Только не умирай
Когда над тобою Кружит вороньё «А ты меня любишь?» Спроси ты её Спроси на рассвете Ты маму свою Она же ответит: «Не просто люблю» «Мама» Шаман
Июль 2007-го
Последние годы Клаус вел себя так, будто бы он собирается жить вечно. Ведь мы осознаём, что жизнь конечна, лучше всего тогда, когда оказываемся на пороге смерти, когда сталкиваемся с чем-то воистину ужасным лицом к лицу. И пусть в прошлом Клауса было много того, чего он не пожелал бы даже своим врагам, именно в последние годы его жизнь стала идеальной, словно сошла с книжных страниц нетленных любовных романов. Дочка подрастала, они с женой занимались любимой работой и всё чаще говорили о рождении общих детей. Да, похоже, Клаус собирался жить вечно и даже не представлял, что спокойной жизни у него в запасе всего пара лет. Сейчас он смотрел на то, как Бейлфаер Голд задувает двенадцать свечей на именинном торте. Вот и прошёл целый год, в течении которого Шепард был ранен, Голды потеряли ребёнка, а Хотчнер — жену, но жизнь продолжалась. Только замечая, как быстро растут дети, Майклсон понимал, что вечно жить у него всё равно не выйдет. Сколько бы власти и богатства он ни обрёл, однажды и для него всё будет кончено; остаётся надеяться, что случится это нескоро. Жизнь проходит, и хорошо бы наслаждаться ею здесь и сейчас, а с неурядицами, которые непременно подстерегали их, они смогут справиться. — Загадал желание? — традиционно поинтересовался отец, после того как Бэй задул последнею свечу. — Оно уже сбылось, — улыбнулся мальчик. На дне рождения сына Кристиана Голда уже традиционно гулял весь Сторибрук, любимая команда ФБР и медики из Сиэтл Грейс. И взрослые, и дети предавались веселью с такой искренностью, будто бы ни вчера, ни сегодня с ними не случалось ничего плохого, будто бы в мире не существует зла, будто бы завтра не объявится очередной монстр, а в больницу не привезут очередного пострадавшего, которого придётся спасти едва ли не чудом. Просто всем нужны такие моменты — всем нужен один день, один вечер, когда ты можешь позволить себе перестать сражаться со злом, с болезнями, с кучей бытовых неурядиц. Когда ты можешь быть весёлым и счастливым, как когда-то в далёком и почти забытом тобой детстве, чтобы на следующий день у тебя хватило сил для очередной схватки. В этой весёлой суматохе, где все взрослые стали вдруг детьми, лишь только три женщины стояли поодаль и не веселились со всеми. — Что случилось? — Реджина почему-то решила заговорить первой, толком не решив, к кому именно она обращается — к Дженнифер или Камилле, полагаясь на волю случая; всё равно кто-то из них ответит первым. — Два месяца назад Хоуп исполнилось пять лет, — Камилла задумчиво почесала лоб, — а позавчера, помогая ей мыть голову, я обнаружила у неё на лопатке родимое пятно в виде полумесяца. Клаус сказал, что такое было у её матери на плече. Это чуть ли не единственное, что Клаус о ней запомнил. С этим пятном даже связана какая-то красивая легенда… Женщина тяжело выдохнула; было видно, что происходящее даётся ей трудно. Родимое пятно на лопатке у дочери стало немым напоминанием об отсутствии их кровной связи. Вполне возможно, из-за этого многие, кто задумываются об усыновлении, в конце всё ж не решаются на этот шаг. Отсутствие кровной связи и страх того, что кровные родители, если они живы, одумаются и вернутся, всегда будут преследовать тебя. Она помогала другим, но сама почти перестала справляться. Страх потерять дочку лишал её способности мыслить здраво. — Но проблема не в этом, — вновь заговорила Ками. — Она подрастёт и станет задавать вопросы, откуда оно. Ведь ни у меня, ни у Клауса такого нет, и лучшим выходом будет рассказать ей правду. Я готовила себя к этому дню с тех пор, как впервые взяла её на руки. Я была убеждена, что рано или поздно ей нужно рассказать о том, что у неё другая биологическая мать, но, чёрт побери, я оказалась к этому не готова! — К этому нельзя быть готовым, — Реджина дёрнула плечом. — Пару недель назад Робин сидела в гостиной, взяла фотографию Белль, долго смотрела, а потом спросила, кто это. Я ответила, что это мама Бэя, и подумала, что лучшего момента рассказать и о её маме просто не будет. Хотя, если бы не такой случай, я бы не делала этого до последнего. Трудно признать, что твой ребёнок — не твой на самом деле. И если Белль не вернётся, то Зелина… Камилла протёрла глаза рукой. Ей так хорошо было это знакомо… Вдруг в голову Хейли уже пробралась мысль вернуться за дочерью. Но заплакать сейчас в планы Ками никак не входило. Вот уже семь месяцев она работала штатным сотрудником ФБР, усердно помогая агентам врачевать раны и латать дыры, которые внутри них оставляет каждое из сложных дел. Всё-таки доктор Кости была права: наши души, как и наши тела, ломаются, но всем нужна поддержка, даже тем, кто постоянно поддерживает сам. И Дженнифер, и Реджина растили приёмных детей и точно знали, как это тяжело. Они обе сжали её руку, тем самым пытаясь показать, что, в случае чего, они рядом. — Всё будет хорошо, — вдруг произнесла Дженнифер, погладив Ками по плечу. — Ты с ней почти с самого рождения, она тебя обожает и даже никогда не говорит «мама», а всегда только «мамочка». Всё пройдёт хорошо. — Джеро немного помолчала, а потом обратилась сразу к обеим своим собеседницам: — У вас есть преимущество — ваши дети не помнят своих родных матерей. Их образы либо не существовали, либо почти стёрлись из их памяти. Гораздо сложнее, когда ребёнок был достаточно взрослым, чтобы запомнить свою маму и ту жизнь, которая была рядом с ней… — У тебя трудности с Джеком? — спросила Камилла, вспомнив, что не ей одной сейчас тяжело. — Я даже не знаю. Быть может, это не трудности вовсе. Возможно, другие вполне согласились бы жить так. — Она взглянула на смеющегося мальчика. — Он не делает ничего плохого — не пытается выжить меня из дома и открыто не демонстрирует ненависть, но и не сближается. — Она произнесла это, и в голосе слышалась горечь, будто этот факт причиняет ей боль. — Нет, я не пытаюсь заменить Хейли ни для Аарона, ни для Джека, я просто хочу, чтобы он считал меня членом своей семьи, человеком, к которому он может обратиться, если Хотча не будет рядом. А сейчас в нашем доме есть две семьи — Хотч и Джек и я и Хотч…***
Джек тоже это чувствовал — что отныне в их доме существует два мира: в одном есть папа и Дженнифер, в другом — он с отцом. Впрочем, справедливости ради стоит отметить, что малыш уже и не помнил, что такое, когда семья является одним целым. Ведь последние годы они с мамой жили отдельно, а папа лишь только иногда приезжал в гости. Теперь папа рядом, но помимо него рядом чужая женщина. Да, он хорошо её знал, и даже мама говорила, что она хорошая, но он никак не мог с ней ужиться, хоть и очень старался — настолько, насколько может стараться шестилетний мальчик. Он не знал, как поступить правильно, как к ней теперь относиться. Если он вдруг полюбит её, не будет ли мама где-то на небе обижаться? Но если он станет намеренно отталкивать её, не станет ли обижаться папа? Ребёнок разведённых родителей, проживший так столько, сколько себя помнил, снова должен был балансировать между двумя родителями, даже несмотря на то, что один из них погиб. Всё это давило на мальчика так сильно, что он уже физически чувствовал усталость, а сегодня утром тревог прибавилось. Учительница сказала, что послезавтра в школе будет праздник, и детям нужно принести угощение, приготовленное мамами. Услышав это, Джек тяжело вздохнул, уже заранее готовясь быть опозоренным перед всем классом — ведь папа, как всегда, на работе, тётя вернулась в свой город, а мамы больше нет. Будь она жива, она бы принесла в школу самое вкусное печенье. Он даже хотел спросить, что делать тем, у кого нет мамы, но так и не решился. От этих мыслей к концу дня Джеку стало совсем плохо. Он еле передвигал ноги, возвращаясь из школы, и буквально волочил рюкзак по земле. Сегодня им повезло — сегодня был тот редкий случай, когда у них не образовалось нового дела, и, закончив бумажную работу, они, как нормальные люди, вернулись домой чуть позже обеда, а не с первой рассветной звездой. Поэтому в момент, когда Джек открыл калитку, придя из школы, Дженнифер уже была дома и заметила его в окно. Ей сразу не понравилось, как он выглядел — слишком вялым был мальчик. — Здравствуй, дружок! — Она дождалась, пока он войдёт в дом, и приветствовала его, а затем осторожно спросила: — Что-то случилось? — Ничего, — совсем тихо ответил он. Решив, что он просто не расположен говорить с ней, она предоставила это Аарону, но и отцу мальчик ничего не сказал. Бросив рюкзак у двери и отказавшись ужинать, он направился сразу в свою комнату. Все уговоры оказались напрасны. После традиционного прочтения сказки на ночь Хотч ещё раз попытался поговорить с сыном, но ничего толком не вышло, и, решив не давить слишком сильно, отец погасил свет и вышел из комнаты. — Аарон, — произнесла Джей-Джей, расправляя постель и откидывая покрывало, — если так продолжится, мне нужно будет уйти. Мы живём вместе уже восемь месяцев и поддерживаем «худой мир». Конечно, это лучше открытого конфликта… — И что ты предлагаешь? — спросил мужчина, снимая с себя футболку. — Мне всю жизнь прожить одному? Или найти ту, кого полюбит Джек? Но её не буду любить я, и Джек всё равно не будет счастлив. Это только Голду так повезло — полюбить ту, кого выбрал сын. Знаешь, где часто оказываются дети, выросшие в семьях, где не было любви? — На информационном стенде у нас в отделе, — вздохнула блондинка и устало опустилась на кровать, — но что делать? Мы же не можем игнорировать то, что ему некомфортно. — Я знаю одно: ты уйдёшь отсюда, только если поймёшь, что больше не любишь меня.***
Когда Хотчнер-младший проснулся утром, ни Дженнифер, ни отца уже не было, хотя его это даже не удивило. Он сразу понял, что команда отправилась на новое дело: где-то снова объявился плохой, и хорошим нужна помощь. Значит, в школу его поведёт няня. Ему не стало легче. Хотя он проспал всю ночь, голова была тяжёлой, тело плохо слушалось, но он решил ничего не говорить няне. Джек без энтузиазма съел свою кашу и отправился в школу. Команда уже сидела в салоне, готовясь отправиться на новое дело, на встречу с новым беспощадным монстром, как вдруг у Джеро зазвонил телефон. Некоторое время она молчала, слушала невидимого собеседника, кивая и хмурясь. Её лицо несколько раз поменяло своё выражение. Пообещав кому-то, что скоро будет, она повесила трубку и спешно засобиралась на выход из салона, благодаря провидение, что железная птица ещё не успела взлететь. — Джей-Джей, ты куда? — тут же спохватился Хотч. Вопросительно на неё глядел и Голд. И поняв, что она никому ничего не пояснила, женщина выдохнула и сказала: — Звонили из школы, просто твой телефон почему-то отключен. — Услышав это, Аарон спешно полез во внутренний карман пиджака, а она продолжала: — У Джека температура, просили его забрать. Он ведь вчера уже был вялый… Мужчина отложил папку и тоже быстро засобирался на выход, чтобы ехать за сыном, однако Дженнифер мягко положила ему руку на грудь и произнесла: — Лети с ними. Без меня одной они справятся, а вот без нас двоих им точно будет сложно. Я заберу Джека, отведу его домой, вызову доктора или отвезу в Сиэтл Грейс. — Я не могу отпустить вас двоих, и я, как глава отдела, настаиваю, чтобы Аарон остался, — произнёс Голд. Джей-Джей ушла, а Аарон опустился обратно в своё кресло, искренне не понимая природу поступка Голда, но надеясь, что тот ему всё объяснит. Кристиан молчал ещё какое-то время, а когда самолёт начал набирать высоту, наконец заговорил: — Это прекрасная возможность им побыть вдвоём, иначе они никогда не выстроят собственные отношения. Между ними ты — третий лишний. — У вас так же было? — он поглядел на Голда, затем на его жену. — С Бэем — нет. Из нас двоих с сыном я был тем, кто сомневался до последнего, — улыбнулся Голд, сжимая руку жены, сидящей на соседнем кресле, — а ведь когда-то он и не представлял, что его может кто-то занять. — А вот с Робин она сумела справиться, только когда осталась с ней один на один.***
Когда они почти дошли от школы до дома, Джек дышал уже совсем тяжело, и Дженнифер, решив не мучить ребёнка, подняла его на руки и осторожно прикоснулась губами ко лбу. — Господи, дружочек, ты совсем горячий! Ты уже вчера был вялый, почему же ты не сказал, что заболел? — Я не знал, что я заболел. — Мальчик мутным взглядом посмотрел на неё и лишь пожал плечом. — Но почему ты просто не сказал, что чувствуешь себя плохо? — Я уже давно чувствую себя плохо, — он снова дёрнул плечом. Дженнифер сглотнула ком, с ужасом осознав, что, видимо, это давно началось, ещё со смерти матери. С того момента, как он стал сиротой, он чувствует себя плохо, а они — люди, которые его окружают — хоть и пытались всеми силами о нём позаботиться и дать ему всё для того, чтобы он чувствовал себя в порядке, но, несмотря на это, они явно что-то упускали. Видимо, Ребекка права, когда говорит «взрослые странные, они не замечают нас», и, как бы ты ни любил ребёнка, иногда ты должен просто заметить его, опуститься на его уровень и спросить, что он чувствует и чего хочет, вместо того, чтобы сделать выводы, как для него лучше, просто потому, что у тебя больше опыта. — Ладно, — она легонько поцеловала ребёнка в макушку, — ничего страшного. Сейчас всё пройдёт. Сейчас я вызову доктора, — проговорила она и, иле заметно улыбнувшись, поинтересовалась: — Позвоним дяде Алексу и тёте Аризоне, они пропишут лекарство, и тебе обязательно станет лучше. — Разве от всего есть лекарство? — Нет, малыш, к сожалению, нет. Ты всегда будешь тосковать по маме, как я тоскую по своей сестре, — вдруг призналась она, — но ты должен знать, что ты не один и что, когда ты счастлив здесь, твоя мама счастлива на небесах.***
Джеро была не единственной, кто сегодня не пошёл на работу, и не единственной, у кого сегодня мог быть трудный день. Камилла не поехала в отдел и даже не повела дочь на занятия. С самого утра, красиво нарядившись, они пошли гулять по городу, забрели в парк развлечений, купили воздушные шары, сладкую вату, прыгали на батутах и всячески веселились. Камилла дала себе слово, что сегодня расскажет дочери о том, что её родила совсем другая женщина, но она хотела, чтобы перед этим трудным разговором, который, вполне возможно, разделит жизнь девочки на до и после, подарить ей яркий, полный впечатлений и эмоций день — тогда, возможно, она запомнит именно это, а не чувство разочарования в жизни от того, что тебя бросил самый родной человек. Да ей и самой хотелось запомнить радость, смех и улыбку дочери — ведь, вполне возможно, завтра она навсегда отдалится от неё. Когда во второй половине дня они, уставшие, но весёлые, пришли домой, их там уже ждал Клаус за накрытым столом и горячим вкусным обедом. Однако семейный обед на сей раз приходил непривычно тихо, потому что и Ками, и Клаус знали, что нужно начать разговор, но не знали, как, и где-то через полчаса Хоуп не выдержала и первая заговорила: — Мамочка, папочка, что случилось? Почему все молчат? — Тревожность внутри от тишины, окутавшей дом, возрастала. — Хоуп, детка, нам нужно с тобой поговорить, — начала Камилла, а в горле саднило, словно там застряла острая кость. — Помнишь, ты на днях спросила у меня, что это за пятно у тебя на плече — ведь ни у меня, ни у папы такого нет. Девочка согласно кивнула, явно не предполагая, что ей скажут дальше. Она была уверена, что у этого есть самое простое объяснение, как и у всего в её жизни. — Дело в том, что такое пятно есть у твоей мамы. — Женщина кашлянула, но «кость» всё ещё была в горле. — У твоей биологической мамы, — тут же осознав, что это слово сложное для пятилетки, Ками добавила: — Родной мамы. Впервые в жизни Камилла и Клаус видели в глазах своей дочери недоумение и страх. Они расширились настолько, что, казалось, вылезут из орбит. Девочка бросила вилку и перестала дышать. — У тебя же такого нет, ты сама сказала… — Я не твоя мама. — Майклсоны владели поистине огромным состоянием, и Камилла отдала бы его всё до цента, только бы ей не пришлось этого произносить никогда, но выстрел уже прозвучал. Девочка лишь хлопала глазами. — У тебя была другая мама, как у Бэя и Джека, — в разговор включился Клаус. Её глаза ещё больше расширились и наполнились уже не страхом, а ужасом. Она не знала, что говорить и как реагировать, просто открыла рот и хватала ртом воздух. Однако проблема была в том, что даже взрослые не знали, как реагировать. Они просто сидели напротив за столом и смотрели на неё. — Она что, умерла? — наконец тихо спросила Хоуп. — Я не знаю, — честно признался Клаус, однажды давший себе слово никогда не лгать дочери. Ведь на самом деле он понятия не имел, что сейчас с Хейли — может быть, она жива и здравствует, а может быть, её, например, вчера сбила машина. Он не знает, где она и с кем, он никогда после той ночи её больше не видел и, вполне возможно, не увидит, если, конечно, Хоуп не захочет её отыскать. — Как это? Около двух часов они вели с Хоуп неторопливый диалог, пытаясь объяснить ей, что на самом деле произошло между её отцом и матерью и как так получилось, что она осталась только с одним родителем. Сложность была в том, что в подобном даже взрослым тяжело разобраться, а уж сделать так, чтобы эта информация была доступна и ребёнку, стократ сложнее. — Я что, плохая? — вдруг спросила девочка, едва родители успели перевести дух после тяжёлого разговора и хоть немного, но выдохнуть. — Детка, почему ты так решила? — спросила Ками дрожащим голосом. — Раз она меня оставила, раз я ей оказалась не нужна, значит, для неё я плохая, — сделала она вывод, и нельзя было сказать, что он не логичен. — Ведь мамы Бэя и Джека их не бросили — они умерли, а она не захотела быть моей мамой. Почему она не захотела быть моей мамой? Клаус хорошо помнил с детства внушаемую ему истину «мужчины не плачут», но сейчас все заветы пошли прахом. Глаза щипало от подступающих слёз, а разум унесло куда-то в прошлое, в тот день, когда он неистово кричал, глядя в глаза монстра, отнявшего у него нормальное детство. — Было время, когда ты ещё не знал, что я не твой сын, и должен был просто быть мне отцом, но даже тогда ты презирал меня! Мне нужно знать — почему?! Однако тогда на это Майкл ему ничего не ответил. Не нашёл ответа и сам Клаус. Даже спустя годы этот вопрос до сих пор терзал его, а сейчас ему было нестерпимо больно от осознания того, что его дочь, которую он всеми силами пытался от всего оградить, повторяет его судьбу. Теперь всю свою жизнь она будет думать о том, почему оказалась для родной матери какой-то не такой. Почему она просто решила подкинуть её под порог мужчины, которого видела один раз — да, Клаус тоже единожды видел Хейли, но, в отличие от него, она провела с Хоуп девять месяцев до её рождения и ещё полтора месяца после. А потом мужчина, выдохнув, вернулся в реальность и, собрав всю свою волю в кулак, произнес: — Скорее, наоборот, дочка — это она оказалась недостаточно хороша для тебя. Ты просто ребёнок и не должна делать ничего, чтобы тебя любили, а раз у неё это не вышло, значит, дело в ней. Но сейчас у тебя есть мама и папа, которые тебя любят… Ничего не ответив, девочка спрыгнула с колен отца и вышла из дома во двор. Остаток дня Хоуп провела в одиночестве. Она даже не хотела играть с детьми Скаво, хоть те и звали её. Она сидела на крыльце своего дома, смотрела куда-то в закатное небо Сторибрука и будто пыталась что-то понять и осмыслить то, что никак не помещалось в неокрепшем разуме маленькой девочки. И, как они ни старались уберечь её, это чувство всё равно поселилось в ней — чувство того, что её предали сразу после рождения. Она оказалась брошенной. Бейлфаер, неторопливо идущий вдоль Вистерия Лейн, чтобы забрать Робин у Скаво, проходя мимо калитки Майклсона, вдруг заметил на крыльце Хоуп. Она сидела, обняв свои коленки и положив на них голову. Рыжая хохотушка с веснушками на щеках сегодня была непривычно задумчива и совершенно на себя не похожа. Бэй не раз слышал о том, как важно не проходить мимо. Да, конечно, вряд ли у Хоуп, как у прежней хозяйки этого дома, Мэри Элис, есть при себе пистолет, но всё же мальчик решил, что ещё какое-то время его сестра точно может провести в соседском доме. Он остановился, открыл калитку и вошёл во двор. — Хоуп, что с тобой? Услышав голос, та подняла глаза. — У меня, оказывается, тоже была другая мама, — прошептала она тихо, — как у тебя, только твоя умерла, а моя меня бросила, — произнесла девочка, всхлипнув. Ей бы сейчас расплакаться, но слёз почему-то не было, и она просто, то и дело всхлипывая, морщила маленький носик. — Почему я оказалась ненужной? — Как это ненужной? — Бэй и вправду искренне удивился этому вопросу. — Ты нужна своим родителям, своей тёте, которая любит тебя больше всего на свете! А тётя Фрейя, дядя Элайджа и дядя Коул? Они все безумно любят тебя, они называют тебя своим наследием и своей надеждой. У тебя есть семья, которая с тобой навечно! Удивительно, как это удалось двенадцатилетнему подростку, но его слова подействовали, и девочка уже не казалась такой понурой. Однако мальчику было ещё что сказать. — А твоя мама? Она тебя не бросила, она там, внутри этого дома, — он указал на дверь, что была за их спинами, — и она очень любит тебя! Ведь, вспомни, именно она защищала тебя, когда ураган уничтожал город. Мы защищаем жизни тех, кого любим, папа так всегда говорит. Он говорит, что его сложная работа нужна для того, чтобы монстры, которых он ловит, однажды не пробрались в наш дом. После слов Бэя Хоуп вспомнила ураган, как тогда ей было страшно и как она просила маму: — Ты только не умирай! Впервые за этот тяжёлый вечер Хоуп искренне улыбнулась. Этот диалог, состоявшийся во дворе дома Майклсонов в маленьком городе Сторибруке. на закате июльского дня, положит начало крепкой дружбе и однажды снова поможет Хоуп справиться с потрясениями. Уже совсем смеркалось, и Камилла, давшая себе слово, что не будет трогать дочь и даст побыть в одиночестве, не выдержала и собиралась выйти, чтобы её позвать — ведь не будет же ребёнок ночевать на улице. Однако только она решила подойти к двери, как та скрипнула, и маленькая девочка тихо вошла. — Хоуп, доченька, ты не замёрзла? — Камилла опустилась на корточки. — Нет, — отрицательно покачала головой малышка, и рыжие хвостики забавно закачались из стороны в сторону, а затем она вдруг спросила: — Мамочка, ты любишь меня? — Я люблю тебя больше жизни, Хоуп. — Женщина позволила слезам, которые сдерживала весь день, проступить, ведь она так боялась больше не услышать этого искреннего «мамочка». Солёные струйки покатились по щекам, а маленькая ладошка заботливо вытирала их. — Когда налетел ураган, я хотела только одного — чтобы ты выжила. Ты — вся моя жизнь, ты и папа! — И даже когда у вас с папой будут другие дети, ты всё равно будешь любить меня? Сквозь слёзы Камилла улыбнулась. — Да, у нас с твоим папой могут быть другие дети, нам бы этого хотелось, просто чтобы наша семья стала больше, но ты есть и всегда будешь нашей главной надеждой! — Если ты хочешь, мы попросим тётю Гарсию разыскать твою маму. Ты сможешь встретиться с ней, и пусть она ответит на все твои вопросы, — произнёс Клаус, стоявший за спиной жены и тихо наблюдавший за этой сценой. Правда, тогда Клаус ещё не знал, что спустя десять лет после этого дня Маршалл объявится сама; правда, ответов у неё и тогда не будет. — Мне не нужна мама, — Хоуп снова отрицательно покачала головой, — она у меня есть. После чего девочка бросилась на шею Камилле со всей теплотой и искренностью, на которую способны только дети.***
Джеку ночью стало совсем худо, хоть Дженнифер и выполняла все предписания докторов. Более того, она звонила Алексу буквально каждые десять минут, и тот уверял, что всё нормально и что всё скоро пройдёт. Джей-Джей не сомневалась только в одном: что к утру Карев, несмотря на клятву Гиппократа, просто внесёт её в чёрный список, но поделать ничего не могла, паника была сильнее — ведь мальчику лучше совершенно не становилось. Он буквально горел, ворочался — видимо, тело ломило, обливался холодным потом, а затем и вовсе начал бредить, что-то бормоча сухими губами. Когда Джек задремал, Джеро ненадолго позволила себе отлучиться от него, как вдруг услышала его голос из детской. Она тут же бросила все дела и помчалась к ребёнку. — Мама, мамочка, дай попить, — просил мальчик. Джей-Джей застыла на пороге. Она понимала, что нужно подойти к нему, но не могла сдвинуться с места. Ведь он звал не её, а свою маму — насколько будет честно, когда, позвав маму, он увидит рядом чужую женщину? Однако кроме того, чтобы дать ему воды, ей всё равно ничего не оставалось, поэтому, собравшись с мыслями, она тихо подошла, налила из графина на тумбочке в стакан воду и наклонилась к мальчику. — Вот, держи, малыш, пей. Она, аккуратно придерживая ему голову, терпеливо ждала, пока он утолит жажду. После нескольких глотков мальчик опустился на подушку, а Джеро, прикоснувшись к его лбу, с облегчением заметила, что он, похоже, уже не такой горячий — значит, лекарство наконец начинает действовать. Джек, находясь в бреду, толком не понял, кто к нему подходил и дал попить. Он просто почувствовал тёплые руки, которые заботливо его обнимали, и тихий спокойный голос. Он впервые снова ощутил себя в безопасности, как тогда, рядом с мамой, и, может быть, ради этого даже стоило заболеть. Джек уснул. Дженнифер пришла на кухню, чтобы сделать себе кофе. Блондинка нажала кнопку на кофемашине, и в этот момент зазвонил телефон. Она сняла трубку и услышала на том конце провода голос Реджины. — Вы что, уже вернулись? — от удивления она наморщила лоб. — Тогда почему Аарон не приехал? Ведь ближе добираться, давно должен был быть дома… Что-то случилось? — Женщина заметно напряглась. — Нет, Аарон ещё там, как и вся команда. Отпросилась только я, — пояснила Реджина, заранее не подумав, что подругу встревожит её поздний звонок. — Ведь я не только агент, но и мама. Они и так растут слишком быстро, Бэй уже с меня ростом, надо успевать быть с ними. Завтра в школе праздник, будет конкурс, нужно нести выпечку. Не хочу, чтобы мои дети были единственными среди всех школ, кому ничего не приготовили родители из-за сложной работы, — говорила она, параллельно что-то помешивая в большой миске. Дженнифер, слушая её, улыбнулась, а затем её словно бы что-то кольнуло, и она выкрикнула: — Подожди, ты сказала, среди всех школ? — Ну да, это ежегодный праздник, угощение несут во все школы. — Но Джек ничего не говорил… — растерянно произнесла женщина. Дженнифер почесала голову и тут же обвела взглядом все кухонные шкафчики с продуктами, пытаясь вспомнить, сколько у неё муки, да и вообще какие в доме есть продукты, предвкушая, что её сегодняшняя ночь будет бессонной. — Как думаешь, как Хоуп восприняла новости? Ками и Клаус вроде сегодня хотели ей рассказать… — зачем-то выпалила Дженнифер, параллельно пытаясь восстановить в памяти рецепт лимонного пирога. — Не знаю, но надеюсь, что всё хорошо.***
Когда Джек проснулся утром, ему было заметно лучше. Жар спал, и он чувствовал себя намного легче. Мальчик встал с кровати, просунул ноги в пушистые тапочки и очень удивился — в доме не было никаких звуков, ни голосов, ни радио. Его никогда не оставляли одного. Здесь должен быть хоть кто-то, если не папа и Дженнифер, то хотя бы няня или соседка, да и вряд ли он проснулся раньше взрослых. Джек осторожно прошёл на кухню и застыл в изумлении прямо на пороге. Он открыл рот, глаза его расширились. На кухонном стуле в той же одежде, что и была вчера, спала Дженнифер. На щеках и чёлке были следы от муки. Она спала так крепко, что даже не слышала, как он подошёл к ней, но главное было не это. На столе стояла выпечка — красивые капкейки в виде героев самых разных популярных мультиков, а это означало, что теперь он не будет одним-единственным в классе, кто ничего не принёс. В благодарность за это мальчик взял плед с дивана и тихонько укрыл им Дженнифер — пусть поспит, а хлопья с молоком он может сделать себе сам. Когда женщина проснулась, он уже нёс в раковину пустую тарелку. Она с удивлением обнаружила на себе плед, а потом столкнулась взглядом с Джеком. — Малыш, что же ты не разбудил меня? — она протёрла лицо. — Как ты себя чувствуешь? — Лучше. Я хочу пойти в школу и всё отнести. Она привлекла его к себе и прикоснулась губами ко лбу — холодный. Да и на вид Джеку было заметно лучше. — Сейчас измерим температуру, а потом позвоним дяде Алексу, и если он разрешит, то… — она собралась подняться, чтобы найти градусник и телефон. — Ты теперь будешь всегда жить с нами? — мальчик взял её за руку, и женщина вновь опустилась на стул. — Джек, — Джей-Джей водила глазами по кухне, пытаясь подобрать правильные слова, но в голову, как назло, ничего не приходило. Словно и не ожидая от неё какого-либо ответа на свой вопрос, Джек просто обнял её, как свою маму тогда, в последний день, и прошептал на ухо: — Если ты останешься с нами, тогда, пожалуйста, не умирай! Пусть никакой плохой Джордж тебя не убьёт. Джей-Джей крепко обняла его в ответ, не подозревая, что всего пару месяцев спустя окажется в ситуации, когда выполнить просьбу Джека будет трудно.***
— Джек, как ты? — спросила Реджина, крепко сжимая руку Робин. Девочка подпрыгивала по дороге и что-то весело напевала под нос. — Уже лучше, температуры нет, — вместо Джека, который о чём-то задумался, отозвалась Джеро — она шла рядом с Реджиной и вела его за руку. — Алекс разрешил не ходить сегодня в школу, но Джек слишком хотел отнести угощение. — Мама, а где папа? — спросила Робин. — Дело ещё не закончилось, моя красавица, они ещё работают, — ответила Реджина, улыбаясь. — А почему вы тогда не с ними, как они справятся без вас? — на сей раз поинтересовался Джек. — Они справятся, дружок, потому что они настоящие мужчины, а мы не с ними, потому что сегодня нам важнее быть рядом с вами. Мы ни за что не допустим, чтобы вы были единственными, кто пришёл без родителей, — произнесла Джеро, чувствуя, как он сильнее сжимает её руку.***
Дело завершилось на следующий день к вечеру. Команда вернулась и улаживала бумажные дела. Гарсия, которая в такие моменты была ничем не занята, сидела в своём кабинете и рассматривала на огромном мониторе милые фотографии котят. После разговоров о монстрах, после фотографий изуродованных тел ей всегда была жизненно необходима доза гормона радости. Вдруг к ней в дверь постучались. Она пригласила войти и, ещё не обернувшись, по стуку трости поняла, что пришёл глава отдела. — Пенелопа, радость моя, — Голд всегда старался общаться с ней в той же манере, в какой она общалась с другими. — Если ты ничем не занята, выполни одну просьбу юной леди. Гарсия наконец повернулась на своём крутящемся стуле и увидела, что вслед за Кристианом в кабинет вошёл Клаус Майклсон, а за руку он держал свою дочку. Девочка с рыжей косичкой, в милом синем платье, воистину была впечатлена. Помещение, в которое она попала, выглядело неописуемо круто. Здесь всюду были мониторы компьютеров и разные штучки, которых она раньше никогда не видела. — Вау! — вырвалась у неё. — Ну ты хоть поздоровайся, принцесса, — улыбнулся Клаус, видя её восторженные глаза. — Здравствуйте! — она тут же вспомнила о приличиях. — Гарсия, у этой юной леди и её папы есть к тебе просьба. Пожалуйста, сделай всё, что сможешь. — Да, конечно, сэр, — тут же засуетилась она. — Приказывайте, а я всё равно что тот джин в лампе, который исполнил уже три тысячи желаний, ваше будет три тысячи первым. — Пенелопа, нам нужно найти фотографию одной женщины, — Голд вышел, а вместо него заговорил Клаус, — но у меня о ней очень мало информации. — Ты пришёл по адресу, мой пушистый друг! Я мастер по поиску иголок в стогах! Тебе имя известно? Клаус кивнул. — Её зовут Хейли Маршалл, и ещё она родила ребёнка, девочку, второго мая две тысячи второго года — это всё, что я знаю. Пенелопа тут же нажала несколько кнопок. По десяткам мониторов побежали бесконечные строки букв и цифр, и это было так быстро, что на несколько секунд у Хоуп и Клауса зарябило в глазах, а потом всё прекратилось. Экраны мигнули, и через минуту на них появилось изображение. Майклсон, конечно же, её узнал — шатенка с карими глазами и улыбкой, немного похожей на волчий оскал. Хоуп несколько минут неподвижно стояла, не сводя глаз с одного из мониторов. Указательный палец она держала во рту. Клаусу казалось, что она даже не моргает, но он никак не привлекал её внимание к себе. Если ей будет нужно, пусть стоит так хоть час. Через несколько минут девочка наконец оторвала взгляд и посмотрела на отца. — Хоуп, если ты хочешь, тётя Гарсия сейчас найдёт, где она живёт, — ещё раз напомнил Клаус. — Я хочу! — произнесла малышка и тут же добавила: — Хочу посмотреть, какой здесь у мамочки кабинет! У тёти Гарсии такой крутой, — она развела руки в стороны, для выражения восторга слов уже не хватало, — а какой мамин? Ты же мне покажешь? — Конечно, покажу, — улыбнулся Клаус. Он не знал, правильно или нет то, что Хоуп не хочет видеть свою маму, но не мог не признать, что его это радует. Попрощавшись с Пенелопой и получив от неё в подарок ручку с единорогом, девочка выбежала в коридор, выкрикнув отцу «Догоняй!», но тот немного медлил. — Гарсия, а можно ещё одну просьбу? — Всё-таки найти её адрес? — засуетилась Пенелопа. Ей никто ничего не говорил напрямую, но поняв, что дата рождения ребёнка Маршалл совпадает с рождением Хоуп, она сама всё сопоставила. — Нет, — еле заметно улыбнулся Клаус и, как показалось Гарсии, даже немного засмущался. — Кэролайн Ф… Вернее, Сальваторе, в девичестве Форбс. — И что ты хочешь о ней найти? — Да просто всё, что найдёшь, — мужчина дёрнул плечом. Магия повторилась, и после того, как по экранам несколько минут бегали строки, на мониторах появилась милая семейная фотография, с которой на него смотрела та самая блондинка, рядом с ней был мужчина, а на руках она держала младенца. — Вот. Кэролайн Сальваторе, замужем, девять месяцев назад родила ребёнка Филиппа Стефана Сальваторе, проживает в Далласе, — отрапортовала Гарсия, вопросительно поглядев на Клауса, а тот только лишь мило улыбался. — Вот и ты стала мамой, блондинка из Мистик-Фоллс, — прошептал он, слыша, как где-то в коридоре его дочка бежит навстречу своей маме. — Мамочка!