Над облаками

Книжонку Зелёный Дракон отобрал у Сымина. Тот под настроение не только сочинял и записывал на ходу несуразные байки, полные любовных страстей, душераздирающих драм и дурных стихов, но и рисовал. Рисунки удавались ему бесспорно лучше. Как и всякая уважающая себя живопись, созданная рукой небожителя, она оживала на бумаге: деревья роняли листву, красавицы стыдливо прикрывали лица рукавами, стоило попытаться рассмотреть их поближе, а воины пронзали демонов мечами, то и дело забрызгивая красной тушью поля и обложку. Но нынешняя добыча была редким трофеем. Раскрыв книжицу наугад, Цинлун едва не уронил её в клубящееся за пределами мраморной террасы розовое облако. Он не поверил своим глазам. Перелистнул несколько страниц назад, затем вперёд. Нарисованный тончайшей заячьей кистью юноша тряхнул длинными, белыми как молоко волосами и принял томную позу. Одежды на нём походили на небеса перед летней грозой: тёмно-синие у подола, голубовато-сизые у колен и кверху светлеющие до почти неразличимого бледно-лавандового оттенка, который легко было спутать с белым. Рослый широкоплечий воин с убранными в косицы волосами, закованный в блестящую чешую синих доспехов, подбирался к нему из другого угла страницы. Беловолосый красавчик бросал на него кокетливые взгляды и вытягивал губы трубочкой. Следующий рисунок был ещё хлеще. Оба героя лишились одежд и увлечённо целовались на фоне большой, на целый страничный разворот, постели. Цинлун поморгал, с абсурдной надеждой пытаясь найти у кого-нибудь из любовников грудь: мало ли? На Небесах хватало боевитых девиц, начиная с Богини Войны. Предсказуемо не нашёл, вместо этого разглядел у нарисованных развратников кое-что, чего предпочёл бы не видеть, швырнул непристойный сборник на пол и окончательно помрачнел. И что только младшие божества и феи находили в книжках Сымина? Мазня и мазня, сюжеты у него тоже не отличались изысканностью. Чжу Цюэ, Красный Воробей, когда Цинлун однажды высказал это вслух, поглядел на него с непонятной жалостью: — Он — бог судьбы из Звёздных Палат, Цинлун. Да уж, бог. Мелкий, суетливый, неказистый, вечно бегает, подобрав одеяния до колен и голося на ходу: «ай, владыка Бай Линь, горе бедовое, беда горестная, ай!» И занятиям предаётся божественным. (На обложке беловолосый вовсю целовался с плечистым воякой, повиснув у него на шее). Снова накатила тоска, сдавила грудь. Цинлун рассеянно глянул вниз, сквозь облака и одну пухлую дождевую тучу, мимо птичьих стай и нескольких даосов, то и дело шныряющих на мечах поближе к земле. Там, на востоке, тысячелетний дуб согнулся под напором невидимого ветра, железная кора пошла глубокой трещиной от корней до вершины. Цинлун прикрыл глаза, пару раз глубоко вдохнул: родная стихия реагировала на его настроение, как часть собственного тела. Вот почему небесным зверям, равно как и прочим божествам, предписано соблюдать равновесие и гармонию, не предаваться страстям и печься лишь о благе всего живого... Но как тут можно было сохранять спокойствие?! Богиня Войны забрала Летучего Змея, отняла, сманила в мир смертных, привязала к себе кровными узами и сделала из него питомца! Точно так же она когда-то заморочила голову сыну самого Небесного Императора, ввергнув принца Си Сюаня в опалу — но это было очень давно. Цинлун до последнего мгновения не представлял, насколько плохи дела. Богиня пала тысячу лет назад и с тех пор раз за разом перерождалась в мире смертных. Один лишь Тэн Шэ, Летучий Змей, продолжал упорно видеть в жалких человеческих воплощениях прежнюю могущественную небожительницу. Цинлун пропускал его болтовню мимо ушей: Змей то и дело врал, что приметы указывают на пробуждение Богини, и страстно мечтал сойтись с ней в бою. Но кто бы стал слушать на месте Цинлуна? Тэн Шэ был хвастливым и по-детски самовлюблённым, легкомысленным и ненадёжным. Потому и просиживал сотни лет под домашним арестом: владыка Бай Линь, от природы элегантный и грациозный, сдержанный и величественный, терпеть не мог несерьёзный пакостливый нрав Тэн Шэ. Цинлуну и в страшном сне не могло присниться, что ускользнувший из-под его надзора Змей первым же делом попадётся в руки переродившейся Богине и обзаведётся связью с земной юдолью. Как питомец, теперь он был обязан выполнять прямые приказы и следовать прямым запретам хозяйки, а следовательно, вышел из-под власти Небес. Однако отправляясь за Змеем в мир смертных, Цинлун не сомневался, что несёт ему желанное избавление. И ещё ему мелочно хотелось уязвить Тэн Шэ, отплатить за свой страх и беспокойство. Потому-то вместо того, чтобы первым делом рассказать о приказе владыки и как-нибудь убедить Тэн Шэ оставить обречённую смертную, Цинлун заявил, будто убил наглую златокрылую нечисть, укравшую Око Небес. Реакция Змея застала его врасплох. Вместо того, чтоб раскричаться и забросать Цинлуна жалобами, тот едва ли расщедрился на пару скупых уточняющих вопросов — и атаковал. Это было просто смешно. Небо наверху, а земля внизу: никогда и ни в чём змей по природе своей не смог бы превзойти дракона. Цинлун годами таскал его, визжащего и брыкающегося, по Небесному дворцу за хвост, закидывал руку на плечи, ловил в захват шею. Змей дерзил, ныл, провоцировал, жаловался на «драконью вонь», терзающую его нежный нос... и отступал перед инстинктом, велящим бояться превосходящей силы. Никогда прежде Тэн Шэ не дрался с Цинлуном всерьёз. И из-за кого?! Из-за человеческой девицы, уже приговорённой владыкой Бай Линем к смерти, и её разномастной компании, состоящей из низшей нечисти и даосов! Цинлун так изумился и растерялся, что даже не подумал отбиваться. Просто выставил барьер, в который Тэн Шэ тут же принялся лупить во всю мощь, не тратясь на оскорбления или воинственные крики. Оставалось только держать оборону, пытаясь объяснить положение дел — и Цинлун сразу же понял, что начал плохо и зря не выложил всё как есть, пока его соглашались слушать. Будь ты хоть трижды дракон, если ты щадишь противника, а он тебя нет, долго под барьером не высидишь. Вокруг них кипели энергии, над головами клубились отражения их духовных сущностей, слишком огромных и опасных, чтобы в полной мере проявиться в тварном мире: ярко-золотой крылатый змей и лазурный дракон свивались петлями, сплетались длинными чешуйчатыми телами, то и дело собирались клубком, чтобы через миг разлететься в стороны и с новыми силами броситься вперёд. Тэн Шэ пытался добраться ядовитыми клыками до глотки, прекрасно понимая, что это его единственный шанс. Тогда обошлось без смертоубийства — хвала вовремя обрушившейся рядом Небесной Каре, успешно отвлёкшей их внимание. Летучий Змей умчался на выручку к своей «девуленции», а Цинлуну только и оставалось вспомнить, что послали-то его охотиться на Богиню, а не на разных беглых идиотов, и вернуться к товарищам с пустыми руками. Хорошо ещё, что Красный Воробей, Белый Тигр и Чёрный Воин сделали вид, будто не заметили отлучку. Тэн Шэ явился сам — пару дней спустя, непривычно тихий и мрачный. Поговаривали, что для этого владыке Бай Линю пришлось спуститься за ним лично. Под стражу после этого Змей отправился без разговоров. И Цинлун в толк не мог взять, отчего же ему из-за этого так скверно. Он так давно знал Тэн Шэ, что совершенно забыл — если и помнил когда-нибудь — что под внешностью недальновидного шалопая прятались отвага, самоубийственная верность и неплохие мозги. Привык видеть в нём отчасти приятеля, отчасти игрушку и самую малость — подопечного. Тэн Шэ был ответственностью Цинлуна с тех самых пор, как владыка поручил ему присмотр за самым вздорным и беспокойным созданием на Небесах. А сегодня Цинлун случайно подслушал разговор владыки с Семью Северными Императорами... и в тщетных попытках отвлечься бродил у безлюдных Звёздных Палат, пока не поймал Сымина с новым рисованным сборником в руках. Забытая книжка зашелестела страницами на полу, кокетливо переворачивая их одну за другой под взглядом единственного зрителя. Цинлун бездумно пригляделся. Беловолосый красавчик стоял на кровати на четвереньках, подставив любовнику круглый в ямочках зад. Ложе ходило ходуном, кисточки на балдахине тряслись, тонкие газовые занавеси развевались, как от ветра, и ничегошеньки не скрывали, хотя эту деталь художник явно пририсовал для того, чтобы добавить картине изящества. Объездив любовника к взаимному удовольствию, черноволосый воитель уложил его на бок, приладился и снова загнал ему в задницу неправдоподобно длинный член. А после продолжил весеннюю игру, усадив любовника на себя верхом. Лицом к лицу, как с женщиной. И ублажил его ртом. И... Цинлун моргнул и поспешно схватил Сыминову похабщину, чудом не порвав переплёт. Белобрысый мерзавец, хитрая гадина, успел как-то заморочить и соблазнить благородного воина и на странице пятьдесят шесть нагибал его прямо в купальне (в которую оба переместились ещё на странице сорок четыре). Воитель вид имел опешивший и то и дело оглядывался через плечо, высоко и жалобно задирая аккуратные брови, но оттолкнуть наглеца не пытался. Лишь неуверенно переступал босыми ногами по мозаичному полу да поводил плечами. Цинлун зажмурился, затряс головой и решительно захлопнул книжку. Откуда только этот малахольный Сымин берёт такие дурацкие идеи?! Тьфу, пакость! Он выровнял дыхание, пытаясь успокоиться. Бросил взгляд на медленно гаснущее небо, простирающееся у ног. После того, как Семь Северных Императоров обрушат на учение Шаоян Плетение карающих звёзд, на горе не останется ничего живого. Чу Сюаньцзи, смертному воплощению Богини, придёт конец, а следом кровные узы утянут в небытие всех, кто был с ней связан. Разве что кто-нибудь их предупредит.

***

*** — Это драконья чешуйка. Не потеряй. Пути на Небеса закрыты. Можно прорваться лишь с Небесным пламенем. Чешуйка тебе в этом поможет, — Цинлун говорил коротко, отрывистыми фразами. На большее не хватало ни сил, ни желания. — Как спустишься, живо отыщи Чу Сюаньцзи, отговори её открывать сосуд и быстро уходите из Шаояна. Не теряя ни минуты. Владыка приказал запустить плетение Карающих звёзд. Он пожертвует учением Шаоян, чтобы убить Чу Сюаньцзи и навеки похоронить сосуд под толщей земли. Я сам слышал, ошибки быть не может. Семь Северных Императоров уже в пути. Если не пойдёшь, Чу Сюаньцзи не жить. А умрёт она — умрёшь и ты, — он отвернулся, не желая встречаться с Летучим Змеем глазами. — Не хочу смотреть на твою смерть, скорее иди. Змей, только что собственноручно выпущенный Цинлуном из заточения, неловко стиснул в руке чешуйку. Закусил тонкую губу. «Владыка меня убьёт», тоскливо подумал Цинлун. — Дракон, если мне повезёт вернуться живым, с меня вино в благодарность. «Нужна мне твоя благодарность, как Нюйве зонтик. Стал бы я из-за какого-то вина ощипывать себе хвост». Летучий Змей взвился, лихо перемахнул через яшмовые перила, но задержался на миг, прежде чем кануть вниз. Поймал взгляд Цинлуна и кивнул на прощание, блеснув белой, как молоко, гривой волос. Цинлун проводил его глазами, вытащил из-за пазухи книгу, повертел в руках и выбросил прочь, в темнеющие за перилами облака.