План

Знай, нет спасенья от любви, Той, что душит изнутри. И чтоб не сломаться В ход идут все средства. Всё, что возбуждает страсть, Заставляет низко пасть И, чтоб вновь подняться, Жалость неуместна. © Lascala «Жалость Неуместна» — Видишь, что ты наделал? Я предупреждал, но ты не послушал. Иккинг дергается от моих слов, как от удара. — Она жива, сын, — тихо говорит Стоик. — Ну да, — фыркаю я. — Наполовину! — Вездесущий позаботится о ней, — успокаивающе продолжает отец Иккинга, не обращая на меня ни малейшего внимания. — Уведите его! — рычу я своим стражникам. — Дагур! Не тронь его! Не тронь моего сына! — Стоик яростно сопротивляется, но мои воины, словно древние великаны, сильные и молчаливые, с легкостью исполняют приказ. Иккинг тем временем, кажется, даже не замечает того, что остался со мной наедине. Ну почти наедине, потому что девку, впавшую в бессознательное состояние, никак нельзя считать полноценным собеседником. Или личностью. Или воином. Да вообще кем бы то ни было! Она лежит так уже больше суток. Больше суток, после сражения, в котором, сюрприз-сюрприз, я снова одержал вверх! Трудом и потом, хитростью и смелостью! В то время как прочие неудачники отправились на встречу с Хель, а более удачливые — пировать в Валгаллу. Ну или почти отправились. Эта мысль заставляет скривиться и снова вспомнить, почему я все еще здесь. На этом проклятом острове, а не на пути к дому. Ну правда, сколько можно убиваться от горя возле ее ложа? Такое поведение не подобает воину. С другой стороны, где воин, а где Иккинг?.. — Бросай свои стенания, — говорю я, наматывая круги вокруг Иккинга и почти-ура-мертвой Астрид. — Ты ничем ей не поможешь. — Уйди, — выдыхает Иккинг так тихо, что я с трудом улавливаю его слова. — Ты убил ее. Неожиданно. В один шаг, приближаюсь к Иккингу и хватаю его за плечи, разворачиваю к себе и встряхиваю так, что слышу, как он клацает зубами. — Мои руки в крови, но убил ее ты и твои решения, — с непонятной ему злобой цежу я. –Ты дал мне слово. Ты поклялся мне и обманул. В который раз предал мое доверие. Скажи! — я снова встряхиваю его и сжимаю худосочное тело до такой степени, что уверен — останутся синяки. –Почему я должен был закрыть на это глаза? Неужели ты думал, что это сойдет тебе с рук? Иккинг давится воздухом, вновь и вновь находя взглядом неподвижно-лежащее тело. — Смотри на меня, — рычу я. — Отвечай! Но из него вырывается только ее имя. — Это твоя вина, — чеканю каждое слово. Иккинг вскидывает на меня свои огромные глаза. Глаза цвета молодой зелени на деревьях после долгой зимы. Я откровенно любуюсь ими. «Кого еще мне надо убить, чтобы ты остался со мной и был только моим?» Искупать в крови весь мир. Разрушить существующий порядок вещей и создать новый. Все ради того, чтобы для Иккинга не осталось ничего привычного и знакомого кроме меня. — Не надо, — шепчет он. — Не надо? — издеваюсь я. — Не надо что? А потом из меня вырывается: — Знаешь, Иккинг, знаешь, что я чувствую, глядя в твои глаза? Я чувствую себя почти богом. Знаешь, что такое чувствовать себя богом? — Пусти меня, — он пробует отстранится, но я сильнее. Гораздо сильнее, чем он. Любой из них. — Пойми наконец — я наклоняюсь к нему и делаю свой голос мягким, словно патока. — Ты слаб. А твои попытки защитить Олух обречены на провал. Снова и снова все, кого ты любишь будут умирать. И ты не остановишь это. Не изменишь. Иккингу больно и он переживает, а я не могу остановиться. — Оставь это, оставь их. Пойдем со мной. Я смогу тебя защитить. Со мной ты будешь в безопасности. Ты не нужен им, Иккинг. Они недостойны тебя. Жалкие, бесполезные… Ради чего? — Я никогда не оставлю их… Драконы… — тяжело роняет сын Стоика. — Драконы тысячи лет жили без людей. Они не нужны нам, мы не нужны им. — Неправда, — наконец-то в голосе Иккинга появляется нечто похожее на бунт. — Беззубик… Я закатываю глаза. Ну, конечно! Ночная фурия. И как это мы могли о нем позабыть? — Ты готов пожертвовать всем, ради них? Ради своего дракона? — провокационно интересуюсь я. — Потому что, если да… Ты понимаешь меня. Ты — такой же, как я — вот, что это значит. Такой же безумец. Иккинг понимает: — Я — не ты. — Да? А в чем разница? — я хищно улыбаюсь. — Мы оба отстаиваем то, что верим, идем до конца и готовы пожертвовать чем угодно, даже жизни не пожалеем… Брось, Иккинг, не обманывай себя, мы похожи. — Пусти меня, — снова просит он. Я разражаюсь смехом. — Ты так ничего и не понял? Иккинг отводит взгляд. — Чего ты хочешь? — Ты знаешь, — грубо отвечаю я. Честно говоря, мне уже основательно поднадоели вся эта ситуация и этот разговор. — Тогда просто сделай это, — твердо говорит Иккинг. — Возьми, что хочешь и оставь меня в покое. Покинь Олух. — Ты не в том положении, чтобы диктовать мне условия. — Почему? Тебе ведь это надо? — брезгливо спрашивает он. — Оказывается, ты понятия не имеешь, что мне надо, — ласково парирую я. Наконец-то выпускаю его из рук и делаю шаг назад. — Попрощайся с Олухом, Иккинг. Больше ты сюда не вернешься. Нечто темное, не имеющее названия, растекается у меня внутри при виде его лица. Оно довольно, оно урчит, как большой и дикий зверь, дорвавшийся до крови. Я даже чувствую ее запах, ее вкус. Тягучая, чуть солоноватая, такая темная, вкусная. От нее кружится голова, подкашиваются ноги. Она везде. Повсюду. Зовет меня. Молча и быстро выхожу за дверь, приказывая не спускать глаз со своего пленника. Я почти бегу, словно секунда промедления будет стоить моему самоконтролю полного поражения. Самоконтролю, с которым мы и так не особо дружны. Поэтому отвлекаться нельзя. Впереди вся ночь, но… «Столько дел, столько дел», — напеваю я, отдавая приказы направо и налево. Мы наконец-то отправляемся домой. Вот только Иккинг вместе со своим драконом больше не сидят на палубе. Зрелищем полыхающего острова я наслаждаюсь один и пламя пляшет в моих глазах. До ушей доносится хруст и потрескиванием деревянных домов, которые пожирает жадный огонь. Ветер доносит запах дыма, отчаяния и страха. Мне нравится.Прощай, Олух. Тебя больше нет. Ты не существуешь. Я сжег твои дома, отравил реки и землю. Те, кто выжил, разбредутся по миру и найдут себе новый дом. Те, кто умер скоро будут преданы забвению. Я улыбаюсь. Иккингу больше некуда возвращаться, больше никто не отправится его спасать. Теперь он мой и только мой. В последний раз взглянув на скалы, почти затерянные в дыму и ночной тьме, я спускаюсь в трюм. Иккинг там и, ах, как предсказуемо! он не спит. Его дракон предупреждающе-негромко рычит на меня. — Что ты сделал?! Его отчаяние можно потрогать рукой. — Подарил острову новую жизнь, — честно отвечаю я и оскаливаюсь. — Что с моим отцом? Что с Астрид? — Иккинг благоразумно не подходит. Мой взгляд останавливается на его руках, сжатых в кулаки. — А ты как думаешь? — мне нравится мучать его. — Дагур, клянусь, если ты… — начинает он. — Иккинг-Иккинг, — сокрушенно качаю головой. — Я дал слово не трогать твоих людей, если ты покинешь со мной остров. — Почему я должен тебе верить? — Хмм… — я изображаю задумчивость. — Напомни, кто из нас двоих держит свое слово? Иккинг краснеет так, что я замечаю это даже в сумраке трюма. — Где они? Я хмыкаю: — Понятия не имею. Брови Иккинга взлетают почти к кромке волос. — Ты отпустил их? Дал уплыть на лодках? — На лодках, на драконах, в пасти Фенрира, — скороговоркой недовольно бурчу я. Сколько можно разговаривать о них, когда можно поговорить о нас? Меня раздражает облегчение на его лице. — Во всяком случае, они живы, — бормочет он. — Ты их больше увидишь, — напоминаю я. Ну, а что? Вдруг он забыл? — Я найду их, — решительно заявляет Иккинг. Дай-ка подумать, что на это ответить? Да, точно. — Я найду их раньше. Он смотрит на меня непонимающим взглядом и отшатывается, когда я выразительно провожу рукой по горлу, тонко намекая, в каком состоянии их найдет Иккинг, после того, как их найду я. — Подумай об этом, — подмигиваю я и ухожу. До острова Берсерков нас отделяет две недели. Достаточно времени, чтобы поразмыслить. Именно этим Иккинг и занимается. Снова. Именно этим занимаюсь я. Снова. Помимо того, что раздаю приказы, решаю вопросы, выношу приговоры и правлю. К моему прискорбию, армада это не только бесчисленное количество кораблей. Это бесчисленное количество людей, которым постоянно-что-то-нужно. Да-да, от меня всем что-то нужно, кроме-угадайте-кого. Я стараюсь держать себя в руках, пока Иккинг старается держаться особняком. Получается откровенно плохо. У меня понятно почему. У него… Я бы назвал это речевой невоздержанностью, но правда в том, что это скорее словесный понос. Видимо именно так боги решили отомстить мне за все грехи. Он болтает без умолку. Кому другому я бы уже давно отрезал язык, но Иккингу… Кляп. Кляп стал бы отличным решением, если бы я не подозревал, что он просто боится. От того и не затыкается с моими людьми и со мной лично. Команда, конечно, от него без ума. Они неплохо сдружились еще на острове много недель тому назад. Иккинг знает их, а они знают его. Казалось бы, после Олуха все изменится, но нет. Сложно ненавидеть тех, кто ничего тебе не сделал. То, что случилось на острове… Честно, я не собирался мараться об этих неудачников и любителей драконьего дерьма — просто хотел вернуть свое. Неудачное стечение обстоятельств… Один Вездесущий, ведь почти никто не пострадал! Я был настоящим паинькой. Иккинг на коленях меня благодарить должен. А вместо этого… Ну да. -Спасибо я, видимо, не дождусь, — раздраженно озвучиваю я свои мысли. — Интересно, за что? — Иккинг с вызовом скрещивает руки на груди. — Благодаря кому почти все твои люди целы? — вкрадчиво интересуюсь я. — Благодаря кому случилось это почти? Мое лицо расплывается в кровожадной улыбке. — Наверное, благодаря тому, кто не держит свое слово? Видимо, это заразно. Я успеваю пожалеть о своих словах, едва ли не раньше, чем они успевают раствориться в воздухе. Конечно, сейчас он опять скажет, что его похитили и это не его вина, а потом я скажу, что выбор все равно был за ним, а он парирует тем, что похищение как бы не подразумевает какой-либо выбор… Изо дня в день, мы ходим по кругу подобно двум жертвенным баранам, как вдруг… — Мы можем перестать об этом говорить? — Иккинг удивляет меня. Та-дам! Йоль наступил раньше времени и вот твой подарок, Дагур! Будем праздновать! — Все уже случилось. Ты отобрал у меня дом, отца, друзей… — повисает пауза, в которой я слышу невысказанное «Астрид». — Зато теперь у тебя есть я. Одним словом — торжество. — Вот уж, спасибо. Я ставлю локти на стол, переплетаю пальцы и пристраиваю на них подборок. В кои-то веки умиротворение переполняет меня. — Смирись, Иккинг. *** Смирение, покорность, согласие и подчинение. Разве это так много? Разве я многого прошу?.. Через некоторое время мне становится очевидно, что я прошу невозможного. Иккинг-Иккинг, на этом острове ничего не происходит без моего ведома. О! Ты вздрогнул. Почему? Твой отец говорил так же? Знаешь, тогда его можно признать почти небезнадежным вождем. Почти, потому что, конечно, никто не сравнится со мной. Примерно в таком ключе, я разглагольствую, когда мои люди ловят Иккинга на другом стороне острова и доставляют ко мне. Спрятаться от меня же на моем же острове. Я цокаю языком. Совершенно неприемлемо. Даже в некотором роде оскорбительно. А еще весьма самонадеянно. Примерно так же как попытка уплыть на импровизированном плоте. Нет, ты правда думал проплыть незаметно мимо моей армады с огромным драконом на борту? И как только вообще смог соорудить такую махину в одиночку и почти без инструментов. Кузнец, кстати, до сих пор их ищет — мне пришлось подарить ему новые. А кто и что подарит мне взамен? Как насчет нового корабля, взамен того, который ты украл и посадил на риф, чудом не протаранив еще два? Детство твое, видимо, совсем было никчемным, и горе-отец не научил тебя мореходному делу? Ну ясно, значит, ты плохой ученик. Потому что должен был бы знать, что сонное зелье, которое ты подмешал в общий котел — совсем не сонное. Да-да, как раз сна-то ты и лишил — меня и всю деревню. Впору расхохотаться, как безумцу. Постойте, ведь это я и есть! Я смеюсь, когда вытаскиваю Иккинга из старательно-выкопанного туннеля и смеюсь, когда просыпаюсь ночью с ножом у горла. — С тобой не соскучишься! — Шутки закончились. Теперь ты — мой пленник и… — И что, Иккинг? Убьешь меня? Ну давай, — я придвигаюсь ближе к лезвию, так чтобы оно надавило на кожу. — Не шевелись! Раз капля, две капли, три капли. Я чувствую влагу на своем горле и меня это не пугает. А вот Иккинга — напротив. Нож выскальзывает из его руки и падает на пол, а он отворачивается и зажимает рот ладонью. — Ничего, — я ободряюще хлопаю его по плечу. — В другой раз получится. Иккинг вскидывает на меня глаза. — Ты — безумец, — стонет он сквозь зубы. — Ну да, — легко соглашаюсь я. Что ни говори, похвалу принимать всегда приятно. — Сражения помрачили твой рассудок, — ощущение, что Иккинг больше рассуждает вслух, чем обращается ко мне. — А, может, я просто знаю тебя? — Ты ничего обо мне не знаешь, — сердито отвечает он. — Ну, конечно, — я закатываю глаза. — Человек-не-сумевший-убить-дракона имеет все шансы прикончить вождя Берсерков. — Откуда ты знаешь? — Я все о тебе знаю. Вопрос в том, что ты знаешь обо мне. Недоумение на его лице говорит мне о том, что фраза попала в цель. — Это не так, — но сдаваться он не собирается. — Неужели? — я прищуриваюсь. — А может ты думаешь, что знаешь? — Отец рассказывал, на что ты способен. — О! И на что же я способен? — мне становится интересно. — Почти на все, — как-то тихо говорит Иккинг и я не могу понять, что звучит в его голосе. Страх? Обреченность? Тоска? Потаенное уважение? Все вместе? Любопытно. Я склоняю голову на бок. Пришлось немало потрудиться, добывая ценные сведения о сыне Стоика Обширного. Разговоры с торговцами, жителями острова, соседями, врагами. Собственные наблюдения и размышления. Глупец на моем месте и то верно предположил бы, что именно скрывается за этими чувствами. Я не хочу говорить это вслух. Не вынуждай меня, Иккинг. Он отворачивается от меня и как-то нервно обнимает себя за плечи. Даже не думает поднять нож. Молчит, но не уходит. Проклятье. — Но ты превзошел меня, — говорю я и жду реакции. Какой длинный выдох. — О чем ты? — Ты прекрасно понял меня, — ворчу я. Вина прежде неведомое мне чувство. Причиняет дискомфорт. — Дагур? Собственное имя звучит непривычно, но мне нравится. — Иккинг? — Поясни, — уже не просит, но требует. — Ты хотел быть таким, как остальные викинги? — начинаю я издалека. — Неудивительно, правда? — вопросом на вопрос отвечает Иккинг. — Стоик говорил, что ты совсем другой. Выделялся с рождения. Пользуясь тем, что он не смотрит, я подхожу ближе. Одним движение подхватываю с пола нож и небрежно кручу его в руках. По лезвию скользят блики от факелов. Это завораживает. Я ищу капли своей крови и не нахожу даже смазанного следа. Обидно. Пауза в моей речи вынуждает Иккинга обернуться. Очевидно, проверить, чем я занят. — Я тоже выделялся с рождения, — искушение остановиться велико, проникновенные разговоры не моя сильная сторона. — В этом мы похожи, Иккинг. Вечно не на своем месте, да? Легонько я отправляю нож в полет, и он врезается в столб точно посередине с приятным моему сердцу звуком, вызывая в памяти ни с чем не сравнимые детские воспоминания. — Одиночки, вынужденные искать свое предназначение. Делаю шаг. — Доказывающие право стать вождем. Иккинг пятится и в очередной раз явно жалеет о своей настойчивости. — Я понимаю. Чужие ожидания, собственное несоответствие. Взлеты и провалы. Тяжелые решения, — я останавливаюсь в шаге от него, когда Иккинг упирается в стену моего дома. — Думаешь, ты подвел их? Не справился с положенной ролью? — Разве нет? — могу поклясться, что вопрос стоил ему всех запасов храбрости. — Нет. — Но ты сам сказал, что я слаб и все мои попытки защитить Олух обречены, — хмурится сын Стоика Обширного. Ой-ой! — Маленькая ложь ради благого дела, — наигранно смущенно признаюсь я. Такого поворота Иккинг явно не ожидал. Я смотрю, как он почти захлебывается воздухом, выбирая слова, которые должны выразить всю низость моего поступка. — Доверие подорвано, да? — скорбно осведомляюсь я. Думаю, кто-нибудь другой на его месте уже попробовал меня побить и здорово за это поплатился. На мое везение, Иккинг — противник насилия. Это воодушевляет. — Обнимемся? — радостно предлагаю я. — Нет! — фыркает Иккинг, огибает меня, громко хлопнув дверью на прощание. Мое разочарование можно пощупать рукой. Рукой, которая последующие дни трудится без устали… … излавливая шпионов… — Ньёрд тебя заждался, — говорю я и очередное тело отправляется за борт. … наказывая предателей… — Пей до дна, — приказываю я и брезгливо отступаю, когда яд заставляет очередного неудачника отхаркивать собственные внутренности. … вознаграждая победителей… — Насладитесь смертью своих врагов, — предлагаю я своим воинам, перерезая чужое-не-знаю-какое-по-счету горло. Металл поет в моей руке день за днем, почти без остановок. Где тут время налаживать отношения?.. Поход выматывает настолько, что мне даже некогда подумать, чем занимается Иккинг в мое отсутствие. Когда мы наконец добираемся до дома, мне видятся реки крови своих врагов, текущих по моим улицам, даже в полудреме. Притомился, что сказать. Зато границы владений стали шире. Какой-то части меня не терпится похвастаться об этом Иккингу. Увы-увы! Домашние дела отказываются ждать. Я выслушиваю целую кучу различных донесений, пока глухое раздражение не поднимает голову, предлагая традиционное решение всех проблем. Рука отзывается протестующей болью. Пора уже кому-нибудь изобрести орудие массовой казни. Так почему бы не мне? Обладай я смекалкой и усердием Иккинга, конечно. Интересно, получится ли убедить его под каким-нибудь благовидным предлогом мне помочь? Или придется по старинке интриговать и шантажировать?.. Все эти размышления помогают мне провалиться в сон. Который длится не так долго, как мне того хотелось бы. — Отец не учил тебя, что опасно подкрадываться к спящим воинам? — хмуро зеваю. — Да, он что-то упоминал об этом, — хрипит Иккинг и я ослабляю хватку. Совершенно неприличный лязг сопровождает мое убранное оружие. — Как только ты дожил до своих лет? — риторически вопрошаю я. — В прошлый раз я сумел застать тебя врасплох, — парирует Иккинг, рассеяно потирая шею. Сумел бы, если бы я тебя не ждал. — Повезло, — снова зеваю. Потом в мою голову вероломно и без предупреждения врывается мысль. Ночь, Иккинг… — Соскучился? — с надеждой интересуюсь я. — Мне… Мне нужна твоя помощь. Вот это уже интересно. Что могло заставить Иккинга обратиться ко мне? Не дожидаясь утра? — Что? Твой дракон? –кисло не то спрашиваю, не то констатирую. — Беззубик заболел. Ну, разумеется. Я наконец удосуживаюсь рассмотреть Иккинга более внимательно. Похудел — это первое, что бросается в глаза. Черты лица заострились. Кто-то мне за это ответит. Зачем я приставил к нему стражу, если они не удосужились доложить о подобном? Жалкий вид. Наводит на мысли, что Иккинга следует подбодрить. В дружественном, подбадривающем жесте кладу руку ему на плечо. — Кончина-дракона-станет-несомненно-большой-утратой-крепись-и-помни-предаваться-горю-долго-нельзя-к-этому-все-шло-я-найду-тебе-нового-питомца. Иккинг сбрасывает мою руку, провожаю ее грустным взглядом. — Что ты хочешь взамен своей помощи? Самоконтроль на высоте. — Хочешь предложить мне сделку? Один Вездесущий, в каком же он, оказывается, отчаянии. — Да. — Ладно, — легко соглашаюсь я. — Что нужно? Настроившийся на длительный торг, Иккинг спотыкается на полуслове. — Мне нужно попасть на другой остров. — Зачем? — Трава. Лечебная трава для драконов. — Я могу отправить за ней своих людей. — Они не знают, как она выглядит. Резонно. — Хорошо, отплываем утром. Что-то еще? — проницательно интересуюсь я. Иккинг дергает шнуровку на рубашке. Губы плотно сжаты. Пальцы подрагивают. Страх исходит от него возбуждающе-приятными волнами. Страх, который я собственноручно поселил в нем в ту самую, злополучную ночь, когда внутренний зверь одержал вверх над внутренним контролем. Страх, когда я почти что взял его силой. — Хочешь расплатиться немедленно? Легкая хрипотца, боюсь, портит мою насмешку. В свое оправдание, замечу, что не так уж часто мне предлагают что-то по доброй воле, чаще приходится брать самому. — Лучше сразу, — выдыхает Иккинг и тут до меня доходит. Страх вконец его измотал. Он настолько устал бояться, что готов просто сдаться. — Думаешь, я откажусь? — рычу я. Иккинг молча качает головой. Смирение, покорность, согласие и подчинение. Однозначно, определенно, точно мне стоит пересмотреть свои приоритеты. — Иди спать, — цежу я. Повторять дважды не требуется. Сон больше не приходит ко мне и рассвет я встречаю в порту. Синяки под глазами Иккинга вопят о продолжительной бессоннице. Настроения это не прибавляет. Измученный вид обоих раздражает. Немного более нервный чем обычно, я еще более резок в словах, чем обычно. Мои люди стараются не попадаться мне на глаза и шарахаются, лишь заслышав шаги. — Устроим пир по нашему возвращению, — говорю больше себе, чем окружающим. Причины закатить знатный пир целых две. Во-первых, лекарство было найдено, дракон пошел на поправку к вящей радости Иккинга. Во-вторых, по стечению крайне неудачных для меня обстоятельств, распоротый бок оказался не смертельным происшествием. Народ ликует, вождь терпит. Терпит этот шум, духоту (вся деревня в одном месте) и тосты. Нескончаемые. Боги от меня сегодня отвернулись. Оскал на моем лице держится, как приклеенный. Примерно так же крепко, как приклеенные кровью тряпки у моего бока. Приветственно и благодарственно помахивая рукой с зажатым в ней кубком, крадусь к двери на улицу. Ночной воздух приводит в чувство. Воздух наполнен какой-то ни с чем не сравнимой свежестью и ароматом пряных трав. Я кошусь себе под ноги. Лечь, не лечь? Возможно, это последняя теплая ночь в этом году. Прижимаю руку к своему боку. Плохая идея. Очень. При виде одиноко-шатающихся людей, выпрямляюсь и чеканю шаг. Стоит им скрыться из виду — снова начинаю неспешно ковылять. Иккинга нигде не видать. Это огорчает и радует одновременно. Беспокоиться не о чем — за ним все равно присматривают, идти тоже некуда. Родного дома больше нет, об этом я позаботился. Ленивым жестом я подзываю к себе стражника и отдаю короткое распоряжение. Он кивает, уходит и возвращается с одной из шкур. — Туда, — командую я. Шкуру кидают на траву за моим домом, в самой его тени. Наконец-то я принимаю горизонтальное расположение. Тело с благодарностью обмякает. Закрываю глаза. На всем острове есть только один человек, который мог бы споткнуться о мои ноги безнаказанно. По закону подлости, это, конечно, он и есть. Впервые, так не вовремя. — Дагур? — Иккинг? — Что ты здесь делаешь? — произносим мы одновременно. — Любуюсь звездами, — нагло отвечаю я. — Твоя очередь. — Гуляю. — Прячешься, — с удовольствием поправляю я. — Ну, а как насчет тебя? — Иккинг осторожно присаживается на краешек. Слежу за ним с нездоровым любопытством, предвкушая очередную пакость. — Звездам не поверю, у тебя глаза были закрыты. Смотрите какой наблюдательный. — Заметил, пока спотыкался о мои ноги? — Заметил, когда споткнулся о твои ноги, — поправляет меня Иккинг. Мы молчим. Не представляю, что сказать. — Тебе очень плохо? — наконец осторожно интересуется сын Стоика. — Умираю, как плохо, — веселюсь я. — Тебе сильно досталось. Из-за меня. Почему… Почему ты вообще? — Почему я что? — холодно уточняю. Почему привез на остров? Почему защитил? Почему не сплю ночами из-за тебя? — Забудь, — Иккинг отмахивается. — Говори, — шиплю я с непонятным для него ожесточением. -Ты бы порадовался моей скоропостижной кончине во цвете лет? — Я не желаю тебе смерти, — просто говорит он. — Тогда что? — выплевываю два слова, как яд из раны. — Я не понимаю тебя, — признается Иккинг. — Ничего нового, — хмуро констатирую. — Что тебе от меня нужно? На самом деле? — Долго же ты набирался мужества задать этот вопрос. — Ты ответишь? — Да. Нет. Не знаю, — закидываю руки за голову. Тело протестует против даже такого незначительного натяжения мышц. Приходится вернуть правую конечность на место. Приходится от нечего делать поглаживать жесткий мех. Мимолетно прикрываю глаза. Меня слепит свет звезд. А может дело в откровенно-обезоруживающем взгляде? Иккинг молчит. Потом укладывается рядом. — Знаешь, я устал тебя бояться, — негромко говорит он, отворачиваясь. Словно ему так легче произносить слова. — Мне нечего тебе противопоставить, если ты… Ну, захочешь… Чего-нибудь. От волнения он опять начинает запинаться. Наверняка, еще и покраснел. Мне не видно в темноте ночи. Подавляю желание захихикать. — Чего-нибудь? — переспрашиваю с плохо-замаскированным любопытством. — Ты понял. Мне уже кажется, что от него начинает исходить жар. — Я не стану тебя насиловать, — вяло вношу ясность. Словно сам не уверен в том, что говорю. — В прошлый раз… — несмело вспоминает Иккинг. — Сам напросился, — мрачно отвечаю я. Дразнить чужих демонов небезопасно. Иккингу пора бы уже это усвоить. — Ты… Ты можешь дать слово, что больше никогда?.. Что такого не повторится? — Нет. — Нет, не повторится? Или нет, не можешь дать слово? Я открываю глаза и скашиваю взгляд на Иккинга. Вижу только его дотошный профиль. — Будь со мной. — Что?.. Я не… О чем ты меня просишь? Он привстает на локтях. — Будь со мной, — повторяю я. — Тебе понравится, обещаю. — Сомневаюсь. — Ты ничего не пробовал. Откуда ты знаешь? — Я… Целовался с Астрид, — смущенно признается он. Закатываю глаза. Так и думал. — Опытом это не назовешь. — Почему это? — возмущается Иккинг. — Потому, — грубо отвечаю я. Неопытность Иккинга смущает и возбуждает одновременно. Держать себя в руках становится затруднительно. — Хочешь докажу? — Как? — очень осторожно интересуется Иккинг. На всякий случай отодвигается от меня. Я сокращаю это расстояние одним движением, игнорируя боль, и командую: — Закрой глаза. — Нет. — Ой, брось, ничего я тебе такого не сделаю. Вернувшийся страх Иккинга не вызывает ничего, кроме досады. — Даю слово, — с нажимом. Делаю ставку на неизменный исследовательский интерес Иккинга. Проходит довольно много времени, пока что-то взвесив про себя, он наконец закрывает глаза. — Не подглядывай. Зверь внутри поднимает голову. Приступим. Рассматриваю его напряженное лицо, сжатые в кулаки руки, оборонительную позу. Такой трогательный, угловатый подросток, не по годам умный, но совершенно неумелый. Неудивительно. Пока я исследовал мир, наращивал силу и мощь, познавал чужие традиции и обычаи, пробуя их на своей шкуре -Иккинг все годы провел на Олухе. В изоляции, под защитой своего отца, уверенного, что его единственный сын погибнет, лишь ступит за порог родного дома. Чему можно было научиться в окружении высоких нравственных идеалов и таких же зажатых, неумелых подростков? Могу себе представить. Представить и вконец свихнуться. Пошатнуть моральные устои Иккинга прискорбно простая задача. Главное — сделать все правильно. Словно на охоте за пугливой добычей. Действовать приходится невероятно осторожно и очень-очень терпеливо. Спешка ни к чему и какое-то время я просто выжидаю. Иккинг напряжен сверх меры. Полагаю, он уже успел пожалеть о своем решении. Однако гордость и интерес не позволяют отступить. Мне нужно, чтобы он хотя бы немного расслабился. Почувствовал себя в безопасности. Важен момент. Наконец, видимо, устав ждать, Иккинг приоткрывает один глаз. — Ты… — начинает он. — Я готовлюсь, — добавив в голос стеснение, поясняю я. — Это так волнительно. Иккинг фыркает, кажется, не особо купившись на мою показную робость. Попытка не пытка. Плавный и глубокий вдох. Медленный и длинный выдох. Где-то в паузе между ударами сердца, я, наконец, целую его. Вожделение затапливает меня. Горячие волны поднимаются внутри и грозя лишить остатков разума. Контроль еще никогда не давался так тяжело. Фантазии меркнут по сравнению с долгожданной реальностью. Меня спасают только интуиция и опыт. В один голос предостерегающие заходить слишком далеко. Ну и ладно. Можно подумать, что время остановилось. Всюду обман. Поддаваться ему нельзя. Я считаю про себя, мурлыча полузабытую детскую песенку-считалку. Мне пели ее в детстве приставленные отцом воительницы. Некоторых из них мне потом пришлось убить. Раз-два-три-четыре-пять, я иду тебя искать. Остановиться во время битвы было бы проще, чем сейчас. Жадность — это плохо, напоминаю я себе. Особенно, когда речь заходит о высоких материях. Отстраняюсь я с сожалением, но довольно облизываясь. Иккинг некоторое время пребывает словно в каком-то застывшем состоянии. Потом распахивает глаза, неверующе смотрит на меня. Неловко вскакивает, запутавшись в собственных руках-ногах. Зацепившись за шкуру, чуть не падает на меня. Убегает раньше, чем я успеваю придумать остроумную реплику. Ложусь обратно. Довольный и неудовлетворенный. Прекрасная ночь. *** Последующие несколько дней Иккинг прячется от меня. Обходит по широкой дуге, избегает пересечения взглядов, молчит за поздними ужинами. Признаться, не совсем этого я ожидал. Лениво гоняя по тарелке кусок мяса, размышляю, чтобы это могло значить. Надолго меня не хватает. Любопытство заставляет отправиться на поиски. Иккинга предсказуемо нахожу в кузнице. Вместе с ним Вардинга. Близость их по отношению к друг другу не оставляет сомнений. Приглушенные, взволнованные голоса почти не слышны за треском поленьев. — Смотрю, ты нашел себе новых друзей? — прислоняюсь к столбу. — Дагур, — Вардинг моментально опускается на одно колено. На него я принципиально не смотрю. Позже разберусь. — Это запрещено? — Иккинг храбрится, но дерганные жесты выдают его с потрохами. — Он тебе что-то сделал? — спрашиваю нарочито спокойно. — Что? Нет, конечно, — с досадой отвечает Иккинг. — Чем вы тут занимались? — отлепляюсь от столба и прохожу к горнилу. Задумчиво поднимаю и переворачиваю раскаленный штырь железа, лежащий рядом. — Ничем, — слишком поспешно выдает Иккинг. Вздыхаю. Не получается у нас по-хорошему. — Уверен? — последний шанс. — Конечно. Нелепое вранье становится благодатной почвой для моего тихого бешенства. — Вардинг, — цежу я. — Да, мой конунг. — Подойди. — Что ты задумал? — беспокоится Иккинг. — Ничего такого, — неприятно-нараспев говорю я. Скрытая угроза в моем голосе настолько очевидна, что Иккинг явно действует, не раздумывая, потому что оказывается возле меня раньше, чем Вардинг успевает сделать хоть шаг. Убедившись, что тот стоит в безопасности за его спиной, Иккинг вскидывает ладони в мирном жесте: — Не надо. Я все расскажу. — Слушаю. — Дома. Хитро! — Нет, Иккинг, ты расскажешь мне все, что я хочу знать прямо здесь и сейчас, — рычу я. — Дай слово, что не накажешь Вардинга. — Какая трогательная забота, — кривлюсь от отвращения. — Пообещай, — Иккинг непреклонен. — Нет. — Пожалуйста. — Нет. Наблюдаю за тем, как судорожно Иккинг ищет спасение. Нетерпеливо начинаю барабанить пальцами по камню. Почти сам обращаюсь в камень, когда неожиданно Иккинг кладет свою руку поверх моей. — Пожалуйста, — повторяет он, заглядывая в мои глаза. — Думаешь так просто отделаться? — кровожадно вопрошаю я. Иккинг молчит. Смотрит, стоит и молчит. Тепло его ладони заставляет капитулировать. — Вардинг, ты свободен, — мрачно сообщаю я. Ни один из нас не провожает его взглядом. Тишина стоит такая, что даже ветер не решается ее нарушить. — Говори, Иккинг, — прерываю затянувшиеся молчание. — Я и Вардинг… Мы просто разговаривали, — немного нервно начинает Иккинг. — Разговаривали. О чем? — О тебе. Неожиданно. — И до чего договорились? — обманчиво-мягко спрашиваю я. — Ни о чем. Я только хотел… — Иккинг порывается убрать руку, но я накрываю ее своей. Так мы и стоим — нелепо переплетенные между собой. — Хотел узнать тебя получше… Понять, почему ты… Такой. Не нашел ничего лучше, как расспрашивать моих людей. Вместо того, чтобы расспросить меня. Дурак. — Ты же не отвечаешь на мои вопросы, — кажется, он понял. — Ты же вроде как наблюдательный, — издевательски парирую я. — Одних наблюдений недостаточно, — твердо поясняет Иккинг. — Да ну? — фальшиво удивляюсь я. — Мои наблюдения говорят о том, что ты не умеешь врать, хотя в людях разбираешься. Потому и выбрал одного из немногих моих людей, который решился раскрыть рот, вместо того чтобы приволочь тебя ко мне, сдав со всеми потрохами. О чем еще ты его просил? О поцелуе, быть может? Для сравнения? — Нет. — Конечно, нет, — веселюсь я. — Представляешь, чтобы я тогда с ним сделал? Со скоростью атакующей змеи, дергаю Иккинга на себя. — Мы ведь не хотим лишней крови на твоих руках, — нежно шепчу ему в самое ухо. Отказать себе во внезапном удовольствии невозможно. Позволяю своим губам пройтись по чужой ушной раковине в едва уловимом касании. Сердце в груди гремит громче барабана. Запах Иккинга опьяняет. Мои руки стремятся занять на его спине как можно большую площадь и это не трудно. — Пусти меня, — просит Иккинг. — Повторим наш поцелуй? — Нет. — Тебе же понравилось. — Нет. Я хихикаю. — Перестань. — Нет. Мои губы спускаются к его шее. Я знаю про веснушки на его ключицах, но до них еще далеко. От моего дыхания Иккинг покрывается мурашками. Страх или удовольствие? Не разобрать. Пока я задаюсь столь насущными вопросами, Иккинг резким движением высвобождает руки и отталкивает меня. Ну, точнее пытается это сделать. Примерно с таким же успехом, как если бы ему предложили пихнуть огромный камень. Неудивительно, что в следующее мгновение он растягивается на траве, смешно приземлившись на мягкое место. Я вздыхаю. Нет, все-таки он абсолютно безнадежен. Может даже слабоумен. Самую малость. Бормоча что-то про сирых и убогих, протягиваю ему руку, желая помочь встать. Но разумеется, он начисто игнорирует мою обходительность. Я даже успеваю немного расстроиться, поэтому следующие мои слова звучат чуточку печально: — Ладно, Иккинг, пойдем. — Куда? — от неожиданности моего предложения, он даже перестает отряхиваться. — Поговорим. От этого слова у меня натурально сводит зубы. — Ты не шутишь? — Иккинг что-то силится разглядеть на моем лице и, кажется, я догадываюсь, что именно. — Зная тебя, тут явно скрывается какой-то подвох… — Какой ты подозрительный, — моя улыбка, наверное, больше напоминает паралич лицевых мышц — так сильно я стараюсь улыбнуться как можно шире и дружелюбнее. — Странно, правда? — с иронией вопрошает Иккинг. — Чего тебе бояться? — мой голос сочится медом. — Я же сказал, что не стану тебя насиловать. Пойдем. Расскажу все, что хочешь знать. Отвечу на любые вопросы. — Это-то и пугает, — бормочет сын Стоика. — С чего вдруг такая открытость? — Считай это моим тебе подарком, — заявляю я. — По какому поводу? — В честь грядущего Йоля? — До него еще далеко, — прищуривается Иккинг. — Памяти мертвого Олуха? Иккинг моментально каменеет. — Ты специально? — Специально что? Хочу завоевать твое доверие? — гадко ухмыляюсь. — Забудь, — Иккинг отворачивается и делает шаг в противоположную от меня сторону. — Ты бы мог спросить про судьбу Астрид, — медленно растягивая слова, произношу я самым что ни на есть заговорщицким тоном. Иккинг дергается словно его огрели дубиной. Оборачивается и я с терпеливым любопытством слежу за тем, как меняется его лицо, пока он быстро о чем-то размышляет. — Пойдем. Так я и знал. Смотрю в спину Иккингу, пока мы идем к дому. На моем лице выражение совсем не сдержанного удовлетворения. Темнота понимающе скалится мне со всех сторон. Я не знаю в чем, но какая разница, в чем я тебе солгу?.. *** Мы сидим у огня так долго, что все заготовленные на ночь дрова успевают прогореть до кроваво-красных углей. Так долго, что я успеваю слегка охрипнуть, рассказывая Иккингу свои сказки. Так долго, что успеваем захмелеть от выпитого эля, протрезветь и снова захмелеть. Во всяком случае я. Иккинг почти не пьет, больше греет в руках кружку и смотрит на пламя, лишь изредка переводя взгляд на мирно-задремавшего дракона возле его ног. Все это напоминает нашу встречу на острове Драконов. Эту мысль я озвучиваю вслух. — Тогда все было иначе, — несколько отрешенно комментирует мои слова Иккинг. — Расскажи мне про Астрид, — просит он после небольшой паузы. И я рассказываю. Совсем немного про нее — то, что знаю наверняка воодушевит его. Чуть больше про себя — то, через что прошел, что видел, чувствовал, испытывал. Остальное про других людей, богов и зверей. Мое оружие — его внимательность. Моя победа — его заинтересованность. Невозможно ненавидеть человека, которого понимаешь. Иккинг не способен на ненависть. Невозможно не проникнуться к человеку, чьи истории очаровывают. Я это знаю. Иккингу тоже следовало бы об этом знать. Знать и вспомнить, до того, как позволить мне открыть рот. Подперев щеку кулаком, с удовольствием рассматриваю сына Стоика, так доверчиво уснувшего в кресле калачиком. Боги, какая прелесть! Лениво фантазирую о том, как подхватываю Иккинга и волоку в свою постель. Вытряхнуть его из этой одежды, повалить на шкуры, подмять под себя и владеть. В который раз задаюсь мыслями: разве это так много? Разве я многого прошу?.. Очевидно, что я прошу невозможного, пока рядом этот-надоедливый-дракон. Охраняющий Иккинга словно девицу на выданье. Что же с ним делать? Вариантов всего два. Первый — самый предпочтительный. Прикончить рептилию. Увы, это означает и похоронить надежду на счастливое совместное будущее. Поэтому остается только одно. Я морщусь, точно хлебнул уксуса. Подумать. Придумать. Продумать. Порывистым движением встаю и покидаю дом, возвращаясь лишь к завтраку. За которым Иккинг сонно ковыряется в тарелке, явно не настроенный на поддержание разговора. Зато я бодр и свеж, как никогда. Шучу налево и направо. Все впустую. Ноль реакции. — Взбодрись, Иккинг, твой кислый вид портит мне аппетит, — почти с укором говорю я. — Я могу поесть у себя, — не поддаваясь на мою провокацию, предлагает он. — Вот уж дудки, — фыркаю я. — Где твои манеры? — Сгорели вместе с Олухом, — вяло огрызается он. — Значит самое время их взрастить, — ничуть не смутившись, парирую я. — Зачем? — без особого интереса спрашивает Иккинг. Но что-то мелькает в его глазах. — Скоро к нам пожалуют гости, — загадочно отвечаю я. Иккинг отодвигает от себя тарелку. — Могу я узнать, кто именно? — Пусть это будет сюрпризом, — подпустив в голос таинственности, предлагаю я. — Дагур… — Ну ладно, — сдаюсь непозволительно быстро. — Имя Ормарр тебе о чем-нибудь говорит? Иккинг задумывается и явно старается вспомнить, слышал ли он о нем от отца. Я вздыхаю. Конечно, нет. Олух — настоящая дыра мира. Настолько ничем не примечательная, что все завоеватели плевать хотели на этот мелкий островок. — Он предводитель огромного войска и я… — Его войско больше твоего? — перебивает Иккинг. — Нет, не больше, — оскорбленно закатываю глаза. — Извини, продолжай, — просит он. — Да нет, это почти все, что тебе стоит о нем знать, — пауза. — Я намереваюсь заключить с ним союз. — Союз? Зачем? — Объединившись мы подчиним себе всю… — Разве тебе мало того, что есть сейчас? — снова перебивает меня Иккинг. — Какой ты наивный, аж оторопь берет, — бурчу я несколько невнятно, силясь прожевать какой-то особенно жилистый кусок мяса. За который повару стоило бы отрубить руки. — Почему? Нет, правда. Я не понимаю, — Иккинг хмурится. — У тебя ведь и так есть все, что можно пожелать. «Все? — думаю я. — Отнюдь». Смачно рыгаю, а потом выдаю самым спокойным голосом из своего арсенала: — Каждый хочет править миром. — Неправда, — возражает Иккинг. — Нет, правда, — непреклонно заявляю я. — Не суди всех по себе. — Я мог бы сказать тебе тоже самое. — Да, но я сказал первым, — с трудом удерживаюсь от того, чтобы не показать язык. — И что дальше? — Иккинг знакомым жестом складывает руки на груди. — Дальше? — фальшиво удивляюсь я. — После того, как захватите мир? — поясняет Иккинг. — Я же сказал, — кончиком ножа скучающе выцарапываю узоры на столе. — Будем править. — Какова моя роль при этом? — помолчав, интересуется Иккинг. — Надеялся на твою помощь, — вру не моргнув глазом. Иккинг прищуривается. — С чего бы мне помогать тебе? — Ты мне должен за спасение дракона, — без обиняков заявляю я. — Получается, что за Беззубика я должен тебе весь мир? — Вполне честная сделка, — радуюсь, что он так быстро ухватил суть. — Предположим, я откажусь, — Иккинг, кажется больше размышляет вслух. — Что ты сделаешь? Убьешь меня? — Нет, Иккинг, я тебя не убью… — начинаю. — Тогда и помогать мне тебе нет резона. — … прикончу твоего дракона, — жизнерадостно заканчиваю я. — Так и думал, — устало констатирует Иккинг. — Никакой фантазии. А вот это уже брехня — фантазии у меня хоть отбавляй! — Мы станем отличной командой, — я подмигиваю ему. Иккинг пристраивает согнутую в локте руку на край стола, пряча в ладони глаза и часть лба. Мне с трудом удается сдержать смех. *** Ормарр прибывает через пару недель и в честь его прибытия мы закатываем знатный пир. Хмель течет рекой, собаки не успевают подбирать кости под столами, воздух пропитан пряностями, потом и дымом от поленьев. Ормарр выглядит точно также, как я его запомнил. О делах говорить не спешим, приглядываемся друг к другу, обмениваемся шутками. Иккинг сидит от меня по правую руку и явно чувствует себя не в своей тарелке. Я ободряюще пихаю его локтем и представляю Ормарру, как сына Стоика Обширного. — Да, я слышал, — скучливо протягивает Ормарр. — Потерять дом должно быть больно? — Дом Иккинга теперь здесь, — не даю Иккингу открыть рот. — И как он тебе? — Ормарр по-прежнему обращается к нему напрямую. — Выше всяких похвал, — скороговоркой выпаливаю я. — Дагур, ты отрезал ему язык? — лениво поворачивается ко мне Ормарр. — Отвечать за него должно быть утомительно? — Мне просто нечего сказать, — внезапно произносит Иккинг в мою защиту. — Вот как? — довольно переспрашивает Ормарр и окидывает Иккинга оценивающим взглядом с головы до ног. — Ну, а если бы я предложил тебе перебраться на другой остров? Бац! Нож врезается в столешницу как-то слишком громко. В зале воцаряется тишина. — Иккинг — мой, — не то чтобы я специально старался говорить с угрозой, но Ормарр моментально подбирается, и его рука как будто нечаянно соскальзывает к ноге. Я фыркаю. Хотел бы перерезать ему горло — сделал бы это прежде, чем он успел достать нож из голенища сапога. Ормарр понимает это практически сразу и непринужденным жестом возвращает руку к тарелке. Его следующая фраза так сочится медом: — Дагур, ты никогда не понимал шуток. — Я никогда не любил делиться, — скалюсь в ответ. Ормарр смеется. — Верно! Беседа возвращается в непринужденное русло и лишь с рассветом я распоряжаюсь препроводить дорогих гостей на отдых в приготовленные дома. Иккинг зевает и украдкой потирает сонные глаза, наблюдая, как женщины наводят порядок. Не уходит — дожидается пока я перестану шептаться со своими людьми. Интересно. — Ты что-то хотел? Иккинг взлохмачивает волосы в каком-то нервном жесте. — Не думаю, что тебе стоит заключать с Ормарром военный союз. Мне он не внушает доверия. — А кто говорит о доверии? — искренне удивляюсь я. Он смотрит на меня непонимающим взглядом. — Иккинг, — ласково начинаю я, — доверие в наших делах ничего не решает. Некоторое время он молчит, а потом его осеняет: — Ты хочешь убить его. — Ну да, — не вижу смысла отпираться. — Я хочу убить его, а он — прикончить меня. Вполне благодатная почва для успешного союза, не считаешь? — Как можно заключать союз с тем, кто жаждет твоей смерти? Он правда не понимает. Улыбаюсь от уха до уха. Иккинг как-то нервно делает шаг назад. — Один из вас умрет, когда вы захватите земли. — Да, — просто отвечаю я. — Что со мной сделает Ормарр, если он убьет тебя? — поразмыслив, интересуется Иккинг. — Что захочет, — равнодушно отвечаю я. — Возможно, он захочет того же, что и ты. — Вероятно. — Но возможно с ним мне было бы лучше. — Он тебе понравился? — ревниво спрашиваю я. — Возможно, я сумел бы с ним договориться… — все так же рассуждает вслух Иккинг. Пауза. Нечто темное внутри меня поднимает голову. — Договориться? — обманчиво-мягким голосом переспрашиваю я. — Договорись со мной. Нет? Провокация достигает цели. Мне моментально становится неважно насколько это было осознанно. Я так долго был хорошим, терпел его тупость, закрывал глаза на поведение. А что получил взамен? Пренебрежение. Воздух вокруг нас стремительно густеет. Я могу даже поклясться, что от моей ледяной ярости гаснет пара свечей. — Дагур, ты дал слово, — начинает Иккинг. Он словно прирос к месту под моим потемневшим взглядом. Одним шагом я сокращаю расстояние между нами. Железной хваткой сжимаю запястья. — Значит, не друг, просто любовник, — рычу я. — Хорошо, меня это устраивает. Попытки оттолкнуть меня слишком слабые и бесполезные, чтобы обращать на них внимания. Иккинг яростно сопротивляется, но что он может поделать? Тонкий, легкий и хрупкий. Я могу ощутить напряжение его мышц, но не их силу. Одним движением подхватываю его под коленки, закидываю на плечо и волоку в спальню. Без лишних церемоний кидаю его на кровать, устраиваюсь сверху и начинаю сдирать с него одежду, оставляя лишь неприглядного вида лохмотья и лоскуты. Затем грубо стаскиваю с него штаны, переворачиваю на живот. Вот тут он и ломается. — Дагур, подожди, дай мне… — просит Иккинг. Лучше бы он взывал к богам. Они скорее бы снизошли до ответа. Однако по какой-то причине я ослабляю хватку и даю ему повернуться ко мне. Неважно, что он скажет. Мне плевать, ибо все слова мира ничего не значат в этот момент. Я возьму его. Он — мой. В который раз Иккинг меня удивляет. Молча он кладет одну руку мне на грудь, а вторую несмело запускает в мои волосы на затылке. Набирает воздуха в грудь и неуклюже прижимается к моим губам. Мгновенно я обхватываю его за талию, прижимаю к себе и показываю, как надо. Уже не сдерживаюсь, кусаю его тело почти до крови– всюду, куда могу дотянуться, а потом зализываю следы, как дикий зверь. Иккинг больше не сопротивляется, только тяжело дышит и иногда со свистом выпускает воздух, когда я увлекаюсь. Трогаю его везде, щипаю, наминаю и он стоически терпит. Однако, когда я готовлюсь войти в него, Иккинг замирает и зажимается. Желание так велико, что мне его не унять. Но он так зажат, не входит даже палец. Я беру руку Иккинга и вынуждаю его ласкать меня. Это лучше, чем ничего. Задаю ему темп, и он послушно его подхватывает. Довольно скоро у меня темнеет в глазах. Издаю грязное ругательство и падаю рядом с Иккингом на кровать. Не давая ему встать или отодвинуться, подминаю под себя. Довольно утыкаюсь носом ему в затылок и свободной рукой подтягиваю на нас одеяло, прикрыть наготу. — Больше ты не будешь спать один, — говорю я, засыпая. — Смирись, Иккинг. *** Я понимаю, что на поцелуй Иккинга толкнула не любовь ко мне, а отчаянное желание сохранить остатки достоинства. Не свойственная подростку мудрость -перехватить инициативу, будучи не в силах изменить неизбежное. Не желая быть вконец сломанным подобно дереву, он уподобляется пружине, которая только и ждет, чтобы распрямиться, когда давление ослабнет. Когда я допущу ошибку. Я это знаю. Как знаю и то, что в его возрасте многие путают физическую близость с эмоциональной. Природа играет мне на руку и против Иккинга. Как бы он не отрицал, как бы не хотел обратного, но у его тела есть потребности и игнорировать их не получается. Ну, а привычка похожа на волну, что точит камень. Формированием этой привычки я и занимаюсь. Пока Ормарр гостит на моем острове, и мы днями напролет обсуждаем стратегию, тактику и строи планы, ночи я посвящаю Иккингу. Он смущается, краснеет, отворачивается и зажимается. Поэтому я на время оставил попытки глубокого проникновения. Зато взял курс на составление карты его тела. Удивительно, насколько ему нравится (пусть он и старается не показывать виду), когда я уделяю внимание его веснушкам на плечах и спине. Поразительно, насколько он отзывчив к прикосновениям к стопам. Чувствую себя первооткрывателем дивных земель. Мне это нравится. Почти так же сильно, как топить врагов в их собственной крови. Невероятно сладко. О чем я не стесняясь сообщаю Иккингу и его передергивает: — Спасибо за напоминание, что я сплю с убийцей. — Пожалуйста, — вежливо отзываюсь я. Мои руки вычерчивают разные узоры на его спине, пока Иккинг лежит на животе, подперев руками голову и глядит в огонь. Я пребываю в приятной неге, доведенный до блаженства его неопытными прикосновениями и у меня хорошее настроение. — Где… Где ты всему этому научился? — наконец решается спросить Иккинг. — Много путешествовал. — У тебя были хорошие учителя, — помолчав, говорит он. — Лучшие. — Тогда… Почему я? В ожидании ответа он поворачивается, и я досадливо морщусь, лишенный возможности закончить свою невидимую картину на его спине. Он смотрит на меня своими огромными зелеными глазами с расширенными зрачками и почему-то в кои-то веки из меня вырывается правда: — Я не знаю. Такого он явно не ожидал. — Ты… Не знаешь? — потрясенно переспрашивает он. — Ты сделал меня своим заложником. Дважды. Сжег наши дома, отравил реки. Погибли люди. А ты не знаешь? Я пожимаю плечами. — Ответ ничего не изменит, так какая разница? На лице Иккинга появляется гримаса боли. Я могу это понять. Хорошие люди верят в то, что плохим людям непременно воздастся по заслугам. Что добро всегда побеждает зло. Что у всего есть причина, а ниспосланные богами беды служат испытанием их веры. Забавно. При этом безумцем почему-то считают меня. Мне ничуть не жаль разрушать наивное представление Иккинга о мире. — Можно я уйду? — Куда собрался? — Навещу Беззубика. — Нет. — Дагур… — Нет. Сцепив зубы, он отворачивается и пробует отодвинуться от меня. Тщетная попытка. — Отец наш Один давно сплел полотно нашей жизни, Иккинг. — Хочешь сказать, это судьба? — Да. — Я в это не верю. Разговор сворачивает явно не в то русло. Хорошее настроение стремительно портится. — Мне все равно во что ты веришь, — холодно парирую я. — Пока ты принадлежишь мне. — А когда надоем? — Молись, чтобы этого не случилось. — Почему? — Потому что, как ты верно заметил, ты делишь постель с убийцей. — Ну так убей меня, — совершенно бездумно предлагает Иккинг. Меня не надо просить дважды. В одно мгновение я наваливаюсь на него и крепко сжимаю шею, усиливая нажим пальцев, пока Иккинг отчаянно барахтается подо мной, пытаясь сделать глоток воздуха. Его тело сотрясается в конвульсиях, глаза полны ужаса. Я считаю про себя до десяти и отпускаю его. — Впредь, думай, что говоришь, — чеканю я. Он держится за шею и кашляет. — Ты не хочешь умирать, Иккинг, — более мягко говорю я. — Помни об этом. Он пытается что-то сказать и выглядит это весьма комично. — Что-что? — веселюсь я. — Неважный из тебя учитель, — наконец разбираю я его глухое сипение. — Разве? Я так не думаю. О! — делаю вид, будто меня только что осенило. — Что насчет твоего дракона? Как думаешь, что с ним будет, если ты умрешь? — Беззубик может о себе позаботиться, — не слишком уверенно отвечает Иккинг. — С половиной-то хвоста? — мои брови взлетают вверх. Иккинг молчит, не желая подтверждать мою правоту, смотрит в сторону. — Давай спать. — Да как-то не хочется, — его руки по-прежнему ощупывают шею. — Не глупи, — я сгребаю Иккинга в объятия и укладываюсь. — У меня на тебя большие планы. — Мне уже не по себе. — Расслабься, Иккинг. *** Уважение — краеугольный камень власти и заполучить его можно только двумя путями: страхом или любовью. Я, конечно, выбрал первый вариант. Что было несложно, учитывая мое происхождение и воспитание. Вот Иккинг — другое дело. Он обладает воистину фантастической силой влюблять в себя всех подряд. Не знаю, как ему это удается. Животный магнетизм, врожденное обаяние, природная харизма? Даже мои враги проникаются им. Ормарр, к примеру, так и вьется вокруг него каждую свободную минуту, пользуясь моим отсутствием. Совсем страх потерял. Я думаю об этом, собираясь на ужин в кампании одного только Вардинга, пока наши почетные гости готовятся к пиру в большом зале по случаю скорого отбытия. — Подай мне вон тот. Большой. Нет. Средний. Да. Маленький тоже давай. Оба. Поглаживаю ножи с откровенной любовью. Моя маленькая, хитрая, блестящая сталь. Проголодалась, моя хорошая. Я улыбаюсь. Сыто и мечтательно. Вардинг ухмыляется. — Как заставить врагов бояться тебя? Внезапный вопрос его не удивляет. — Захватить, пытать, казнить. Разочарованно качаю головой: — Банально, скучно, предсказуемо. — … — Нет, Вардинг. Заставить врагов бояться тебя можно только одним способом, — я делаю шаг за дверь. — Дать понять, что ты еще более опасный и непредсказуемый чем они. Иккинга я предсказуемо нахожу в сарае рядом с клеткой, в которой заперт его дракон. — Нам пора. — Мне обязательно идти? — интересуется он, не поворачиваясь. — Разумеется, — я непреклонно складываю руки на груди. — Такое нельзя пропускать. — Ты позволишь выпустить Беззубика? — Как только наши гости покинут остров. Ормарру ни к чему знать про Ночную фурию. — Ладно, — Иккинг вздыхает и встает. — После их отбытия я хотел бы продолжить работу над каналами с водой. Думаю, у меня появилась идея, как укрепить желоба… — Ну и как же? Оживленно жестикулируя, Иккинг пускается в долгие пояснения, которые я слушаю вполуха. Однозначно, определенно, точно Стоик был совершенно слеп в отношении будущего своего единственного сына. Как он мог не понимать, что одной любви племени недостаточно для вождя? Иккинг умеет принимать непростые решения, но однажды они сломали бы его. Ответственность — тяжкий груз и не оставляет места новым идеям. Можно сказать, я спас Иккинга прежде чем он успел бы возненавидеть свою жизнь. — Дагур?.. — А? — Так я могу?.. — Да-да, делай, что хочешь, — милостиво разрешаю я. — Правда? — расцветает он. — Конечно. Только деревню не затопи, как в прошлый раз. Он смущается. — Я просто не учел, что… Дальше я не слушаю. Мы оказываемся перед массивными дверьми большого зала, в котором уже собрался народ. Моя стража неподвижно замирает за нашими спинами. Иккинг очевидно успел проголодаться, потому что моментально набрасывается на еду. Я осматриваю зал поверх кубка, делая вид, что пью. Ормарр шепчется с одним из своих воинов и тот куда-то уходит. Я киваю Вардингу и он выскальзывает следом. Гремят нескончаемые тосты, женщины не успевают приносить еду, становится душно. Иккинг пробует улизнуть под шумок, но я пресекаю его попытку, железной хваткой вцепляясь в его запястье. — Будь подле меня. — Почему?.. Ты… Чего-то опасаешься? — он смотрит мне прямо в глаза. — Да, лишиться твоего приятного общества, — подпустив в голос насмешку, заявляю я. — Ясно. А на самом деле? — Мне скучно без тебя, — я не даю ему ответить и капризно велю наполнить свой кубок. Основательно захмелевшие мужчины засыпают прямо на лавках. — Дагур… Что происходит? — Иккинг не собирается так просто сдаваться. — Хочешь уйти от меня? — подпустив в голос драмы, осведомляюсь я в ответ. — Я… Что? — Очередная попытка побега? Иккинг виновато сглатывает под моим тяжелым взглядом. Настоящий кролик перед удавом. — Угадал! — удовлетворенно хихикаю я. — Решил смешаться с гостями и свалить. Хитро! Иккинг сцепляет руки в замок. — Ну и когда же ты поймешь, что радость от жизни гораздо полезнее тоски по идеалам? — туманно интересуюсь я. — Что? О чем ты? — Ты бываешь удивительно туп, Иккинг. Больше не обращая на него внимания, я нахожу взглядом Ормарра. Как раз вовремя. Он оглядывается по сторонам и порывается выйти из-за стола. Слишком резво для того, кто якобы всю ночь пил, я поднимаюсь на ноги. — За наш военный союз! Скёль! Мне вторит могучий рев тех, кто еще не поддался хмелю и не уснул. Ормарр криво улыбается, но послушно делает глоток и остается на месте. Вардинг возвращается, когда до восхода солнца остается всего ничего. Я киваю ему и велю Иккингу подниматься. По дороге к моему дому он держится скованнее, чем обычно. Нетрудно представить, что его гложет. — Можем мы поговорить? — он мнется на пороге моей спальни, пока я с наслаждением стягиваю с себя сапоги и бухаюсь на кровать. — Валюсь с ног, — в подтверждение я смачно зеваю. — Давай ложиться, — приглашающе хлопаю рукой по покрывалу. — Пожалуйста? — Какой ты безжалостный, — жалуюсь я. — Кто тебя этому научил?.. Разговоры утомляют и прямо скажем не являются моей сильной стороной. Иккинг подходит ближе. — Помоги снять, — я сажусь и дергаю шнуровку на рубашке. Он несмело берется за края, но ткань застревает. — Это что, ножи? Принимаю невинный вид. — Как они только здесь оказались, негодники? — Дагур, я… Расстроенный, растерянный и явно опасающийся. Один Вездесущий не будь Иккинг мне так дорог, я утопил бы его в море со всей тяжестью его дум. Серьезно, сколько можно постоянно искать свое место в мире, бороться за свободу, предаваться размышлениям о том, что правильно, а что нет? — Ты слишком много думаешь, — тяну Иккинга на себя. Он упирается ладонями мне в плечи. — Не думаю. — Вот опять! — обвиняющим жестом тыкаю его в грудь пальцем. — Ты изменился, — помолчав, выдает он. — Разве? — мои руки ненавязчиво ложатся на его бедра. Иккинг краснеет, но не отодвигается. Мой сладкий мальчик. — Интересно, чья в этом заслуга? — мурлычу я. Он прикрывает глаза, видимо, ожидая, что я как всегда наброшусь на него. Очень хотел бы, но пора ему принять свое желание. — Ложись спать, Иккинг, — я отпускаю его, встаю и предусмотрительно отхожу назад. Для вящей убедительности своих безобидных намерений, поворачиваюсь спиной, бесцельно перемещаю какой-то хлам на столе. Наливаю воды, выпиваю залпом. — А? — только и спрашивает он. — Вечером наши гости отплывают, надо выспаться. То и дело косясь на меня, Иккинг неловко выпутывается из одежды и проскальзывает под покрывало. Смотрит на меня выжидающе. — Спи, — повторяю я. — Хватит на сегодня разговоров. Пристраиваюсь на другом конце кровати, отворачиваюсь и закрываю глаза. Не уверен, приснился ли мне тихий вздох. Вздох огорчения или облегчения? Я засыпаю едва лишь голова касается подушки, но просыпаюсь через пару часов бодрый, как никогда. Иккинг трогательно посапывает рядом. Некоторое время я смотрю на него. Потом встаю и выхожу — пора проверить выполнены ли мои распоряжения. Вардинг заверяет, что все будет в лучшем виде. Днем наши гости вовсю готовятся к скорому отплытию. Мы с Иккингом стоим на пристани, провожая корабли моих союзников. — Ормарр показался мне… огорченным, — говорит Иккинг. — Разве? — лицемерно удивляюсь я. — Ладно. Повод для огорчения у него несомненно есть. — М? — Попытка сжечь нас провалилась, — довольно поясняю я. — Что?! — Что? Надо было подобрать слова покрасивее? — Дагур! — Выдохни, Иккинг, — насмешливо советую я. — Сейчас поводов для огорчения прибавится. Жестом я подзываю Вардинга и он передает мне лук и стрелу. Опустив наконечник в огонь, я дожидаюсь пока он воспламенится, затем направляю лук вверх и стреляю. Моя стрела падает в воду, немногим не долетев до ближайшего корабля. Но после моего выстрела воздух наполняется жужжанием сотни тысяч стрел. Это похоже на огненный дождь. Часть стрел попадает в корабли, часть в воду, но воспламеняется разом все. Горит вода, горят корабли. Готов поклясться, пламя достигает небес. Армада моих союзников полыхает, дым застилает всю бухту. Иккинг смотрит на все это с ужасом, парализованный чудовищным зрелищем. — Ты знал? — в какой-то момент он поворачивается ко мне. — Знал, что он хочет сделать? — Это было очевидно, — пожимаю плечами. — Зато он явно тебя недооценил. — Пока ты непредсказуем, ты неуязвим. — Но как же ваш союз? — Моя армада отныне единственная по величине и мощности. — Это ужасно, — не уверен, но кажется его начинает потряхивать. — Жалость неуместна, Иккинг, — мрачно говорю я. — Нет. Нет, так нельзя, — он трет глаза, и я не могу понять, от слез или едкого дыма. Пора. — Пойдем, Иккинг, у меня для тебя подарок. — Ты серьезно? — стонет он. — Сейчас? Когда горит сотня тысяч кораблей? — остается невысказанным, но я понимаю. — Да. Я волоку слабо-сопротивляющегося Иккинга за собой, он едва переставляет ногами. Мы доходим до клетки с Беззубиком. Без колебаний поднимаю засов и распахиваю дверь. — Дракона возьмем с нами. Соскучившийся Беззубик молнией вылетает из клетки, прыгает на Иккинга, сбивая его на землю. — Фу, Беззубик, — слабо улыбается тот. — Ты меня всего обслюнявил. Я кривлюсь — отмывать Иккинга от этой дряни в мой план не входило. Ну да ладно. Мы уходим довольно далеко от деревни и первым, конечно, начинает понимать дракон. Припадая на передние лапы, он глубоко втягивает воздух, прищуривается, издает какой-то внутриутробный звук. — Что такое, брат? Ты что-то чувствуешь? — Иккинг успокаивающе кладет руку ему на голову. Чем ближе мы подходим, тем большее беспокойство проявляет Ночная фурия. Наконец перед нами вырисовывается прямоугольное нечто, полностью задрапированное от любопытного взора. — Дагур, что это? Молча я стягиваю покрывало, дракон приседает на задние лапы, а Иккинг ахает. Внутри клетки оказывается точная копия Беззубика, только белоснежно-блестящая. — Это… Это же… — не может найти слов Иккинг. — Назовем Дневной фурией? — довольно предлагаю я. Дракон в клетке смотрит на нас довольно злобно, фыркает, чуть ли не шипит, но Иккинг в полнейшем восторге, а Беззубик… Жалкое зрелище. Чуть ли не слюни пускает. — Это девочка? — полу утвердительно спрашивает Иккинг. А потом его словно прорывает: — Где ты ее нашел? Как поймал? Ты видел других таких? Их много? Вопросы так и сыплются из него. Горящий флот моментально забыт. Флот, который доставил ко мне этого дракона. Та-та-дам! Ормарр, разумеется, был в курсе наличия у меня Ночной фурии, а я знал, что у него есть самка. Не так уж сложно было убедить его поспособствовать появлению потомства. Потомства, которое мы смогли бы противопоставить всему миру. Армада и сильнейшие драконы своего вида. Кто посмел бы бросить нам вызов?.. Я хищно улыбаюсь. Жаль, что Ормарр оказался столь недальновиден. Впрочем, Иккингу этого знать не надо. Поочередно я задерживаю взгляд на нем, его драконе и Дневной фурии. Мысли о том, что мой остров станет гнездовищем этих тварей меня мало вдохновляет. Однако, драконы очень привязаны к дому. Отложив здесь яйца однажды, они так просто не покинут это место. Значит и Иккингу придется перестать помышлять о побеге. Приручение и изучение вида, думаю, займет его достаточно надолго. Собственническим жестом, я кладу руку ему на пояс: — Отойдем. Пусть пообщаются. Иккинг кивает и пятится, не отводя восторженного взгляда от самки. Он еще что-то говорит, спрашивает, сам себе отвечает, не замечая, как я тихонько поглаживаю его и увлекаю обратно к дому. Пусть твари охаживают друг друга. Нам тоже есть, чем заняться. Я крепко сжимаю руку Иккинга и целеустремленно шагаю вперед. Прекрасная ночь. Первая ночь в череде многих подобных. Конец 07.03.2021