***
Рано, ещё до того как солнце лениво приподняло веки над Йокогамой, перед зданием Портовой Мафии охранники из восемнадцати человек узрели сидящего в сейдза Накаджиму Ацуши, больше известного как юноша-тигр. В руках он сжимал подозрительную коробку с бантиком. Не сказать, что мафиози сильно испугались — бомба, яд, ловушка — все дела, но волнение поймали, и отправили гонца за начальством. На разборку вышел самый представительный денди организации в номинации «Модная шляпка года», эстет и чистоплюй — уважаемый Накахара Чуя-сан. Он подошёл небрежно, паряще, словно сам воздух раздвигается перед щегольскими «Stefano», не меньше чем за баксы, индивидуально пошитые по миниатюрной стопе, умеющей выбивать изящным «па» зубы в радиусе километра, те самые туфельки, что красят вином, а кожу используют со спины повергнутых владельцем врагов. Если присмотреться, мысок отливает семёркой и тремя нолями, но это, конечно, свет не так упал — там четыре ноля. — Ты территорию помечаешь что ли? — Мне нужен Акутагава, — еле слышно промямлил Ацуши. Голубые глазёнки Исполнительного Директора по макрухе угрожающе сощурились: — Пришёл добить? — Нет! — выпалил Ацуши, вжимая голову в плечи и одновременно вспыхивая краской. Чуя поклялся бы чокером и парой бутылок вина сороковых, что постыдный алый светит пятнами даже из-под рубашки, а под сжатыми на коленях пальцами проступят борозды от ногтей. Стычку Бешеного пса Порта с мартовским котом Агентства не видели только мёртвые, и не слышали как трещат портки — и не только — в тылу Акутагавы — только глухие. Не весь казус, конечно, как Акутагава летал над клумбами — все, остальное — сори, господа, эвакуация, не на что тут глазеть. Чуя тогда едва не воспламенился и надёжно прикрыл непристойности рейтинга восемнадцать плюс бетонными плитами. Эхо, правда, стояло на всю Йокогаму. На рядовой вопрос: кто кого? — Чуя срочно занимал рот сигаретой, пожимал плечами и безразлично отвечал — есть желание спросить об этом Бешеного Пса? И желание у всех сразу же пропадало. Действительно, о чём тут спрашивать, когда Акутагава не может проиграть. Ответами без ответов Чуе удалось свести количество знающих правду о положении подчинённого до троих — Хироцу, Гин и, естественно, Хигучи, которая, к слову, объявила охоту на краснокнижное животное ВДА. Остальные радовались как оригинально Акутагава отделал врага. — Вот что, — тем же угрожающим тоном прошипел Чуя и, воспользовавшись подвернувшейся разницей в росте, сжал волосы Ацуши в кулак. — Мы своих не бросаем. Дёрнешься, закину к херам на Килиманджаро, дзен постигать, усёк? — Хай, — шепнул Ацуши, едва сдерживая слёзы. Акутагава вышел вскоре, пафосно как умеет лучше всех в мафии, даже лучше, чем Накахара-сан. Остановился на расстоянии нескольких шагов: — Ты пришёл сдохнуть, Тигр? — Прости! — Ацуши резко выбросил руки вперёд, одновременно низко склонив голову. Акутагава не ожидал. Акутагава сверлил глазами белый затылок, но затылок не спешил объясниться. — Что ты задумал, Тигр? — Я не знаю… как… что я… должен делать… Ацуши виновато глянул из-под чёлки. Глаза его, налитые слезами, поставили чайник терпения на плиту преисподней. — Ты-ы… — он запнулся, сглотнул и поплыл краской до самых плечей. — Ты… — Да говори ты уже! — Ты у меня первый! — отчаянно выпалил Ацуши, вдавливая голову в плечи. Коробка затряслась в руках, а позади страшные мафиози дружно издали звуки заинтересованности. Даже Накахара-сан споткнулся на последней ступеньке. Ещё вот-вот и в ход пойдёт гравитация, а Ацуши пойдёт исследовать географию лично. — И я не знаю как загладить вину! Акутагава зациклился взглядом на бантике, и до него, наконец, дошёл смысл идиотской выходки полосатого соперника — в чистом, от души, жесте, молящим о прощении, эпицентром гнева оказалась несчастная коробка. Вокруг грузно застыла жаждущая убийства аура. — Да что ты себе позволяешь! Расёмон распылил картон на десятки кусочков, печенье затрещало по мостовой, брызнуло крошками в стороны. Чёрное лезвие промяло вену на шее. Ацуши привычно сжался, но головы не поднял, лишь потупил взгляд и совсем побледнел. Почуяв Тигра, Расёмон заскулил, поджав хвост, скомкался за спиной хозяина, щенячьи выглядывая из-за плеча, наотрез отказался нападать. Обескураженный, обезоруженный Акутагава не нашёл ничего лучше, чем срочно закашляться. — И ты принёс мне печеньки? — с нарастающим возмущением прошипел он от гнева не контролируя голосовые связки. — Ты покойник! — Если захочешь сделать со мной… — губы задрожали, палитра оттенков смущения расширилась до пурпурного, — …то же самое, я не стану противиться. — Конечно захочу, — заскрипел зубами Акутагава, а потом добавил холодно, совладав с эмоциями: — Воскресенье, торговый центр. Ровно в двенадцать. Через неделю, как оговорено, Тигр мёрз возле главного входа в торговый центр. Погода обманула. С утра стояло солнце, а ближе к обеду заволокло облаками, и мелкий дождь нещадно мочит тонкую куртку. Красный вдаашный нос торчит из-за поднятого воротника и затянутого капюшона, а на то, чтобы зайти в ближайшее кафе погреться, смекалки у представителя кошачьих не хватает. Акутагава наблюдал за ним минут двадцать из тёплого холла здания напротив. Сначала он хотел эпично предстать перед противником — весь из себя средоточие тьмы и дать в рыло, но внезапно заметил в руках Тигра книгу с подозрительным названием: «Если партнёр — он». От Акутагавы ждали ответного нападения, жестокой мести, кровищи, кишок, очередной волны противостояния Порта с ВДА в конце-то концов, и он оправдал бы любые надежды вплоть до мелочей, если бы между ним и Тигром не вклинилось хитрожопое — НО. Дазай — суровый учитель, методы его обучения доходят постепенно. В случае с Акутагавой — ударом с ноги в лицо и двумя пулями в лоб, а там как повезёт — жить захочешь, не так раскорячишься. Сам Тигр не стал бы бледнеть до обморока над подобной литературой, значит — надоумили, и не надо тыкать пальцем в чьи-то кудри. Когда Акутагава всё же решился, Тигр обрадовался, замахал руками, будто есть хоть единственный шанс его не заметить. Акутагава раздражённо фыркнул — он вклинил бы Тигру Расёмон между глаз, останавливает одно — так поступают мальчишки, а с этого года его статус — мужчина. И нет, не потому что у него случился первый в жизни полноценный секс с засосами и последствиями. Сейдзин-но-хи официально выдал справку на взрослую жизнь. Ацуши изобразил плоскую пародию на улыбку, поправил объёмный рюкзак за плечом и несколько неуверенно произнёс: — Я готов. — Идём, — коротко и ёмко, без возможности задать вопросы. Остановились у неприметного дома на окраине улицы, такого же обычного, как все соседние. Ухоженный сад, позеленевшие клумбы, дорожка из камня. Акутагава, не обращая внимания, прошёл мимо. Ключ дважды провернулся в замке. Ацуши застыл посреди нехилого несоответствия напарника и его жилища. Это должно быть драконье логово — с костями, трупами, и конями, на которых прожаренные до хруста рыцари, а в шпиле среди облаков — неприменно принцесса. Ну, в смысле — комната сестры, но никак не садик и клумбы. Акутагава вопросительно обернулся. Ацуши даже успел подумать — Рюноске просто забежал за инвентарём для тигриного убийства, но нет же — приглашает войти. — Вот так… запросто? — подозрительно сощурился Ацуши. Поверить, что член Портовой мафии без задних мыслей приведёт его не в отель и не унизит на улице, а притащит в свой дом — сразу не выходит. Обязательно должен быть подвох. Акутагава просканировал бесцветным взглядом лицо и молча пихнул Ацуши в дверной проём. Ацуши поздоровался с домом, как полагается, поклонился, скинул обувь в генкане и уставился на напарника. Акутагава, молча оцнил с головы до ног, буркнул нечто вроде — какие мы культурные и кивнул подбородком в гостиную. Уютный дом, приятная обстановка, светлые тона, занавески и мягкие пледы, декоративные подушки на маленьком диване — хрен догадаешься, что в этом месте живёт настоящий монстр. Пятёрочка по маскировке. Ацуши расположился на диване у низкого столика. Распаковал рюкзак и, пока Акутагава гремел посудой на кухне, достал содержимое: большую ёмкость смазки, три пачки крепких презиков, мазь «до», мазь «после», успокоительное, если станет плохо и хвост на силиконовой основе. Всё, как в книге. Книгу он достал в последнюю очередь, скрупулёзно сверил список. — Рюноске, где у тебя душ? Акутагава вывернул из-за угла с подносом. — Не зови меня по имени, я не разрешал. Зачем тебе ду… а-а-а! Стекло зазвенело на полу. Акутагава сжал ткань в области сердечной деятельности с явными признаками инфаркта. Так вот для чего успокоительное. — Что это такое?! — Э-э-э… — щёки Ацуши равномерно заполнились красным. — Я должен… Акутагава заткнул на полуслове одним взглядом, разъяснив при этом свою политику и отношение к происходящему. Он сделал всё, чтобы Ацуши чувствовал себя максимально неловко. И повторную порцию чая принёс только на свою персону. Тигр пить не будет — ему не до этого, а разменивать дорогую заварку на любезность не его стиль. — У… — Ацуши вжал голову в плечи, и, потирая ладони, зажатые между коленей, прошептал: — У нас… был… с… с… Акутагава изогнул то, что обычно — бровь. — Секс? — Ы-ы… — Ацуши вдавился голову глубже — откуда у него там столько места? — Как ты можешь произносить это слово так легко? Акутагава пожал плечами. Он и не вспомнит когда секс — что слово, что действие последний раз вызывало у него эмоциональный дискомфорт. — Куникида-сан не вдавался в подробности. Описал в общих чертах. Акутагава, скучающе, окинул взглядом и пригубил чай: — Ты меня трахал, о чём тут рассказывать? — он помолчал, пересчитывая количество упавших с крыши капель. — Я думал большего унижения, чем моя жизнь и быть не может. Пока не повстречался с тобой. Ацуши свесил голову на грудь. — Прости. — Не прощу. Ацуши онемевшими руками поддел подтяжку, скинул с плеча. Глаза Акутагавы расширились. Вторая подтяжка брякнулась на покрывало, руки дошли до пуговиц, когда утерянный на первой подтяжке дар речи, наконец, вернулся: — Какого хрена?! — Ты же, — Ацуши ошарашенно вскинул голову, остановившись расстёгивать пуговицы на уровне солнечного сплетения. — Са-ам сказал, что не простишь. Что сделаешь со мной… то же самое! — Это не значит, что я стану тебя трахать! — Нет? — Конечно, нет! Ацуши похлопал ресницами, молча закончил начатое, распахнул рубашку и оставил висеть на плечах. У Акутагавы кадык поджался к гландам. Он с замершим взглядом отвернулся обратно к окну наблюдать дождь. — Застегнись, — холодно бросил он, неловко отхлёбывая остывший чай. — Повторится — убью. — Не повторится, — виновато шепнул Ацуши. — То, что я сделал непростительно. Это был мой первый раз и я… Ацуши уткнулся лицом в ладони, сгорбился. — Слава богу, это не произошло с Кёкой или Йосано-сан. Посидел так — отстранёно, тыльной стороной ладони утёр глаза. — Ты можешь убить меня, или сделать что-то хуже. Я должен понести наказание. — Когда же ты перестанешь себя жалеть, — цокнул Акутагава. На день рождения Дазай подарил флакон — по виду — духов, но без запаха, поздравил со вступлением в совершеннолетие и ушагал в компании Чуи-сана. Напоследок, Акутагава поймал на себе пристальный, информативный взгляд, но в тот момент не осознал всю глубину мыслей сенсея. Уже после, отлежавшись в лазарете Порта, кажется, до него дошло. Взрослые проблемы решаются по-взрослому. Тот флакон не был забавы ради. Очередное испытание, и испытание прежде всего для Акутагавы. Сумеет ли он, поскольку умнее, справиться с партнёром, выбранным ему Дазаем в качестве напарника, или так и продолжит искать чужого одобрения. Для Ацуши выражение — «эти дни» — приобрело особое значение. Мальчик вырос до юноши, физиология вошла в силу, а в сочетании со спецификой способности приобрела гипертрофированную форму. Тигриный брачный сезон нашёл пристанище в бурлящим гормонами теле. Сколько лет должно пройти прежде, чем Ацуши научился контролировать себя. Да о чём он, Ками — Рюноске мысленно шлёпнул себя ладонью в лоб — этот идиот не обуздал способность, что говорить о животных инстинктах. Акутагава с дуру набрызгался перед выходом на поединок, а потом воочию видел, как зрачки Ацуши приняли форму узких щелок и расширились на всю радужку. В тот момент в нём не было никого, кроме похотливого хищника. Когда Акутагава попробовал защититься, с него рывком сорвали Расёмон, швырнули в сторону. Вырваться получилось лишь раз, но сбежать — нет. Тигр ухватил всего одной рукой, намотав длинный пояс на кулак, и с рёвом вмял в ближайшую стену, а после тягал, как тряпку, вспахивая носом сырую землю и разбивая лицо о бетонные блоки. Пролетая над клумбами, Акутагава несколько раз пожалел, что оставил плащ расстёгнутым. Так позорно он ещё не терял сознания, и как попал в госпиталь тоже не вспомнит, хотя есть подозрения, потому что в самый унизительный момент насилия от чужих глаз и дна позора над головой бетоном сомкнулось небо. Спасибо Чуе-сану — благородный человек. Лежа в постели под наблюдением мать-её-Хичуги, Акутагава прочёл, о таком понятии как духи с феромонами, и задница его осознала, кто из них в марте — самочка. По началу он хотел исполосовать Тигра так, что даже удивительная способность Йосано-сан не склеила бы все кусочки. Он двое суток лежал. Сломанные рёбра, рваные раны, стёкла в пояснице, засосы размером со стадион Йокогамы, но не они были хуже всего. Боль и унижение приветливые друзья с детства. Сестра была маленькой, её нужно было кормить, и подобное добро нисколько не задело, а вот забота Хигучи, в рот ей бомбовоз — задела до печёнки. Акутагава-семпай — не замолкало ни на секунду. Чайку успокоительного, Акутагава-семпай, грелку под попочку, давайте обработаю и мазью помажу, а у самой слюни капают. Вот этого он Тигру не простит! — Первый, не первый — какая разница. Даже способность Фукудзавы не помогла. Инстинкты не заглушить. Ты — животное, с этим придётся жить. Просто подвернулся я, а не Кёка. Думаешь, остановился бы? Чёрта с два! Ацуши выслушал не моргая, огромными глазами глядя на Акутагаву. — Отчасти я понимаю, почему твой Тигр выбрал жертвой меня. С Кёкой — ты — сдерживался на голой воле. Если бы ей грозила опасность познать тебя как мужчину, ты скорее всего покончил бы с собой. Тигру же всё равно. Я — твой враг. Со мной типа можно, — Акутагава процедил сквозь зубы проклятие, — так поступить. Унизить на глазах начальства и подчинённых! Я же не Кёка! Ацуши уронил голову в ладони и прошептал: — Я… я не хотел, Рюноске. — Разве я разрешал звать меня по имени? — раздражённо фыркнул Акутагава. — Я должен был умереть в пакете, в котором меня выкинули на помойку и не доставлять никому хлопот. Акутагава долго молчал, пока Ацуши погружался на дно самобичевания. Чай успел оголить дно, а мысль о том, что Дазай и Чуя друг друга ненавидят — укрепиться. С какими же проблемами пришлось столкнуться им как напарникам? Кто из них теряет контроль и насколько плачевно это может закончиться. Дазай-сан доверил ему Ацуши — ситуации, в которых Тигр берёт верх, разруливать исключительно Дракону, а он привык доверять сенсею. — Идиот. За проявленное насилие Ацуши сожрёт себя с потрохами. Наверняка, и сейчас уже жрёт, потому что вбитую науку директора приюта ничем не изъять. Никогда. Она останется с ним до смерти. Глядя на поникшего Тигра, совсем бледного и измученного, Акутагава понимает — сейчас он считает, что директор приюта был прав — он не имеет права на жизнь, а если и имеет, то по гроб обязан. Акутагаве совсем не хочется с ним возиться, но как ни прискорбно Тигр сейчас на волосок от гибели и только от правильности действий напарника зависит его дальнейшая судьба, знать бы ещё — что это за правильные действия. Ацуши раздражает. Каждое слово. Бесконечно мокрые глаза. Директор приюта не вколотил в него науку секса, и теперь он просто не знает, что делать с собственным телом. Больше, чем наверняка — первый брачный срыв произошел по весне прошлого года. Приют пережить его смог, но директор понял, что дальше не справится и дал волю тигру решать свою судьбу самостоятельно. Такого поворота директор приюта не ждал, иначе бы выйти за ворота не Тигру, а Тигрице. Подло, с какой стороны не глянь. Акутагаве всё равно. Его жизнь не была усеяна конфетами. Разница между ними лишь в том, что Акутагава всегда мог выбирать. От него, и только от него зависело будет он жить или нет, будет он побит или не будет, будет он кормить сестру или смотреть в её голодные глаза, у Тигра такой роскоши не было. Друзья это отлично, но перед ним иной уровень — личный, болезненный, в котором Ацуши потерялся. Ему необходим равный. Не учитель, а — напарник, котрый поможет разобраться в столь деликатных моментах. Дазай-сан нашёл простой способ отвести опасность от Кёки на того, кто сумеет выдержать. Кёке, как потенциальной партнёрше, нужно элементарно вырасти, а Ацуши, к тому времени, научиться управляться с собой. Дазай-сан в своём репертуаре — пользуется любыми средствами, и Акутагава — одно из таких средств. Всё, что остаётся при таком дерьмовом раскладе — не воспринимать Тигра больше, чем задание от учителя. Акутагава стиснул зубы, проглотил раздражение, если надо, он выполнит не смотря ни на что. — Это всё равно… было неплохо. Ацуши ошарашенно помолчал, роняя слёзы на щёки, потом облегчённо рассмеялся. — Был неплох, вот как. Отложенная на стол книга, вернулась в руки. — Я сделал заметки, — поделился он, открывая страницу в начале. — Тут подробно написано как и что нужно делать, чтобы подгот… Хруст форфора оборвал на полуслове. — Тигр. Не. Начи-ина-ай! Моё понимание заканчивается там, где в ход идёт твоя тупость! Ацуши неторопливо поднялся, обошёл стол и присоединился к созерцанию дождя. Часы отмерили несколько минут, прежде чем Акутагава выплыл из дум и заметил совсем близко лицо напарника. — Эй! — шарахнулся он, едва не вписавшись головой в угол комнаты. — Я тебя прикончу! Ацуши слабо улыбнулся, уткнулся лбом в худую ключицу. Пальцы осторожно тронули нижние рёбра, невесомо скользнули выше. — Рюноске, мне страшно. — Да не зови ты… Но остаток фразы затерялся где-то между губами. Рюноске очухался под утро, когда предстоящий день собрался на стёклах прозрачными каплями. На соседней подушке сопит Ацуши, локти содраны, растрёпанный, а довольный аж Расёмон чешется. Пересохшее горло потребовало водички, водичка — вертикального положения, и тут — Рюноске огляделся. Ошарашенно прошёлся глазами по бардаку. Память услужливо сделала харакири, остановив время на том, что Ацуши полез целоваться, и — накрыло. Мешанина поцелуев, неумелых ласк, нетерпения и дыхания, переполненные мартом яйца. Комната в хлам: мятый тюбик смазки удобно под рукой, пустые пачки отменных презервативов, и, кажется, остановились они лишь потому что презервативы эти закончились. Белая лужа на чёрном покрывале — Ацуши лакал молоко из его пупка, урча так, будто ничего слаще в жизни не пробовал, а ведь Рюноске сам и подливал, желая сполна насладиться ощущением лижущего тело языка. Чёртов животный магнетизм! Чёртов Дазай со своими духами! Чувствительность в причинном месте, кажется, обновилась. Рюноске, в прямом смысле, задницей прощупал наличие смазки там, где не надо бы, и покосился на ставший куцым хвост на силиконовой основе. Знали бы ВДА, что приверженец лайтовых поцелуев в марте превращается в лютого ёбаря, держали бы в клетке.***
Чуя уселся на развороченные бетонные плиты, закурил. Голову повело от количества никотина в крови и в лёгких. Неделю, а лучше две — никаких сигарет! Дазай, перепрыгивая вырванные из стен прутья, кинул хитрый взгляд в сторону горизонта интересных событий. — Это что, — Чуя выпустил струю дыма и вновь затянулся, — очередное истязание Акутагавы? — Вовсе нет, — протянул Дазай, спиной облокотился о стену и какое-то время слушал звуки за плитами. — Отойди извращенец! — закипел Чуя, — хоть бы скрыл, что тебе интересно! Дазай пожал плечами, бросил на Чую вдумчивый взгляд: — Они напарники, и должны научится справляться с любыми ситуациями. Найти выходы, чтобы в случае непредвиденных обстоятельств, таких, как например — эти — им ничего не по-ме-ша-ло. — Хочешь сказать, тебе повезло? Дазай ехидно усмехнулся: — Чу-уя, в тебе нет зверя. Максимум — болонка. — Убью, сука! — Предложение заманчивое, вот только у тебя короткие ручки. — Сука! — Я уверен, у них не будет проблем. — На что ты намекаешь, бинт ходячий? Портовые Псы, всего лишь — псы. Но Дазай предпочёл отмолчаться.***
P.S — Тигр… Акутагава старался выглядеть серьёзным, хоть и взъерошен и волосы сосульками, сгрёб в кучу складки на переносице тем местом, где у людей, обычно, брови. — Ты можешь частично активировать способность? — А? — непонимающе похлопал ресницами Ацуши. — Частично? — Ну-у, скажем не лапы, а уши? Ацуши, растомлённый утренним солнцем, пробивающимся сквозь неплотно задёрнутые шторы, растерянно почесал голову. — Надо попробовать. А…? Зачем? — Можешь или нет? — рыкнул Акутагава. Оба задумались, обоим не припомнить замечали ли хоть раз столь маловажную деталь как уши. Хвост — да, Акутагава из-за этого хвоста в коме лежал. Лапы — пожалуйста, скакал верхом, было дело. В пылу боя не до мелочей, а после и случая-то не было. Ответ не замедлил появиться аккуратными овальными ушами. — К-ха-а! — обрадовался Ацуши, отделяя волосы от шерсти. — Могу! Смотри, Рюноске, могу! — Не называй меня по имени, — недовольно скривился Акутагава, сжал кулаки от спонтанного желания потрогать, посмурнел, скрывая смущение, сложился руками на груди и старательно отвернулся. — Это личное. — Рю-у, — Ацуши приподнялся на локтях, склонил голову на бок и, как заправский котяра, зашевелил ушами. — И так могу, смотри! Акутагава снизошёл, бросил взгляд через плечо. Ацуши облизнул кончиком языка верхнюю губу, дёрнул ухом и от манящей улыбки в самых волнительных местах кровь закипела воспоминаниями: душная ночь, выгибающееся в руках юное тело, колкие язык мурашки на внутренней стороне бедра, интимно близко, там, где Ацуши совсем робеет и почти рыдает от смущения. Мордашка его поплывшая блаженством, налипшая на влажную скулу асимметрия платины, рваное дыхание открытым ртом и капли влаги по кадыку Ацуши любит секс на весу. Балансировать между наслаждением и контролем, вверяя себя без остатка чужим рукам. Он любит закидывать ногу на плечо, биться спиной и затылком в стену, упираться в ботик острыми локтями и сдирать кожу до крови, когда неловко срывается в забытьи эйфории. Акутагаву заводит контроль над ним. С садистским удовольствием он дразнит дикого зверя до краёв исступления и не даёт вкусить, пока призывно молящее тело не взмокнет, не расслабится и не станет его — всецело. Пусть на губах всё тот же — Тигр, а в мыслях — Ах-а-ах-а-цу-у-ши-и-и. Столь горячий в своём упоении, сладкий пульсом на языке, такой юный, не сдержанный Тигр вскрывает Дракону вены понятием — близость. Акутагава хапнул воздуха, поймал себя на слетевшей с лица маски суровости, и резко отвернулся. Яростный кашель согнул пополам, но совсем не потому что подкатило, а чтобы скрыть брызнувшую из ноздри кровавую струю. В ту же секунду Ацуши облепил собой спину, плечи, и моську испуганную под пряди сунул. — Что с тобой?! — Ацтань! — отпихнул Акутагава, да так, что откинул обратно к подушкам. Ацуши некоторое время наблюдал как напарника душит непривычный слуху кашель, больше похожий на матерный русский, чем на лёгочную немоготу. Ко всему он определённо точно, краем глаза зацепился за стойкое половое расположение, а значит дело вообще не в болезни. Хитрец, смекнул Ацуши, решил безнаказанно поглазеть на ушки и сдрыснуть подальше от пушистого кавая. Не в этот раз, мелькнуло в голове. Ацу-бо объявил боевое согласие, подперев тонкую ткань несгибаемым мартовским настроем. Ацуши расслабленно откинулся на влажные с ночи подушки. Приобнял ладонью промежность, и так, чтобы Акутагава отреагировал должным образом, влажно выдохнул: — Рюно-оске-е… Акутагава и отреагировал. Резким взглядом пробежался по облегающим утренний аргумент боксёрам, скользнул по юному телу, не тронутому ни станком, ни щетиной. Штанцы взвыли от натуги рвущейся под ними страсти. Давление снизилось лишь посредством капитуляции второй ноздри путём натужно брызнувшей очередной кровавой струи. — Прикройся, чёрт возьми! Ацуши беззлобно рассмеялся, глядя как Акутагава, согнутый в неизвестный иероглиф, отчаянно прикрывает нос обеими ладонями. — Рю-ю-у, — сверкнула белоснежная котовья улыбка, — я и хвост могу. Акутагава ломано втянул голову в плечи и медленно обернулся. В глазах его запечатлелся пейзаж безбожной содомии в исполнении примерного мальчика из благопристойного Агенства. Пушистый хвост бесстыже облизнул бедро. Ацуши, прикрыл глаза, игриво зацепил край резинки и оттянул боксёры вниз до нежного пушка на лобке. Сцены развратного содержания как конкретно использовать хвост в купе с Демонической Бронёй на одной определённой части тела и доступностью Ацуши, выстроились в развратной фантазии Акутагавы стройным рядом в длинную очередь, а этот — добил: раскатисто так, грудно, ломанным мальчишечьим голосом: — Мр-р-мя-я-ау-у. И хвостом припудрил подбородок. — Перестань! — завопил Акутагава, под заливистый смех, стартанул из собственного дома прямиком в верхние слои атмосферы. Ацуши проводил ленивым взглядом блеснувшую в небе искру, спрятал уши и хвост и, вздохнув, заключил: — Мафия Портовая, грозная-фартовая… пф-ф! Мысленно он поставил себе в воображаемый дневник пятёрочку по сдаче нормативов изведения противника, а в воображаемое задание от начальства — воображаемый штамп с вердиктом: Акутагава Рю, Бешеный пёс Портовой мафии — обезврежено!