит довольно забавно.              — Если ты сейчас просто дразнишься, — хрипло сообщил ему Сюэ Ян, по-прежнему стоя смирно, спустя, судя по всему, довольно длительное время. — Я выпотрошу тебя прям здесь.              Даже не шелохнувшись, Сун Лань вдруг всерьез задумался.              — Разве это может мне хоть как-то навредить? — уточнил он. Густые брови Сюэ Яна сошлись к переносице, чтобы придать его взгляду просто-таки убийственной хмурости, но получилось лишь совершенно обиженное выражение.              — Зато одежду уж точно спаскудит, — угрюмо зашипел он, всем своим видом выражая готовность исполнить угрозу, но в то же время почему-то продолжал выглядеть невероятно хрупким в глазах Сун Ланя. — Буду потрошить по-грязному. Чтоб твои внутренности были повсюду.              Сун Лань наблюдал, как его собственный большой палец едва заметно движется сам по себе, медленно поглаживая округлую щечку, и Сюэ Ян тут же прикрыл глаза, скрывая свой убийственный взгляд, его длинные ресницы едва ощутимо щекотали кожу.              — Тогда мне, пожалуй, не стоит тебя дразнить, — ответил он сиплым голосом, и Сюэ Ян, издав какой-то совершенно надломленный звук, жадно прильнул лицом к этому простому, совершенно невинному касанию.              Вот он. Здесь, все еще здесь, настоящий, из плоти и крови, совершенно ощутимый под прикосновением. Не мертвый — и даже близко не умрет, если уж на то пошло. В тот роковой день в Муйшане он заявил свои права на жизнь Сюэ Яна — эта яростная мысль пронзает его разум. Заявил, да. И отпускать куда-либо в ближайшее время не намерен.              Когда глаза Сюэ Яна наконец открылись вновь и сфокусировались на лице Сун Ланя — их взгляд был ужасающе ясный, отчаянный и голодный. На какой-то короткий, головокружительный миг Сун Лань вдруг испугался, что тот вот-вот встанет на цыпочки, чтобы поцеловать его… И это было бы слишком, он бы не справился. Сун Лань оттолкнул его, но тут же подступил сам, крепко прижав Сюэ Яна к стене, и тот вдруг издал низкий, признательный стон.              — Да… Да, вот так… Хорошо. И чем же ты хочешь заняться, м? Хочешь, чтобы я показал тебе, как…              — Нет, — Сун Лань прижал два пальца к его губам, чтоб заставить умолкнуть. Он был уверен, что удивление, спровоцированное таким прикосновением, скоро пройдет, но не мог не позволить себе насладиться шокированным выражением лица затихшего вдруг Сюэ Яна и почти комичным выражением его широко-распахнутых глаз. — Никакого обучения, никаких уроков. Позволь мне просто…              Он и сам не знал толком, что хотел сказать. Может быть, «позволь мне выяснить, что нравится именно твоему телу» или что-то в таком роде — его ошеломляющее желание даже определению не поддавалось, не говоря уже о том, чтобы сформулировать его суть словами.              Похоже, куда проще просто действовать, неотвратимо прижимая руками тело перед собой, буквально втискивая его в стену. Он вдруг вспомнил, что Сюэ Яну нравилось, когда он щипал его за соски, — и правда: стоило только на пробу провести по ним большими пальцами, ощущая реакцию даже сквозь тонкую ткань чжунъи, как Сюэ Ян вновь застонал, откинувшись головой на стену позади.              — Ебать, — тонко заскулил он, его рука, упакованная в полуперчатку, тут же нетерпеливо потянулась к бедру, чтобы распустить завязки чжунъи, но Сун Лань торопливо перехватил его за запястье и отвел ладонь на сторону.               — Не смей, — сказал он. — Оставь как есть. Не… Не надо обнажать кожу.              Взгляд, который бросил на него Сюэ Ян, был абсолютно похотливым, но он послушно опустил руку, нетерпеливо застонав.              — Хорошо, как скажешь. Будь по-твоему. Только не останавливайся.              Он и не собирался, вообще-то. Несколько слоев одежды делали сносной даже возможность более плотного контакта: Сун Лань вжал Сюэ Яна в стену еще сильнее, ощущая как его крепкое, обжигающе-горячее тело льнет к его собственному — мерзко и в то же время возбуждающе. Сюэ Ян издал очередной полузадушенный звук, когда Сун Лань вновь вернул руки на его тело, прилежно изучая его формы, ощупывая каждую выступающую косточку, каждое упругое полотно мышцы и более мягкие участки тела между этим всем… Этот процесс куда интимнее, чем возня мокрой тряпкой по коже в Айджане, — ему хотелось изучать его без суетливой спешки.              Он чувствовал растущее возбуждение Сюэ Яна бедром, о которое тот так же жадно и требовательно терся. Сун Лань сглотнул, когда тот прижался к его собственному эрегированному члену, потому что судорожная, пульсирующая дрожь того, что могло бы быть удовольствием — и, возможно, желанием, — разом пронзила его тело.              Крохотная, все еще рациональная часть его разума буквально жаждала выть от дискомфорта, когда Сюэ Ян ловко пропустил свою руку под его и обхватил ладонью где-то в радиусе поясницы, словно бы желая втиснуться еще крепче — объятие, он держал Сюэ Яна в своих руках, — но затем этот демоненок просто приподнялся на цыпочки и куснул его за мочку уха, ошарашив так, что в голове мгновенно опустело.              Сун Лань инстинктивно отдернулся, и Сюэ Ян тут же одарил его взглядом, что у любого другого человека могло бы выглядеть как взгляд, наполненный удивлением и раскаянием, — но это выражение тут же дополнилось совершенно бесстыжей ухмылкой.              — Никаких укусов? — невинно поинтересовался он, но все же поинтересовался, а это уже прогресс. По крайней мере, так Сун Ланю хотелось думать. Он качнул головой, чтобы очистить ее и заодно предотвратить дальнейшие укусы.              — Повернись, — велел он вместо ответа, и, даже несмотря на талисман, его голос казался сухим и хриплым. Ухмылка Сюэ Яна стала куда ярче и резче в предвкушении, она сделалась настолько голодной, что его глаза сощурились, — едва ли не впервые в жизни Сюэ Ян послушно выполнил то, что от него требовалось: развернулся, прильнул к стене и приглашающе выгнулся.              Сун Лань снова вжался в него, слои одежды делали такую близость вполне сносной — мягкие, тяжелые волосы Сюэ Яна пахли так приятно, даже несмотря на то, что были пропитаны потом и утренней росой вместо цитрусово-рисовой воды.              Почти бездумно он потерся о ложбинку меж ягодиц Сюэ Яна так, как тот всего несколько мгновений назад бесстыдно терся о его бедро, — и получил в ответ еще один, совершенно неконтролируемый стон, заставивший его и без того уже возбужденную плоть болезненно дернуться.              Он хотел.              Хотел этого.              Хотел Сюэ Яна.              Он уже успел одной рукой нетерпеливо, почти яростно стащить чжунъи Сюэ Яна, обнажив его бедра и второй рукой освободить себя самого от штанов, когда его вдруг осенило: он замер, чувствуя себя совершеннейшим идиотом.              — Настойка из коры баохуа… и мазь из водорослей. Все еще у Синчэня в мешочке. У меня под рукой нет ничего, что…              Сюэ Ян издал громкий, разочарованный стон, уткнувшись лбом в украшенную восхитительной резьбой деревянную стену, и еще больше прогнулся в спине, прижимаясь к нему.              — Ничего страшного!.. Бля! Я же говорил тебе, сойдет и слюна, если торопишься, просто, сука, не останавливайся сейчас, м?..              Едва закончив говорить, Сюэ Ян поднес к губам собственную ладонь и, сунув глубоко в рот сразу два пальца, принялся упорно обсасывать их, от чего Сун Лань — невероятно просто — возбудился еще сильней, буквально впадая в агонию. Когда они выскользнули из его рта, липкие и влажные от слюны, Сюэ Ян прогнулся, завел руку назад и нетерпеливо вставил в себя сразу оба.              Его внутренности вспыхнули, Сун Лань был практически уверен, что от такого зрелища даже умудрился издать какой-то унизительный звук, но, к счастью, Сюэ Ян, похоже, оказался слишком занят, чтобы обратить на это внимание, сгибая и разводя ножницами пальцы внутри, небрежно растягивая себя для него. Вход в его тело призывно сокращался, скользкая слюна поблескивала вокруг сфинктера, когда тот наконец вытащил пальцы, — омерзительно.              Сойдет.              Прижав Сюэ Яна рукой меж лопаток, чтоб зафиксировать на месте, Сун Лань перехватил инициативу и начал проталкиваться внутрь. Сюэ Ян издал едва слышный, задушенный скулеж, но лишь развел ноги еще шире — хоть не настолько сухо и туго, как в тот, самый первый, совершенно катастрофический раз, но весьма похоже. Ощущения почти близкие к боли, когда он безжалостно проскочил сквозь сжавшееся колечко мышц в узкое пространство внутри.              — Все в порядке? — каким-то образом сумел уточнить Сун Лань, застыв на месте, ощущая, как дрожащее тело Сюэ Яна ритмичными импульсами пытается приноровиться к его размерам. В ответ раздался лишь пронзительный смешок, отчасти дикий, и Сюэ Ян, напрягшись под его рукой, принялся выгибаться еще больше, силясь насадиться на его член глубже.              — Да. Да, все в порядке, можешь… Бля, можешь продолжать. Хочу больше…              Почти неосознанно он начал толкаться глубже и глубже, прикладывая все усилия, чтобы сделать это хотя бы медленно.              — Я не хочу причинить тебе вреда, — прорычал он, и Сюэ Ян засмеялся снова, но теперь иначе, сорвано, возможно, отчасти недоверчиво.              — Все в порядке, я не против. Мне нравится, когда ты делаешь мне больно. Тебе нравится, когда ты делаешь мне больно… — его слова сошли на жалобный стон, когда сопротивление несколько ослабло и Сун Лань разом скользнул глубже. Он тут же заставил себя замереть на мгновение, легонько двинуться назад, и толкнуться снова, но чуть глубже, повторяя этот ритм снова и снова, медленно, но уверенно — с каждым разом проникая все глубже.              — Не сегодня, — пробормотал он в эти мягкие волосы. Сюэ Ян издал странный звук, похожий то ли на насмешливое фырканье, то ли на легкомысленный смешок, то ли просто на вздох, растаявший на ходу.              — Ладно, — выдохнул он, — Хорошо, ладно… Как скажешь… Хорошо. Так… хорошо…              Медленное раскачивание туда-обратно, похоже, сработало, напряжение в чужом теле несколько ослабло, проход постепенно становился более свободным и гладким до тех пор, пока клинок Сун Ланя наконец не вошел в ножны по самую рукоять — а затем совсем чуть-чуть поднажал, вынуждая Сюэ Яна встать на носочки и начать хныкать, дрожа от напряжения.              Было в этом нечто победное — подумалось Сун Ланю, когда он обрел подобие ясности ума, почти вынув член, позволяя Сюэ Яну опуститься на ноги, а затем снова, медленно, но неумолимо вошел глубоко внутрь. Было нечто триумфальное в том, чтобы превращать Сюэ Яна, что и глазом не моргнул бы, даже будь он пронзен мечом насквозь, вот в это: в растрепанное, захлебывающееся вдохами нечто, безвольно прижавшееся к стене, издающее едва слышные, беспомощные звуки каждый раз, когда он полностью проникает в его тело. Было нечто триумфальное в том, как выглядело лицо Сюэ Яна каждый раз, когда Сун Лань толкался в него снова и снова — прикрытые глаза, полуоткрытый рот, длинные ресницы, трепещущие тенями вдоль скул…              — Бля… — выдохнул Сюэ Ян, и едва ли это было похоже на слово: просто выдох, медленно вырвавшийся из его легких, когда Сун Лань снова пронзил его плоть своей, медленно, уверенно, глубоко. Он снова вынудил его подняться на носочки и удерживал так, заставив почти рыдать от бессилия, покуда не смилостивился, позволив обратно опуститься на ноги. Затем пару раз толкнулся совсем слабо, словно позволяя передохнуть, — и опять повторил. Снова и снова. Он просто не мог остановиться, потому что жаждал услышать эти жалобные звуки еще раз…              — Безжалостный… — захлебывался вдохом Сюэ Ян, жадно принимая все, что дают. — Ты безжалостный, даочжан Сун… Опять…              Он неуклюже прижался лицом и покрытым шрамами плечом к стене, чтобы позволить руке, зажатой меж стеной и собственным телом, прикоснуться к себе, захлебываясь стоном на каждом, неумолимом, глубоком толчке.              Сун Лань не собирался этого делать. Позднее он так и не смог себе объяснить, что подвигло его к этому.              Просто в какой-то момент чжунъи соскользнул с плеч Сюэ Яна, местами свободно свисая, а местами сбиваясь в кучу там, где их тела прижимались плотней всего, и, когда Сюэ Ян чуть изогнулся, чтоб получше дотянуться рукой до собственного члена, его волосы упали на сторону, подобно тяжелым занавескам, обнажая беззащитную шею у затылка. Маленький шрам, отметина от Фусюэ оказалась прямо перед лицом Сун Ланя…              Когда он неосознанно наклонился вперед, чтоб прижаться к ней губами, Сюэ Ян вдруг издал совершенно невероятный какой-то звук, тихий и надтреснутый, — а затем кончил, обильно и протяжно, дрожа всем телом от пронзающих его толчков.              Его ноги подогнулись, и он удерживался вертикально лишь благодаря стене перед ним и крепкому стержню, погруженному глубоко в его нутро. Сун Ланю пришлось зажмуриться, когда дрожащие мышцы, подобно мягким тискам ритмично сжимали его член, настойчиво массируя собой. Словно пытаясь оседлать его, вынудить эту вершину извергнуться так же. Но это всегда было самой трудной частью — противостоять годам опыта в целенаправленной практике сдерживания, чтобы позволить себе низвергнуться, выплеснуть эту грязную похоть, позволить ей вырваться наружу…              Синхронизировав ритм толчков с пульсирующим ритмом сокращения внутренних мышц и вырывая у Сюэ Яна прерывистые, захлебывающиеся вздохи, он почти полностью вынимал свой член, а затем резко врывался внутрь, размалывая там все под себя, его буквально тошнило от удовольствия… Он был так близок, почти на грани, еще бы вот совсем чуточку и…              — Эй, хочешь кончить мне в рот? — невнятно пробормотал Сюэ Ян, и живой образ этого видения вклинился в воображение Сун Ланя, проникая в мозг с деликатностью боевого молота.              Он выругался, хрипло и грубо, почти вырубившись на какое-то мгновение от интенсивности хлынувшего на него, блаженного освобождения. Сквозь рев крови и темной энергии в ушах до него донеслось слабое хихикание Сюэ Яна.              — Похоже, что нет, — заметил он, все еще пытаясь восстановить дыхание. — Тогда в другой раз…              Едва удержавшись, чтоб не выругаться снова, Сун Лань прижался к стене, чтобы не потерять равновесие от головокружительного оргазма — резкого, уродливого и яростного, как и все те эмоции, что вызывал у него Сюэ Ян.              Он долго стоял так, пытаясь выровнять дыхание, в котором он, собственно, и не нуждался-то особо, но за которое все равно цеплялся. Он отчаянно желал восстановить привычную устойчивость бытия, равновесие. Контроль.              Сюэ Ян оставался теплой фигурой, уютно зажатой в его руках: удобной по своей форме и легкой по своей сути — словно он был здесь всегда…              Достаточно медленно, чтобы не казаться слишком резким, Сун Лань вышел из его тела, и Сюэ Ян, чьи колени тут же подкосились без дополнительной поддержки чужого тела, тут же издал жалобный звук.              — Как грубо, — пробормотал он, но не то чтобы всерьез. Слишком измотанный, чтобы сопротивляться законам гравитации в одиночку, он медленно соскользнул вниз по резным деревянным панелям и превратился в лужицу на полу, по-прежнему прижимаясь головой к стене, но, к счастью, умудрившись не проехаться лицом по блестящим, влажным разводам, оставленным им же самим буквально только что.              Он выглядел абсолютно разбитым, больше напоминающим мешок сена, нежели человека. Его чжунъи едва держался на плечах, а штаны и нижнее белье съехали куда-то в район щиколоток. Безвольный, мягкий и сонный — таким он, похоже, становился всегда после секса, и Сун Лань сам не мог понять, радует его или ужасает тот факт, что ему теперь известны такие подробности о Сюэ Яне.              Благословенное расстояние несколько сгладило противоречивый клубок его эмоциональных реакций, он сделал глубокий, очищающий выдох и, вынув из рукава носовой платок, судорожно обтерся. Сюэ Ян же выглядел так, словно вот-вот уснет.              — Тебе стоит вернуться в постель и немного отдохнуть, — велел ему Сун Лань, пытаясь придерживаться строгой, невозмутимой интонации, а затем, чуть помедлив и непроизвольно вздрогнув, добавил: — Только не забудь сначала привести себя в порядок.              Сюэ Ян фыркнул, но с места не сдвинулся.              — А хули ты мне сделаешь, если откажусь, — пробормотал он вяло. — Я, может, хочу спать прям тут. А что, удобненько так…              — Сюэ Ян… — выдохнул он и получил в ответ сонное подобие ухмылки.              — Ну вот опять. Голос наступившего на дохлого слизня! Я уж было начал волноваться, что ты забыл, с кем имеешь дело: такой ласковый со мной сделался.              — Ты не слизень, — терпеливо указал Сун Лань. — Так что хватит им притворяться: отклеивайся от помеченной тобой стены и топай в кровать.              А вот тут Сюэ Ян захихикал по-настоящему и даже сумел приоткрыть глаза, чтобы глянуть в ответ: его щеки чуть сморщились в выражении искреннего веселья.              — Бля. Похоже, тебе удалось меня подъебать.              Широко зевнув, он потянулся и совершенно неуклюже вскарабкался на ноги, чуть покачнувшись, чтоб вернуть чжунъи на место, спрятав тем самым покрытую шрамами культю плеча, а из штанов и вовсе выбрался, предпочитая нести их в руках, нежели тратить время на то, чтоб попытаться натянуть их обратно.              Наконец Сюэ Ян выпрямился, а затем вдруг замер, чуть склонив голову набок, глядя на Сун Ланя задумчивым, совершенно непроницаемым взглядом, после чего все же улыбнулся своей привычной, дерзкой ухмылкой, сверкнув клычком. Но выражение его глаз оставалось до странного мягким, наполненным тем самым невероятным теплом, которое Сун Лань замечал всего несколько раз после Муйшаня. Взгляд, который все еще казался естественным лишь в том случае, когда был направлен на Синчэня…              Даже после того, как Сюэ Ян отвернулся, чтоб без лишних церемоний втащиться обратно в покои, сердце Сун Ланя вдруг защемило, кольнуло от чего-то… чего-то. И разбираться от чего ему было невыносимо. По крайней мере сейчас.              Завернувшись в одежду настолько, чтоб добраться до уборной, не утратив собственного достоинства, он все же остановился и, поморщившись, вытер стену носовым платком от осевших на ней полупрозрачных разводов. «Следы от слизняка!» — ликующе воскликнул Сюэ Ян у него в голове, и Сун Ланю, укоризненно качая головой на самого себя, усилием воли пришлось подавить непроизвольное подрагивание губ в улыбке.              К моменту, когда он, аккуратно избавившись от грязной одежды и наконец-то тщательно вымывшись, вернулся обратно, Сюэ Ян уже спал глубоким сном. Он распластался по всей кровати в одном лишь чистом нижнем белье, сохраняя совершенно не свойственную ему неподвижность и мягкость, которой обладал лишь во сне. Какое-то время Сун Лань просто молча наблюдал за ним, вот таким.              Сейчас ему казалось почти глупостью, что раньше это невыносимо знакомое лицо — орлиный нос, мягкие щечки, пухлые губы и длинные ресницы — он считал уродливым. В таком виде, расслабленный и умиротворенный, без необходимости огрызаться, рычать или демонстративно щериться… В благосклонных лучах утреннего света Сюэ Яна можно было бы, пожалуй, даже назвать прекрасным.              Вздохнув и снова укоризненно покачав головой себе самому, Сун Лань поспешно отступил и направился к их общей с Синчэнем постели.              Синчэнь лежал на боку, заняв большую часть кровати, словно ни на миг не прекращал тянуться за Сун Ланем даже во сне, неосознанно выискивая устойчивое присутствие, что всегда должно было быть рядом…              Сун Лань вдруг ощутил острый укол чувства вины.              «Это просто был акт милосердия — и ничто иное, — яро заявил он, беспомощно пытаясь успокоить то ли себя, то ли потенциально укоряющего его Синчэня, ну или и то, и другое сразу. — Это никоим образом не уменьшает мою любовь к тебе, честное слово, — ее никогда и ничто не сумеет уменьшить. Но все же мне не стоило этого делать. Мне так жаль.»              Он сел на край кровати так тихо, как только мог, но лицо Синчэня все равно дрогнуло, стоило лишь чуть сдвинуть одеяло.              — Цзычэнь? — сонно пробормотал он, хоть уже успел протянуть руку, чтоб опознать его.              — Я здесь, — тихо подтвердил он, устраиваясь поудобнее на кровати. — Еще слишком рано, спи.              — Мммн… — согласился Синчэнь, его черты лица тут же снова разгладились, едва его рука обрела покой на колене Сун Ланя. — Ляг со мной? — пробормотал он на выдохе, настойчиво, хоть и сонно дергая его за одежду.              Он вполне мог бы отказаться — его перегруженное от ощущений тело все еще инстинктивно жаждало свободного пространства. Но кровать казалась такой удобной, а он так устал. Более того — он вымотался.              Пожалуй, можно позволить и себе небольшой отдых.              Осторожно, чтоб не сильно пинать Синчэня, Сун Лань растянулся на постели рядом с ним, восхищаясь едва заметной сонной улыбкой, что тут же расцвела на чужом лице, стоило лишь пойти на поводу у его желания.              — Мой Цзычэнь, — влюбленно произнес Синчэнь, а его рука собственнически легла ему на талию. Слишком много напора, но не сказать бы, что этот напор прям невыносим. Он теплый и надежный, даже уютный в какой-то мере.              Возможно, находиться в объятиях не так уж и плохо.              Возможно, он даже смог бы к этому привыкнуть.              Все-таки удивительно, к скольким невероятным вещам — очевидно — вполне можно привыкнуть.              В последний раз смиренно выдохнув, Сун Лань закрыл глаза, и, когда последние крохи напряжения, скопившегося за сутки, выскользнули из него вместе с воздухом, он, наконец, позволил себе погрузиться в столь редкий, но от этого не менее благословенный сон.