Вода и огонь в её глазах

      Как только девчонка оказалась в поле зрения, Хацумомо поняла что, она станет проблемой. Хотя еще ничто об этом не говорило. Худющая от недоедания фигурка, тонкий голосок и грязь. Всюду на ней пятна грязи, словно она отродясь не знала о существовании воды и мыла. Но стоило девчонке поднять глаза, и Хацумомо вздрогнула. По радужке её глаз будто бы текла проточная вода. Чистая, холодная, жестокая. Та, что дарует жизнь и отбирает её за мгновение. Воду в глазах девчонки видели все. Но вот огня под её толщей будто бы не замечал никто, кроме самой Хацумомо. Но делиться своими выводами она не спешила.       Все видели покорную и послушную воду, что по велению всемогущих её хозяев, заполнит любой сосуд, стоит только указать на него рукой. Лицо Хацумомо исказилось от злобной и даже насмешливой улыбки. С силой, о которой и не догадаешься, глядя на тонкие запястья, она захлопнула дверь своей комнаты и уселась на пол рядом со шкатулкой полной украшений. Перебирая их и вспоминая дарителей, она усмиряла свой разум, изгоняла гнев куда подальше. Эта девка принесёт проблем. Хацумомо чувствовала это всем сердцем, ведь должно же оно хоть иногда что-то чувствовать. И Хацумомо понимала, что злость в этом деле не поможет. Нет, тут нужен чистый и незамутненный яростью разум.       Блестящие каменья сверкали под светом луны. Острые шпильки кололи пальцы, отрезвляя гейшу ощущением боли. Вот эту заколку ей подарил генерал. Мерзкий мужчина, которому она должна была дарить улыбки и лить в уши льстивые речи. А гребень достался от приезжего бизнесмена, который смеялся подобно умирающей гиене. А это… Губы гейши тронула легкая улыбка, такая искренняя и теплая, столь непривычная для образа Хацумомо, что увидь подобное её сёстры, тотчас бы справились о её здоровье. Шпилька, и в половину не такая дорогая как остальные украшения, с нежными цветами лилии. Ласково проведя по заколке самыми кончиками пальцев она положила украшения в самый дальний уголок шкатулки и закрыла её.       План уничтожения девки родился сам с собой. Хотя какой это план? Девка ведь хочет сбежать со своей сестрой шлюхой? Ну так пусть бежит! А возможность им Хацумомо даст. Уж она-то её держать и отговаривать не будет. Хочет променять судьбу гейши на участь бродячего мусора или шлюхи, подобно сестре? Так туда ей и дорога!       Вот только мелкая дрянь не только не сбежала, но ещё и выдала Хацумомо хозяйке. Наглая, мерзкая, оборванка воняющая протухшей рыбой посмела рассказать о Коичи. Девчонка дрожала под дождём и смотрела загнанным зверьком, но Хацумомо чудилось, что она насмехается над ней. Злорадствует. Маленькая, изворотливая, лживая тварь, с виду кажущаяся невинной овечкой! Из-за неё Хацумомо могла навсегда забыть о Коичи. Ей никогда больше с ним не увидеться. Радовало лишь то, что маленькая дрянь просчиталась. Теперь после неудачного побега ей не светит ничего, кроме вечного рабства бывшим сёстрам. Каждый день девчонка будет гнуть спину, бить поклоны гейшам, терзаясь жалкой мыслью, что могла бы стать такой же и захлебываясь собственной завистью. Эти мысли согревали душу Хацумомо, как и раболепный вид ненавистной девчонки. Отныне она больше не смела поднимать свои мерзкие глаза, и Хацумомо понемногу успокоилась. Даже перестала замечать девчонку, словно та безмолвный предмет мебели.       Ровно до того дня, как её забрала подколодная змея Анти. Ярость затмила глаза. Она ударила Тыковку и унеслась прочь в свою комнату. Разнесла там всё в пух и прах. Сорвав свою всепоглощающую ярость, Хацумомо успокоилась. И тихо рассмеялась. И чего она волнуется? Разве сможет за столь короткий срок это бездарная Чиё стать гейшей? Никто бы не смог. А это оборванка и подавно. Выдохнув с утомленным стоном Хацумомо едко усмехнулась и позвала служанок. Пусть приберут здесь, а она изволит спать.       Хацумомо не волновалась даже видя успехи девки на занятиях. Она успокаивала себя тем, что один хорошо выученный урок ничего не значит. Дни шли своим чередом. Мужчины сменялись один за другим, сливаясь в один наскучивший и однообразный силуэт. За столько лет Хацумомо практически перестала их различать. Подход находился к любому из них слишком быстро, многие покорялись одним лишь удачно брошенным взглядом. Хацумомо была в унынии. Она умирала от скуки, с каждым днём становясь всё раздражительнее. В какой-то момент Хацумомо поймала себя на мысли, что даже ждёт дебюта оборванки. Предвкушает их краткую борьбу и её безусловное унижение. Иного исхода Хацумомо даже не предполагала. Поэтому дебют стал для неё неожиданностью.       Девка на удивление неплохо танцевала, а рядом брынчала змея Анти, и до неприличия мило улыбалась. Девчонка прятала мерзкие водянистые глаза под длинными ресницами, но Хацумомо видела её насквозь. Это маленькая тварь злорадствовала! Сидя на коленях и подливая чай она смотрела подобно небесной императрице снизошедшей до простых смертных! Заносчивая дрянь! — Как её зовут? — Мило улыбаясь, спросила Хацумомо Анти. — Её имя Саюри. — Взгляд змеи был полон холода, но её карие глазёнки не шли ни в какое сравнение с ледяной водицей в омутах Саюри. — Саюри? Имя прелестно, как и она сама, — даже полный идиот услышал бы насмешку в медовых речах Хацумомо. Но как показывала жизнь гейши, мужчины чаще всего оказывались полными идиотами в присутствии красивой женщины, и поэтому ничего не заметили. Девка сверкнула голубыми огоньками из-под ресниц, но промолчала. — Боюсь, наступают времена когда любая служанка смеет называться гейшей. Плечи Анти ощутимо напряглись. Руки Саюри едва заметно дрогнули, но спокойствие не покинуло её лица. — Поэтому так приятно видеть искренне юную Мейко.       Ни один мускул не дрогнул на лице Саюри. Лишь грудь стала вздыматься выше от более глубокого дыхания. Немного, всего на пару миллиметров, но для Хацумомо это стало признанием слабости. Проигрыша. Хацумомо искренне наслаждалась этими чувствами, упивалась собственной силой и невозможностью хоть какого-нибудь ответа со стороны Саюри. Бездарная девка посмела думать, что станет гейшей, стоит ей только красиво приодеться. Она, как и её сестра, может быть востребована лишь в доме утех. — Ты конечно поблагодаришь Хацумомо за такие комплименты? — вклинилась Анти. Пытается защитить свою ставленницу? Похоже, девка действительно сама ни на что не способна. Хацумомо медленно, но верно приближалась к прежнему состоянию всеобъемлющей скуки. Даже закурила чтобы хоть как-то скрасить этот вечер. Но девка ответила. Робко, словно не она минуту назад сверкала ледяными искорками из глаз. — Мне так много хочется сказать Хацумомо, — девка собиралась продолжить, но давать ей такую возможность у Хацумомо уже не было настроения. Говорить нужно было раньше, пока ей предоставляли такой шанс. — Иногда самые умные высказывания - это молчание. — Девка отвернулась, разливая сакэ, и Хацумомо подумала было, что их маленький словесный бой закончился. Но не тут-то было. — А самый лучший для себя совет - это свой, — лишь благодаря самообладанию и куче народа вокруг, Хацумомо не вцепилась в волосы наглой девки. — Саюри! — окоротила девку змея Анти, но в её голосе явно слышалось одобрение. Гадюка и уж заодно. Вот незадача. Думают, что сумеют справиться с ней. Несравненной Хацумомо! — Я тоже когда-то была Мейко, — Хацумомо хотела раздавить служанку, но та наконец явила своё лицо. Самым мерзким и довольным голосом, она ласково говорила, почти пела, словно отыгрывала похоронную мелодию: — Конечно. Но это было очень, очень, очень, очень давно…       Под всеобщий смех Хацумомо улыбнулась краешком губ. Показное веселье не затронуло её глаз. На мгновение ей даже показалось, что вместо подола кимоно у девки по полу волочятся лисьи хвосты.       Лишь только оказавшись в стенах их чайного домика Хацумомо исполнила своё желание. Волосы девки в руках были совсем не такими, какими казались. Вместо мягкого текучего шёлка, чуть грубые и сухие от въевшейся в них с детства соли. Куда ей с таким помелом на голове? А всё же лезет в гейши. Дрянь! Девка шипела от боли и отворачивала голову, будто ей смотреть на Хацумомо противно. Мерзавка! Развернув её лицо к себе, Хацумомо застыла. Их лица были так близко, что она могла рассмотреть каждую деталь, несмотря на царящий в комнате полумрак. Зачем она вообще притащила её в свою комнату?       Хацумомо думала, что желает хорошенько оттаскать соперницу за волосы без свидетелей, но сейчас, неотрывно глядя в голубые омуты, в её голове начали рождаться иные мысли. Тот самый огонь под толщей воды глаз, что безмерно раздражал её, будил нечто странное в груди. Желание прикоснуться к этому мерзкому лицу не звонкой пощечиной, а нежно и ласково. Самыми кончиками пальцев. Девка тяжело дышала, прерывисто, через раз. При каждом глубоком вдохе её грудь почти касалась груди Хацумомо, но той чудилось, будто она ощущает учащённое сердцебиение сквозь разделяющее их пространство. Еле заметные без косметики губы девки дрожали, и сама она напряженая, как струна, ожидала чего угодно.       Оскорбления, удара, злобной гримасы на лице соперницы, но никак не поцелуя. Глаза Саёри, до этого чуть суженные от скрытой злости, смешно расширились. Она не верила, что происходящее не вымысел, не уловка её воображения, игравшего с ней дурные шутки. Но сухие, потрескавшиеся от частых закусываний, губы Хацумомо не смогли бы ей привидеться даже в самом жутком кошмаре.       Хацумомо не обращая внимания на вялые трепыхания девки прижималась к её губам. В некоем восторженном исступлении она внезапно осознала, что вот оно, то чего ей всегда не хватало! Ощущения, что казались были навсегда забыты, если вообще когда-то были ей знакомы. То странное томление, что сжимало сердце в крепких горячих оковах. В этот момент Хацумомо даже была готова поверить, что девка на самом деле и не человек вовсе. Демон. Лисица-кицунэ, что опутала её разум и чувства девятью хвостами, но сделала это столь незаметно и мягко, что не вызывала отторжения. Хацумомо чувствовала, что этот момент самый правильный и нужный для неё. Вдоволь насладившись податливыми губами, Хацумомо прошлась по ним языком, вызывая у неопытной Саёри удивленный выдох.       Хацумомо не отрываясь от губ девки, нет не девки, её личной лисицы-искусительницы, усмехнулась. Ей предстояло ещё столькому научить неопытную лисичку. Интерес, который, как думала Хацумомо, навеки потух в ней, дикой кошкой мурчал в глубине души гейши.