***
— Ты знал об исцелении души даочжана? — вдруг поинтересовался Сюэ Ян спустя одну или две ли. В его голосе звучал некий вызов и настолько острое недовольство, что Сяо Синчэнь почти содрогнулся. Сюэ Ян пребывал в одном из худших расположений духа с самого утра, и дождь, начавшийся вскоре после того, как они покинули убежище, едва ли способствовал улучшению. От едва ощутимой мороси одежда и волосы неприятно липли к телу, но самой влаги категорически не хватало, чтобы облегчить жару. — Нет, не знал, — удивленно ответил Цзычэнь после короткой паузы, и ответ звучал скорее вопросительно, нежели утвердительно. — Так и я не знал, — вмешался Сяо Синчэнь, непроизвольно подняв руку к груди, чтобы растереть кожу напротив сердца, куда Сюэ Ян накануне впивался пальцами. — Пока ты не сказал. Сюэ Ян издал звук, крайне похожий на недоверчивую ухмылку. — Хочешь сказать, что твоя душа, раздробленное духовное сознание, наконец-то склеилось воедино, а ты просто… не заметил? Он качнул головой, и вдоль его позвоночника неуютным касанием вдруг пронеслись отголоски далеких, ужасающих воспоминаний о раскаленном добела жжении в горле, о погружении в вечную тьму после того, как он решительно разорвал себя на куски… — Не заметил, — тихо ответил он. — В последнее время столько всего навалилось: туманные духи, новости о гибели верховного Заклинателя… Столько событий. Я даже не знаю, что должен был ощутить. — Но это ведь хорошо, да? — вклинился обеспокоенный, судя по голосу, Цзычэнь. — Это же не навредит ему? Сюэ Ян снова усмехнулся, но теперь, по крайней мере, его голос звучал скорее снисходительно, нежели агрессивно. — Разумеется, хорошо! Именно для этого большинство заклинаний и были предназначены: удерживать части его души так, чтобы они плотно прилегали друг к другу до тех пор, пока не срастутся. Но эти части едва держались кучей и все время норовили развалиться — по крайней мере, так было после сражения с туманными духами. Уж я-то знаю — пришлось влить дохрена ци, восстанавливая вязь заклинаний хотя бы настолько, чтобы ты мог проснуться. Так что же изменилось? Они продолжали свой путь, пока Сяо Синчэнь пытался восстановить в памяти события последних недель вплоть до суматохи собственного пробуждения в Муйшане — казалось, это случилось так давно. — Полагаю, — наконец произнес он, — та беседа с Наставницей помогла мне прояснить многие вещи. Она вернула меня к моей прежней стезе — или, скорее уж, помогла осознать, что я ее никогда и не терял. Я потерял веру в эту стезю. В себя. — Наставница? Баошань Санжэнь? — недоверчиво переспросил Сюэ Ян, и теперь его голос зазвучал еще более возмущенно. — Ты говорил с Баошань Санжэнь? Но когда?! — В Муйшане, — ответил он, пытаясь вспомнить, не обсуждали ли они это прежде. Очевидно, нет. — Когда я пребывал в невыносимом, мучительном отчаянии, она явилась ко мне во сне, в своеобразном видении… Дала наставления и утешила в миг, когда я так нуждался в этом. Проснувшись после, я ощутил себя… словно бы полноценным. Как будто я наконец обрел гармонию в себе. — Я тоже видел это, — вмешался Цзычэнь. — Тем вечером… Это было словно вспышка света. Сюэ Ян сохранял молчание еще несколько мгновений, но Сяо Синчэнь почти физически ощущал, как его взвинченная энергетика то и дело мерцает и вспыхивает, словно помесь обжигающего солнечного света и смерти. — То есть тебе приснилась твоя наставница, затем ты проснулся, а твоя душа просто взяла и… сама себя залатала? — подытожил в конце концов Сюэ Ян и, получив подтверждающий кивок, издал резкий, лающий, разъярённый смешок. — Да это же какая-то ебаная даосская хуйня! — Это было глубинное духовное переживание, которое не стоит высмеивать или воспринимать так легкомысленно, — принялся поучать Цзычэнь, хмурость снова вернулась в его голос, но Сюэ Ян лишь издал в ответ едва слышное, обиженное шипение. — Еще в Муйшане… И вы даже ни разу не подумали рассказать об этом мне? Сраные… Он прервался, хоть и впустую, но явно пытаясь подавить рычание в собственном, повышающемся голосе. — Ты хоть знаешь, сколько я искал ее? После того, как ты умер. Легендарная Бессмертная с Горы, Баошань Санжэнь, способная наращивать плоть на костях и возвращать к жизни мертвых! Я думал, что уж если кто и сможет вернуть тебя назад, если уж кто и захочет, то… Но, видимо, она была слишком занята своими пиздец какими важными бессмертными делами, раз даже не попыталась помочь! Впрочем, очень мило с ее стороны появиться в конце банкета и исправить все одним, сука, блядским щелчком пальцев! — Ты сердишься, — мягко подметил Сяо Синчэнь, чуть нахмурившись. — Разве это плохо? Сюэ Ян снова расхохотался тем самым отвратительно резким смехом, который все еще отзывался ужасом вдоль позвоночника. — Я потратил восемь лет, пытаясь собрать твою душу по частям, — наконец произнес он низким, рычащим тоном, и его голос был наполнен болью и злостью. — Отдавал все, что мог и не мог ради тебя! Но даже после пробуждения ты продолжал разрушать себя снова и снова, как будто все мои старания ничего не значили! Но вот тебе снится сладкий сон с твоей наставницей, и что? Все просто берет и чинится само по себе, так, что ли? А тебе и в голову не приходит рассказать об этом мне! Знаешь, я порой так тебя ненавижу. Последние слова совсем тихие, но искренние и колючие. — Мне очень жаль, — произнес Сяо Синчэнь, коротко, поверхностно выдохнув. — Я как-то не подумал. Все произошло еще до того, как мы заново встретились. И это не то чтобы секрет — я просто не заметил, что во мне изменилось что-то еще, кроме вернувшегося ощущения умиротворения и ясности. Он нерешительно умолк, размышляя над словами Сюэ Яна и перебирая остатки разоренных духами воспоминаний. — Я когда-нибудь благодарил тебя? — спросил он. — За то, что вернул меня обратно. За все, что делал и совершал ради меня, — за то, что оставался рядом. На какое-то время воцарилась тишина, прерываемая лишь влажными звуками их шагов по болотистой дороге и слабого шороха непрекращающегося дождя. — Нет, — наконец ответил Сюэ Ян бесцветным голосом. — Не благодарил. — Прости, — он резко остановился, чтобы тут же повернуться в направлении столь знакомого голоса, и его собственное сердце тут же отозвалось болью где-то в глотке. — Я должен был. Мне никогда бы не представилась эта возможность, возможность осознать, что я все еще хочу оставаться здесь, быть частью этого мира. Возможностью стать лучше — даже, может быть, познать счастье вновь, хоть мне и казалось, что я никогда уже не смогу, — я обязан тебе. Спасибо. Он сложил руки перед лицом и поклонился. Тишина, последовавшая за этим, затянулась, внезапно перерастая в нечто неуютное и напряженное — Сяо Синчэнь даже задумался, не допустил ли случайно какую-нибудь ошибку. Затем Сюэ Ян вдруг рассмеялся, но не тем жестоким, безумным смехом, а совсем другим: до странного глухим и сердитым, от чего по его позвоночнику все равно пробежал знакомый холодок. — Ну разумеется. Точно. Да всегда пожалуйста! — прошипел он, внезапно наклонившись вперед настолько, что его горячее дыхание обожгло ухо, заставив Сяо Синчэня подскочить. — Смотри-ка, как все отлично сложилось для тебя, м? А знаешь что, Сяо Синчэнь, как насчет того, чтобы отплатить мне сладостями или поцелуями, а? Его низкое рычание звучало так яростно, что Сяо Синчэнь инстинктивно отпрянул, тяжело сглотнув, — а затем уловил вдруг жалкий подтон в его голосе. Тоска. На какое-то безумное мгновение ему пришлось приложить все усилия, чтобы не протянуть руку, сдавшись, чтобы не обхватить лицо Сюэ Яна ладонями, не накрыть его губы своими, испытывая странную уверенность в том, что знает наверняка, каково это: столкнуться с этой отчаянной тоской своею собственной. Целовать, целовать и целовать, целовать того, кто будет целовать в ответ так же жадно, целовать того, кто не отстранится, целовать Сюэ Яна… — Сюэ Ян… — голос Цзычэня вдруг прозвучал резко и напряженно, словно бы предупреждение, разрушающее весь момент. Сяо Синчэнь выпрямился, и на его устах появилась едва заметная улыбка. — Едва доберемся до ближайшего города, я куплю тебе все сладости, какие только захочешь, обещаю. С удовольствием куплю. Это наименьшее, что я могу для тебя сделать. Сюэ Ян снова рассмеялся — на этот раз едва слышно. Горько. — Отлично. Замечательно. Жду не дождусь. — Я не воспринимаю это как должное, — заявил Сяо Синчэнь, едва сдерживаясь, чтобы не протянуть руку и не прикоснуться. — Не воспринимаю как должное тебя — и ни одного из вас. Мне очень жаль, если создалось такое впечатление. — Да хватит уже с этим своим «очень жаль». Звучит по-тупому, — пробормотал Сюэ Ян, но как бы то ни было, тон его голоса уже не звучал так до опасного горестно-разъяренно, и это несколько успокаивало. — Давайте уже двигаться, может, получится еще найти какое-нибудь местечко для ночлега до того, как вымокнем окончательно, а то у меня, кажется, еще остался отчасти сухой носок. Испытывая невероятный прилив мучительной нежности, Сяо Синчэнь улыбнулся и, кивнув, снова продолжил идти. — Я рад, — произнес Цзычэнь, нарушая знатно отяжелевшую тишину спустя какое-то время. Он явно подбирал слова так, чтобы снова случайно не разжечь пламя ссоры. — Что наставления Баошань Санжэнь помогли тебе обрести душевный покой. Ты заслуживаешь этого. И теперь ты сияешь так ярко. Сяо Синчэнь чуть наклонил голову, ощущая, как вспыхнули смущением кончики его ушей, и улыбнулся, наверняка выглядя несколько глупо. — Спасибо. — Ну так и что она там сказала? — поинтересовался Сюэ Ян таким скучающим тоном, каким обычно пользовался, когда ему действительно было любопытно. — Какие такие просветленные наставления дала тебе вознесшаяся бессмертная, что ты аж разом исцелился весь? Сяо Синчэнь задумчиво улыбнулся шире, вспоминая строгий, но нежный голос, смывший напрочь весь стыд, горе и чувство вины, предложив взамен утешение и принятие. Любовь просто существует. — Она напомнила мне незыблемую истину, о которой я позабыл, — мягко ответил он. — И сказала не бояться слушать свое сердце. — Ну, это какая-то бесполезная неопределенность, — фыркнул Сюэ Ян. — Ты бы удивился, — сухо произнес Цзычэнь. — Сколь просветленным может стать такое простое указание, когда речь заходит о сердце Синчэня. Сяо Синчэнь засмеялся, слегка покачав головой, даже когда Сюэ Ян снова усмехнулся, вне сомнений закатывая глаза. — Наверное. Оно ведь и правда… единственное в своем роде, — наконец ответил Сюэ Ян небрежным, слегка натянутым тоном, и что-то вдруг дрогнуло в уголке памяти — дрогнуло и тут же ускользнуло. — Так и есть, — мрачно согласился Цзычэнь. — Ага. Глупое и мягкое, — прояснил Сюэ Ян. — Глупый и мягкий Сяо Синчэнь со своим глупым и мягким, кровоточащим сердцем. Несмотря на насмешливость, его голос звучал скорее подтрунивающе, чем презрительно, — эдакая особая разновидность приторного ехидства, которую Сяо Синчэнь уже привык распознавать как нежность. Он снова покачал головой, и его губы дрогнули. — Нет ничего плохого в мягкости, — упрекнул он. — Лучше пусть мое сердце кровоточит время от времени, нежели обратится в бесчувственный камень, не осмеливающийся верить в лучший мир. — Ну вот, так и есть: глупый же, — согласился Сюэ Ян. — Не называй его так, — отрезал Цзычэнь, явно обидевшись вместо самого Синчэня, и немедленно получил в ответ резкое фырканье. — А ты тоже глупый, даочжан Сун, так что нечего тут считать себя обделенным, — тут же заверил его Сюэ Ян, и Сяо Синчэнь не смог не рассмеяться от того, сколько колючей нежности он услышал и в этих словах. — Будь паинькой, — сказал он, едва заметно коснувшись руки Сюэ Яна своей. Он чувствовал, что может позволить себе хотя бы такую малость — позволить им обоим: себе и Сюэ Яну. — Впереди у реки виднеется городок, — объявил Цзычэнь и, спустя какое-то время, неуверенно добавил: — Будем надеяться, нам удастся найти там приятное место для ночлега. Мгновенно вспомнив обещание, что Цзычэнь дал ему прошлой ночью, Сяо Синчэнь вдруг ощутил очередную дрожь в позвоночнике — но на этот раз искрящуюся от голодного предвкушения, а не тревоги. — С нетерпением жду этого, — промурлыкал он, ощущая, как все его тело внезапно вспыхнуло жаром. — Не под дождем и в кои-то веки в свежих кроватях! — согласился Сюэ Ян, не обращая внимание на неожиданную смену настроений. — А еще же сладости! Быстрей бы.***
К счастью, дождь прекратился, когда они добрались до городских ворот, но, судя по зазывающим окрикам продавцов, торговля у них шла не очень. — Надо присмотреть тебе новую одежду, — обращаясь к Синчэню, заметил Сун Лань чисто из практических соображений, а вовсе не для того, чтобы отвлечься от странного трепета внутри, от едва заметного покалывания в кончиках пальцев и нарастающей тошноты из-за страха и желания. Они еще никогда не планировали наперед такую вот интимную близость. Тогда в Муйшане все произошло спонтанно под влиянием любви и страсти, на какое-то время победивших отвращение. Набраться же смелости, чтобы повторить нечто подобное по требованию, — совсем другое дело. Но он дал слово прошлой ночью. Остается лишь надеяться, что у него получится это слово сдержать. Синчэнь застенчиво дернул рукой, словно пытаясь спрятать за спину рукав, ткань которого настолько пропиталась кровавыми потеками, что оставалась розоватой даже несмотря на тщательную стирку, и сокрушенно кивнул. — А, ну. Это да. Скажете, если вдруг наткнемся на лавку с подходящей одеждой. Сун Лань еще не успел ответить, как Сюэ Ян издал громкий, пренебрежительный вздох и усмехнулся, закатив глаза. — Мы не станем покупать тебе готовую одежду на рынке, даочжан! Единственный белый ханьфу, который можно найти здесь, — это похоронный саван для бедняков. Синчэнь слегка нахмурился, словно вот-вот надуется. — А я вот не возражаю против простых одежд! У нас впереди долгий путь — не нужно тратиться на бесполезную роскошь. Сюэ Ян снова закатил глаза, а насмешливое выражение его лица стало каким-то более нежным и снисходительным. — Даочжан-даочжан… — вздохнул он, останавливаясь, чтобы легонько дернуть Синчэня за рукав. — Ведь ты идешь в Гусу, просить аудиенции у главы одного из самых влиятельных орденов, а к тому времени, возможно, уже даже и Верховного Заклинателя! Ты же явишься к нему буквально из ниоткуда, чтобы просить поставить на кон огромные деньги и свою репутацию ради невостребованного проекта, который даже выгоды в себе не несет! Заявившийся в Облачные Глубины Синчэнь Даочжэнь, будучи разодетым в пыль и крестьянские тряпки, не сумеет пересечь даже порог у парадных врат! Он хохотнул, покачав головой, даже вопреки тому, что хмурость явно задетого Синчэня лишь усугубилась. — Но вот Яркая Луна и Легкий ветерок, — продолжил Сюэ Ян чуть мягче. — Весь такой с иголочки, сияющий как месяц и сверкающий, словно звезды на небосводе… Этому Синчэню они позволят хотя бы заговорить. Если хочешь, чтобы тебя восприняли всерьез, как легендарного заклинателя, предлагающего разделить свою мечту, стоит приложить хотя бы немного усилий, чтобы выглядеть соответственно! — Он не так уж и неправ, — вздохнул Сун Лань, соглашаясь, на что тут же получил довольную усмешку от Сюэ Яна, а Синчэнь скорчил недовольное лицо, прежде чем неохотно кивнуть. — Наверное… Просто… Я давным-давно решил оставить это имя и прошлую жизнь прошлому. Мне не хочется чувствовать себя каким-то актером в костюмированном представлении. Сюэ Ян снова рассмеялся, непростительно заразительный в своем искреннем восторге. — Не переживай ты так, обещаю, мы подберем тебе что-нибудь толковое! К тому же даочжан Сун наверняка ведь остановит меня, если я попытаюсь нарядить тебя в театральные костюмы или куртизанские шелка, — правда же, даочжан Сун? Он ухмыльнулся, сверкнув острыми клыками, и Сун Лань не сумел подавить улыбку в уголках губ от одной только мысли об этом, а Синчэнь непроизвольно хихикнул, его уши немного покраснели. — Мы подыщем что-нибудь удобное, но со вкусом, — пообещал он, и Синчэнь кивнул, соглашаясь. — Что ж, раз так, то доверюсь тебе, — покорно улыбнулся он, разводя руками в знак согласия. Столь простой, полушутливый жест, но сердце Сун Ланя тут же сжалось. Как же легко и безоговорочно Синчэнь доверяет ему даже в таких мелочах… Портной, которого они в конце концов обнаружили, оказался долговязым мужчиной с редеющей шевелюрой, чье лицо тут же посветлело при виде потенциальных покупателей в столь тухлый день. Впрочем, он обрадовался еще больше, когда заметил их одежду и Фучэнь, вне сомнений, уже подсчитывая мысленно, на сколько сможет их облапошить. Затем его взгляд наткнулся на непоколебимую, ядовито-приторную ухмылку Сюэ Яна, и все его надежды на халявную прибыль тут же рухнули с концами. — Добро пожаловать в наше скромное заведение, благочестивые даоши! Ваше внимание и покровительство — большая честь для нас, почему бы вам не заглянуть сюда, вдруг я смогу вам сегодня чем-нибудь услужить? — продолжал раболепствовать портной, провожая их внутрь помещения. — Для столь выдающихся заклинателей у меня есть замечательные образцы парчи, их мы получили из Цинхэ только на этой неделе. А вот шелк-сырец из Гусу! Между прочим, в Хунци только здесь можно приобрести редкостный Юньмэнский золотой шелк из лотоса, если вы хотите что-то по-настоящему исключительное… Игнорируя все правила приличия и социальные протоколы, Сюэ Ян — что вовсе не удивительно — словно ураган, ринулся вперед, толкнув бедолагу портного плечом, причем еще до того, как тот закончил свой монолог. Рыская то тут, то там, он выискивал и доставал все возможные варианты, хватаясь за каждый клочок белой ткани, и оскорблял все, что видел, с каким-то порочным удовольствием — уж кто-кто, а Сюэ Ян точно наслаждался процессом. Синчэнь выглядел униженно и в то же время изо всех сил пытался подавить неприличный и непозволительный смех, а сам Сун Лань изо всех сил старался не хмуриться, будучи готовым вмешаться в любой момент, если все зайдет слишком далеко. — У вас… очень изысканный вкус, гунцзы, — сдавленно процедил портной на грани ужаса и возмущения после того, как Сюэ Ян отмахнулся от прозрачно-белого шелка, швырнув рулон на пол и обозвав его «пыльной паутиной». — Мне очень жаль, что предоставленные у нас товары столь скромны, что не соответствуют вашим высоким запросам… — Что ж, бывает, — с сияющим взглядом безжалостно утешил его Сюэ Ян, сверкнув клыками, прежде чем продолжить: — Может, мы все-таки сойдемся на чем-то, что у вас тут имеется, если, конечно, цены будут соответствовать качеству. Портной выглядел так, словно только что проглотил целый лимон. Какими бы вычурными и безвкусными ни были собственные предпочтения Сюэ Яна, все предложенные им варианты не были прям настолько ужасными. К тому же он так настойчиво тянул Синчэня, чтобы тот потрогал выбранную им ткань и сам убедился в ее качестве и удобстве, что это было даже мило в каком-то роде. Затем, оставив Синчэня задумчиво перебирать пальцами клочок белого хлопка, Сюэ Ян вдруг остановился, бросив на него напряженный взгляд сощурившихся глаз. — Тебе бы новая одежда тоже не помешала, даочжан Сун, — заявил он. — Может, верхние и выглядят новыми, но этот обглоданный блохами, подержанный шеньи ты проволок по грязи каждой проселочной дороги отсюда и до самого Тяньчжоу. Сун Лань мог бы возразить, что вся его одежда цела и будет еще долго пригодна для носки, но Сюэ Ян не так уж и ошибался, когда говорил о поверхностном тщеславии благородных кланов. Новая одежда сильно ударит по карману, но тем не менее они могут себе ее позволить — а если это хоть как-то повысит их шансы на услугу со стороны Верховного Заклинателя, то оно того стоит. К тому же он может продолжать носить имеющуюся одежду, а новую беречь в качестве сменной — столь долгожданная, приятная роскошь, когда придется весь день провести под дождем. Еще до того, как он успел кивнуть в знак согласия, Сюэ Ян вырос прямо перед ним, приложив отрез черной ткани к его груди и наклонив голову набок с тем самым, уже хорошо знакомым ему выражением хищной птицы. Затем он окинул его обжигающим взглядом из-под полуопущенных ресниц и улыбнулся. — Выглядит ничего так, — промурлыкал он убийственно сладким тоном и по какой-то непостижимой причине у Сун Ланя тут же пересохло во рту. Прикосновение Сюэ Яна было уверенным и беспощадным, жар его пальцев ощущался даже сквозь ткань, и ему стоило бы отпрянуть — стоило бы отпрянуть сразу, едва тот прикоснулся к нему. — Что у вас тут? — полюбопытствовал Синчэнь, оставив гору белых отрезов, чтоб подойти к ним. Отказываясь отводить взгляд, Сюэ Ян лишь продолжил широко усмехаться, медленно и неумолимо сжимая пальцы на его груди, прежде чем опустить руку и повернуться к Синчэню с яркой улыбкой. — Этот высокий, глупый даос просто стоит тут без дела, как здоровенная, бесполезная глыба, — ответил он, и губы Синчэня дрогнули в едва заметном веселье, отчего Сюэ Ян рассмеялся. — Простой матовый шелк-сырец черного цвета. Элегантно, но как-то скучновато. Ну-ка, посмотрим, есть ли здесь что-то похожее, но с узором или текстурой. — Но мне нравится простое, — слабо запротестовал Сун Лань, наконец-то вновь обретя свой голос. — Скучно, я же сказал, — беспечно пожал плечами Сюэ Ян, едва ли не до слез доводя бедного портного, когда снова взялся рыться в рулонах, столь аккуратно сложенных доселе на полках. — Твой верхний ханьфу сам по себе и так уже проще некуда, надо подобрать что-то достаточно изысканное для полноценного эффекта. Что-то, чтоб все заиграло как положено. «Монах-Аскет» — это, конечно, замечательный образ, но обилие простоты может сделать тебя похожим на нищего бродягу! Как насчет этой? — Можешь мне описать ее? — заинтересованно попросил Синчэнь, едва прикоснувшись к ткани, которую выудил Сюэ Ян, и, не в силах противостоять их внезапному единодушию, Сун Лань только снова вздохнул и смирился, стремясь лишь к тому, чтобы по мере возможности сократить предполагаемый ущерб. Было уже далеко за полдень, когда они закончили с выбором тканей, снятием мерок и выплатой аванса. Впрочем, портной, несмотря на изможденный вид, похоже, все же остался доволен прибылью — даже вопреки тому безжалостному мучительному торгу, которому его подверг Сюэ Ян, и вопреки беспорядку, который он же и устроил в его товарах. — Благодарим вас, — Сун Лань отвесил вежливый поклон. — Мы зайдем завтра, чтобы забрать наш заказ. Портной низко поклонился, выражая глубокую благодарность за их визит и покровительство — ему даже почти удалось сдержать выражение облегчения на лице при виде того, как они покидают его лавку. Погода снова успела испортиться за то время, что они были в помещении, и теперь тяжелые капли разбивались о брусчатку с такой интенсивностью, что над камнями стелилась едва заметная дымка. — Как насчет шляп? — пробормотал Сюэ Ян, утирая лицо рукавом и кивая на лавку чуть ниже по улице. — Конечно, от дождя в дороге они не сильно спасут, но, по крайней мере, хотя бы глаза заливать не будет каждый чертов раз — ну это я про тех двоих из нас, у кого еще остались глаза. Сун Ланя все еще приводило в ярость, вызывая горячие, горькие вспышки гнева глубоко внутри, то, как небрежно Сюэ Ян шутит о жертве Сяо Синчэня, будучи первопричиной, из-за которой, собственно, эта жертва и потребовалась. Но на широкий оскал Синчэнь ответил лишь едва заметной улыбкой. — Когда повязки промокают, тоже не очень удобно, знаешь ли, — кивнул он. — Шляпы были бы кстати в это время года, к тому же они не очень дорогие. Плетенные бамбуковые доули, что предлагал торговец, оказались простыми, но качественными и, как и говорил Синчэнь, довольно дешевыми. Не обращая внимания на Сюэ Яна, продолжающего неустанно выцыганивать у Синчэня просто-таки неприличное количество сладостей во всех лавках на пути, Сун Лань двигался сам по себе, ощущая, как снова начинает расти беспокойство, как бы он ни пытался контролировать свое дыхание и оставаться спокойным. Его внутренности буквально сжимались в равной степени как от отвращения, так и от голода, — хоть ему и казалось это глупым, но стоило признать, что Сун Лань ужасно нервничал. Хоть он и старался не ерзать и никак не выдавать себя словами, Синчэнь, словно ощутив его беспокойство, вдруг одарил его ласковой улыбкой, от чего стало и лучше, и хуже одновременно. — Эй, мы пришли, — объявил Сюэ Ян, приподняв поля шляпы спереди, чтобы окинуть взглядом улочку со скромными чайными домами, обладающими хорошей репутацией, как и рекомендовал им портной. — Хоть бы тут нашлись удобные кроватки и хорошая еда для нас! Потому что если я еще хоть немного побуду на этом треклятом дожде, то превращусь в лягушку. А всем нам известно, как рискованно обращаться в лягушку, будучи в столь опасной близости от задницы даочжана Суна! Он коварно рассмеялся, сверкнув зубами, и как бы это нелепо ни было, но Сун Лань вдруг осознал, что краснеет. Впрочем, Синчэнь тоже засмеялся, буквально засияв, он прижал рукав ко рту, словно бы это могло хоть как-то сделать его неудержимое веселье менее очевидным. От этого зрелища его собственные губы дрогнули. — Идемте, — наконец покачал головой Синчэнь, все еще улыбаясь. — Вы двое, выберите нам хорошее местечко. Нам всем не помешает горячий чай и вкусная пища. Сун Лань знал, что впереди его ждут другие баталии, поэтому — с трепетом и судорогами в кишках — он безмолвно отступил, позволив Сюэ Яну двигаться первым.***
Несколько часов спустя дождь лил все так же сильно, яростно барабаня в закрытые ставни. Сюэ Ян лежал в своей кровати и немигающим взглядом пялился в потолок до тех пор, пока глаза не начали зудеть. Как бы настойчиво этот дождь ни добивался внутрь, комната оставалась уютной, сухой и теплой, а постель в ней — просто до неприличия удобной. И он ее ненавидел. — Поднимемся наверх, и мне нужно будет осмотреть вязь заклинаний, даочжан, — сказал он за ужином около шичэня назад. — Твои, к слову, тоже не мешало бы проверить, даочжан Сун, с учетом той коррекции, что нам пришлось провести в Айчжане. Просто чтоб убедиться, что все работает, как и должно работать. — Хорошая мысль, — кивнул Сяо Синчэнь, улыбнувшись. — Но это можно сделать и завтра утром. Мы с Цзычэнем возьмем отдельную комнату. Вот так просто. Взяли и выбросили на обочину, как какой-то мусор, мешающийся под ногами, — а досаднее всего, что ему об этом удосужились сказать в последнюю очередь. Он не позапихивал им в глотки траву разбитого сердца только потому, что у стола она — удивительное дело — почему-то не росла. Конечно же, он устроил скандал по этому поводу — не настолько серьезный, чтобы заставить их передумать, разумеется, но его хватило, чтобы уголки губ Сяо Синчэня опустились словно бы в выражении искреннего разочарования — даже несмотря на то, что у него-то как раз и не было объективных причин чувствовать себя так отвратительно. Сун Лань же, этот бесполезный увалень, едва соизволил одарить его ледяным взглядом полудохлого слизня и тут же продолжил делать вид, что его не существует. «Ты нужен мне», — сказал ему Сяо Синчэнь не далее как в Ванчжуане. И держал его руку так, словно это действительно важно. «Ты делаешь меня счастливым», — сказал он. «Я благодарен, что могу оставить тебя рядом», — сказал он. Оставить рядом как собаку, очевидно. Как хорошего, послушного пса, которого можно отогнать подальше, если вдруг Сяо Синчэню захочется тишины и покоя, чтоб потрахаться с человеком, который на самом деле важен. Что ж, может, ему вообще стоит быть благодарным, что его не привязали на ночь к столбу снаружи, под дождем. Сюэ Ян стиснул зубы так, что даже челюсти заныли, но глаза стали зудеть еще больше. Все равно не его. Восемь лет тяжкого труда и жертвенности, полной самоотдачи, готовности на все, что бы ни потребовалось, лишь бы насильно втащить Сяо Синчэня обратно в мир живых. Две тысячи семьсот девяносто три дня утраты, горечи, боли, ярости и крови… лишь бы вернуть его обратно в руки Сун Ланю. Забавно, вообще-то. Даже смешно. Сяо Синчэнь, так изящно вышедший наконец из своего гроба, самый совершенный из когда-либо воскрешенных, живее многих живых — способный дышать, кровоточить, использовать улыбку на устах в качестве столь разрушительного оружия и… И по-прежнему не принадлежащий ему. Если смотреть реалистично и быть честным с самим собой, то, вероятнее всего, он больше никогда и не будет ему принадлежать. И то, как он ненавидел их обоих за это — за то, что выбросили его на обочину как ненужного, за то, что выбрали друг друга, потому что, конечно же, ну разумеется, выбрали, они ведь всегда так делали, ничего же не изменилось… То, как он ненавидел их, как бурлила его ярость, выворачиваясь и царапаясь изнутри, — все это было настолько всепоглощающим, что почти ощущалось болью.***
— Комната хороша, — заметил Цзычэнь, едва они вошли внутрь, — Чистая, светлая и хорошо проветриваемая, с красивыми фонариками и… эм… кроватью подходящего размера. Сяо Синчэнь не смог сдержать улыбку, без сомнения, заметив определенную заминку, и на время выбросил из головы всплеск яростной, обиженной истерики Сюэ Яна за ужином. Заперев за собой дверь, он принялся изучать внутренними ощущениями расположение предметов в комнате, затем чуть повернулся, чтобы поставить Фучэнь и Шуанхуа на приставной столик. — Цзычэнь, — произнес он, едва заметно поддразнивая. — Ты что, нервничаешь? Цзычэнь замер на какое-то мгновение, затем сокрушенно вздохнул. — Неужели все так очевидно? — Мм, немного, — он подступил ближе. — Для меня. Но кто, если не я, знает и понимает тебя лучше других?.. Он улыбнулся чуть шире, когда Цзычэнь издал едва заметное, очаровательное фырканье, а затем чуть наклонился, чтобы медленно, вдумчиво поцеловать его. — Так и есть, — подтвердил Цзычэнь, не отстраняя губ, он поднял руки, чтоб едва ощутимо прихватить его за плечи — прихватить так легко, что едва ли это можно было бы назвать объятием: скорее, прикосновением, спокойным и добровольным. — Должно быть, в прошлой жизни я стал вознесшимся мудрецом или бескорыстным святым, раз в этой жизни судьба наградила меня тобой. — О, Цзычэнь, — промурлыкал он, целуя в ответ нежно и бережно, тщательно удерживая свой голод в узде, после чего немного отстранился, став несколько серьезней. — Я не хочу создавать для тебя дискомфорт, — твердо произнес он, уверенный в своих словах. — Ты же знаешь… Я никогда не попрошу большего, чем ты готов мне дать. Если ты не хочешь… — Я хочу, — Цзычэнь сам сократил дистанцию, чтобы снова его поцеловать. — Я…нервничаю. Но это вовсе не означает, что я не хочу. Я хочу тебя. Не сомневайся в этом. — Тогда мы сделаем это медленно, — улыбнулся в его губы Сяо Синчэнь, весь дрожа. Все-таки есть в этом определенное удовольствие — в вышколенной сдержанности, отсроченном удовольствии. — Настолько медленно, насколько ты пожелаешь. Как только захочешь остановиться или попробовать по-другому — просто скажи. Нет нужды торопиться. У нас впереди вся ночь… Он ощутил дрожь, прошившую тело Цзычэня — но, скорее, предвкушающую, нежели испуганную, поэтому позволил себе сиплый смешок, обнажающий лишь верхушку его собственного голода. — Можно раздеть тебя? Всего мгновение тишины — затем Цзычэнь кивнул, спохватился и издал едва слышный звук согласия. — Да, только… По чуть-чуть. — Я же обещал, — широко улыбнулся он, поцеловав Цзычэня в кончик носа. — Будем делать все медленно. Очередная пауза, а затем Цзычэнь как-то разом выдохнул, расслабившись, и с едва слышным шорохом ткани развел руки. — Мм, — удовлетворенно выдохнул Сяо Синчэнь и протянул ладонь, чтобы слегка развести полы свободной верхней одежды, затем обошел вокруг, постепенно снимая ее по одному рукаву за раз, и, вернувшись в исходное положение, снова украл поцелуй. — Может, следующим шагом хочешь снять мою одежду? — спросил он, развесив верхний ханьфу Цзычэня, чтобы тот просох, и чуть раскинув руки. К его удовольствию, Цзычэнь не колебался, он тут же наклонился вперед, такой серьезный и торжественный, чтобы развязать его пояс и избавить от мокрой верхней одежды. Слой за слоем — процесс раздевания превратился в медленный, интимный танец скользящих прикосновений, и к моменту, когда уже вся одежда была отложена в сторону, а мокрая от дождя кожа вытерта насухо мягкими полотенцами, Сяо Синчэнь вдруг обнаружил, что дышит куда тяжелее, чем вначале, а все его тело полыхает так сильно, что касания прохладных пальцев Цзычэня — практически благодать. — Тебе нужно снова меня поцеловать, — намекнул он, едва они обустроились на кровати, и ощутил короткий восхищенный выдох, прежде чем прохладные губы накрыли его собственные, а чужая ладонь скользнула по волосам, затем по позвоночнику вниз, останавливаясь на бедре. — Я обещал тебе все, что захочешь, — промурлыкал Цзычэнь, ведя цепочку поцелуев вдоль его челюсти, затем вниз по горлу, вынуждая издать низкий стон и отклонить голову так, чтобы предоставить лучший доступ. — Только скажи, чего ты хочешь, что именно тебе нужно… — Чего хочешь ты?.. — выдохнул он, поднимая руки, чтоб почти незаметно, щекотно скользнуть пальцами по груди Цзычэня и, почувствовав, как тот вздрогнул, переместить ладони ему на плечи. — Я хочу, чтобы тебе тоже было хорошо. Есть ли что-то, чего бы тебе хотелось? Что-то, что ты бы хотел попробовать? Внезапно под пальцами вдруг возник странный всплеск энергии — не столько прилив крови, сколько мерцание Ци и едва заметное движение темной энергии. Но едва он распознал в этом своеобразный эквивалент румянца, как не смог сдержать легкий смех, скользнув руками вверх по шее Цзычэня, чтобы поймать его лицо и оставить очередной, еще более жадный поцелуй. — Цзычэнь! Со мной не надо стесняться! Если тебе чего-то хочется — прошу, скажи! Если по какой-то причине я не захочу этого делать, обещаю, ты узнаешь об этом первый. Но… мне так хорошо с тобой, — он выдохнул в самое ухо, прильнув к Цзычэню, и снова ощутил тот самый эквивалент румянца. — И я правда хочу знать, как сделать хорошо и тебе. — Я хочу… — Цзычэню пришлось остановиться, чтоб прочистить горло, несмотря на то, что он не использовал его для слов, и начать все сначала. От волнения его ладони впились в бедра так сильно, что Синчэнь задрожал. — Не мог бы ты… — Что? — он попытался подстегнуть Цзычэня, сжав пальцы, его дыхание стало разгоряченным от предвкушения. — Чего бы тебе хотелось? — Твой рот, — сумел хрипло выдавить из себя Цзычэнь, и под пальцами Синчэня тут же заискрилась паническая вспышка спутанной энергии, даже несмотря на его восхищенный и благоговейный выдох. — Прости, это, наверное, слишком… — Да, — простонал он, инстинктивно облизнувшись. — Я с радостью сделаю это, если позволишь. Прошу. — Ты не обязан, — поспешил заверить его Цзычэнь до прекрасного напряженным тоном — да, в нем присутствовала нервозность, но и тщательно подавленная потребность там тоже была. — Если это… слишком унизительно или неприятно, я бы не хотел, чтобы ты… Смеясь, он поцеловал его, чтобы прервать возражения, затем накрыл парой пальцев его губы, заставляя умолкнуть, а затем, чуть отстранившись, использовал их как рычаг, чтобы толкнуть Цзычэня дальше на кровать. — Ни то и ни другое, я сделаю это с удовольствием. Спасибо, — произнес он, приближаясь, чтобы оставить мягкий поцелуй на плече, — что рассказал, чего тебе хочется. — И что же мне ответить на это? — иронично поинтересовался Цзычэнь, хоть его губы под пальцами не шевельнулись. — Всегда пожалуйста?.. Он рассмеялся, прильнув ближе, чтоб оставить поцелуй под челюстью Цзычэня, затем еще один на груди, уловив задушенный вдох, когда его собственные волосы коснулись чужого паха, — Синчэнь буквально чувствовал, как там скапливается энергия Цзинь. — Если тебе хочется! Не мог бы ты еще чуть опуститься на спину, любовь моя? Так будет гораздо удобнее нам обоим. Цзычэнь легко поддался этой просьбе, несмотря на вновь возникшее напряжение в виде сиюминутной дрожи, и Синчэнь оставил еще один успокаивающий поцелуй на животе. — Просто скажи, если станет слишком, — произнес он, сдвигая пальцы с губ Цзычэня, чтоб ласково пройтись ими вниз поверх струящихся на чужой коже разводов энергии до гордо возвышающейся нефритовой колонны: плоть уже была возбуждена, и он склонился над ней, чтобы обдать своим дыханием. — Скажи, если хочешь, чтобы я остановился. — Нет, — процедил Цзычэнь надломленным голосом, весь дрожа, когда Синчэнь свободно сомкнул пальцы чуть ниже головки, слегка оттягивая кожу. — Не… Не останавливайся. Сяо Синчэнь улыбнулся в ответ и чуть наклонился, чтобы, ласково посасывая, оставить самый мягкий из поцелуев на верхушке — но даже это заставило Цзычэня подскочить, проглатывая нечто, подозрительно напоминающее нецензурную брань, и ему самому пришлось на мгновение отступить, чтобы подавить собственный смешок. — Такой чувствительный! Прости, я постараюсь нежнее. Когда он вновь опустился, дразня Цзычэня едва ощутимыми прикосновениями губ, языка и даже смеха по всей длине, тот снова издал какой-то звук — что-то среднее меж рычанием и стоном — и вжался в постель еще сильнее, его бедра слегка подрагивали. Но подрагивали скорее от нетерпения, нежели от беспокойства: ну разве не замечательная смена курса? — Можешь сказать, если захочешь большего, — сладко протянул Сяо Синчэнь, принимая гладкую головку в рот всего на мгновение и тут же позволяя ей влажно выскользнуть меж его губ. — Хочешь?.. — Синчэнь, — едва ли не с упреком простонал Цзычэнь, и он снова рассмеялся, принимая плоть чуть глубже и тут же снова вытаскивая, но продолжая удерживать руками так, чтобы иметь возможность оставлять целую дюжину невинных поцелуев по всей длине, вынуждая чужие бедра дергаться в непроизвольном желании толкнуться ему в рот. — Пожалуйста!.. О, как же приятно наконец услышать отголосок собственного голода в сиплом голосе Цзычэня!.. Сделав глубокий, рваный вдох, он опустился снова, втянув щеки, позволяя плоти войти глубже и всем языком прижимаясь к нижней части плотного ствола. Помимо вполне предсказуемой мускусной горечи он ощутил и нечто еще — нечто вроде холодного металла или дымного послевкусия, — привкус живой темной энергии на грани чего-то неприятного и опасного, вызывающего мурашки вдоль позвоночника. — О, Цзычэнь, — выдохнул он, отстраняясь, чтобы глотнуть воздуха, но продолжая двигать сомкнутыми пальцами руки, мелкими кругами поглаживая большим пальцем верхушку головки. — Синчэнь, — выдавил из себя Цзычэнь, но куда слабее, и внезапно на его голову опустилась рука, легонько путаясь пальцами в волосах, — Цзычэнь не дергал и не давил, но в этом жесте таилось невысказанное отчаянное желание большего. — Да, — простонал он в ответ, расслабив рот и горло так, чтобы медленно-медленно, но все же принять его полностью. Да, его размеры оказались внушительны, но едва член Цзычэня заполнил его глотку до отказа, как он начал чувствовать его подрагивание и вспышки энергии так, словно тот вдруг стал его полноценной частью. Он медленно качнул головой вперед и назад, завороженный движением плоти, скользящей по внутренним стенкам горла, и звуками, до которых снизошел Цзычэнь при этом. Наконец он выпустил его — так же медленно, как и принимал, — позволяя себе глубоко и сыто выдохнуть. — Приятно?.. — пробормотал он сиплым голосом, и Цзычэнь издал надтреснутый, невнятный звук согласия. — Я рад, — мягко усмехнулся Синчэнь, прежде чем принять его снова и снова, медленно, глубоко и сладко, выпуская лишь для того, чтоб глотнуть воздуха и промурлыкать признания в любви. — О, Цзычэнь, мой Цзычэнь… — Синчэнь, — захлебываясь, произнес вдруг Цзычэнь надломленным голосом, и его рука беспомощно дернулась в волосах. Дав ему время прийти в себя, Сяо Синчэнь выровнялся, впрочем, позволив пальцам скользить и слегка оттягивать кожу на влажном стволе. — Так лучше? — спросил он. — Когда ты просто лежишь на спине? Позволяя мне позаботиться о тебе?.. — Не знаю, — Цзычэнь чуть поерзал, словно пытаясь рассмотреть его получше, его голос звучал слабо и натянуто. — Да. Возможно. Я хочу… Не мог бы ты… пожалуйста… — Хочешь большего? — уточнил он, наклоняясь, чтобы перехватить поцелуй, но Цзычэнь резко отвернул голову. — Нет, не надо поцелуев, только не… не когда твой рот… Я не… Прости. Я не могу. — Оу, — Сяо Синчэнь торопливо отпрянул, тщательно и почти успешно пытаясь не выдать того, как его задел столь резкий отказ. — Ничего. Мне стоило сначала спросить. Затем его щеки коснулась дрожащая ладонь. — Так хорошо, Синчэнь, — голос Цзычэня звучал как-то отстраненно, ошеломленно и сдавленно от чего-то вроде страсти или же трепета. — Правда, спасибо. Ты такой… Я так люблю тебя. — А я тебя, — он повернул голову, чтоб погладиться лицом о ладонь. — Я люблю тебя. И я люблю любить тебя. Я люблю то, что ты позволяешь мне любить себя вот так. Можно, я дам тебе еще больше?.. — Пожалуйста, — прохрипел Цзычэнь, его пальцы сжались, и, улыбнувшись, Сяо Синчэнь вновь склонился над ним, продолжая работать ртом до тех пор, пока все его тело не напряглось подобно натянутой тетиве. Рука, неосознанно опустившаяся ему на голову снова, то и дело дергала волосы, и от этого кожу словно бы обжигало каждый раз. — Можно, я приму тебя в себя?.. Сяду сверху? — он мягко поцеловал живот Цзычэня. — Ну пожалуйста. Ты можешь… просто лежать вот так. Хочешь? — Да, — выдохнул Цзычэнь, и кожа на его бедрах то и дело подрагивала под его ладонями. — Я… Мы можем попробовать. Я бы хотел. Попробовать. Когда они раздевались, он целенаправленно оставил пузырек с гелем из морских водорослей так, чтобы без труда дотянуться до него, и теперь с совершенно бесстыдным нетерпением Сяо Синчэнь нащупал этот пузырек, открыл его и тут же погрузил пальцы в вязкую текстуру. Цзычэнь издал очередной болезненный стон, когда он принялся ласкать его член скользкими пальцами, сжимая и поглаживая, чтобы хорошенько смазать, — но его тело настолько жаждало проникновения, что, думается, он мог бы принять его по самые ножны даже на сухую и без подготовки. — Цзычэнь, — проскулил он, поднимаясь на колени, позволяя им чуть разъехаться, а сам наклонился вперед, чтобы легче было обтереть остатки геля с пальцев у себя между ног. — Если будет слишком… Тебе придется сказать мне, если захочешь, чтобы я остановился и слез с тебя, я могу… не заметить сам. Я так хочу тебя… — Не останавливайся, — прорычал Цзычэнь, и он с совершенно развратным стоном принял его в себя, опускаясь так, чтобы весь член вошел сразу. Звук, который издал при этом Цзычэнь, вибрацией прошел под руками на чужой груди, словно удар в гонг, — его настоящий голос, утробный рев агонии и нужды, — и Синчэнь жалобно застонал в ответ. — Цзычэнь, — выдохнул он, слегка приподнявшись, чтобы тут же насадиться снова, чувствуя, как глубоко проникает каменно-твердая плоть. — О, Цзычэнь, Цзычэнь… ты… ты просто… просто… Крепкие руки впились в его ноги, и он снова застонал, двигая бедрами, чувствуя, как Цзычэнь толкается внутри, как распускается рябь ленивого удовольствия, разжигая пламя где-то аж в самом ядре. — Ты не мог бы прикоснуться ко мне?.. — попросил он, слегка сжимая пальцы на точеной груди Цзычэня. — Или можно хотя бы я сам прикоснусь к себе? Ты ведь не против? — Синчэнь, — выдохнул Цзычэнь. — Я могу… Позволь мне… Одна из рук на его бедре разжалась и медленно скользнула выше, неуверенно касаясь его члена, вынуждая его самого подскочить и едва ли не захлебнуться воздухом. Затем с упрямой решимостью Цзычэнь все же обхватил его рукой — из-за этой решимости его хватка казалась почти болезненной, и Сяо Синчэнь, издав звук, едва ли напоминающий человеческий, яростно содрогнулся всем телом. — Слишком сильно? — обеспокоенно уточнил Цзычэнь, слегка ослабляя пальцы, и он невольно, протестующе застонал. — Нет! Прошу тебя!.. Нет, все правильно. Продолжай так же… Замерев неподвижно на какое-то мгновение, чтобы позволить Цзычэню немного унять дрожь в руке, Сяо Синчэнь несколько раз глубоко вдохнул и снова начал двигаться, выныривая и толкаясь в эту хватку так глубоко, как только получалось. Поднимаясь и опускаясь, словно прилив, в медленном, естественном ритме, он ощущал, как плоть Цзычэня полностью покидает его тело, но лишь для того, чтобы так сладко скользнуть обратно — снова и снова. — Почти как в тантрической медитации, правда? — мечтательно протянул он, растворяясь в этом ритме, в удовольствии, в бесконечности момента. Извержение было неизбежно — он знал наверняка, но не гнался за этим, купаясь в уютном потоке повысившейся жизненной силы. Они договорились делать это медленно. У них ведь вся ночь впереди. — Вовсе нет, — процедил Цзычэнь почти возмущенно, его бедра вздрагивали на каждом толчке, и Синчэнь, вынырнув из своей задумчивости, повернулся в сторону его голоса, рассмеявшись. — Что это, нетерпеливость? Ты, мой Цзычэнь, — и нетерпелив?.. — Синчэнь! Он засмеялся в наслаждении, сжавшись так, чтобы услышать очередное, почти звериное рычание, — и едва не захлебнулся вдохом, когда Цзычэнь, на долю секунды утратив самоконтроль, толкнулся бедрами сильнее, почти упираясь в его живот изнутри. — О! А… О, Цзычэнь, можешь сделать так еще? Пожалуйста… Подавив шипение, Цзычэнь снова толкнулся в него, и он приоткрыл рот, скользнув вверх от толчка, но крепкая, почти болезненная хватка едва ли позволила ему выскользнуть в достаточной мере, тут же опустив обратно, создавая при этом звуки совершенно грязных, развратных шлепков. От всего этого в комплекте внезапно нарастающее удовольствие становилось более настойчивым, требующим разрядки прямо сейчас. — Цзычэнь, — проскулил он. — Цзычэнь, я не могу… Мне надо… Последующие толчки стали решающими, они попадали именно туда, куда нужно, и с такой силой, с какой и требовалось. Волна удовольствия прошила его тело, и он, взвыв сиплым, низким голосом, кончил в ладонь Цзычэня, на его живот и грудь, не в силах сдержаться. — Прости, — судорожно выдохнул он, когда Цзычэнь вздрогнул под ним и отдернул ладонь, словно обожженный, но затем, издав нечеловеческий рык, толкнулся в него еще раз, содрогнувшись, когда разрядка настигла и его. — Мне очень жаль, — повторил Сяо Синчэнь почти беззвучно, стараясь совладать с изможденным, дрожащим телом в достаточной мере, чтобы предпринять слабую попытку встать на колени и слезть с Цзычэня, но его ноги едва ли слушались, то и дело подкашиваясь. — Я не хотел тебя так испачкать, только не тебя. Просто все случилось так быстро. Цзычэнь издал непривычный, сдавленный звук, и Синчэнь не сразу распознал в этом смешок — но распознав, тут же испытал облегчение и тоже рассмеялся. — И правда, — согласился тот, продолжая успокаивающе поглаживать его бедро чистой рукой. — Было довольно… впечатляюще. Он склонил голову набок и снова хохотнул — измотанно, облегченно, постепенно сходя на хихиканье. — Можно мне тебя обтереть? — уточнил он, наконец собравшись с силами в достаточной мере, чтоб подняться, вздохнув от тут же возникшего ощущения утраты, едва член Цзычэня выскользнул из него. — Это наименьшее, что я могу для тебя сделать. — Я был бы не против, — согласился Цзычэнь, словно бы все еще забавляясь, и Синчэнь улыбнулся. — Спасибо, — чопорно ответил он, слезая с кровати, чтобы на ощупь найти столик с тазом и кувшином: после всего произошедшего его внутренние ощущения все еще оставались недостаточно четкими, чтобы полноценно направлять его. Налив воды в таз и схватив полотенце, он снова вернулся к кровати, опираясь на ее край коленом, чтобы хоть как-то удерживать баланс. — Руку, пожалуйста, — он вытянул свою ладонь, улыбаясь, и, едва Цзычэнь вложил в нее свою, как тут же принялся ее тщательно обтирать. — Остальное еще хуже, — болезненно вздохнул Цзычэнь, и Синчэнь со скорбной улыбкой сместил фокус своего внимания на его дрожащее тело, стараясь прикасаться поверхностно и осторожно, проворачивая полотенце чистой стороной после каждого прикосновения. — Лучше? — уточнил он и лишь после того, как получил утвердительное угуканье, сполоснул полотенце, чтоб привести в порядок и себя. В момент, когда он взял таз и полотенце, чтоб отнести их на место, его внутреннее восприятие настолько прояснилось, что даже не приходилось ощупывать рукой пространство, — поэтому он торопливо положил все на столик и вернулся назад. — Можно мне присоединиться? — Можно. Удовлетворенно вздохнув, он сел на кровать, чтобы тут же скользнуть под одеяло, — и, похоже, этой преграды из ткани хватало, чтобы не вызывать у Цзычэня желания отстраниться еще дальше. Он ощущал уверенное, надежное присутствие рядом. Спустя какое-то время в уютной тишине чужая рука нашла его руку и их пальцы переплелись. — Мой Цзычэнь, — пробормотал он, поглаживая большим пальцем очертания знакомых костяшек. Любовь так проста, когда позволяешь ей просто быть, позволяешь себе не сопротивляться ей. «Исцеленная душа, — подумал он, бесцельно витая в зыбком послевкусии ощущений, — что сама себя залатала. Сердце, больше не рвущееся на две части, так безжалостно раскалывая едва наметившуюся рубцовую ткань.» Саму по себе любовь, какой бы сильной она ни была, вряд ли можно считать волшебным лекарством, но, вероятно, принятие ее как она есть — можно, очень даже. Вероятно. «Слушай свое сердце», — сказала ему Баошань Санжэнь. Сяо Синчэнь сделал глубокий выдох в темноте — и принялся слушать.***
Этого не хватало. Его глаза зудели и жгли из-за того, что он слишком долго — казалось, часами — пялился в потолок, и Сюэ Яну пришлось хорошенечко проморгаться, вместе с тем впиваясь в простыни пальцами, то разжимая, то сжимая до тех пор, пока их не пронзало судорожной болью. Должно быть достаточно уже того, что Сяо Синчэнь вернулся. В городе И тоже все шло путем первые полгода до той самой, памятной ночи, когда он, как всегда, шутливо заигрывал, а Сяо Синчэнь вместо смеха вдруг резко, решительно выдохнул и прильнул к нему с поцелуем, лишив напрочь дара речи. После этого, конечно, стало еще лучше… Но если бы кто спросил его о таком хоть раз на протяжении всех тех долгих лет, когда у него был лишь крохотный мешочек, спрятанный в ханьфу, холодная сталь меча в руке и труп в гробу… Тогда бы он с радостью согласился и на меньшее, на гораздо меньшее, лишь бы удалось вернуть его. Лишь бы Сяо Синчэнь появился снова — его глупый даочжан со своими глупыми шутками и мягким, глупым, кровоточащим сердцем. Лишь бы услышать его смех, увидеть его улыбку — его самого, живым… Сяо Синчэнь, после стольких лет все еще каким-то чудом безошибочно выбирающий ему его любимые сладости — хоть сам Сюэ Ян уже и не мог вспомнить, что именно ему нравится. Этого должно быть достаточно. Но этого не хватало. Не хватало, когда его самого вот так запросто бросали, даже без предупреждения. Не хватало, когда он непроизвольно и так живо представлял обхват изящных, но крепких рук Сяо Синчэня на плоти Сун Ланя, а не на его собственной. Представлял, как невыносимо мягкие губы прикасаются к соблазнительному, безъязыкому рту Сун Ланя… Эти слишком длинные конечности и мягкие, шелковистые волосы у них обоих, пиздец просто, а член Сун Ланя вообще должен быть запрещен законом, не говоря уже о той коварной штуке, которую иногда проворачивает зубами Сяо Синчэнь… Из его уст сорвался стон, которому изначально полагалось быть рычанием — но уж точно не всхлипом, — и, все же зарычав, Сюэ Ян, тяжело дыша, тут же сел и свесил ноги с кровати, поочередно то сжимая, то разжимая и без того дрожащую ладонь в кулак. «Я пытаюсь делать теперь все так, как тебе хочется, — хныкал он Сяо Синчэню, словно плаксивый кретин — словно хороший пес, виляющий хвостом в ожидании ласковых поглаживаний по голове. Сука, такой жалкий! Просто пес, что крутится у их ног, — такой послушный, такой услужливый, изо всех сил пытающийся стать полезным. Как безмозглый ребенок, что выполняет любое поручение, искренне надеясь заполучить блюдо с пирожными, что изначально ему не предназначалось — и никогда не будет предназначаться. Казалось бы, урок выучен и давно усвоен. Стиснув челюсти, Сюэ Ян рывком вскочил на ноги и принялся неуклюже упаковываться обратно в свою все еще влажную одежду — он не мог здесь находиться, казалось, стены комнаты вот-вот сомкнутся, а воздух стал совершенно спертым и непригодным для дыхания. Лишенный покоя, рассерженный и непростительно возбужденный — по его коже то и дело носились мурашки, и буквально каждый сантиметр тела зудел яростью и разочарованием… Ему нужно было выбраться отсюда, подышать свежим воздухом, подвигаться. Ему нужен был кто-то, с кем можно было бы сцепиться или потрахаться — или кто-то, кого можно было бы прикончить, если повезет. А может, и все сразу. Сделать все как полагается. Сжать глотку, вырвать кишки и поджечь город на обратном пути. Сейчас все звучало в одинаковой степени заманчиво. Порой — и мудрым благодетелям не стоило бы об этом забывать — порой пес, вьющийся у их ног, оказывается все тем же хищным волком.***
— Цзычэнь, — вдруг задумчиво протянул Синчэнь, и Сун Лань вынырнул обратно из мягкой полудремы, в которой пребывал теперь, когда из его приятно-отяжелевшего тела исчезли дочиста все опасения, что успели скопиться на протяжении дня. — Мм? — отозвался он, нежно сжав его ладонь. Может, этой ночью удастся поспать. Совершенно ненужное, но приятное баловство. Синчэнь легонько повернулся, чтобы поднять голову в его сторону. — Ты и Сюэ Ян. Вы ведь любовники с недавних пор, да? Потребовалось еще несколько мгновений, чтоб смысл слов раскрылся в полной мере, и он резко подскочил, тут же проснувшись и похолодев от ужаса, все его инстинкты буквально разом взвыли. — Чт… Синчэнь?! Синчэнь сохранял молчание, чуть склонив набок голову. Терпеливо выжидал ответ. — Я… — во рту настолько пересохло, что даже в глотке что-то щелкнуло, когда он тщетно попытался сглотнуть, и этот звук эхом отдался через талисман. — Что, ты о чем вообще? Синчэнь нахмурился в ответ, и его брови сошлись у переносицы — еще не полноценное раздражение, но что-то уже весьма близкое к тому. И он не смог. — Да, — просипел он, превращаясь в кучу пыли и пепла, рассыпающуюся по своему усмотрению, как низменная грязь — которой он, вне сомнений, и был сам. Рука, по-прежнему удерживаемая нежной хваткой Синчэня, вдруг стала холодной, окаменевшей и мертвой, он едва ли ощущал ее своей. — О, нет, это не… Все не так, как ты подумал, просто… Прости меня. Мне так жаль, я… Нет слов. Совсем никаких. Никаких причин, никаких оправданий, что могли бы хоть отчасти объяснить его предательство. Собственный вздох ему показался всхлипом. — Мне так жаль, — повторил он, прежде чем его горло свело судорогой. Пришлось закрыть глаза — он не мог заставить себя посмотреть Синчэню в лицо, он не заслужил этого. — Я рад, — ответил Синчэнь, продолжив снова рассеянно поглаживать его руку большим пальцем, и Сун Лань моргнул, широко распахнул глаза — глаза Сяо Синчэня, — ошарашенно уставившись. — Что? — попытался было сказать он, но все еще не сумел издать ни звука. Впрочем, Синчэнь явно услышал его, потому что его уста тронула легкая улыбка — но в ее уголках все же присутствовала некая резкость, и от этого зрелища Сун Ланю вновь пришлось сглотнуть всухую. — Я рад, — спокойно повторил Синчэнь. — Рад, что вы сумели примириться друг с другом и теперь мы все можем оставаться вместе, разделяя одну и ту же мечту. И я рад, что ты решил, что подобная близость с другим человеком, с этим человеком, не встанет между нами. В конце концов, я ведь и сам его желал. Впрочем, я бы ни за что не ранил тебя, попытавшись воплотить это в жизнь. В его нежной улыбке определенно сверкнула сталь, и желудок Сун Ланя тут же превратился в развороченную и выпотрошенную дыру — в эдакую холодную, зияющую пропасть, достигающую, кажется, центра земли, но даже провались он в нее целиком, это все равно бы не уменьшило уровень его мук. — Синчэнь, — жалобно прохрипел он, и, к его облегчению и стыду, резкости в чужой улыбке поубавилось, и Синчэнь легонько стиснул его ладонь. — Я не сержусь. Ну, не очень, — исправился он спустя полвздоха. — Совсем чуть-чуть. А еще мне немного обидно, что у тебя от меня есть секреты. Мне бы хотелось, чтобы их не было. Он вздохнул, его большой палец завораживающе гладил костяшки пальцев Сун Ланя, и тот знал, что должен извиниться, умолять о прощении, преклоняться снова и снова, но правильные слова почему-то никак не шли. — Я знаю, что ты любишь меня. И знаю, что это никак не умаляет твою любовь ко мне, а это все… все, что имеет значение. Самое большое значение на свете. Знать это. Синчэнь снова вздохнул. — Знаю, такие вещи вовсе не просты. Между нами тремя ничего нет — и никогда не было. Но я рад, — совершенно безжалостно произнес он со свойственной ему искренней, настойчивой нежностью. — Ведь если ты ищешь утешения в его постели, то едва ли станешь возражать, когда я сделаю то же самое. Сун Лань снова закрыл глаза, вдох, а затем и всхлип так и застряли у него в горле. Из всех суровых наказаний за свой гнусный проступок он бы с радостью предпочел наказание огнем, сталью или дисциплинарным кнутом — сотню раз предпочел бы, тысячу — но только не это. Он вдруг вспомнил, как пришел к Похоронному дому в городе И, только чтоб обнаружить Синчэня с Сюэ Яном — они сидели бок о бок, прикасались друг к другу, смеялись. Вдруг яростная всепоглощающая ревность едва не снесла его с ног, подобно удару кувалды. Наблюдать за тем, как части Синчэня, к которым он не может прикоснуться, не может удовлетворить, — как эти части принадлежат другому… Но учитывая то, что он сам сделал, продолжал делать, продолжал хотеть делать… По-хорошему, у него не было возможности сказать «нет» сейчас. — Это… то, чего ты хочешь, — хрипло произнес он едва ли вопросительно. Синчэнь задумчиво наклонил голову, словно бы прислушиваясь к чему-то в его интонации, хоть сам он и понятия не имел, к чему. — Да, хочу, — наконец ответил тот. — Похоже, ты и сам этого хотел. Я ведь тоже его люблю. Его сердце и желудок вдруг словно бы судорогой свело, а печень будто кто нарезал на тонкие-тонкие полоски — наверное, он издал какой-то звук, потому что Синчэнь тут же прильнул теснее, успокаивающе поглаживая его по щеке. — Я по-прежнему люблю тебя, — искренне заявил он, буквально убивая Сун Ланя, да только он уже был мертв. Синчэнь уже убил его однажды, пронзив сердце слишком уж настоящей сталью. — Мой Цзычэнь. Ничто в мире не изменит этого. Никогда. Я люблю тебя так сильно — любил с момента нашей первой встречи и всю жизнь. Но у тебя в сердце нашлось место для нас обоих. Разве мне нельзя поступить так же? «Все вовсе не так! — ему хотелось завыть. — Что бы я ни чувствовал к нему, это вовсе не… это совсем не любовь! Я чувствую к нему и близко не то, что чувствуешь ты. Что никогда не переставал чувствовать и что чувствовал тогда, когда отказался его отпускать, как отпустил меня…» — Если это сделает тебя счастливым, — прошептал он вслух, снова закрывая глаза, потому что, так или иначе, но это единственное, что всегда имело значение и единственное, что просто до безобразия упрощало выбор. — Мой Цзычэнь, — выдохнул Синчэнь, до боли сжав его руку, и в его голосе наконец тоже зазвучали слезы. — Спасибо. Я люблю тебя. — И я люблю тебя, Сяо Синчэнь, — он сглотнул, тщетно пытаясь убедить себя, что это вовсе не так ужасно, как потеря или прощание. Глубоко, прерывисто выдохнув, Синчэнь как-то разом расслабился, опустился вниз и положил голову ему на грудь. Еще недавно Сун Лань не сумел бы и палочки благовоний продержаться в таком положении с учетом всего, что они только что делали, но сейчас, заполненный до краев этим безмолвным, бесформенным ужасом, он поднял дрожащую ладонь и прижал ее к волосам Синчэня, изо всех сил мечтая остаться так навсегда. — Конечно же, и ты тоже можешь быть с ним, — пробормотал Синчэнь куда-то ему в грудь. — Тебе стоило бы, вообще-то. То, как ты ведешь себя с ним, и как вы оба ведете себя друг с другом… Признаться, это довольно мило. Сердитое, недоверчивое фырканье Сун Ланя едва ли не вырвалось лающим, ошарашенным смешком. — Что? В смысле? Синчэнь тихонько хохотнул, горячее дыхание нежными мазками осело поверх шрама на его сердце — шрама, который уже никогда не затянется. — Ты прикасаешься к нему так запросто, так нежно… Чашка, сладости — и еще ты помогаешь ему исцелиться. Это очень мило. А он то и дело поддразнивает и задевает тебя, делает всякие мелкие подарки… Еще один теплый вздох. — Это мило, — повторил Синчэнь. — Я рад. Даже лежа на мягких подушках, окутанный почти бескостным телом Синчэня, Сун Лань все равно ощущал себя так, словно бы продолжает падать в бездонную дыру, терзаемый гневом и чувством вины, уродливой ревностью и страхом. «Я рад, что ты рад, — беспомощно подумалось ему. — Я хочу, чтобы ты был счастливым, правда хочу. Да только я бы хотел, чтобы для этого меня одного было достаточно.» — Разберемся по ходу дела, — промурлыкал вялым, сонным голосом Синчэнь где-то напротив сердца. — Все мы. Вместе. Это ведь просто очередное неизведанное начало. Он снова вздохнул, погладив костяшки пальцев Сун Ланя еще раз, а затем его пальцы ослабли. — Думаю, мы уже неплохо справляемся. Пялясь в пространство комнаты, освещенное мягким светом фонаря, Сун Лань не видел ничего, его рука продолжала интуитивно поглаживать волосы Синчэня — снова и снова. Этой ночью ему так и не удалось поспать.