Сломать

      За столом повисла почти гробовая тишина, которую теперь разбавляло только шумное дыхание Клэя. Буквально пару минут назад безоговорочно правящий президент клуба был грубо мной остановлен, и теперь с нескрываемой ненавистью смотрел исподлобья. Я почти кожей ощущал, что в нём клокотала злоба — и это понятно, на его авторитет посягнул не просто рядовой исполнитель, а приёмный сын, вице президент этого же клуба, ослушавшийся приказа и открыто напавший на него. Он хотел бы прямо сейчас вцепиться мне в глотку, и бить, что есть сил, в наказание за неповиновение, в отместку за содеянное… Но не мог. Несколько мгновений назад я ножом пригвоздил его правую руку к столу. Тогда он ещё мог отмахиваться второй, пока здоровой рукой, и у него была надежда отбиться, но мне не составило труда обезвредить и её. Я сломал запястье его левой — перехватив и с силой согнув против хода, раскрошив не самый прочный сустав.       Всё случилось, когда он отдал мне приказ, который я не захотел исполнять. Разумеется, это был лишь повод напасть — Клэй не ожидал такого прямого вызова, расслабился на своём троне. Он даже не сумел среагировать, когда я в один прыжок через стол оказался напротив него и вонзил нож ему в кисть.       Теперь его руки лежали на столе — сквозь ладонь одной в столешницу впился добротный нож, а вторая безвольно покоилась на глади прожжённого и закопчённого сигаретным дымом дерева. Он буравил меня взглядом — то единственное, что ему оставалось — остальные, а их было немало, хранили молчание. Никто не решился, а может, просто не захотел вступиться за него. Клэй остался один на один с надвигающимися переменами.       Он и сам видел, что ребята не спешат к нему на помощь. Наверняка, это вызывало досаду и ярость. А если была ещё и легкая растерянность, пока он ее не показывал, не терял самообладания, хотя оказался в беспомощном положении, лишённый способности к сопротивлению, ожидающий худшего. Думаю, он ещё не до конца верил в происходящее, может, уповал на нерешительность подчинённых. Подчинённых — правильное слово, грозного жестокого Клэя все побаивались — этот садист без зазрения совести ломал кости своим людям за малейшие прегрешения.       Я надеялся увидеть в его тёмных глазах смятение и готовность к разумному диалогу. Но слишком уж долго он крепко держал нас всех в узде, чтобы вот так запросто отказаться от практически единоличной власти. И тут я решил для себя, что сегодня он уйдёт, добровольно или принудительно, и у банды будет новый предводитель. Давно пора.       — Сучий потрох! Я тебя урою. — С расстановкой процедил он, прожигая меня взглядом.       Я усмехнулся.       — Что ты можешь сделать? — обернувшись, я оглядел присутствующих. — Никто из них не шелохнулся, чтобы мне помешать.       Ответа не последовало.       — Думаю, пришло время нам с тобой предметно потолковать.       Я слез на пол и прошёлся к барной стойке — там хранился скотч. Клэй никуда не денется — вряд ли кто-то вздумает ему помогать, а сам он сломанной рукой ни в жизнь не освободит вторую, если только ради этого не разрежет кисть надвое.       Вернувшись с рулоном, я обошёл Клэя и рванул его сломанную руку со стола. Я ощутил едва заметное сопротивление — главарь попытался вырваться, но покалеченная рука не слушалась, а я держал крепко. Мне не пришлось сильно стараться, чтобы примотать её скотчем к спинке стула, плотненько так — Клэй не сможет её выдернуть. Он провожал мои действия раздражённым взглядом. Пока только раздражённым. Пришёл черёд второй руки — сначала извлечь нож.       — Жабеныш! — пытаясь демонстрировать пренебрежение, проговорил Клэй, когда я коснулся рукояти. — Я тебя в порошок сотру, считай, ты уже труп!       — Это мы ещё посмотрим, приятель! — весело отозвался я, резко освободив нож, и точным движением приставив его к шее главаря. — Сотрёшь, говоришь?       Спеси чуть поубавилось. Короткий взгляд с промелькнувшим испугом, но выражение глаз сменилось быстро. Клэй едва рыкнул, но я чуть двинул лезвие в сторону, рассекая верхний слой кожи. Появилась нитевидная красная черта, он втянул воздух носом, перевёл взгляд на пол.       — Ты не торопись, крошка, нам предстоит обстоятельная беседа! — заверил я, приматывая вторую руку к спинке, на манер первой. — Вот теперь порядок. Ты почти готов для разговора!       Глаза Клэя, излучавшие только ярость, сейчас налились кровью, под тяжёлое дыхание, выдающее его состояние, этот взгляд мог бы прожечь бетон! Надо огорошить его чем-нибудь.       — Вот это экспрессия, Клэй! — горячо похвалил я. — Тебе следовало освоить профессию актёра. Какие живые эмоции!       За спиной раздался лёгкий смешок. Клэй быстро посмотрел в ту сторону, очевидно, пытаясь отыскать, кого он покарает следом, сразу после меня, но я уже надевал кастет. Заметив это, главарь едва покачал головой, растерянно глядя мне в глаза, будто не веря, что сейчас я превращу его лицо в отбивную, или пытаясь сказать невнятное бессловесное «нет». Я в ответ утвердительно кивнул с довольным оскалом на роже.       — Ты узнаёшь, да? — проводя пальцем по заострённым выступам металла, поговорил я. — Веселее было бы только разукрасить тебя твоим же кастетом, но мне лень шарить у тебя по карманам. — Я задумчиво перебрал в памяти тех ребят, которые ощутили на себе кастет Клэя. — Твой повидал немало крови, правда?       Я нанёс ему первый удар. Холодный металл впечатался в скулу, разорвав в том месте кожу, а едва слышный хруст возвестил о травме кости. Голова дёрнулась в сторону под едва слышный стон. Божественно! Как же приятно было, наконец, его ударить. Сколько времени я хотел это сделать. Клэй почти подавил реакцию, вернул ориентацию в пространстве. Я размахнулся посильнее и обрушил второй удар. Снова его башка дёрнулась в сторону под глухой хруст челюсти. Я подождал, пока он оправится. Клэй сплюнул на пол кровь и поднял на меня испепеляющий взгляд, показывая, что ему все нипочем. Однако, предательский пот, густо проступивший на лбу, и заметно даже для царящего здесь полумрака расширенные зрачки говорили сами за себя.       — Выродок. — Наконец, зловеще прошипел он. Везучий — челюсть не сломана. — Я до тебя доберусь, сучий потрох!       Я отправил третий удар ему в лицо. На этот раз пострадал нос, а черепушка впечаталась затылком в высокую спинку. Кожа вскрыта кастетом, тонкий хрящ проломлен, из ноздрей хлынула кровь, заливая подбородок, капая на светлую футболку под кожаной безрукавкой с символикой клуба. Видать, очень ощутимо — Клэй взвыл, но быстро сменил вой на рык, потом вскинул голову и оглядел зал.       — Ублюдки чёртовы! Что вы стоите? Сделайте что-нибудь!        Я невольно сделал то же — никто не шелохнулся, и меня пробрал смех.       Беспомощный — как, должно быть, ему сейчас обидно. Я от души посмеялся в полнейшей тишине. Где-то чиркнула зажигалка — кто-то определённо наслаждался зрелищем. Мне всё ещё было смешно, но останавливаться я не собирался, да и кастет не снял — размахнулся, но не сильно, и впечатал кулак в беззащитное солнечное сплетение. Хороший получился кросс. Клэй закономерно задохнулся от сокрушительного спазма, долго ловил ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег, а едва задышал — зашёлся в истошном кашле, зажмурил глаза, на которые навернулись рефлекторные слёзы. Не те, конечно, которых стоит особо стыдиться, но всё же. Ещё одна капля в луже тотального уничтожения его авторитета.       Я не спешил — некуда спешить. Ребята одобряли. Никто не станет мне мешать, а может, некоторые из них потом даже присоединятся. Бобби отвёл глаза, когда Клэй вопрошающе на него глянул. Нет у президента поддержки, а у меня достаточно времени, чтобы не торопясь превратить его волю в месиво разрозненных инстинктов.       Пока Клэй пытался восстановить дыхание, я оттащил его стул чуть в сторону от стола, так больше простора для действий. Удобный момент, чтобы обездвижить ноги, но он уже почти очухался, готовясь сопротивляться. Не нужна мне эта клоунада — молча и без предупреждения я снова ударил его в живот. Дважды. Быстрые, тяжело впечатавшиеся в тело кулаки, выбили из него дух. Пока он хрипит и кашляет, ему будет не до ног.       Я примотал их к передним ножкам стула — добротно, от лодыжки почти до колена. Стопы решил пока не трогать и обувь не снимать. Всегда можно будет избавить его от кроссовок и… например, стукнуть пару раз молотком по пальцам.       Клэй с трудом восстановил дыхание после второй порции трёпки. Он не успел отдышаться после первого раунда, а продолжение ещё сильнее выбило его из колеи. Только в фильмах показывают, как доблестный герой после пары хороших ударов в брюхо встаёт и бежит, как ни в чём не бывало. В жизни всё вот так, как с Клэем. Сурово и печально. Я искренне смаковал его зависимость, но что может быть приятнее лживой заботы:       — Ты в норме? — спросил я, присаживаясь на корточки перед ним.       Пришлось, чтобы заглянуть в глаза — он всё ещё сидел, немного сгорбившись. Слегка подрагивал телом, наверное, я сломал ему пару рёбер, и теперь каждый вдох давался с трудом.       — Знаешь, я подумал, что ты засиделся в президентах. — Продолжил я лёгким тоном, никакой патетики — простые факты. — Я хочу, чтобы ты ушёл в отставку.       Клэй перевёл на меня задумчивый взгляд и долго смотрел, будто намереваясь просверлить во мне дырку. Секунд, наверное, тридцать. Висела прямо гнетущая пауза. Я спокойно выдержал это несложное испытание. Казалось, он взвешивал, как мне ответить. Пугать? Он в беспомощном положении. Согласиться? И отдать то, с чем он сроднился и сросся, что питало его пороки долгие годы? Нет, он размышлял, как ответить, чтобы не потерять достоинства. И не уступить.       — Я — лидер этого клуба. — С расстановкой уверенно произнёс он. — Тебе придётся убить меня, чтобы занять моё место.       Какой пафос! Это он зря. Я хмыкнул и обернулся к остальным:       — Убить его? — спросил я, глядя в глаза моим будущим исполнителям. — Давайте проголосуем. Кто хочет его смерти?       Первым руку поднял Тиг, а за ним потянулись и другие. Не скажу, что многие хотели смерти Клэя, но чуть меньше половины присутствующих были готовы даровать её. Нет, уж. Так не пойдёт.       — А кто за то, чтобы ласково заставить его уйти? — с нажимом на слове «ласково» произнёс я и поднял руку.       На этот раз к моему удивлению руки вверх подняли все без исключения. Видимо, они смекнули, что именно я вложил в понятие «ласково» — речь, конечно, не шла ни о какой ласке.       Я стянул кастет и вальяжно закурил, давая отдых своим пальцам, а Клэю время осознать всю плачевность своего положения — все члены клуба определённо готовы были растерзать его на куски, и в данный момент только я находился между ним и этими акулами. Какая ирония — человек, который собирается подвергнуть его стольким испытаниям, сколько потребуется, чтобы вынудить оставить пост, по сути, защищает его от ещё большей опасности. Но никто бы не попытался, даже не задумался бы об этом, если бы я сегодня не всколыхнул гладь воды, ниже которой они сидели.       Сигарета тлела, я стряхивал пепел на одежду Клэя, с откровенной усмешкой глядя в его глаза, сейчас светящиеся бессильным раненым гневом. Наверное, страшно вдруг вот так в один момент из наполненного силой и властью человека превратиться в жалкую куклу для битья, но мы ещё только начали.       — Так, что, Клэй? — я собрал в кулаке клок его волос на макушке и поднёс окурок к лицу, уперев указательный палец в торец фильтра. — Может, договоримся по-хорошему?       Я задал вопрос для вида, поскольку в любом случае затушил бы сигарету в открытой ране у него на скуле. Уголёк, разогретый до пары сотен градусов, двигался к лицу отчима медленно, будто предлагая сдаться. О, этот тоскливый взгляд, который метался между мной и приближающимся злом, был бесподобен. Разумеется, он ничего не сказал, только безуспешно пытался дергаться, пока кровь в ране не зашипела под окурком. Тут он взвыл, не прекращая попыток вырвать свои волосы из моего кулака. Опомнился через несколько секунд, стиснул зубы.       Я всё ещё держал его за волосы, это было не только удобно, но даже приятно. Жаль, что у меня была только одна тлеющая сигарета. Обернувшись к остальным, я спросил:       — Кому ещё негде сигарету затушить?       Из глубины комнаты ко мне направился парнишка-новичок, он недавно с нами. Мой кулак в этот момент уловил яростные рывки — вдвое яростнее, чем до этого — Клэй не мог стерпеть такое оскорбление и начал неистово высвобождаться.       — Тщетно, приятель! — я усмехнулся ему в лицо, поскольку держал намертво.       Парень только закурил, сигарета была едва початой, но он с удовольствием вдавил её в лоб Клэю, вероятно, припомнив какую-то свою обиду.       Президент перестал двигаться, едва тлеющий табак коснулся кожи — думаю, не хотел увеличивать область поражения. Сомкнул челюсти, выдавил стон и даже поник — что теперь-то рыпаться, когда сигарета прижгла кожу — пора начинать экономить силы. Но я-то не собирался останавливаться.       — Ты удивишься, Клэй, — снова начал я, поднимая его голову так, чтобы он смотрел мне в лицо. Растерянный взгляд, но всё ещё злобный, хотя агрессии уже сильно поубавилось. — Убить тебя было бы проще, но это не мой метод. Не хочу замазываться в убийстве, поэтому прошу тебя освободить тёплое местечко добровольно. Ты же понимаешь, что мне спешить некуда, а ребята смотрят на действо заинтересованными глазами?       — Пошёл ты. — Пренебрежительный плевок на пол.       С задранной головой он мог бы попасть мне на ботинок, нахал.       — Я пойду. — Улыбаюсь, показываю пальцем на стойку, бросаю его голову, которую он тут же роняет на грудь. — За виски. Хорошо горит, ты знаешь?       Я направился к барной стойке, прямо кожей чувствуя, что Клэй смотрит мне в спину. Пусть гадает, что я собрался делать с виски, особенно после упоминания горючести. Есть одна интересная идея, и для неё мне понадобится не только виски. Беру с собой Бэлентайнс и пару бутылок содовой.       Вернувшись к подопечному, оглядываю присутствующих, ребята действительно смотрят с интересом! Нет, я знал, Клэй успел достать не только меня, но не представлял, что настолько. Усаживаюсь по-восточному перед стулом и снимаю кроссовок с его правой ноги.       — Так ты лучше разглядишь отблески пламени в моих глазах, Клэй! — кровожадно улыбаясь, поливаю его стопу вискарем. В глазах появились искорки страха. Кажется, босс понял, что тормозов от меня можно не ждать. Вот он, первый звоночек. Он отчаянно дрыгал стопой, надеясь отодвинуть ногу, но пока только создавал мне лёгкое неудобство. Я встал и пару раз стукнул его в живот, чтобы добавить проблем уже ему. Будет вспоминать, как надо дышать, отвлечется. Так и случилось. Хриплый кашель, доносящийся чуть сверху, беспокоил меня куда меньше, чем постоянные рывки ступни, и я без особых усилий густо смочил его носок горючим.       Лихорадочный взгляд Клэя остановился на мне, выдавая беспокойство. Я по-дружески улыбнулся, сделал пару глотков из горла и протянул бутылку Клэю:       — Хочешь?       Он, кажется, не понял иронии. Этот жест всего лишь призван отсрочить неизбежное, потянуть немного времени, заставить его трепетать в ожидании моих дальнейших действий.       Не получив ответа, я махнул рукой и отставил бутылку в сторону.       — У тебя же лапки… Ну, не хочешь — как хочешь, Клэй.       Я с удовольствием вытащил зиппо из кармана, высек пламя, любуясь им. Приятно было слышать загнанное обреченное дыхание своей жертвы, сознавать, что этот страх видят все наши ребята. Хотя, конечно, кто бы ни боялся, ожидая, как ему подожгут ступню.       — Носочки-то хлопчатобумажные? — усмехаюсь в последний раз перед тем, как поджечь. — Синтетика горит куда неприятнее.       С этими словами опускаю руку и подношу пламя. Ступня Клэя в миг покрывается сначала голубым, стелющимся — выгорают пары, — а потом настоящим пламенем. Сверху слышится рёв — президент кричит и елозит на стуле, пытаясь ускользнуть от шквала ощущений, добросовестно передаваемых жаренными нервными окончаниями. Глаза зажмурены, губы застыли в натужном крике сквозь сжатые зубы, брови нахмурены, и пот льёт со лба градом, попадая в раны на лице.       Я подождал буквально минутку, уж точно показавшуюся Клэю часом, и залил пламя содовой. Бедняга ещё некоторое время продолжал неконтролируемо стонать и выть, опустив голову в надежде спрятать от нас лицо.       Пора как следует припугнуть его. Я встал и вылил оставшийся в бутылке виски ему на голову. Он вскинулся на меня с совершенно безумным взглядом, в котором боролись паника и упрямство. Инстинкт самосохранения вопил, а гордость пыталась его перекричать. Но уже до конца не получалось. Я снова высек огонь из зажигалки и принялся водить ею у него перед носом. Не то чтобы слишком близко — не хотел его подпалить, но достаточно, чтобы увидеть его нервную дрожь. Он действительно дрожал, вжимая голову в плечи, скукожившись, буквально слившись со спинкой стула, в забавных попытках отстраниться от мелькающего перед лицом пламени. Впрочем, ребята тоже притихли, будто и вовсе перестали дышать. Становиться местным Геростратом мне ни к чему, да и Клэй — не храм Артемиды, — я не собирался сжигать его живьём, но у ребят, кажется, я только что снискал прочную славу безбашенного психа. Ничего, пусть побаиваются. Я — хоть и псих, но справедливый, не то, что наш бывший босс.       — Видел бы ты себя, Клэй! — я от души рассмеялся, убирая зажигалку. — Ты и вправду подумал, что я тебя подожгу? Я ж не зверь какой — делать твою рожу ещё уродливее! Но парочку развлечений для тебя всё-таки припас.       Клэй смотрел на меня настороженно, медленно отходя от шока. Молча. Я собирался подвесить его на подъёмнике. В нашем ангаре имелся небольшой кран для ремонта двигателей. Но собственноручно переть его тушу в другую часть большого помещения было бы глупо. Судя по всему, настала пора командовать своими будущими солдатами.       Я наклонился к свергнутому президенту, заглянул в слегка ошалелые глаза, похлопал пару раз по щекам. Взгляд сделался осмысленнее. Что же, дух сопротивления в нем еще не пропал. Я сильно приложил его ладонями по ушам. Хороший приём — дезориентирует противника, временно лишая слуха, пугая непривычной болью и заставляя гадать, остались ли целы барабанные перепонки. Но Клэй не потерял сознания, только запрокинул голову и отсутствующим взглядом уставился в потолок. То-то мне и надо.       Ножом, ещё даже не вытертым от крови Клэя, я разрезал скотч на его руках, сдёрнул с плеч кожанку с косой и сцепил большие пальцы вместе при помощи пластиковой стяжки. Рядом, почти внахлёст, затянул вторую. Несколько таких я носил в кармане — всегда пригодится заменить разболтавшийся хомут или обездвижить пару мексиканских ушлепков. Освободил Клэю ноги и обернулся к ребятам:       — Мак, Шустрый, волочите тушу к подъёмнику!       Парни взялись за бывшего босса без возражений. Он всё ещё не пришёл в себя. Наверное, придется окатить его водой, чтобы чуть растормошить. Вскоре его притащили, и я по кнопке опустил крюк, подцепил одну из стяжек острой частью и начал поднимать. Едва ноги Клэя повисли в воздухе, он застонал, даже встряхнулся и выпучил на меня полные непонимания глаза. Суставы больших пальцев достаточно прочные, чтобы выдержать его вес, но стяжки мгновенно прогрызли рыхлую кожу, и к запястьям заструилась кровь. Ребята окружили подъёмник, очевидно, втянувшись во вкус мучений Клэя, и смотрели за тем, что я придумал на этот раз.       — Хочешь что-нибудь сказать? — спросил я, глядя снизу вверх в лицо президента, вздёрнутого за руки на подъёмнике. — Тебе же хуже.       Клэй молчал. Упрямый, как все ирландцы, он не желал просить ни о чём. Пока он хорошо держится, но очень скоро к ощущениям отрываемых с мясом суставов добавятся новые, которые я ему обеспечу, и этот коктейль станет невыносимым.       Я кивнул Шустрому, и мы направились в кабинет Клэя — небольшую каморку, отгороженную от общего помещения нашего ангара рифлёным листовым металлом. Он называл это офисом, здесь рассчитывался с покупателями, вёл переговоры, получал заказы. Я полез в стеллаж за мебельным степлером, а Шустрый взялся за сейф и, к нашему общему удивлению, открыл. Видать, Клэй собирался к нему вернуться после внезапно прерванного мной совещания.       — Вот, ублюдок! Мразь! — вскричал Шустрый — в сейфе лежало несколько плотно скрученных бочонков стодолларовых купюр, перетянутых резинками. — Рыжий пару дней назад просил у него денег на операцию малышки, этот гад сказал, что общак пуст. Крысит, сука!       Шустрый схватил несколько бумажных цилиндров и пулей вылетел к подъёмнику, поднял их над собой и огласил всем, что в клубе есть деньги, но главный не делится. Я шарил по полкам, пока не нашёл инструмент, а за хлипкой дверью уже разгорелись дебаты о том, чтобы прямо сейчас выжечь татуху Клэя и выкинуть на улицу, как мешок дерьма.       Все притихли, когда я вышел в общий зал. Они были злы на Клэя. Да уж, с такими сюрпризами может статься, что он не доживёт до своего окончательного падения.       Я снова вынул нож и под одобрительные взгляды приблизился к президенту клуба. Лезвие бликовало в свете ламп, но Клэй стоически сносил истязания, а страх, кажется, заглушил волевым принятием неизбежного — было похоже, что я буду его резать.       Острое лезвие впилось в майку и вспороло её изнутри по всей длине, обнажая рыжеволосую грудь. Судорожные сокращения грудной клетки выдавали учащенное сердцебиение.       — Приготовься, Клэй. — Я улыбнулся и приставил мебельный степлер к его нижним рёбрам чуть правее солнечного сплетения. — Будет очень неприятно.       Он ничего не сказал. Непокорный до конца? Степлер щёлкнул, скоба на дикой скорости впилась в костную ткань рёбер моего приёмного отца. От пронзительного укола он запрокинул голову, тело пробила дрожь, а на лбу снова выступил пот. Я не стал делать перерывов, сместил степлер ближе к центру на дюйм и так же скрепил две ближайших рёбра между собой. Снова стон сквозь стиснутые зубы. Потом ещё скоба, и очередной стон, громче, выше, надсаднее.       Признаться, это было даже увлекательно, будто заново обивать кожей его грудную клетку. Скобы входили легко, как в мягкое красное дерево, вдавливая за собой кожу, а из точек входа начинала сочиться кровь. Я дошёл по правой стороне почти до ключицы, Клэй выказывал явные признаки дикой разрушительной боли и усталости. Полностью покрылся потом, тело рефлекторно дрожало — он уже не мог нормально дышать, скобы мешали рёбрам раскрываться, блокируя межрёберные мышцы. Думаю, когда я закончу со второй стороной, он начнёт испытывать лёгкое кислородное голодание.       Хах, я рассмеялся, едва подумал об этом, и деловито обошёл Клэя слева. Кислородное голодание — ничто по сравнению с убийством при помощи пакета. Клэй мог бы стрелять в своих врагов, но предпочитал убивать так, глядя, как они мучаются в длинной предсмертной агонии.       Президент стонал в голос, уже не переставая, когда я закончил вгонять скобы в его грудную клетку. Выглядела она теперь, как стёганое одеяло. Ребята смотрели и кивали, очевидно, считая, что он это заслужил, согласные со мной.       — Подай мне трос на пять, Шустрый. — Скомандовал я, отложив степлер в сторону.       Он в своей суетливой манере передал мне небольшой моток. Не знаю, чего в его мыслях было больше — опаски или интереса. Я спокойно сформировал петлю и перекинул через голову нашего бывшего лидера, затем обвил тросом тело, обернул несколько раз с шагом в несколько дюймов и, наконец, включив горелку, направил её пламя на тонкий гибкий металл. Однажды трос нагреется, посмотрим, как станет вести себя Клэй.       Впрочем, едва тепло начало раздаваться по тросу, Клэй задёргался, очевидно, осознав, что его ждёт. Извивался, как червяк на крючке, наплевав на страшную ломоту в больших пальцах, обливаясь потом. Может, надеялся освободиться? Он иррационально мотал головой из стороны в сторону — не мог позволить себе открыть рот и произнести эти слова, но всё его тело буквально вопило: «Хватит! Джекс, остановись! Мне страшно! Не надо!» Мы дождёмся, Клэй, когда ты скажешь это вслух, взмолишься, сам попросишь меня возглавить Сынов.       Оставив жертву прямо так, я взял банку пива из-за стойки и молча вышел на улицу через задние ворота. Плевать, последуют ли за мной остальные или останутся смотреть. Я собирался покурить на воздухе и спокойно подумать о нашем общем с клубом будущем.       Размеренное чередование затяжек и глотков прохладного Bud действовало умиротворяюще. Вдох, выдох. Стоял бы здесь вечность. Чарминг прекрасен в это время года. Солнце клонилось к закату, но я был готов посвятить общению с президентом всю ночь. Ничто больше не сдерживало моей решимости, даже ребята — в особенности то, что они не встали на сторону Клэя, забило в его гроб последний гвоздь. Ещё пару лет назад никто бы не одобрил подобного, но президент натурально слетел с катушек, его следовало остановить.       Народ постепенно присоединился ко мне, и вскоре на заднем дворе оказались все. Оставили Клэя болтаться на подъёмнике в тихом одиночестве. Кто-то начал швырять мяч в кольцо, некоторые отправились проверить мотоциклы, Тиг молча уставился на закат, в своей неизбывно загадочной созерцательной манере. Ко мне подошёл Шустрый и, переминаясь с ноги на ногу быстро произнёс:       — А это чё, мы Клэя так и оставим?       — Ты против? — переспросил в ответ я, обняв его за плечи. Он отрицательно покачал головой. — Нет, Шустрый, мы непременно к нему вернёмся. Позже.       Я отошел от задумавшегося парня и присоединился к импровизированной игре в баскетбол. Подмывало пойти и посмотреть, как себя чувствует Клэй, поджариваемый на медленном огне, но я знал, зачем оставил его одного — ужас от пытки, когда нет наблюдателя, который может сжалиться и прекратить страдания, утраивается. Ему даже некого просить о снисхождении. Один на один с раскаленным тросом без надежды на спасение.       Спустя полчаса из ангара начали доноситься стоны. Сначала сдержанные, затем громкость и высота нарастали, иногда срываясь в нечто, напоминающее тонкий вой. Нет, Клэй не просил о помощи, пока не просил, даже если медленно и неотвратимо плавящаяся собственная кожа сводила его с ума. Думаю, он какое-то время держался, но любому терпению и даже стальной воле однажды приходит конец.       Я неспешно отправился обратно, боковым зрением заметив, что члены клуба тоже стали подтягиваться за мной. Что же, ожидаемая реакция, и это на руку — чем больше людей запомнит Клэя растоптанным и сломленным, тем лучше будет эффект от всего того, что я сегодня делаю.       Едва я появился в широком проёме задней двери ангара, до меня донёсся запах жжёной плоти. Клэй сразу заметил своего мучителя и бросил на меня затравленный взгляд, тут же попытался изобразить непримиримость, но надежду из покрасневших слезящихся глаз вытравить не смог. Он обвис на крюке, напоминая сосиску на коптильне, не имея больше сил напрягать мышцы. Я шёл к нему, смакуя его вид, посмеиваясь над мыслью, что он похож на большой безвольный член. Приблизился и застыл перед ним, натянув самую самодовольную свою ухмылку. Он же не думает, что я спешу его спасать?       В местах прилегания к телу одежда закономерно сгорела. Следы ожогов от троса тоже выглядели очень неприятно — верхний слой кожи подпалился, где-то только пошёл волдырями, а где-то полопался, пропустив раскаленный металл к слабо защищённой плоти. Сам трос в этих местах являл на себе разводы подгоревшего кожного жира и запёкшейся, уже почти совсем почерневшей крови. Нет, я не собирался дожаривать его так, но и бесплатно делиться своими планами тоже не торопился. Так что просто стоял и, ухмыляясь, смотрел. За спиной уже сгруппировались все, тихо перешёптывались, злорадно шипели что-то о том, что Клэй, наконец, получит сполна. Кажется, они тоже решили, что я намерен вот так его убить.       На лице бывшего тирана, оказавшегося теперь в неожиданной для себя роли, отражалась вся гамма эмоций, выдавая его внутреннюю борьбу. Сначала он просто пытался подавлять жалобную мольбу измученного тела, держать озлобленную или хотя бы не слишком страдающую мину, но чем дольше я стоял без движения, тем больше тревоги появлялось в его взгляде, и ее уже не получалось скрывать. Клэя корежило и выгибало, дрожащие губы кривились от еле сдерживаемого из последних сил крика. А может быть, он тратил эти последние силы на то, чтобы запретить себе просить пощады. Уже можно было бы срезать стяжку, отпустить его, дать передышку, но я стоял, размышляя о причинах такого поведения. Было ли это проявлением легендарного тупого ирландского упрямства, или президент планировал бороться в будущем за свое место вожака стаи.Стоял и думал, перебирая варианты. Пока в глазах отчима вместо превозмогаемых мук не выплыл на поверхность настоящий ужас.       Я выключил подогревающую трос горелку и вынул нож. Неспешно вернулся к нему. Клэй успел предположить всякое и снова боязливо покосился на нож. К облегчению Клэя, я всего лишь потянулся и перерезал ту стяжку, что держала его на весу. Вторая, скреплявшая пальцы между собой, осталась на месте, отнимая у него возможность пользоваться руками. Клэй и не стал сопротивляться, просто не смог — глухо охнув, он упал на пол, как мешок овощей, застонал, невольно радуясь долгожданной милости.       Я отошёл в сторону — Клэй сейчас не опасен, а вот охладить его ожоги не помешает. Я оглянулся, поймал взглядом Шустрого и жестом показал ему включить воду в шланг, который мы использовали для мытья техники. Резина дёрнулась в руке от напора воды, из открытого конца брызнула холодная струя. Я направил её на Клэя. Казалось, он даже получил удовольствие, хотя падающая на ещё не остывший трос вода шипела и точно щипала раны, но ему было плевать — это значительно уменьшало боль в обожжённой коже, и он определённо наслаждался.       Я закончил лить воду где-то через минуту, дав свинке поваляться в луже, но хорошего помаленьку. Закрывать воду тем же манером отправил Шустрого. Наверное, все это представление его чересчур впечатлило и добавило рассеянности, учитывая, что он и без всякого повода способен косячить на пустом месте. Вот и сейчас, возвращаясь назад в «зрительную зону», парень зацепил пару крокодилов под напряжением. Кто-то прикуривал машину и забыл убрать провода с живого аккумулятора. Крокодилы упали аккурат в лужу, в которой плескался Клэй, и мы увидели закономерный итог — президент, изогнувшись дугой, корчится в диких судорогах на полу, с вылезшими из орбит глазами и абсолютно перекошенным лицом. Ещё бы, все мышцы свело, сохранишь тут человеческий облик! Это всё сопровождается довольным гоготом ребят, даже мне стало смешно, какая нелепая ситуация — я не планировал в своих играх использовать электричество.       — Тебя даже сама судьба наказывает! — констатировал я.       Теперь лужу надо осторожно обесточить. Я по сухому полу дошёл до проводов и тихонько вытянул их из воды. Едва Клэя перестало бить током, он заревел, как раненное животное. Видать, очень неприятно. Пока мышцы были сведены, он не мог бы даже полноценно дышать. Мне в голову против воли закралась соблазнительная идея.       — Хм, его судьба наказывает, да? — спросил я, обращаясь к зрителям. Они закивали, и я продолжил. — Тогда кто я такой, чтобы перечить судьбе?       С этими словами под полный протеста взгляд Клэя снова бросил провода в лужу. Мы все вдоволь насмотрелись на бугрящиеся под кожей подопытного до предела напряжённые мышцы, полный муки взгляд, неестественно изогнутое тело, трясущееся на полу, теперь уже под аккомпанемент слабых хрипов. Орать он не мог, но так или иначе какие-то звуки производил. Раз уж я начал, решил насладиться сполна. Снова вытянул провода секунд через тридцать и дал Клэю немного отдохнуть, или правильнее будет сказать — постонать. Небольшую передышку он получил, но вряд ли это добавило облегчения. Я бросил провода в лужу в третий раз, и ребята одобрительно засмеялись, поняв, что именно я делаю.       Вскоре электрические конвульсии Клэя мне надоели. Изначально я совсем не это планировал, да и не планировал по большому счёту. Слишком большой список претензий к Клэю накопился и вылился сначала в экспромт с неповиновением приказу, а потом всё само собой пришло к этому итогу. Что, помнится, я говорил в самом начале? Он засиделся, и ему надо уйти. Я всего лишь не хочу больше терпеть его во главе стола, а всё происходящее пока не очень напоминает простое смещение с поста. Клэй, сам злопамятный и жестокий, выглядит едва ли не мучеником. Придется это исправить.       Лужа была обесточена и безопасна, Клэй валялся в ней и жадно, со всхлипами ловил воздух ртом, ещё не плакал, но был к тому весьма близок. Он почти не двигался, тело сотрясала крупная дрожь не то от холода, не то от стресса, и видок у него был жалкий и обессиленный.       Я лениво подошёл к нему и, по-хозяйски вцепившись в волосы, стал поднимать. Глухой стон и отчаянное рычание Клэя, сопровождали перемещение его в вертикальное положение, и он замер, стоя на коленях, повинуясь моей руке. Он смотрел на меня снизу вверх, очевидно подтверждая моё превосходство. Даже если бы он признал это вслух, сейчас я бы не стал останавливаться. Я придумал блистательный заключительный аккорд моего шоу и не собирался им поступаться.       Обойдя по дуге, я встал у президента за спиной, снова вытащил свой нож и оглядел членов клуба. Я не мог не заметить кровожадное предвкушение в глазах у некоторых — кажется, они решили, что сейчас на пол прольётся кровь Клэя. Они будут разочарованы, но не сразу. Приставив острое лезвие к горлу президента, я напомнил ему:       — А я ведь просто предлагал тебе уйти.       — Режь уже, ушлепок!       Кажется, в эту фразу Клэй вложил всё своё пренебрежение ко мне, собрался с духом, и был действительно готов вот так умереть. Не тут-то было. Я переставил нож к его щеке.       — Так легко сдохнуть я тебе не дам!       — А что? — Он дрожал всем телом, очевидно, досадуя, что пытки и издевательства продолжатся. — Оставишь ещё один шрам у меня на щеке? Щенок!       — Неверное предположение. — Я начал медленно опускать нож к подбородку бреющим движением. — Никогда не видел, чтобы ты брился — интересно посмотреть. Да и… не достоин ты носить бороду, как все честные байкеры.       Он попытался сдвинуться, и нож резанул по коже. Не так и глубоко, но Клэй зашипел. Выступившая кровь образовала тонкую длинную линию, которая вскоре начала плавиться потёками. Дальше он почти перестал вырываться, смирился, и я беспрепятственно добрил обе его щеки. Пришёл черёд подбородка, но в «зрительном зале» люди начали смеяться едва ли не в голос, и Клэй пришёл в неистовство. Он удвоил, утроил мотания головой, стал крутиться всем телом, даже попытался встать, а потом снова расслабился и проговорил:       — Ты — кусок дерьма. Сын слабака и потаскухи! Мне даже не пришлось заниматься твоим воспитанием, чтобы залезть под юбку Джемме! Она сама этого хотела, я только позволял.       Весь клуб притих, а Клэй рассмеялся. Я же пришёл в ярость. Наши с ним разборки на то и наши, чтобы не приплетать сюда маму. И даже оскорбление в свой адрес я принял бы проще, чем то, что он обозвал её потаскухой. Я усилием воли погасил бушующее внутри пламя, чтобы ненароком не убить со злости и задумчиво произнёс:       — Сын слабака, говоришь.       Я не стал отклоняться от плана, как бы Клэй ни пытался меня вывести из равновесия — тщательно добрил ему усы и подбородок. На этот раз пришлось придерживать его почти в удушающем захвате, поскольку он сильно мешал своими попытками высвободиться.       Закончив, я спрятал нож в ножнах на поясе, и Клэй расслабился. Прекратил сопротивляться сразу, как это стало не нужно, так и остался стоять на коленях, поудобнее устроив скованные в больших пальцах руки. Он очевидно выдохся и прямо сейчас принимал то, что я собственноручно побрил его, лишил привычной внешности, одновременно отняв часть авторитета.       Я обошёл его спереди, чтобы посмотреть, и тоже едва сдержал смех, лишь прыснул, силясь не расхохотаться.       — Вот теперь ты выглядишь отлично — как надо, Клэй. — Я деловито утвердительно качнул головой. — И такая поза тебе тоже идёт.       Ох, как его задела эта фраза. Усталые, едва держащиеся открытыми глаза снова злобно сощурились, он почти рывком вскинулся и попытался напасть на меня. Гнев перевесил здравый смысл, пересилил всё, даже боль и слабость — он действительно вскочил и мог бы, наверное, иметь шансы на успех, но я был начеку и встретил мощным, сокрушительным ударом под дых. Клэй снова упал на колени и скрючился, пытаясь восстановить дыхание.       — Мак, Шустрый, — я кивнул им. — Тащите его к стулу.       Народ несомненно был за меня, представление нравилось всем, и эти двое быстро и без возражений подскочили, чтобы сделать, как я прошу. Президента в считанные мгновения доволокли до стула и водрузили на него, как на трон.       — Закрепите руки скотчем. — Скомандовал я.       Немного понаблюдав, как до недавнего времени верные соратники Клэя выполняют мой приказ, я направился в дальнюю часть ангара за лёгкой аккумуляторной дрелью. Я собирался заставить хама ответить за оскорбление, нанесённое маме, показать силу и авторитет, дать наглядный пример, что никому не спущу подобных выходок. В наборе инструментов я быстро нашел аккуратно укладывающийся в кулак шуруповерт и прихватил набор сверел, чтобы было из чего выбрать.       Обратно я не торопился, повертел в руках своё орудие, взвесил то, что собирался делать. Моя конфронтация с приёмным отцом к настоящему моменту вышла на небывалый уровень, и мы оба понимали, что никто из нас не остановится. Мне было уже не гоже идти на попятный, да и не хотелось, а Клэй хорошо знал меня и помнил, что я всё довожу до конца. Не всегда элегантно, зато всегда качественно. И сопротивлялся он уже скорее под действием аффекта, нежели логики. Если бы им руководил разум, он бы сдался куда раньше, а не зверел, как бык, и не бросался оскорблениями про маму.       Я вернулся к Клэю с шуруповертом в руках. Ага, вот теперь он точно испугался, аж передернулся всем телом. Последний раз, когда у меня в руках был инструмент, это был мебельный степлер, подаривший Клэю незабываемые ощущения. С тех пор нехватка кислорода, как и неумолимая боль при каждом вдохе, сопровождали его всё время — другое дело, иногда это перекрывалось более сильным воздействием. Глядя на замершего в оцепенении Клэя, я хищно улыбнулся — себе и тому, что его ждёт, я знал, за что я это сделаю, я был уверен, что поступаю верно.       Единственное, чего мне не хватало, так это чтобы рот у Клэя был открыт, как у бегемота. Я поставил дрель на пол и оглядел присутствующих.       — Кто одолжит ремень? — я задрал толстовку, демонстрируя, что у меня его нет. — Давайте, чем шире, тем лучше.       Вскоре кто-то снял с себя добротный клёпаный кожаный ремень средней ширины, но и такой Клэю хватит за глаза, а точнее, на всю пасть. Получив требуемый реквизит, я немного наклонился и, держа ремень растянутым между кулаками, стал медленно приближать к лицу президента. Кажется, он подумал, что я буду его душить.       — Я попрошу один раз, Клэй. — Серьёзно произнёс я, когда ремень уже почти коснулся его челюсти. — Открой рот.       Клэй только плотнее сжал губы. Понятно, не захотел мне подыграть — как это предсказуемо. Я выпрямился, сделал вид, что передумал, даже помялся немного в раздумьях, а потом внезапно обрушил ощутимый удар ему между ухом и подбородком. Просто кулак — без кастета, без особого размаха — лишь, чтобы он на время потерял контроль над некоторыми мышцами, и это произошло. Пока Клэй приходил в себя, пытаясь поставить на место чудом уцелевшую челюсть, я впихнул ремень и провернул перпендикулярно зубам, чтобы рот оказался открыт максимально широко. Дело за малым — затянуть на затылке и можно приступать. Не отпуская натяжения, я обошёл Клэя и продел конец ремня в пряжку. Затянуть удалось, но подходящей дырки под штырь не было, пришлось проявить находчивость и продеть конец ремня между петлёй и головой, попутно задев и выдрав небольшой клок волос. Так ремень закрепился прочно.       Я обошёл жертву и встал напротив, кровожадно смотрел на получившуюся картинку несколько мгновений. Слюна уже скопилась под языком и тонкой тугой струйкой начинала стекать по подбородку. Клэй дышал тяжело и глядел на меня с тенью страха красными мутными глазами. Я поднял с пола шуруповерт, достал из кармана набор свёрл и, деловито открыв на столе, сосредоточился на выборе подходящего.       — Как думаешь, сперва взять потолще или потоньше?       Я незатейливо обратился к Клэю, и показал ему два сверла — 5/64(*) и 3/16(**). Он начал осознавать, что сейчас произойдёт. И это было отрадно — видеть, как в нем зарождается безнадежное отчаяние. Уже не просто страх. Да, это должен быть ужас. Каким бы сильным ты ни пытался казаться, когда дело доходит до ожидания неминуемых физических мучений, мозг начинает сигнализировать страхом, чтобы спасти носителя от повреждений. И сейчас инстинкт Клэя верещал на все лады, что дело дрянь, и пора бежать, а разумом он понимал, что бежать невозможно.       — Какое бы ты выбрал? — снова спросил я и театрально опомнился, — ах, да, ты ж не можешь выбирать, как и ответить тоже не можешь.       С этими словами я открыл патрон, вставил в него сверло 3/16 и плотно закрепил.       — Но ты ответишь за свои слова в адрес Джеммы. — Я направился к нему. — Не забыл ещё, что говорил?       Неотвратимость в моём лице вынудила Клэя вжаться в стул, телом он замер, сжался и только отрицательно качал головой. И чем ближе я подходил, тем сильнее и резче становились движения. Оказавшись на расстоянии вытянутой руки, я нажал кнопку на дрели, и раздался жужжащий тонкий звук, от которого Клэй содрогнулся, чуть ли не подпрыгнул на стуле. Я улыбнулся на пару мгновений, а потом резко схватил его за чёлку, зажал курок дрели и направил вращающееся сверло Клэю в рот.       Сверло ещё не коснулось зуба, а Клэй уже затрясся всем телом и продолжил безнадежные попыки уклониться. Я держал его очень крепко, но он вырывался так, что мог ненароком задеть сверло щекой, а я этого не планировал — кровища, ошмётки плоти, грязь, которая мне была совсем не нужна.       — Замри, Клэй, иначе пострадают не только зубы! — процедил я.       Клэй действительно замер, очевидно, испугавшись за лицо, или, может, представил себя с разорванным ртом, но когда сверло достигло одного из коренных зубов — самое дальнее, до чего я смог дотянуться — взревел и дёрнулся. Да так отчаянно, что в моей руке остался клок волос, а я едва успел отдёрнуть дрель, чтобы не разворотить ему полчелюсти. Так решительно не пойдёт. Я перехватился, крепко взял его за бритый подбородок, одновременно прижимая затылком к спинке стула, и снова направил сверло в зуб. Чистый звук работающей дрели вильнул вниз, окрашиваясь нотками сверления, запахло, как в кабинете дантиста — чем-то неприятно жжёным. Клэй закричал в голос, а по подбородку заструилась слюна с ошмётками зуба и прожилками крови.       — Матерь божья… — раздалось сзади.       Вот уж не думал, что Тиг окажется таким чувствительным с его-то послужным списком. Но он действительно побледнел и уже собирался отойти к стене. Уйти совсем ему не позволит любопытство, а остаться в зрителях — брезгливость.       А я продолжал. Рассверлив первый зуб, не отрываясь, принялся за второй. Вой Клэя едва ли не заглушал дрель — настолько ему было жутко. Я видел, как он побелевшими, почти не слушающимися его, кистями вцепился в спинку стула, как барабанят его стопы по полу, как трясутся колени. Он был беспомощен против этих диких, разрывающих мозг на части ощущений, но старался не двигаться, чтобы не получить еще больший урон, чем я запланировал. Возможно, он уже даже смирился с потерей пары зубов, но я-то планировал лишить его почти всех на нижней челюсти.       Закончив с третьим зубом, я прервался. Крови в слюне стало больше, чем ошмётков от зубов, казалось, ещё вот-вот и польётся чистая кровь. Грудь с барашками рыжих волос полностью обагрилась алыми потёками, и лишь джинсы, впитывая, останавливали их на животе.       Я хотел дать Клэю небольшую передышку, а то его выпученные глаза с безумным от ужаса взглядом меня не устраивали. Я собирался добиться некоторой осмысленности. Отойдя к столу со свёрлами, я взялся за второе, которое выбирал до этого.       — Думаю, следует делать это более аккуратно. — Задумчиво изрёк я, заменяя окровавленное 3/16 на свеженькое сверло 5/64. — Может, тогда даже руины зубов останутся на своих местах?       Он только-только вернулся к более или менее адекватному состоянию, но видя мои действия, надсадно замычал, умоляюще таращась на меня. Если бы он мог говорить, он бы уже просил остановиться. Я это видел. Порывы тела, интонация блеяния выдавали уже просьбы, а не ругательства, да и выражение лица перестало быть гневным.       Я вернулся к нему и повторил приготовления. Взял за подбородок, уткнул голову в спинку стула, приставил дрель к коренным зубам на другой стороне челюсти и нажал на кнопку пуска. Более тонкий писк сверла потонул в воплях Клэя. Моя ставка на большую аккуратность с мелким сверлом оказалась неверна — слишком увесистая дрель для столь филигранной работы — едва сверло проникало в зуб, он частями откалывался от малейшего движения рукой.       Зубы крошились и рассыпались один за другим, а он истошно визжал и дёргался в конвульсивной агонии. К концу, когда у него на нижней челюсти осталось всего два передних зуба и левый клык, у меня ощутимо ныла рука. Кропотливая, старательная работа по сверлению зубов, чтобы их не раскрошить, когда они всё равно крошатся, утомила, и я уже ждал возможности остановиться. Внешне, конечно, я показывал обратное, звериный азарт и удовольствие от своего дела — ребята не должны заметить за мной даже мелкой физической слабости.       Я задумал высверлить последний одиноко стоящий клык и оставить Клэя с двумя нижними зубами — не отбирать же у него возможность яблочки грызть. Сделал последнюю паузу, поставил шуруповерт на пол, вытер со лба пот. Клиент пребывал в полуобморочном состоянии, чуть завалившись на бок, бессильно повесив частично зафиксированные руки, расслабив ноги. Ну, ещё один зуб он определённо выдержит, а дальше будем беседовать. Я вложил в рот сигарету и пошарил по карманам в поисках зажигалки. Кажется, выронил?       — У кого есть зажигалка? — я обернулся и обратился к ребятам.       Шустрый почти подпрыгнул, первый из нескольких, кто собирался предложить огонь, подбежал и заботливо прикурил мне сигарету. Это было… замечательно. Нет, я всегда пользовался его уважением, но сейчас это было чем-то большим. Почет льстил и грел сердце.       Я курил, выдыхая дым в потолок. Размышлял, что делать дальше, если президент и после всего произошедшего останется упёртым дуболомом. Ведь если он не сдастся, я буду действительно вынужден его убить — этот гад непременно затаит ненависть на всех, и в этом списке первым буду я. Он ведь не задумываясь выстрелит в спину. А жить с мишенью на затылке — тухлое удовольствие.       Весь в сомнениях, бросил на него укоризненный взгляд. Что же делать с тобой, Клэй? А тот между делом пришёл в себя, даже взгляд почти прояснился. Докурив, я сделал вид, что собираюсь воткнуть бычок ему в лицо, глаза Клэя полезли на лоб, он снова громко замычал. Я лишь усмехнулся и бросил окурок на пол, растоптал.       Пришёл черёд последнего интересующего меня зуба, и я снова потянулся к шуруповерту, делая это нарочито медленно. Будто разминая тело. Хотел оттянуть момент, когда инструмент окажется в руке. Клэй следил за этим движением широко открытыми глазами, и теперь я видел в них исступлённую панику. Он мелко затряс головой из стороны в сторону, осознавая, понимая, что сейчас я продолжу своё дело, и уже не хотел, не мог выносить эту пытку. А ведь он не догадывается, что я ограничусь этим сиротливо стоящим клыком, небось, уже решил, что я раскрошу и уничтожу все его зубы. Да, это была бы потеха, но я точно определился, что кусать он по-прежнему сможет. Не без рези в пустых дёснах, но сможет.       Шуруповерт взвизгнул под пальцем, моя рука плотно держала челюсть жертвы, сверло, вращающееся с огромной скоростью, уверенно приближалось к цели. Клэй уже надрывно стонал во всю распахнутую глотку, хотя зуба я даже не коснулся. И вот, сталь врезалась в эмаль, разлетелись первые мелкие крошки, я давил на приборчик почти невесомо, но зуб опять раскололся. Срывающиеся в ультразвук крики снова заложили уши, а я продолжал сверлить, опустив сверло ещё чуть-чуть, куда-то туда, где уже плескалась кровь, откуда обычно дантисты длинными иглами дёргают нерв. Ну, вот и всё. На этом я собирался завершить, и завершил. Снял палец с курка, дрель умолкла.       Президент уже не мог себя полностью контролировать. Понятное дело — досталось ему сегодня. Он всё ещё сдавленно скулил, не в силах осознать, что воздействие прекратилось. Как будто вся нижняя челюсть у него превратилась в один большой израненный нерв. Несколько осколков всё ещё торчали из поврежденных дёсен, но большей части зубов не было, а где-то сверло задело даже кость. Я уже ради шутки вновь нажал на рычаг дрели. Едва заслышав звук, Клэй вскинул голову со слипшимися от пота волосами, и я поймал его страшный, безумный взгляд, лишённый чего-либо человеческого. Клэй визгливо мычал. Вот теперь он определённо готов к беседе.       Я демонстративно отставил дрель в сторону — пусть подуспокоится — и направился ему за спину, чтобы освободить от ремня. Отчаянные лихорадочные попытки разорвать скотч при моём приближении можно расценивать как красноречивое доказательство инстинктивного животного ужаса. Я спокойно расслабил и развязал ремень и даже без особого рывка освободил рот Клэя. Вначале он не смог его закрыть — челюсть знатно затекла и не повиновалась. Я наблюдал, как он пытается совладать с мышцами, как, боясь вздохнуть, одеревеневшим языком ощупывает дырки в дёснах вместо зубов, цепляясь за оставленные передние резцы, как он, наконец, смог сомкнуть челюсти и проглотить непрерывно текущую кровь.       Я видел дрожь, я видел физиологические слёзы в глазах, я видел серую бледность его кожи и стекающий по шее пот. Пока я видел боль и страх. Но это не то, чего я хотел добиться.       — Ну, вот, Клэй, — начал я, привлекая его внимание щелчком пальцев прямо перед глазами. — Как там говорят, «зуб за зуб»? Считай, что за выбитые ребятам зубы ты расплатился.       Я сделал паузу, вглядываясь в лицо приёмному отцу. Пытался понять, что у него в голове. Он лишь обречённо смотрел на меня, как утомлённый долгой изнурительной погоней раненый зверь.       — Но я-то помню, что в той фразе говорится ещё и «око за око». Так что мне, пожалуй, стоит лишить тебя ещё и глаз. Выбирай, дрель или нож?       Рот Клэя открылся в шоке. Глаза наполнились слезами. Настоящими, не рефлекторными.       — Но… Нет, Джекс. Нет! — затравленно произнес он. — Нет, не надо. Я ведь никому… Одноглазый? Так ему глаз мексиканцы высадили! Я же никому…       Дикция у него была так себе, с беззубым ртом он больше шипел, чем говорил, но слова можно было разобрать. Каково же ему перед лицом удручающей перспективы стать слепым…       Ребята замерли в ожидании кровавой развязки. Мне, конечно, не хотелось прослыть изувером, но подвергать клуб опасности на посту нового президента не хотелось ещё сильнее.       — Мне жаль, приятель. — Я сурово прервал скомканные оправдания Клэя. — У меня нет причин оставлять тебе зрение, чтобы ты мог прицелиться. Ты — молодец, доказал, что яйца у тебя стальные, но глаза я у тебя всё-таки заберу.       Для придания пущего веса словам я взвесил на одной руке нож, во вторую взял дрель и требовательно посмотрел на него. Он рыдал, без сомнений. Это было однозначно — мимика, текущие по щекам слёзы, всхлипы, сотрясающиеся плечи и… умоляющий шепот.       — Я не слышу. — Твёрдо повторил я. — Что выберешь, Клэй?       Я ещё раз показал ему свой нож и шуруповерт.       — Я… Я уйду, Джекс. — Взмолился президент. — Прошу, не делай этого. Я не доставлю проблем. Ты не услышишь обо мне. Я исчезну и не появлюсь!       Я не верил. Визг дрели под моим пальцем заставил Клэя заткнуться и задрожать. Я двинулся к нему. Вжав голову в плечи, он обреченно косился на меня, продолжая плакать и что-то по-змеиному шепелявить.       Подойдя вплотную, я приблизил нож к его лицу, как бы примеряясь, затем убрал в ножны и снова включил дрель, прицеливаясь к правому глазу.       — Дрель будет удобнее. — Заключил я, несмотря на слёзное бормотание Клэя. — Извини, пришлось выбрать за тебя.       — Не делай этого, Джекс. — Клэй мотнул головой, будто пытаясь стряхнуть слёзы, и вновь принялся умолять, при этом убедительно качая головой из стороны в сторону. — Я прошу. Я умоляю тебя. Джекс, не надо.       Я испытующе глянул на него, изображая сомнения в своём решении. Хотел убедиться в его искренности — оставлять его безглазым уродом было бы чересчур жестоко, даже по отношению к Джемме, которая, несмотря ни на что, любит это чудовище. Уловив секундную заминку, Клэй ещё больше оживился.       — Я клянусь, Джекс, я просто исчезну. Я уйду. — Надежда вернула ему силы, он энергично затряс мокрой чёлкой. — Можешь забыть обо мне, просто забудь, прошу! Я уйду…       — Чтобы потом вернуться и отомстить.       Мой ответ прозвучал мрачно и отчётливо на фоне его бормотания, на фоне напряжённого молчания остальных. Я поднял дрель и другой рукой прижал его голову к спинке.       — Нет! Нет! Нет… — Рыдания снова сорвали его голос, наполнили визгливыми нотами. — Я обещаю, клянусь, Джекс! Я болен! Джекс, послушай! Я скажу тебе всё! Ты бы и так скоро всё получил, это всё — для тебя! — заторопился он, задыхаясь от безнадежного отчаяния. — Я давно болен, это остеоартрит…. Консилиум подтвердил… через год у меня не получится держать руль. Я скрывал, чтобы не попёрли из президентов раньше, по правилам — нельзя немощному руководить… Моя медкарта в сейфе, проверь сам! Пожалуйста! Те деньги были на лечение, они мои, личные, я надеялся…       — Уверен, у тебя припрятана ещё не одна кубышка. — я со смехом прервал Клэя, но внутри как будто остановился какой-то живой поток.       — Голосуем! — проговорил я и обернулся к остальным, всё ещё держа его за скользкие от пота волосы. — Кто ему верит?       Руки начали неуверенно подниматься, и вскоре доверчивых оказалось большинство.       — А кто считает, что этот червяк захочет отомстить? — я поднял руку с шуруповертом.       В этом меня поддержали только Бобби, Пыр, Тиг и Шустрый. Те, кто лучше остальных знали Клэя. Как президент я всё сделал правильно — поставил вопрос на голосование и теперь обязан принять его итоги. Я отпустил клок рыжих волос и поставил прибор на пол. Клэй испытал ошеломительное облегчение — шумно выдохнул, почти обмяк на стуле и расплакался ещё сильнее, но уже горько. Истерика — нервное перенапряжение, помноженное на физические увечья, сдобренное внезапным спасением от очень незавидной участи… Он вряд ли сможет успокоиться ближайшее время.       — Думаю, ему нужна медицинская помощь. — Процедил я и показал на Пыра с Бобби. — Развяжите его и пригласите дока. Пусть заштопает.       На этом я отправился за стойку, чтобы налить себе виски. Тяжёлый выдался денёк, но хороший.