***
— Да сами вы работайте в выходные! — голос его разрывал гробовую тишину офиса. — Вас что, в школе не учили, что выходной — это вы-ход-ной! Это день, когда вы не работаете! — Ме́ру оглядел коллег таким взглядом, что всех их тут же посетило неимоверное желание провалиться под землю. Тотчас же. — Но, Меру, послушай. Некому больше выйти, — начал тусклым, натяжно-спокойным голосом, начальник, который и сам отчего-то побаивался своего взрывного, как вулкан, подчиненного. — Да всё равно мне! Это мой законный выходной, который я отгуляю! Хотите вы того или нет, — ещё раз прошёлся своим взглядом по скучным лицам и, развернувшись, вышел вон. Как оказался дома — не помнит. Будто только вышел за дверь офиса — и уже дома. Пропустил все эти ненужные пункты: остановка, автобус, метро, подъезд, лифт и, наконец, квартира. Но так, конечно, не бывает, пытался уверить себя Меру. Внутри он ещё бурлил, кипел и изливал жгучие потоки лавы. Да как они посмели! Его заставить работать в выходной! Его! Нет, ну это немыслимо. Пытался дышать по какой-то особенной системе, которую когда-то давно посоветовал друг. Не получалось. Так что бросил эту затею, чтобы не тратить лишние нервы. Ходил по квартире, считал шаги. От левого верхнего угла в правый нижний угол — 54 крохотных шага и 16 гигантских. Подошёл к окну и опёрся на подоконник. Легкие требовали воздуха. Душа требовала свободы и небольших безумств. Раздвинул шторы, распахнул окно. Глубоко вдохнул и постарался раствориться в густом воздухе вечера пятницы. Вот же оно. То, что ему сейчас надо — вулкан. Смотрит на него, такой похожий. Живой, бурлящий, немного припорошённый снегом, но всё ещё яро кипящий. Почти пять километров росту в нём. И все они для того и нужны, чтобы почувствовать себя живым и свободным. Как там говорят покорители вершин? Счастье в горах? Врут же, гады. Оно в вулканах.***
Вещи в свой почти-поход собирал будто во сне. Пихал в рюкзак всё, что попадалось под руку. Кружка, одеяло, чайник, тетрадь для записи мыслей, тарелка для супа и десертная вилка, книга про драконов и блокнот, чтобы выписывать понравившиеся цитаты. И ещё куча другого барахла, которое казалось жутко полезным, когда задорно запихивал его в рюкзак, предвкушая предстоящее путешествие. Потом Лис, конечно, пересмотрел и вытащил всё ненужное. Оставим только минимум необходимых вещей. Идёт-то на день-два, не больше. Что там больше делать в этих горах? Посмотрел на часы и понял, что отправиться только завтра. Сейчас слишком поздно. Забрался под одеяло, поставил будильник на раннее утро и закрыл глаза. Уснул мгновенно. Лису редко снились сны, но в этот раз Морфей, видимо, был щедр на подарки. И всю ночь крутил фильм про смутно знакомого мужчину. Он шёл в горы, с таким остервенением и критически безумным желанием сбежать от проблем. Его тенью вместо человека был вулкан, истекающий со всех сторон лавой, и безостановочной дымящий. Он поднимался всё выше и выше и постоянно ворчал себе под нос: что-то про работу и тусклого начальника с бесцветным голосом. Или наоборот: бесцветного начальника с тусклым голосом. Впрочем, имеет ли это хоть какое-то значение? А на фоне разворачивалось что-то невероятное: низкие кустарники переплетались друг с другом и завязывались узлом, трава гнулась под ветром, но самого ветра при этом не было (тот отдыхал на верхушках деревьев, сладко сопя); птицы не пели, а словно разговаривали друг с другом: спорили, перекрикивали, плакали и утешали; только всё это на каком-то непонятном языке. И этот язык Лис отчего-то понимал, будто когда-то давно выучил, а сейчас очень удачно вспомнил. Склоны были завалены пушистым снегом, сквозь который было едва-едва видно ландыши. Все эти пейзажи, захватывающие дух и сводящие с ума, собирались в одно большое чувство — старого знакомого. И поверх этого невероятного чувства: чего-то знакомого и неизвестного в один и тот же момент, порывалось почти с криками другое: это место тебя зовёт. Кличет, как перед боем. И просит именно тебя: раскрой все мои тайны и прошепчи свои. Я самый лучший хранитель.***
Открыл глаза и обомлел. Он сидел, облокотившись на большой камень, а по сторонам, как на ладони, расстилалась родной городок. Огляделся, впился пальцами в землю, чтобы убедиться, что ему не сниться. Еле удержался, чтобы не дать себе пощёчину: решил, что это тоже не поможет. Меру глубоко вдохнул воздуха в лёгкие и встал. Нет, не сон. Не кажется. Всё это в реальности. Всё взаправду. Но как такое может быть второй раз за день? Только был в одном месте, моргнул — и, на тебе, уже в совершенно другом. А как добрался из точки А в точку Б — не помнишь. «Может, это болезнь какая-то?» — думал Меру и сам пугался своих мыслей. «Надо собраться, найти чем поживиться и отправляться дальше. Вверх» — ещё раз огляделся, испугавшись, что сказал то вслух, и кто-то может услышать. — Раз уж вулкан решил, что мне нужно подняться, то противиться нет смысла. Сам согласился со своими мыслями, примирился с пугающей реальностью и отправился на поиски еды. Но вокруг не было и намёка на что-то подходящее. Мелкие кустарники с уже отцветшей жимолостью и пустые заросли брусники. «Хорошо было бы, если бы на кустах с жимолостью росли свежие персики» — подумал, почти расхохотался от своих мыслей. Зажмурился и представил, что персики действительно появляются на тонких ветках кустарника. Открыл глаза, ни на что особо не надеясь, но почему-то совсем не удивился, когда увидел крупные спелые персики. Меру протянул руку, схватил самый сочный на вид, пока тот не растворился в тяжёлой реальности, и откусил смачный кусок. Запахло августом и фруктовыми рынками в прибрежном городе, когда рядом море — плещется, зовёт тебя, накатывает и слизывает нагретый песок, — а повернись на сто восемьдесят градусов — большие деревянные ящики со спелыми, немного помятыми персиками, нектаринами, грушами и сливами. И сейчас этот сладко-солёный запах охватил Меру с ног до головы, окутал и укрыл с головой своим августом. — Неплохо сработано, дорогая реальность. Или мой великий собрат, вулкан, решил смиловаться? — хохотнул и подмигнул вершине. — Хорошо было бы, если бы ещё фляги с водой можно было раздобыть поблизости. Ты только скажи: нужно закрывать глаза или так чудо тоже свершиться? — но не успел договорить, как в глаза попал солнечный луч. Пришлось зажмуриться, пока слёзы не потекли. Что ж, видимо, чудеса случаются, пока их не видишь.***
Добраться до подножья оказалось самым простым из всех предстоящих пунктов. Всего-то поймать попутку, поделиться своими мыслями и выйти у нужного места. Делов-то. На полтора часа. Лис встал у самого подножья, задрав голову вверх, и чуть не задохнулся от этого невероятного вида. От этого нового ощущения. Кажется, где-то под рёбрами клокотало чувство свободы. Такое новое, непривычное. Словно кто-то открыл клетку для канарейки, что уже десять лет сидела в тесной клетушке, и сказал: лети. А она то ли не знает — как, то ли не понимает — правда это или всего лишь шутка. Но потом, осмелившись, делает пару взмахов крыльями и отправляется в свой первый полёт длиною в целую жизнь. Вот так же себя чувствовал Лис. Крылья за спиной сами по себе расправились и, казалось, даже начали отбрасывать тень. Вот же она, свобода. Хватай обеими руками и взлетай. Лис огляделся, поправил рюкзак и сделал свой первый шаг. Оставил за спиной работу, которую почти любил, поездки от дома до офиса на третьем автобусе и Абию. А-би-ю. Целых пять лет вместе с Абией. Может, счастье действительно в горах, а не в постоянстве? Второй шаг был смелее. На третьем Лис почти взлетал. Следующие три часа не заметил. Они прошли будто мимо него. Если быть точнее, сквозь него. Лис, может, и не заметил их, но почувствовал. Почувствовал каждой клеточкой тела. Почувствовал, как с каждой минутой его отпускают все те проблемы, что тяготили его ещё у подножья. Почти любимая работа, на которой уставал так, что думать под вечер не хотелось? Всё там, у подножья, положил у третьего камня слева. Друзья, которые забывали о нём, если он не писал пару дней? Что же, и их оставил вначале, у куста с жимолостью, под которым почему-то лежали персиковые косточки. Будильник, который всегда звонил недостаточно громко, чтобы разбудить? Всё там же, в самом начале. И с каждой проблемной, скинутой с плеч, становилось легче. К вечеру осталась только одна, которая мучила его, жалила изнутри. И так больно, что едва удавалось терпеть и не срываться на собачий скулёж. С ней разбираться придётся немного дольше: разбитое сердце так просто не лечиться. Город уже был зачарован закатом: густо-красным с ярко-рыжими полосами, исчертившими небо как школьную тетрадь. Солнце закатывалось за сопки, оплетая их своими ласковыми лучами, согревая. Видно было, как город покрывался мелкой россыпью фонарей, загоравшимися большими кучками или парочками светлячков по улицам города. Машины на дорогах — стайки огоньков на колёсах, бегущих с одного места в другое: апельсиново-рыжие, лимонно-жёлтые, клубнично-красные — они бегали по серым полоскам, тормозили, собираясь в яркие пучки; разгонялись, рассеивая свет. Жили там своей жизнью. Ни от кого не зависели. Лис присел на большой камень, достал из рюкзака большой бутерброд, сделанный дома второпях. Всё-таки в походах еда становится в разы вкусней. Откусил большой кусок и задрал голову, завороженно наблюдая переливами цветов. — Давай же, хватай его! Чего медлишь? — яростный крик послышался откуда-то справа, да так неожиданно, что Лис чуть не выронил свой бутерброд. Дёрнулся, поглядел в сторону, откуда шёл звук. И обомлел. Около трёх десятков маленьких человечков в одинаковой форме, забирались на высокие валуны. Двое стояли уже на самой вершине и, размахивая крупными сачками, ловили облака. У тех, что только лезли, сачки были прикреплены к рюкзакам. На рукавах у них блестели эмблемы «облачные войска». «Облачные! Ха! Что за глупость такая?» — подумал было Лис, но тем не менее, быстро запихнул в себе бутерброд и, наспех запрятав свои пожитки за куст, пошёл вслед за человечками. — Сержант Пудовый! — строгий голос начальника разорвал тишину, в которой Лис крался за войсками. — Доложите обстановку на нынешний момент! — Тридцать четыре грозовых облачных скопления были найдены в критичной близости от города. С их стороны была замечена угроза разрыва, поэтому решено было их ликвидировать. Три наиболее опасных было приказано отловить и подвергнуть очищению, — отчеканил парнишка, лет, наверное, двадцати, со снежно-белыми волосами, закручивающимися в мелкие кудряшки. — На данный момент для устранения грозового облака номер один, было направлено шесть солдат на Большой Камень, — Сержант Пудовый указал рукой вправо. Лис резко присел и обернулся. Или обернулся и только потом присел. Это не имеет никакого значения в общем счете, поэтому что то, что он увидел с другой стороны, просто не дало ему сдвинуться с места. Четверо парнишек, очень похожих на Сержанта Пудового, связывали грязно-серое облако и тащили к большой стиральной машинке. Впрочем, назвать это чудо техники «стиральной машинкой» можно было только с весьма большой натяжкой, потому что эти двое походили друг на друга только в одном: нужны были для стирки. А то, что облако это собираются постирать, не было никаких сомнений. Лис сел на землю и пристально следил за каждым движением слаженной команды. Четверо сминали облако и с трудом запихивали его в квадратный гигантский (даже по человеческим меркам) автомат. Двое закрывали крышку и насыпали порошок в специальный отдел. Порошок тоже только отдалённо походил на человеческий. Этому не требовалась вода, чтобы начать пениться. Его только высыпали из коробки, а он уже разлетался в стороны огромными пузырями. — Сержант Пудовый! Разрешите доложить! — один из снежно-белой команды вышел вперёд, чтобы доложить обстановку. — Разрешаю! — Все потенциально опасные облака были подвергнуты чистике. Нами были убраны все затемнения от выхлопных газов, грустных мыслей и грубых слов. Осталось только одно облако: над южной частью города. Оно хоть и выглядит опасным, но нашим отрядом было решено его оставить: девочка уже какой день мечтает, чтобы полил дождь. Говорит, что ей не хватает свежести. — Принято! Спасибо за вашу работу, офицер Снегов. Свежести. Всем нам не хватает свежести.***
Когда уже совсем не мог идти и едва волочил ноги по камням, решил, что пора остановиться. Какое-то очень тихое внутреннее чувство подсказывало, что это нужно было сделать уже очень давно, но тело отказывалось отдыхать. И вот, Меру уже не может ползти. Сил хватает только на то, чтобы плюхнуться на мало-мальски удобный камень и попытаться утроиться на ночлег. Как-то так вышло, что, собираясь в поход (о чём он даже не помнит), он забыл положить хоть что-то для удобного сна. С собой не было ни палатки, ни спального мешка, ни даже тёплых вещей. Говоря по правде, с собой не было вообще ничего. Меру огляделся и понял, что в этот раз кусты отцветшей жимолости ему вряд ли чем-то помогут. Нужно было разводить костёр, а для этого пришлось вспомнить все свои знания с уроков ОБЖ в шестом классе. — Было бы неплохо сейчас действительно оказаться вулканом, — подумал Меру почему-то вслух. — Чтобы р-р-раз, и вот тебе лава, и сразу и тепло тебе, и огонь, — хмыкнул, но на всякий случай зажмурился, вдруг и тут где-то поблизости есть волшебные кусты ягод, которые слышат твои желания и тут же спешат их исполнять. Ни на что особенно не надеялся, но всё равно расстроился, когда, открыв глаза, не увидел перед собой яркого пламени и жарящихся на нём сосисок. Ладно уж, придется справляться своими силами. — Вам помочь? — недалеко полушёпотом просвистел старческий голос. Меру обернулся, но никого не увидел. — А вы не старайтесь, не увидите, — снова тот же свист, но уже совсем рядом. — Впрочем, а надо ли оно вам? Какой толк от того, что вы меня видите? — собеседник был явно где-то тут: чувствовалось его присутствие. Так отчётливо, будто этот невидимый старик (отчего-то казалось, что он действительно стар) положил руку на плечо и ласково стучит пальцами. — Ну, как же. С видимым собеседником говорить как-то в разы приятнее, — Меру пытался внушать себе, что это просто ночная тьма поглотила силуэт человека. — Вы только не бойтесь. Не надо, — голос был спокоен, куда-то исчез этот свист, осталась только лёгкая хрипотца, которое бывает у людей в возрасте. — Вы абсолютно правы: такая бывает только у людей в возрасте. А я очень стар. Древнее меня разве что только мир. И то — неточно. — Что ж, тогда нужно познакомиться. Даже тот факт, что я вас не вижу, не отменяет простых рамок приличия, — Меру слегка повернулся и отчётливо произнёс: — Меру. Протянул руку в том направление где, как он думал, стоит его собеседник. — Здравствуй, Меру. У тебя очень вулканное имя. А внутри, чувствуется, как ты бурлишь, — голос был со всех сторон одновременно, но в тоже время где-то внутри самого Меру. — Приятно познакомиться, Меру. Я Ветер. Протянутую руку обхватила пустота. Пустота морского бриза, который обдаёт тебя солёным запахом и мелким крошевом моря. Пустота осеннего вечера, когда сотни мелких сухих листочков поднимаются в крохотный ураган и, налетая на преграду, разламываются на миллионы кусочков. Пустота зимней вьюги, когда снег врезается тебе в лицо ледяными иголочками, больно жалит, поземка сбивает с ног, а из-за снегопада не видно ничего дальше собственной руки. И вся эта пустота — это всё он. Это Ветер. — Пытаешься развести огонь? — опять его голос, который гремел одновременно внутри и снаружи. Везде. — Пытаюсь. Только толку от этого? Ответа не последовало. Меру решил, что на этом его ночной галлюцинации пришел конец и можно вернуться к своим попыткам развести огонь. Нашёл две более-менее подходящие палки. Как там учили? Тереть друг о друга? Но не успел он и начать, как яркий огонь привлёк его внимание. Он плыл по воздуху, языки пламени слегка колебались. Огонь не гас, не разгорался сильнее. Он просто был. Существовал и приближался прям к Меру. И он чувствовал, что у них очень похожее начало. Прямо из жерла вулкана. Оттуда, где зарождается жар. — Он сам согласился тебе помочь, — свист древности снова вернулся и окутал Меру с ног до головы. — Говорит, что братья должны помогать друг другу. — Откуда вы его взяли? — парень завороженно следил за тем, как пламя медленно поедало мелкие сухие ветки и листья и отдавало такое количество тепла, которое было не соизмеримо с его размерами. — С соседнего вулкана. Ему требовалась свобода и признание, — коротки смешок, поднявший все волоски на руках. — Всем нам, в конце концов, требуется признание. Ветер шумно вдохнул и направил свой выдох на пламя, но не задувал его, а наоборот — делал больше, сильнее. Вулканический огонь работал как-то автономно: не требовал подзарядки, дополнительных дров. Но при этом чувствовалось, как он отдаёт всего себя, чтобы обогреть всё ближайшее пространство, нагреть воздух и землю до такой температуры, чтобы можно было бегать босиком. — Знаешь, иногда так устаешь работать ветром. Это только кажется со стороны: просто дуй и всё. Но на самом деле каждый раз приходится быть везде. На пляжах в Испании и в Российской тундре. И везде надо быть разным. Нельзя одинаково гонять облака на севере и на юге, — Ветер глубоко вздохнул и сдул горку сухих листьев с соседнего камня. — Быть одновременно везде и нигде — так себе дельце. Меру глянул на своего собеседника. Если это вообще можно было назвать «глянул». Просто повернулся в его строну, чтобы снова уткнуться в ничего. Но это «ничего» не мешало чувствовать Ветер. Как он забирается под тонкую ветровку и щекочет, как стучит по плечу и закручивает в ураганы листья. - Вот тебе кажется, что я сейчас здесь. Но на самом деле меня здесь нет. Неверное утверждение. Всё-таки немного меня тут есть. Но в тоже время я болтаю с каким-то прохожим, который сорвал с дерева чуть кислый апельсин, на солнечном берегу маленького городка в Испании. И в тоже время с нашептываю сказку белому медведю на Северном полюсе. Ты знал, как эти здоровяки любят сказки? — хмыкнул и, наверное, пожал плечами. Это был бы сейчас очень уместный жест. — Где-то очень далеко отсюда я помогаю людям знакомиться: сбиваю хрупкую девушку с ног возле какого-то заскучавшего парня. И всё: моё дело сделано. Пара создана. Осталось дело за малым: успеть поймать. И крепко держать. Но ты ведь знаешь, люди не ценят то, что получают бесплатно. Костер заискрился, словно только что фыркнул. Запахло жаренными грибами, но откуда был этот запах — непонятно, потому что грибов поблизости нигде не было. — Иногда запах появляется раньше реальности, — просвистел Ветер. И на уровне рук Меру вдруг образовалась горка грибов: подосиновики, подберезовики, грузди, белые, опята. Меру оставалось только схватить их и скорее нанизать на ветки, чтобы поджарить. Он не стал мешкать. — Спасибо, Ветер. Но благодарить было некого: Ветер уже улетел исполнять свои обязанности, где-то срочно нужно было рассказать сказку медведю и познакомить двух влюбленных.***
Ночь казалось какой-то живой. Она будто дышала, двигалась и переговаривалась с тобой. Если прислушаться, можно было услышать, как она нашёптывает тебе сказку и отдаёт команду деревьям не шуметь. Если заставить свои мысли не скакать по голове так яро и так громко, то звуки природы становились ближе и реальнее. Где-то под ближайшим деревом забрался в норку крохотный зверек, ветер сдул горку листьев, а облака собрались большими кучами прямо над головой. И где только ходят эти облачные войска, когда они так нужны? Разогнать бы все эти воздушные горы, чтобы почувствовать, как светит луна. Именно почувствовать. Как тонкие серебристые лучи расходятся в разные стороны, путаются в кроне деревьев и забираются в маленькие норки, передвигают немного камни, чтобы добраться до всех уголков. Как они немного покалывают, когда пробираются по коже и шуршат. Словно это лунные шмели, упитанные серебристые и с искрящимися крылышками. Лунный свет чувствовался, но, к сожалению, не проходил сквозь облака. Лис присел отдохнуть. Достал из рюкзака коробок специальных спичек, которые и в воде не тонут и ветер горят, упаковку сосисок и плед. Развёл костёр и приготовил себе очень поздний ужин. Впрочем, в горах любой ужин — вовремя, во сколько бы ты его не приготовил. Доедая вторую сосиску, Лис задумался. Что он сейчас чувствует? Что сейчас в нём есть? Закрыл глаза и глубоко вдохнул. В нём есть свобода, которая шуршит крыльями за спиной, которая так и кричит о своём существовании. В нём есть чувство уверенности. Уверенность в том, что завтрашний день будет только лучше. Любой день, который настал — уже лучше предыдущего, потому что в нём уже новый ты, с другим спектром эмоций, которые заложены в тебе ровно на двадцать четыре часа. И, наконец, в Лисе есть он сам. Тот, которого так усердно прятал начальник за кипой бумаг и Абия за домашними обязанностями, которые она вроде бы делила поровну, но только большую часть оставляла для Лиса. Там, внутри, есть тот Лис, который любит открыть окно и подышать, рассматривая, как по тротуару у дома ходят мамы с малышами, а детки прыгают по лужам, визжа от восторга. Но самое главное, пожалуй, не это. Внутри не оказалось Абии. Он оставил её где-то на втором часу подъема, когда мысли уже не могли крутиться в голове от усталости. И именно это чувство оказалось решающим. Эдакой подъёмной силой и спусковым крючком для движения вперёд. Счастье всё-таки в горах. Лис задумчиво смотрел вперёд, рассматривая картинку города. Весь такой засыпающий, вот-вот упадёт в объятья Морфея. Один за другим гаснут огоньки в окнах, остаются только самые стойки: любители сериалов, вина и влюблённые. В их окна горят настольные лампы и светятся экраны ноутбуков. Город всё больше исчезает в темноте, проваливаясь в её ночную густоту. Остаются только рыжие пятна уличных фонарей и грязно-жёлтые огоньки бегущих машин. Город спит. Ветер поёт ему колыбельную, гоняя мелкий песок по крышам и стуча веточками в окно. Немного пугает своими ночными завываниями, но всё равно убаюкивает. На город опускается спокойствие, которое обычно приходит с ночью. Нашему герою не спалось. Он наблюдал за своим родным городом с той точки, с которой всё кажется совсем иным и незнакомым. Вроде бы всё те же дома и те же улицы, только чувство такое, будто никогда их не видел. Никогда не видел, как дороги резко поворачивают и взлетают вверх к небесам. Никогда не видел, какими странными узорами расставлены дома по городу, будто кто-то строил карту местности в виртуальной игре. Всё кажется немножко чужим, но в тоже время жутко родным. Сердце так и рвётся обнять весь городок, растворится вместе с ним и стать единым целым. Где-то рядом раздался оглушающий треск. Парень дёрнулся и резко обернулся. Протёр глаза, потому что сложно было поверить в то, что они видят реальность, а не просочившийся сюда сон. Вулканы и сопки, рассыпанные совсем рядом, начали шататься, гудеть и осыпаться камнями. Они оживали. Лис затушил огонь, чтобы не привлекать внимания и уставил в темноту, в которой начали происходить чудеса. Вулкан, кряхтя, начал увеличиваться и разрастаться ввысь и вширь. Длинный хвост ударил по земле, разметав куски почвы с травой. Конус стал головой с двумя горящими глазами. По двум сторонам вулкана появились большие крепкие лапы, которые накрепко вцепились когтями в склоны. Дракон. Это был дракон. Такой, каким его описывают в восточных сказках. Два крыла, взмах которых сдувает мелкие домишки в деревнях, мощные лапы с длинными когтями, длинная шея. И самая запоминающееся: огромные глаза, сверкающие, будто под роговицей переливается лава, словно не только из пасти может появится огонь. Глаза. Вот, что было в драконе самым горячим, огненным. Два кружка с пожаром внутри. Они тут самые опасные. Но боятся не хотелось. Наоборот. Чувствовалось, что пожар в драконе только на благо. Он не был предназначен для того, чтобы мучить или сжигать. Он нужен был для того, чтобы защищать и оберегать. Вот, кто был настоящим хранителем этого города. Дракон. Всё, что жители так долго считали домашним вулканом, на самом деле был драконом. Домашним, почти ручным. Он нужен был, чтобы оберегать город от злых снов, городов на параллельной дороге, людей, которые везут сюда свою злость. Он всегда тут жил, чтобы защищать город от того, что опечалит его жителей. Дракон, который питался радостью и запивал её счастьем. Дракон, который взмахом крыльев создавал радугу. Дракон, который уговаривал ветер забросить немного океанского бриза в дальний уголок города, чтобы жители могли чувствовать близости большой воды. Это был домашний дракон, живший в жерле вулкана. Лис наблюдал за тем, как Дракон плавно переставляет лапы. Почти грациозно, если бы не его исполинские размеры. Он забирается на высшую точку, вытягивает шею и открывает свою пасть. Набирает в лёгкие воздуха, расправляет крылья и отрывается от земли. Он парит, мягко лавирует между облаками, сдувает тучи, которые закрывали луну. Пикирует на город и пролетает над самыми крышами домов. Жители слышат, как свистит ветер в его крыльях, но почему-то всё время скидывают это на непогоду. А Дракон не нуждается в овациях и всемирном призвании. Ему хватит только одного чувства от людей. Того самого, что захватывает с головой, сбивает дыхание и не даёт вымолвить и слова. Безоговорочного счастья. Сердце Лиса громко стучалось в грудной клетке. Парню приходилось придерживать его руками, чтобы она совсем не выпрыгнуло из груди. Глаза почти отказывались верить в происходящее, но душа так и кричала: вот она, правда. Вот, как всё на самом деле. И Лис поддавался, верил. Душа лучше знает, ей виднее.И иногда стоит довериться именно ей, оттолкнуть все доводы рассудка и предписания логических вывод. Дать внутреннему порыву шанс нести себя над критикой и чужим мнением. Вот оно — счастье. Зачарованный ночным полётом домашнего дракона, Лис улыбается. Он больше не боится случайно оказаться не в том месте и не в то время. Для этого есть домашний дракон, который защитит от попадания не в ту реальность. Тем временем Дракон заканчивает свой ночной полёт, собрав все горести и беды и развеяв их над океаном. Он напитался одурманивающим счастьем и немного в бреду возвращался к своему ложу. Взмахивал большими крыльями, подгребая воздух под себя, выставлял лапы вперед, чтобы уцепиться за камнями. Становился, прижимал крылья к телу и, словно котеночек, топтался по своему месту, чтобы в конце концов свернутся в клубок и уснуть, укрывшись одеялом из вулканных склонов.***
Меру сидел на самой вершине, прижав согнутые ноги к груди. Он смотрел на рассвет, когда за его спиной разгорался закат. В груди ныло чувство, что вот он, наконец-то, на своём месте. Именно там, где ему всегда нужно было быть. Вот куда его звала душа. Справа захрустели камни. На вершину поднялся второй человек и обомлел. он не ожидал здесь увидеть героя из своих снов. — Здравствуй. — Привет, герой моих снов. Меру кивнул так, будто давно знал этот факт: так сложилось с самого создания мира, что вулканный человек путешествовал по снам людей, которым срочно нужны были перемены. — Присаживайся, — Меру указывает на место рядом с собой. Лис молча занимает указанное место и пытается смотреть на рассвет, но не может оторвать взгляда от своего собеседника. — Меня зовут Меру. — Вулкан в Восточной Африке. — Что? — Меру отрывает взгляд от неба, покрытого ярко-бурыми красками. — Так тебя зовут. Твоё имя — это название вулкана в Восточной Африке, — Лис охает, когда замечает слабую тень своего собеседника. Вулкан. — А тебя как зовут? — Лис. Не хитрый, не наглый. Просто Лис. — Приятно познакомиться, просто Лис. Так они и сидели, завороженные творчество небес. Как рассвет выливал всё новые краски, покрывая облака в пепельно-розовый, окрашивал воду в малиновой, исчерченный багровыми линиями. Небо меняло свои цвета неспешно, точно наслаждаясь своим процессом вместе со зрителями. Из прозрачно-розового в насыщенный пурпурный, а потом в дымчато-красный, растворяющийся в золотом. Как это жидкое золото пробирается в окна с открытыми шторами и пускается в пляс солнечными лучикам по лицам. Как багровое варево выливается на верхушки деревьев, делая их похожими на россыпь рубинов. Мир медленно просыпается, готовый встречать новый день. — Знаешь, — вдруг заговорил Меру. Лис слегка дёрнулся от прерванной тишины. — Все сказки они, в конце концов, о любви. — Разве все? — Кончено, — кивнул Меру и повернулся к своему собеседнику. — А как же те, что про путешественников и искателей приключений? — Они тоже о любви. О любви к тем местам, в которых ты ещё не был.