Болото

Табличка у ворот гласила: Чжаоцзэ*. — Мда, — протянул Цао Нянцзы, поморщившись. — Хорошее место болотом не назовут. Местечко действительно выглядело мрачно. Быть может, дело в дожде, который лил не переставая. Чан Гэн готов был поклясться, что с утра на небе не было ни единого облачка, но чем глубже они продвигались, тем темнее становился небосвод. Стоило бы свериться с картой, но доставать ее под таким ливнем было равносильно тому, чтобы сразу утопить. Тем более, мастер Жань предупредил, что великое множество мест, которые стоит посетить, даже не нанесено на карты местности Великой Лян. И меньше вероятность того, что их найдут люди Аньдинхоу. Гэ Пансяо пожал плечам и рассудительно добавил: — Ну, они могли же они назвать деревню «солнечное место», это было бы вранье. Чан Гэн дотронулся до ворот, которые оказались на удивление крепкими. Он тоже не очень понимал, зачем им забытая всеми богами деревня на самом краю непроходимых топей. Но выбора у их странной компании было не очень много — искать приюта в Чжаоцзэ или мокнуть под проливным дождем дальше. Они уже пережили ночевку в лесу и повторять опыт подряд не очень хотелось. «Здесь затерян один примечательный храм», — Ляо Жань уловил эти сомнения и поспешил объяснить жестами. — «И стоит взглянуть на болота». — Раз мастер Жань уверен. Деревня только создавала впечатление заброшенности, на деле все оказалось не так плохо. Новые постройки соседствовали с полусгнившими заброшенными домами. Улицы то были выложены камнем, то деревянными досками, словно жители так и не определились, что же им самим надо. Это была скорее жизненная необходимость, ибо без этого подобия опоры ноги бы точно увязли в грязи. И ни одного намека на Марионетки, будто новые изобретения сюда так и не добрались. Это уже отметил наблюдательный (когда дело казалось любых механизмов) Гэ Пансяо. — Вряд ли мы найдем здесь постоялый двор, а мне так надоело мокнуть, что это за погода такая? И Цао Нянцзы демонстративно выжал широкий рукав одеяния. Они и правда промокли насквозь. — На постоялый двор у нас денег нет. Да даже если и были, Ляо Жань еще в самом начале путешествия дал понять, что они им не нужны. Настоящие путешественники довольствуются тем, что послала судьба. — Мастер Жань, мы переночуем в разрушенном храме? Если не удавалось найти приют у местных жителей, они так и поступали. Ляо Жань лишь головой покачал, а затем добавил жестами: «Храм наполовину захватили болота, но есть один дом, где мы сможем найти ночлег». Чан Гэн проглотил вопрос, откуда Ляо Жань это знает и лишь покорно кивнул в знак согласия. Сейчас не хотелось ничего, только согреться. Конечно, они привлекли всеобщее внимание, что-то неразборчиво из-за шумного ливня проворчала старуха, покачали головой мужчины с рыбьими сетями в руках. А они шли не останавливаясь, ко двору, находившемуся чуть подальше от всех остальных на возвышенности. Чан Гэн подхватил под руку подскользнувшегося на грязи Цао Нянцзы. — Эй, осторожнее! Тот вцепился в его руку мертвой хваткой, практически повиснув. — Ой, благодарю, старший братик. Впрочем, что им еще один слой грязи на одеждах. Дом выглядел светлым и чистым, к нему вела деревянная дорожка из дощечек, чтобы в сырую погоду (которая здесь, видимо, постоянно) не месить ногами грязь. Хозяйственные постройки, дома для слуг. Ничего необычного на первый взгляд, даже пусто немного. Чан Гэн постучался первым и встал, закрывая собо спутников. Им попадались разные люди, один раз его прямо с порога огрели какой-то грязной тряпкой, другой владелец грозился спустить собак. Но, как ни странно, таких людей было мало. Из простых людей им отказывали очень редко. Открыла женщина (уже потом, когда пригляделся, Чан Гэн понял, что она совсем еще молода — где-то чуть за двадцать, но в его возрасте все перешагнувшие порог двух десятков лет кажутся стариками) и не дав произнести ни слова, бросила: — Какое дураки, кроме наших местных, здесь будут бродить? Заходите давайте, а то от этой сырости в вас вырастут грибы. Лицо Цао Нянцзы вытянулось: — Пра-а-авда? Грибы? А так можно? — Госпожа пошутила, — Гэ Пансяо поспешил его успокоить, но как-то неуверенно. Местечко Чжао Цзэ с каждой проведенной в нем палочкой благовоний становилось все менее дружелюбным. И все же они зашли. — А вам-то откуда знать, шучу я или нет? Теперь Чан Гэн мог разглядеть хозяйку дома. Ореховые глаза и тонкие губы, во всех ее чертах была какая-то странная резкость, напоминающая ему наконечник стрелы. Объяснить почему, Чан Гэн вряд ли бы смог. — Благодарим вас за приют, госпожа… — Лю Лин. Не нужно «госпожа», здесь ко мне обращаются цзецзе. Сейчас я растоплю жаровню, согреетесь. Слова звучали заботливые, только вот тон произнесенных слов был суровым, даже командирским. И Чан Гэн слова невольно вспомнил об ифу. — Сестрица Лин, кто к нам пожаловал? Чан Гэн представлял себе хозяина дома мужчиной среднего возраста, поэтому удивился, когда увидел перед собой молодого человека даже младше госпожи Лин (еще чего, не будет он называть ее цзецзе!). Очень красивого человека, надо сказать. Прямая осанка, мягкие черты лицо и добродушная улыбка, сразу же располагающая к себе. Только вот все впечатление смазывала бледная истощенность. Глаза, которые должно, быть, раньше блестели от радости, потухли от необъятной печали. Эта печаль чуть не сбивала с ног. Он пригласил их в большую и светлую (что удивительно, с таким-то ливнем за окном!) комнату с жаровней посередине. — Прошу простить дорогих гостей за мой вид… Моя молодая жена… — Умерла от болотной хвори, — продолжила за брата фразу Лю Лин. — Что такое болотная хворь? — Цао Нянцзы пытался понизить голос, но шепот вышел возмутительно громким. Лю Лин хмыкнула и промолчала, Лю Ксу казался погруженным в собственную скорбь, и ответил им мастер Жань: «Вредные испарения от болот проникают в тело человека и постепенно ослабляют его». У кого-то в крови распространяя яд Кость Нечистоты, а у кого-то внутри живет болото. — Нам нечего скрывать, и я расскажу, если вы хотите услышать. История была абсолютно обыденной, но от этого не менее печальной. Лю Ксу год назад привез из поездки в один из крупных городов жену — не богатую, но искренне влюбленную в него девушку. Она была младшей и нелюбимой дочерью, поэтому родители согласились на скорый брак, лишь бы поскорее избавиться от обузы на шее. Соглашения достигли быстро, и вот молодые уже отдали поклон предкам и уехали жить в Чжаоцзэ. Вели хозяйство, точнее, тянула на себе все незамужняя Лю Лин, которая вовсе не собиралась отдавать новой хозяйке привычные обязанности из-за чего время от времени и возникали ссоры. Именно они в итоге и стали потом свидетельством против Лю Лин. Супруга Лю Ксу жаловалась на плохой сон и зловоение болот, затем начала бледнеть и кашлять, но уезжать отказалась. Да и куда ей было пойти? Она умерла одну луну назад, оставив Лю Ксу безутешным вдовцом. Несмотря на поспешный брак, они действительно были очень друг к другу привязаны. И вот тогда пошли слухи. — Они говорили, что сестра что-то сделала, вызывали дознавателя из города. Лишь несправедливо обвинили, но… Репутация оказалась подорвана. — Она мне никогда не нравилась, и я этого не скрывала. Супруга Лю Ксу умерла не от яда, а от болотной хвори, что косит людей со слабым здоровьем. Ее тело оказалось недостаточно крепким, чтобы выдержать суровые условия Чжаоцзэ. Лю Лин говорила обо всем открыто, но с нотками раздражения в голосе. Судя по всему, она успела порядком устать от обвинений. Всей семье и так пришлось несладко, а домыслы лишь теребили раны. Но, как ни странно, они не смогли вбить клин между братом и сестрой. Чан Гэн отметил про себя, что Лю Ксу говорит с абсолютной уверенностью в сестре и смотрит на на единственную опору в жизни. Эта история не нужна им троим — это брату и сестре Лю было необходимо ее рассказать. Ляо Жань вышел вперед. «Если господин Лю позволит, этот монах мог бы помочь унять скорбь в молитвах и медитации», — показал он жестами, и Чан Гэн послушно перевел. На лице Лю Ксу мелькнул проблеск наивной надежды, но прежде чем дать ответ, он посмотрел на сестру с немым вопросом. Лю Лин окинула мастера Жаня долгим недоверчивым взглядом, таким (но вперемешку с брезгливостью) смотрел на монахов Гу Юнь. — Не думаю, что от этого станет хуже, — осторожно заметил Чан Гэн. Главное — не усугубить ситуацию. Их пустили в дом, но в любой момент могут выгнать. На самом деле, он с облегчением бы ушел отсюда. Перспектива ночевать под ливнем уже не казалась такой страшной. — Брат… только без глупостей, — наконец, предупредила Лю Лин, и Лю Ксу удалиля с мастером Жанем. Тот кивнул Чан Гэну «отдохните пока». Хотелось умолять Ляо Жаня не уходить, но… Лю Ксу выглядел таким несчастным и заслуживал утешения. Как будто явление монаха было знаком судьбы. А у них появилась возможность обогреться и сменить одежду. Госпожа Лю принесла закуски и заварила чай. — Я не понимаю, — сделав глоток и воспользовавшись временным отсутствием хозяйки дома, проговорил Цао Нянцзы. — Почему они не уйдут? Если болота им так вредят, почему они не могут перенести деревню в другое место? Он успел переодеться в сухие и тоже женские одежды, явно позаимствованные у Лю Лин, и на Цао Нянцзы они смешно болтались, а руки и вовсе потерлись в рукавах. Хозяйка дома была заметно выше. — Они живут здесь поколение за поколением. Разве просто все бросить и уйти в неизвестность? — Гэ Пансяо понимал намного больше. Лягушки не меняют пруд. Люди пускают корни в месте, где они родились. — Ну мы же так сделали, — пожал плечами Цао Нянцзы и посмотрел на Чан Гэна. Тот демонстративно отвернулся, не желая отвечать. Это был их выбор, он никого не звал с собой. Его собственный путь и его испытание. — Мы живем поколениями среди болот, это сильные духом и здоровьем люди. Слабые здесь не остаются. И работают все — и мужчины и женщины. Хочешь жить сносно — приноси пользу. — Лю Лин вернулась с циновками в руках. Это звучало так странно и так… понятно и здраво. И правда, в такой деревне все должны упорно трудиться, чтобы год за годом стоять против сил болот. Чан Гэн вспомнил, что до сих пор не увидел в доме слуг, что для такого двора было странным. Неужели она действительно все делала сама? Лю Лин словно прочитала его мысли: — Моих сил хватит на всех. — Цзецзе такая сильная! — восхитился Цао Нянцзы. «Предатели!» — почему-то разозлился Чан Гэн. Как быстро они стали величать ее старшей сестрицей! Лю Лин не шутила, ние кокетничала, говорила прямо и по делу, и все равно на животном уровне не нравилась ему. Она даже красивой не была! Эта прямота казалась подозрительной. Как ложная кочка в болоте — ступишь ни туда и уже никогда не выберешься. — Циновок тоже как раз. — она деловито расстелила их на полу и ушла, чтобы вернуться с одеялами. Как будто в доме Лю только и делали, что принимали гостей и бродяг. — Будет ли нам прилично оставаться в этом доме… — и правда, незамужняя женщина пускает на ночлег монаха и трех юношей (да, и Цао Нянцзы считается). Захочет ли она оставаться с ними ночью… На самом деле это Чан Гэн не хотел оставаться с ней. Это недоверие не было обосновано ничем, за все недолгое время знакомства Лю Лин не давала понять ни единым признаком, что может быть опасна. «Жена господина Лю была больна болотной хворью, никто ее не травил». И вряд ли бы Лю Лин напала на него во сне. Но… неизвестно, сколько пройдет времени, когда он перестанет воспринимать любую женщину как угрозу. «Спасибо, Ху Гээр». Хорошо, что она не пыталась до него дотронуться. Он бы позорно отскочил или, что еще хуже, напал. Нельзя так отплатить людям за них доброту… что бы за этой самой добротой ни стояло. — Старший братик Чан Гэн, только не заставляй нас снова мокнуть под этим противным ливнем! Мастер Жань появился бесшумно и протянул Лю Лин исписанный лист. Та пробежались глазами по иероглифам и недоуменно нахмурилась: — Надо же... Я думала, что чужие давным-давно забыли про храм. Она замолчала, явно решая что-то для себя самой. — Я проведу вас, здесь все знают путь. Люди болот никогда не сгинут в топи. Если вы… да что с вас, оборванцев и взять… поможете по хозяйству. После визита в храм пусть кто--нибудь из вас поможет выловить сомов и сварить суп. Это было справедливо. Приют в обмен на работу. В одно из деревень Чан Гэн колол дрова и гонялся по двору за курицей, пытаясь отрубить ей голову. Потом эта же курица бегала от него без головы. — Госпожа Лин, — уже собираясь готовиться ко сну, вдруг спросил Чан Гэн. — Мы ведь очень обременительная компания, так почему госпожа разрешила остаться и готова показать храм? Он готов был выслушать оправдания, отговорки и какую-нибудь чушь про доброту. Люди обычно всегда терялись, когда их спрашивали напрямую. Она может и отказаться отвечать, в своем праве. Но Лю Лин ответила: — Это завет достопочтенного отца. Он просил нас с братом всегда давать приют тем, кто постучится в дверь в поисках укрытия. И мы оба обещали его выполнять. Дело не в вас, а в моем обещании и предках, которым не придется стыдиться, что они воспитали неблагодарных детей. Она не отвела взгляд и смотрела прямо в нутро, будто действительно что-то видела за простыми словами Чан Гэна. И он подумал, что зря деревенских считают простаками — среди них множество проницательных людей. — Благодарю за ответ, госпожа. Гэ Пансяо и Цао Нанцзы тут же провалились в сон, закутавшись в тонкие одеяла. Чан Гэн смотрел в потолок и пытался упорядочить беснующиеся мысли в голове. А когда все же смог заснуть, увидел ифу. Тот укоризненно качал головой и потрясал тем самым прощальным письмом. «И каково тебе вот так скитаться?» — спрашивал он требовательно. «Ифу первый меня бросил!» — и эти оправдания выглядели жалобой маленького мальчика, а не юноши на пороге расцвета. «Здесь ты меня никогда не найдешь. Говорят, Чжаоцзэ нет даже на картах. Оказывается, так легко затеряться среди троп, рек и болот… Увязнуть в трясине навсегда». Зачем мастер Жань хочет, чтобы он взглянул на болота? Наутро Лю Лин подняла Чан Гэна и мастера Жаня пораньше, чтобы провести в разрушенный храм. Гэ Пансяо и Цао Нянцзы сопели на циновках, и Чан Гэн не стал их будить. Вряд ли они расстроятся, что не посетили какие-то развалины. В Чжаоцзэ уже не спали, и их провожали настороженными взглядами. — Сестрица Лю, кого ты привела? — долетело в спину. Та и не обернулась, но крикнула в ответ, нисколько не смущаясь: — Кого надо, того и привела! Они свернули с тропы, и Чан Гэн наконец-то увидел болота… Все заливало алое, как поле брани, как Яньхуэй после нападения варваров. — Это… — он хотел что-то сказать, но слова застряли клинком в горле. Хотелось отвернуться и одновременно не отводить взгляд от красных вод никогда. — Почему оно такое? Это болото словно собственноручно пустило кровь всему живому, что встретилось на его пути. Мастер Жань вывел на ладони: «Особые водоросли, которые в период цветения окрашивают все алым». Чан Гэн задумчиво кивнул. «Это я должен был увидеть?» Действительно, один раз взглянешь и уже не забудешь никогда. Лю Лин примерилась, оттолкнулась от сухого участка земли и прыгнула. — За мной след в след! — велела она, и Чан Гэну с мастером Жанем не оставалось иного, кроме как последовать за ней. Так они миновали деревья, кустарники и то, что осталось от деревенских домов. — С каждым годом болото разрастается все больше и больше. Когда-то и здесь была наша деревня, но топь забрала ее себе. Мы не спорим и не воюем с болотом. Лю Лин звучала беспристрастно, а Чан Гэну вдруг вспомнилось, как Цао Нянцзы протянул только взглянув на табличку: «Хорошее место болтом не назовут». Впрочем, позиция жителей имела смысл — какой нормальный человек захочет вступить в бой с этим алым нечто. И именно поэтому он сразу принялся мысленно рисовать пути осушки топей. Вдруг Лю Лин остановилась так резко, что Чан Гэн чуть не врезался в нее. — Теперь нужно идти по воде. Иного пути нет. Погрузить хотя бы часть себя в эту жижу. Будут ли они похожи на вышедших из кровопролитной битвы воинов? Чан Гэн нахмурился, но сделал шаг. Вода была вязкая от водорослей и подозрительно булькнула. Однако ногу не поглотило трясиной, и Чан Гэн поставил вторую. Вода обволакивала, и красные водоросли тут же окружили их, готовые сомкнуться над головой. Вот так одно неверное движение — и человека будто никогда и не было. Кто знает, сколько похоронено людей в этой жиже, и души их теперь навеки отданы болоту. — Идите шаг в шаг. Были бы местными, не возникло бы и проблемы. «Да этой женщине вообще ничего не нравится». Хотелось из чувства противоречия свернуть, но это было глупо и по-детски. Люди болот, наверное, всегда предельно серьезны и не умеют шутить. По крайней мере Лю Лин вообще за все время (пусть и недолгого знакомства) никому не улыбнулась, даже Цао Нянцзы, который мог растопить сердце мертвеца. Лю Лин будто подслушала его мысли и обернулась через плечо. Больше она ничего не рассказывала, только показывала дорогу. А когда Чан Гэн все же оступился, ловко схватила его за рукав и выровняла. Она даже не коснулась кожи, но по спине пробежали предупреждающие об опасности мурашки. «Ничего она не сделает. Не в присутствии мастера Жаня». Она ведь не ведет их в глубь болот, чтобы утопить в красных водорослях? Чан Гэн живо представил, как они забиваются в рот, а потом легкие, не дают дышать, и все вокруг становится таким же тягуче-алым. Вдруг Лю Лин остановилась, и, погруженный в свои мысли Чан Гэн, идущий, как и было приказано след в след, путь не уткнулся носом ей в спину. — Мы на месте. Это действительно были развалины. Склонившиеся над властью стихии полуразрушенные стены, крыша практически отсутствовала. И ради этого стоило идти по болотам? Чан Гэн перевел взгляд на Ляо Жаня, и тот утвердительно кивнул. Внутри тоже царило болото. Оно захватило всю территорию, пролезло на стены и разрушило. Покрыло убранство и алтарь для подношений. Но статуя, покрытая трещинами, на удивление все еще целая, осталась. Статуя Гуаньинь. Чан Гэн выдохнул, наверное слишком шумно, потому что мастер Жань покачал головой и начал выводить на руке: «Люди построили храм не на возвышенности, а здесь. И в итоге им пришлось отдать его болоту». Да, именно об этом Чан Гэн и думал. Почему бы не перенести такой важный хран подальше? Ведь, судя по всему, это вообще единственный храм в Чжаоцзэ. Следствие ли это человеческой глупости или недостатка веры? Или наоборот, уверенности, что стихия не посмеет тронуть храм Гуаньинь? Они ошиблись. — Это было задолго до меня. Все знают, что теперь у нас есть только полуразрушенный храм. Но он не заброшен, местные знают безопасный путь и все равно приходят сюда. «Даже в таком состоянии храм не забыт». Они не строят новый, а приходят сюда, рискуя жизнью, промокшие, сквозь страшные топи. Как будто отдают долг и жертвуют безопасностью. Но разве есть в этом смысл? И сейчас, смотря в грубо вылепленное, но умиротворенное лицо Гуаньинь, Чан Гэн ощущал редкое спокойствие. Не безразличие, достигнутое ценой непомерных усилий, а… блаженный покой с примесью светлой печали. Как будто никогда в его теле не было Кости Нечистоты. Как будто однажды страдания на земле закончатся. «Это хороший храм», — понял он. Не руины, а именно храм, из которого не ушла вера. Чан Гэн со всей юношеской силой впитывал новые впечатления. Это было зрелище удивительное и печальное. Мастер Жань оказался прав — ему стоило это увидеть. А потом, как и было обещано, Чан Гэн пошел на реку с Лю Лин, чтобы помочь ловить сомов. Он шел с ведром, полным прыгающих лягушек, и хотел быть где угодно, но не здесь. Там, в болотах, с ним хотя бы был Ляо Жань, а теперь они с Лю Лин остались с глазу на глаз. Если она нападет, сможет ли Чан Гэн отбиться? До реки добрались молча, не было Цао Нянцзы, чтобы щебетать о чем-то незначительном и придавать этой болтовне видимость разговора. — Твоим друзьям тоже применение найдется, — Лю Лин вытащила крючки и подошла к пустым удочкам у берега. — Они мне не друзья, — вырвалось, прежде чем Чан Гэн смог подумать о том, что зря вообще рот раскрыл. Лю Лин даже отвлеклась от лески и посмотрела на него, насмешливо приподняв бровь. Уголки губ ее при этом даже не дернулись. Как будто у нее лицо пойдет трещинами, если посмеет хоть раз улыбнуться. — Да? А кто же тогда? У Чан Гэна не было друзей. Гэ Пансяо и Цао Нянцзы просто таскались за ним еще с Яньхуэй. Называли старшим братом и бесконечно надоедали. Они последовали за ним, потому что в столице намного больше возможностей устроиться в жизни, а где может быть выгодней, как не с человеком, внезапно оказавшимся принцем Великой Лян? И все равно, что Чан Гэн до сих пор так и не смог это принять. Он не чувствовал себя принцем и не хотел им быть. Титул уже сковал его по рукам и ногам, и, наверное, среди множества причин побега, затесалась и эта. Отрицание. Гораздо легче быть бродячим монахом. Чан Гэн не звал Гэ Пансяо и Цао Нянцзы в эти скитания, но они последовали за ним. Цао Нянцы мигом понесся собирать вещи (большую часть которых все равно пришлось оставить). Они разделяли с ним все тяготы и ни разу не упрашивали вернуться в поместье Аньдинхоу, несмотря на явное сомнение в правильности этого побега. А каких людей вообще можно называть друзьями? До этого Чан Гэн вообще не задумывался об этом. Нужно ли они ему вообще? У него есть ифу, и его, казалось, достаточно, чтобы заполнить пустоту, что жила внутри него четырнадцать лет. Он всегда ощущал себя безгранично одиноким. И даже не задумывался о том, чтобы посмотреть на сторонам. Конечно, он не сказал всего этого Лю Лин. Та, между тем, достала из ведра лягушку и ударила ее о землю. Та издала последнее «ква» и замерла. — Не ловил ни разу? — разговор о друзьях замялся сам собой, и теперь, наверное, можно было вздохнуть с облегчением. Если с этой женщиной вообще можно чувствовать себя свободно. — Я ловил рыбу, — буркнул Чан Гэн и повторил ее жест. Лягушка стукнулась о землю и даже не успела дернуть лапками. — Они любят свежее, на мертвечину мы хорошую рыбу не поймаем. А наши сомы — у любого в округе спроси — лучшие. Она говорила это даже с гордостью. Нашли повод гордиться. — Почему бы вам не осушить болота? Чан Гэн думал над этим вопросом с самого утра. Ведь это действительно возможно. Меньше вредных испарений, меньше этого жуткого кроваво-алого. Больше территорий, пригодных для жизни и земледелия. Чжаоцзэ могло перестать быть гиблым, небесами забытым местом.Они могли бы возвести новый светлый и чистый храм Гуаньинь. — Оно скоро придет и на оставшуюся часть, а если… «И вас тоже заберет болото». — И кто будет этим заниматься? У нас на все хозяйство одна Марионетка, да и та сломалась. Показали бы ее Гэ Пансяо, он толковый и наверняка бы что-то придумал. — Подайте прошение в Министерство, и Император. — Императору нет дела ни до болот ни до людей. Она бросила эти слова так легко, как будто не боялась крамольных мыслей. Сомневаться с Сыне Неба — государственная измена, услышь бы речи кто-то, кто мог донести об этом… «Ах да, я же, собственно, младший брат императора», — наверное, и сам император успел забыть, что у него есть еще один один. Наверное, это хорошо. Однажды он вспомнит, но пока Чан Гэн свободен. — Госпожа Лю… Она лишь плечами пожала. — Император далеко, а болота здесь. Я говорю как есть, уж не обессудь. Люди в Чжаоцзэ давно не рассчитывали на чью-то помощь со стороны, предпочитая справляться своими силами. «Я сделаю», — вдруг решил Чан Гэн. — «Наверняка представится возможность однажды при дворе упомянуть болота». Когда Лю Лин размахнулась, чтобы закинуть удочку, он невольно вздрогнул и чуть не принял боевую стойку. «Лишь бы не касалась, и все будет хорошо». Он начнет отбиваться. Тогда, с Ху Гээр, он не мог защититься, мог только выживать, несмотря ни на что. Разум знал, что не все женщины такие, как его мать (нет, тетка!), большинство женщин не такие. И все равно он дергался от каждого движения, готовый отразить атаку. «Это должно однажды пройти». Пусть шрамы, оставленные ей, не сойдут, Чан Гэн не позволит ее тени добиться того, что он будет шарахаться каждой женщины. А Лю Лин, как будто понимала. Она держалась на расстоянии, хмурилась, смотря на удочку. А потом внезапно подалась вперед и совсем по-мужски подсекла, потянула. Она была хваткой, как лисица в курятнике, и резкой, как пущенная из лука стрела. Она была опасной. Чан Гэн смотрел на это и сжимал кулаки. А потом вдруг и его удочка дернулась. — Выжди, а потом тащи! — крикнула ему Лю Лин, подхватывая под жабры жирного усатого сома, вытянутого ей на берег. Чан Гэн вцепился в бамбуковый корпус удочки и резко дернул. Размышлять больше не было времени. Сомы смотрели тупым безжизненным взглядом, даже их усы перестали дергаться, пока Чан Гэн и Лю Лин дотащили их до дома. Последний выловленный был самым большим, и Чан Гэн в глубине души гордился — это он сам его вытащил на берег (небольшая помощь не считается). Это ощущалось непривычно. Совсем недавно он получил титул и новое имя, участвовал в похоронной процессии усопшего императора (которого и не мог назвать отцом даже мысленно), а сейчас рад тому, что рыбалка оказалась удачной. Как выяснилось, готовить им с Лю Лин тоже предстояло вместе. — Это не потому что я не справляюсь, — резко пресекла она (хотя Чан Гэн и не собирался ничего говорить). — Мы с братом уже несколько лет ведем хозяйство вдвоем, просто… Иногда помощь не будет лишней. На миг она показалась Чан Гэну уставшей и грустной, что совершенно расходилось с тем впечатлением, которое Лю Лин пыталась о себе создать. А ведь она одна среди большого дома, с братом, глубоко погрязшим в собственном горе, и делает вид, что в их семье все прекрасно. Да только толку с его понимания. Странная деревня с жуткими болотами, странный дом, где будто все вымерло, и живущая здесь странная женщина. Готовить уху из сомов Чан Гэн не умел. — Чему тебя только мать учила. Терпеть боль. Никому не доверять. Всегда ждать нападения. Бояться. Ненавидеть. И в этом списке уж точно не было приготовления ухи из сома. — Прошу прощения у госпожи Лю, — как сразу вспомнил, почему она ему сразу не понравилась. Лю Лин поморщилась на «госпожу» и отвернулась. На удар сердца в ее профиле Чан Гэну вдруг привиделось перекошенное от ненависти красивое лицо Ху Гээр. Бред. Лю Лин совсем на нее не похожа. Она орудовала ножом так ловко, словно заправский мясник (уже Гэ Пансяо знал в этом толк, и оценил бы будь сейчас здесь). Аккуратно и быстро срезала сомью кожу, вырезала хребет, Чан Гэну оставалось лишь выбрать оставшиеся мелкие косточки и хрящики. Когда закипел бульон, Лю Лин бросила в котел горсть ароматных специй и фыркнула, уловив внимательный и настороженный взгляд Чан Гэна: — Сосуды с ядом я храню на другой полке. И Чан Гэну почему-то стало очень стыдно. За все время, проведенное в доме Лю, она ни разу не дала повода заподозрить в ее в недобрых намерениях. Неохотно, но проводила их с Ляо Жанем в затопленный храм и благополучно вывела, она дала всем ночлег и циновки, собирается накормить ухой, а Чан Гэн одними мыслями проявляет неблагодарность. «Не все женщины собираются тебя отравить». Пусть кошмары, вызванные Костью Нечистоты, и говорили об обратном. Ни Гэ Пансяо, ни Цао Нянцзы не отказались от ухи и делали огромные глотки из своих чаш, причмокивая. Это действительно оказалось вкусно, и еда не имела привкуса тины и болота, удивительно. На обед вышел и Лю Ксу, и взгляд его в этот раз показался Чан Гэну более осмысленным. чем в первую встречу. — Я же говорила, что наши сомы самые лучшие во всем регионе, — Лю Лин светилась гордостью, но оставалась все такой же серьезной. — Цзецзе просто великолепна. И как так она до сих пор не замужем? Сказанное Цао Нянцзы должно было быть комплиментом, но последняя фраза повисла в абсолютной тишине. Чан Гэн чуть было не приложил ладонь ко лбу. Кажется, они всей своей компанией сегодня так и напрашивались на то, чтобы их выгнали из этого дома. Он весь напрягся, готовый отразить удар и прикрыть Цао Нянцзы, до которого только начало доходить, что именно он ляпнул. Но Лю Лин и бровью не повела. — Откройте окно и выгляните. Ну давайте же. — А что там? — вскинулся Цао Нянцзы, вскочил на ноги и действительно побежал открывать окна. Гэ Пансяо последовал за ним, и Чан Гэну оставалось только присоединиться. За окном в кои-то веки перестало накрапывать, но это все еще был пустой двор. — Цзецзе, там ничего нет. — Видите толпу женихов? Я тоже не вижу, — подытожила Лю Лин. Чан Гэн мысленно фыркнул и вспомнил об ифу. Тот тоже мог бы выдать что-то подобное. Уела, ничего не скажешь. На этом вопрос с замужеством был исчерпан. Чан Гэн думал, что они покинут Чжаоцзэ в тот же день, но неожиданно Лю Ксу попросил их задержаться. Точнее, он высказал свою просьбу мастеру Жаню, и тот не смог отказать в помощи страждущему. Гэ Пансяо тем временем добился того, чтобы ему показали сломанную марионетку. — Уверен, что там нет ничего такого, чего нельзя починить. Я просто взгляну. Цао Нянцзы, побегав по деревне (и страдая от того, что одежды каждый раз до неузнаваемости покрывались грязью) познакомился со всеми жителями и набрался всех сплетен. — Тетушка Лу говорила, что… Лю Лин преувеличила, когда сказала. что вся деревня считает ее виновной в смерти невестки. Да, один раз кто-то неосторожно обронил, потому что знал об их натянутых отношениях, но всерьез никто и не думал об этом. Лекарь подтвердил болотную хворь, каждый год кто-нибудь из слабых здоровьем умирал от испарений с болот. «Она просто сама себе придумала эту отчужденность», — понял Чан Гэн, — «Но зачем?» А он сам не так внушил себе, что в его жизни нет друзей? И задумался об этом, только когда его прямо спросили. Это было еще одно открытие, что сделал Чан Гэн о людях и самом себе. На них все еще смотрели подозрительно (все же чужаки в Чжаоцзэ появлялись редко), но пригласили на праздник. с этой новостью радостно прискакал Цао Нянцзы, видимо, растопивший суровые сердца жителей болот. — А в честь чего праздник-то? — Гэ Пансяо большую часть времени проводил на складе, где чинил марионетку, и возвращался в дом семью Лю только пообедать. — Дожди закончились! — А праздник-то тут причем? Они действительно отмечали окончание сильных ливней, когда деревню наконец-то переставало размывать, можно было без вреда для здоровья рыбачить и даже попытаться что-нибудь вырастить в топкой земле. Если в жизни мало поводов для радости, почему бы не воспользоваться хотя бы таким? Это для посторонних было глупо, в Чжаоцзэ от болот и дождей зависели жизни людей. Они собрались на площади (по крайней мере называли эту местность площадью) и разожгли большой костер, теперь не боясь, что его погасит ливень. А ведь стало так привычно ощущать на коже кусачий моросящий дождик или бьющие крупные капли. Это был вечер, когда хотя бы немного можно было расслабиться и веселиться. Собралась действительно вся деревня, и Цао Нянцзы перечислял на ухо Чан Гэну имена: — Это тетушка Лу, я тебе про нее рассказывал, а вот старушка Тан, это она на нас ворчала в первые день, а вон там… — Чан Гэн пропускал половину, понимая, что скорее всего, этих людей больше никогда в жизни не увидит. — О, а вот Вэй Демин, он давно влюблен в сестрицу Лю. — А это ты откуда узнал? — не то, чтобы это вообще должно его волновать, но как Цао Нянцзы и об этом смог прознать? — Так вся деревня говорит. Бьются об заклад — сделает он предложение или так и не решится. Их семья вторая их самых зажиточных в Чжаоцзэ. Ну, зажиточными оба двора можно было назвать с большой натяжкой, но по меркам этих людей… Чан Гэн посмотрел на Вэй Демина. Наверное, его можно было бы назвать симпатичным. Мягкие черты лица и добродушный взгляд. Сразу становилось понятно, кто в Чжаоцзэ первых жених на деревне. И вот ему нравится резкая и похожая на стрелу Лю Лин? «Я тоже не вижу толпы женихов», — вспомнилось вдруг. Кажется, они ничего не увидели, потому что всей компанией поголовно ослепли. Забили в барабаны, и под их ритмичный стук люди повскакивали с мест и начали танцевать. Они отпугивали дождь и приносили благодарностью божествам за то, что еще живы, за то, что им еще есть, где жить. За то, что болота не сомкнулись над головами. Цао Нянцзы завладел одним из барабанов и с легкостью подхватил общий ритм. Он пробирался под кожу, стучал вместе с сердцем, гнал по венам кровь. И вызывал непреодолимое желание вскочить и танцевать. Лю Лин сидела чуть поодаль от остальных, ее блестящие глаза следили за танцующими., но сама она даже не дернулась, чтобы присоединиться. Лю Ксу все еще казался печальным, но уже не представлял собой мировую скорбь, на его губах промелькнула тень улыбки. — Сестрица Лин, идем же танцевать! — вдруг раздался зычный голос, почти перекрывший даже бой барабанов. От круга танцующих отделился Вэй Демин и протянул ей руку. Она замялась, мотнула головой, но призыв подхватило еще несколько человек, а затем и все остальные. — Станцуй нам, сестрица! Они хлопали в ладоши и звали ее. Гэ Пансяо и Цао Нянцзы присоединились к упрашивающим, а Чан Гэн решил промолчать. Только Лю Лин решать, будет она танцевать или нет. Это же кошмар какой-то, вот так перед всеми выходить… Несмотря на то, что эти звуки так и побуждали двигаться, скакать и хлопать в ладоши. И она вскочила, легко, подобно лани и вышла на середину условного круга. Хлопнула в ладоши, и в ритм барабанов ворвалась треть флейты, веселая и разнузданная. Лю Лин закружилась, подняла вверх руки и прыгнула. Эти танцы в Чжаоцзэ не были похожи ни на что, что видел Чан Гэн в своей жизни (но видел он, честно признаться, совсем немного). Они все двигались так, будто делают это в последний раз в жизни, что закончится вечер, а день больше никогда не настанет. И Чан Гэну неожиданно сделалось так хорошо, как было там, в затопленном храме у статуи Гуаньинь. Лю Лин танцевала, подбадриваемая криками и хлопками (а больше всех усердствовал Вэй Демин, которого в итоге подхватили под локоть и закружили). И вдруг Чан Гэн заметил, что Лю Лин улыбается. С лица будто слетела привычная резкость, черты разгладились, и вся она вообще как-то посветлела. Надо же, а Чан Гэн думал, что хмурое выражение застыло на ней навсегда, и улыбаться она никогда не умела. И даже чужаки смогли раствориться в общем веселье и почувствовать себя частью болот. Кажется, сейчас Чан Гэн и бровью бы не повел, сомкнись над головой заросли кровавых водорослей. «Они на первый взгляд кажутся совсем другими. но… на самом деле обычные люди». Они пробыли на топях дольше, чем рассчитывали. Словно незаметно затянуло в трясину и настолько медленно погружало, что не сразу замечаешь. Гэ Пансяо починил марионетку, пожав плечами: — Там пустяк совсем был, делов-то. И с этого момента к нему бегали с просьбами: посмотреть, почему протекает крыша, помочь заделать дыру в заборе, починить сломанные детские игрушки. В Чжаоцзэ не было своего мастера (точнее, он уехал однажды учиться и больше не возвращался), а успех с марионеткой сразу превратил Гэ Пансяо из бродяги-чужака в специалиста на все руки. Цао Нянцзы влюбил в себя всю деревню и вечно пропадал у кого-нибудь в гостях. Взгляд Лю Ксу становился с каждым днем все ярче и яснее, будто постоянное присутствие посторонних рассеяло туман перед глазами. А Чан Гэн заметил, что постепенно привык к присутствию Лю Лин рядом. Особенно, если вспомнить о том, что это ее дом, Много приходилось делать вместе, например, еще один раз выбраться на рыбалку. Ему почти неопределимо хотелось написать Гу Юню и дать знать, что с ним все в порядке, рассказать о Чжаоцзэ, красных болотах и храме, но затем он представлял, как ифу прочитает это все и… И путешествие Чан Гэна закончится. Что ему делать в столице? Мир можно узнать только выйдя из дома. Увидеть своими глазами. Жизнь Чан Гэна была ограничена … а теперь еще и запирать себя в поместье? Он был там лишним, деревенщина, вылезший неизвестно откуда. Какой из него принц? Смех один. Он лучше еще постранствует. Вокруг двора семьи Лю кто-то ходил. Это отчетливо было слышно даже когда подсохли лужи. Теперь ноги просто месили не воду, а вязкую грязь. Чан Гэн перевесился через забор и действительно обнаружил Вэй Демина. Тот повернулся на звук и застыл в удивлении. Словно вор, пойманный на месте преступления. — Господин Вэй, я сейчас позову госпожу… — Э-э-э, — протянул, собираясь с мыслями, Вэй Демин. — Я просто случайно проходил мимо. Да. Совершенно случайно долго поднимался на возвышение, где стоит дом семьи Лю. И точно совершенно случайно уже делает второй круг у забора. Мог бы придумать что-нибудь поубедительнее. Чан Гэн не был хорош в разговорах с людьми и в принципе в разговорах. И эти личные отношения определенно его не касались, но… — Если ты ей не скажешь, то как она должна узнать? Если Чан Гэну и казалось порой, что Лю Лин читает его мысли, то просто казалось. Она просто интуитивно считывала его напряжение и недоверие. С другими чувствами, наверное, было немного сложнее. Вэй Демин, отмахнулся, не принимая всерьез его слова: — Да что ты понимаешь. Она откажет, потому что не хочет покидать брата, но мы ведь могли бы объединить наши дворы, от обеих наших семей сейчас мало что осталось, так почему бы… Они там себе сами все проблемы придумали? Конечно, он же еще ребенок, что он может знать. О весенних снах и чувствах, которым так трудно дать единое определение. И трудно понять, хорошие ли это чувства, или лучше закинуть их подальше и постараться забыть. — Это вы уже старые. Если ты не задашь вопрос, то и ответа не получишь. «Моя беда как раз в том, что я все понимаю», — вот сейчас привести Лю Лин сюда и разыграть сцену «толпы женихов нет, но один уже надоел околачиваться, сделай же с ним что-нибудь». Вэй Демин вдруг прервал свой бубнеж и поднял взгляд: — И что, ты бы на моем месте сказал? — Если бы у меня были чувства к человеку… — Чан Гэн замялся и чуть поправился. — Если бы я был уверен в этих чувствах, то сказал. Люди прячут злобу, зависть и ненависть — все заключается внутрь имеющего границы тела. Так какой смысл скрывать любовь? Однажды самого Чан Гэна переполнит настолько, что все сокрытое хлынет через край, и уж лучше выплеснется нежность, чем обида и жажда разрушения. Тело — не самый надежный сосуд. — Просто скажи ей. — лежать животом на заборе становилось уже совсем неудобно. И Вэй Демин задумчиво ушел, оставляя после себя один единственный вопрос: что это было?» Дать совет было просто, Чан Гэн разрывался от желания послать весточку, покаяться в побеге и умолять о прощении, но стоило ему попросить у Лю Ксу бумагу, все мысли из головы испарились. Он долго сидел, смотрел на пустой лист, и так и не решился обмакнуть кисточку. Лю Ксу тактично вышел из комнаты, делая вид, что занимается своими делами. Спустя некоторое время заглянул, посмотрел на все еще сидевшего Чан Гэна и снова ушел. Со двора донесся голос Лю Лин: «у нас дровник в той стороне, куда ты потащил, брат, верни, как все лежало!» Это действительно было странно, за все время пребывания здесь, Чан Гэн не видел, чтобы Лю Ксу вообще что-то делал и как-то помогал тащившей на свой спине все хозйство сестре. Быть может, до смерти родителей и жены у них было все по-другому. Когда он заглянул в третий раз, Чан Гэн виновато улыбнулся и отложил кисть. Не стоит сейчас писать. Их путешествие с мастером Жанем закончится ровно в тот момент, как Гу Юнь получит хотя бы примерные сведения об их местонахождении. А они посмотрели все еще очень мало. Ляо Жань не говорил, когда они отправятся, но сам Чан Гэн уже начинал чувствовать нетерпение. Пора было уходить, иначе они рискуют остаться здесь навсегда. — Я хотел… поблагодарить тебя, — Лю Ксу сел напротив. Это был первый раз, когда он сам начал разговор и не отделалывался туманные односложными фразами. Однажды Гэ Пансяо предположил, что господин Лю и вовсе от горя повредился рассудком, но ведь мастер Жань регулярно о чем-то с ним беседовал в закрытой комнате, и он бы уж точно определил безумец тот или нет. Лю Ксу просто позволил себе утонуть в скорби и жалости к себе, забыв о сестре и всех остальных. От него веяло этой грустью, которая угрожала заразить и всех остальных. — Понимаю, это немного странно, но ваше появление… напомнило мне о непрерывности жизни. Когда в доме что-то происходит, становится трудно прятаться с головой под гладью воды. Он никогда не смотрел в лицо, всегда словно поверх, не перекрещивались взглядами. Подобно блуждающему среди туманов. А сейчас… сейчас он наконец-то вышел на дорогу. — Сестра все сделала правильно. Это я забыл о заветах родителей, о том, что давал слово отцу перед смертью. А она все помнит. Я обижался, а ведь кроме друг друга у нас больше никого не осталось. Чан Гэн не перебивал, хотя больше всего хотелось не слушать откровения душевно раненного человека и уйти. Он просто не знал, стоит ли что-то говорить и какие именно слова. А звать Ляо Жаня было неуместно. Лю Ксу встал и сделал несколько шагов по комнате. — Я ходил к болотам и думал о том, что стоит сделать шаг, неверный шаг, где точно знаю — самое топкое место, и можно медленно погружаться… Чан Гэна передернуло. Ужасная смерть, в этой красной жиже, среди водорослей и трясины. И ведь тело потом могут не найти. — Сестра будто чувствовала, ворота запирала, следила коршуном. Но я все равно нашел лазейку, собирался в период ливней незаметно исчезнуть, а… — он усмехнулся. — А потом постучались вы. Мне нужны были эти беседы. Я и сам скажу, когда придет время, но ты тоже знай, что Ляо Жань — необыкновенный человек. «Я знаю», — подумал Чан Гэн. — «Иначе бы никуда с ним не пошел». Лю Ксу поклонился и повторил: — Спасибо. Кажется, настояло и для них время продолжить путь. Они поклонились в благодарность за приют и гостеприимство, собираясь были покинуть дом и деревню навсегда. — Подожди! — вдруг окликнула Чан Гэна Лю Лин. Гэ Пансяо махнул рукой, мол, мы на улице подождем. Он подошел неуверенно. Что ей вдруг понадобилось? Напряжение, ощущаемое между ними в первый день пребывания в Чжаоцзэ заметно спало. И все равно Чан Гэну было неловко обращаться к Лю Лин. Наверное, потому что стыдился первоначальной ничем необъяснимой неприязни к ней. Из тех подозрений не подтвердилось ни одно. Постепенно он перестал опасаться каждого движения и замаха рукой. Отпечатанные в памяти издевательства никуда не исчезли, просто… немного померкли здесь, в суровом, но неожиданно доброжелательном к их компании крае. Лю Лин снова смотрела так, будто знает обо всех этих мыслях. Местные вообще прекрасно создавали о себе впечатление, как о людях, не до конца принадлежащих реальному миру. — Возьми — и всегда найдешь путь среди болот. Мне неизвестна твоя смерть, но в топях теперь точно не сгинешь. Она протянула Чан Гэну ничем не примечательный камень. Уродливой неровной формы, с розовыми прожилками. Чан Гэн замялся на мгновение, затем серьезно кивнул и спрятал камень в карман. — Благодарю гос… цзецзе. Лю Лин улыбнулась, и лицо ее перестало казаться острым, похожим на стрелу. Она вмиг разгладилось и просветлело как совсем тогда, когда ее уговорили выйти и станцевать под бой барабанов. — Ну наконец-то. Знай, что теперь ты — друг болотных людей. Если сам захочешь, конечно. Друг. И снова слово, сути которого Чан Гэн, кажется, так и не смог познать. Слишком громкое, ко многому обязывающее. То, что нужно заслужить. Наверное, он так и считал. Но если Гэ Пансяо и Цао Нянцзы считают его своим другом, то это явно не его заслуга. Вряд ли он в своей дальнейшей жизни приобретет новых друзей (с Костью Нечистоты в теле и статусом четвертого принца Великой Лян), но сейчас, когда титулы и происхождение временно перестали иметь значения, ему хотелось именно дружить с этими сильными и несгибаемыми людьми. — Я хочу быть другом цзецзе. Лю Лин обняла его крепко и почти по-мужски. А Чан Гэн не отстранился. Они молча миновали почти родные ворота с табличкой. В путь их провожал моросящий дождик, уже настолько привычный, но Чан Гэн и не обратил бы внимание. — Хорошее место, — вдруг сказал Цао Нянцзы. — И люди просто замечательные. Деревня Чжаоцзэ осталась позади.

***

Лю Лин перекинулась через забор и некоторое время с улыбкой наблюдала за ходившим вокруг двора (и изо всех сил делающим вид, что он здесь просто так оказался) Вэй Демином. — Так ты возьмешь меня замуж или нет? Вэй Демин вздрогнул и повернулся, открыв рот и глупо уставившись на нее. Взгляды скрестились, и Лю Лин заметила, как в его глазах неверие сменяется радостью. — Сегодня же пришлю свадебные дары.