Дышать

"...чрез восемь лет ему будет только тридцать два года и можно снова начать еще жить!".

Родион Раскольников идёт домой. Вернее сказать, не вполне трезвый извозчик Раскольников идёт в квартиру, где в данный момент времени проживает. Погода сейчас ни к чёрту - набившая оскомину слякоть нагоняет на него тоску, резкий холодный ветер будто бы пытается преградить ему дорогу, а то ли дождь, то ли снег отчего-то неимоверно раздражает. Родион успел бы подумать о том, что всё дело-то не в погоде и вовсе, да вот только очередной порыв ветра уныло взвывает, тем самым отвлекая его от мыслей и заставляя поправить воротник потёртого и грязного пальто. *** В холодной квартире его встречает Соня - такая же печальная и поникшая, как старая берёза у парадной. Она было тянется к нему, но резковатое движение руки Родиона, снимающего промокшее насквозь пальто, отпугивает Сонечку - Софью Семёновну, как почему-то мысленно в последнее время называет её Раскольников. Молодая и тихая девчушка, вынесшая так много страданий, что, казалось, больше уже невозможно, и поехавшая с ним когда-то на каторгу - то была Сонечка, теперь она - Софья Семёновна, постаревшая женщина, в глазах которой залегла глубокая печаль. Бореньку, их незаконнорождённого и единственного сына, Софья Семёновна оплакивала долго и мучительно. Смерть ребёнка пошатнула и её здоровье, и хрупкий мирок их и так непростых отношений. С того самого дня взгляд её совсем потух, а на висках проблёскивает лёгкая седина. Раскольников не раз видел, как женщина плачет у образов, и сквозь молитву её слышится: "Боря, Боренька мой!", и плач переходит в тихие рыдания. Он сам, вероятно, не вполне может разделить её боль - несколько месяцев он переживал их общую утрату, однако за три с половиной года эта рана затянулась, больше уже не была свежей и кровоточащей. Вместе с сыном, как кажется Родиону, умерла и Сонечка, та Сонечка, что когда-то смогла воскресить его, вернуть к жизни. Раскольников так долго ждал, когда же наконец закончится его каторжный срок, что разочарование от горького привкуса свободной жизни оказалось не просто сильным, а по-настоящему отравляющим. А жизнь после каторги - она совсем иной ведь оказалась, не такой, как Родион её себе представлял, словно и не его собственной жизнью, а какого-то иного человека: одним словом, совершенно чужой для того Раскольникова, что раскаялся в содеянном много лет назад. - Как... - Соня даже и в глаза-то ему ни разу не взглянула, взгляд-то всё в пол, - как на работе-то, Родя? Раскольников может и мечтал когда-то быть юристом - да вот только после долгой каторги такие дороги для него закрыты. Стал он в итоге обычным "ванькой" - извозчиком, в дешёвую колымагу которого в Петербурге был готов сесть далеко не каждый человек, даже небогатый. Соня, пройдя впервые по жёлтому билету, также закрыла для самой себя все пути к благополучной жизни. После смерти Бориса из дома она выходит совсем редко - Родион давеча предложил ей встать в ряды плакальщиц, чтоб слёзы её даром не пропадали - Соня посмотрела на него с ужасом: наверное, любая другая на её месте бы смертельно обиделась, когда её задели за живое, но Софья Семёновна, кажется, делать этого не умела. - Нормально, - Родион неловко кладёт ладонь на её плечо, женщина резко дёргается в сторону, и мужчина сразу же убирает руку, поджимая губы, - нормально, жена моя. - Какая уж я вам жена, Родион Романович, - Соня переводит печальный взгляд с пола на стену, - столько лет в грехе живём, а вы всё "жена" да "жена". - В грехе мы, Софья Семёновна, - подражая тону женщины, проговаривает Раскольников, - живём дольше, чем вы привыкли считать. Истокам наших первых грехов так много лет, что мы, кажется, самые страшные грешники в мире. - Вы снова пьяны? - Соня стоит не слишком близко, но запах спиртного она чувствует, - ладно уж, меня вам вовсе не жаль, так вы хоть себя пожалейте, здоровье своё! - О, Господи, Софья Семёновна! К чему эти нравоучения сейчас, я почти трезв! - Ужинать будете? - в глазах Сони в который раз стоят слёзы, - я приготовила, вы... - Не нужно, Соня, не нужно. Пойду прилягу, что-то дурно мне. - Что же с тобой, Родя? - взгляд женщины становится испуганным, взволнованным, она впервые за вечер поднимает на него глаза и нервно кусает губы, - ты же если... на кого ж я останусь? - Совсем с ума сошла, Софья, - Родион смотрит холодно и отчуждённо, - не помру я, не помру! И ты не помрёшь, если не будешь рыдать так истошно и часто. Раскольников ещё некоторое время расфокусированно смотрит на поникшую Соню, пытаясь разглядеть в ней свою былую любовь. Проходя в другую комнату, он обходит женщину, небрежно её толкнув плечом. *** В последнее время Родион радуется минутам, проведённым в одиночестве: никто не мешает пить, никто не мешает думать, никто не мешает дышать. Раскольникову отчего-то кажется, что с Соней он задыхается, но без неё, вероятно, он тоже дышать не сможет. Родион садится на кровать и достаёт из-под неё початую бутылку водки, отхлебывая прямо из горла. Весь последний год Родион пытается ответить на вопрос, заданный ему Разумихиным, заехавшим как-то вместе с Авдотьей Романовной и увидевшим страдающую Соню и увядающего на глазах её сожителя-алкоголика, что когда-то был его близким другом, студентом Раскольниковым: "Что ж ты с жизнью-то своей творишь, Родя?". Вопрос, вероятно, был риторическим, но это не мешает Родиону возвращаться к нему снова и снова. Действительно, в какой конкретный момент всё пошло ко дну? В день, когда Родион впервые оттолкнул от себя некогда горячо любимую Соню? В день, когда умер их сын? Или всё началось гораздо раньше: в день, когда Родион вернулся с каторги? Верного ответа на этот вопрос Раскольников никогда отыскать не сможет, ведь на самом деле жизнь его сломалась в тот день, когда на голову старухи-процентщицы опустился топор. Вот только признать это после столь долгого проделанного им пути Родион уже не сумеет. Спиртное уже давно не прожигает ему глотку, не веселит и совсем не помогает забыть о проблемах, которых у него предостаточно. Водка лишь будоражит в его голове образ Лизаветы, что обещает вслед за сыном забрать ещё и любимую подругу Соню, что и так натерпелась от жалкого убийцы. - Иди к чёрту! - Родион кричит на стену, продолжая видеть там женщину, - к чёр-ту! Слышишь меня? Не заберёшь Соньку у меня, и меня самого не заберёшь отсюда! - Раскольникова мелко трясёт то ли от количества выпитого, то ли от волнений и ярости, - Думаешь, сможешь с того света достать? Не дождёшься! Иди к чёрту, он-то уж тебя ждёт! Неожиданно Родиону в голову вместе с алкоголем ударяет мысль, которую так давно, ещё в годы каторги пыталась донести до него Соня: не поминай чёрта всуе, иначе он сразу и появится. Раскольников с каким-то ужасом восклицает: "чур меня, чур!", а потом вдруг встаёт на колени, практически падает, начиная самозабвенно молиться и страшно путая слова. Он отчего-то резко вспоминает о Соне и о том, что происходило между ними все эти непростые годы. Шатаясь, Родион выходит из комнаты, пытаясь отыскать Сонечку. Женщина спокойно спит на тахте - Раскольников не помнит, как давно она спит именно там. Худая рука лежит на подушке, и Родион сжимает её - Соня не реагирует. - Соня, Сонечка моя, - женщина просыпается, пугаясь прижимающегося к ней Раскольникова, - Соня! - Что, что слу... - Сонечка закашливается, Родион сильно прижимает её к себе, а его руки сдавливают её шею, пытаясь удержать. - Соня, Сонечка, - глаза Раскольникова безумны, он, кажется, и сам не понимает, что творит, пытается поцеловать женщину. - Мне... - Соня пытается заполучить хоть глоток воздуха, - мне... ды...ды-шать не...не..чем- - Я тоже задыхаюсь, Соня, - Родион на несколько секунд прерывает поцелуй, - это ты душишь меня, Сонечка, - и вновь впивается в его губы. В какой-то момент Соня перестаёт сопротивляться - Раскольников продолжает вжимать её в стену своим телом, всё ещё грубо удерживая за шею и бешено целуя. Руки женщины холодные, она вся какая-то холодная - быть может, это Родиону так кажется - в его комнате было душно. Он наконец резко отстраняется - голова женщины с ощутимым стуком ударяется о стену. Соня сидит, прижатая спиной к этой самой стене, глаза её вновь опущены в пол, и Родион приподнимает её за подбородок, чтобы взглянуть в её лицо и ужасается увиденным. Глаза Сони в ужасе вытаращены, рот приоткрыт, а кожа лица пугающе посиневшая. - Сонечка, - зовёт женщину Родион неожиданно охрипшим голосом, - Соня, милая, что же с тобой? Она никак не реагирует. Раскольников трясёт её за руки, пару раз хлопает по щекам - Соня всё ещё выглядит безжизненной. Родион тихо разговаривает с ней, шепчет, что никогда не отдаст Лизавете и лихорадочно целует её лицо, спрашивает, сможет ли она в очередной раз простить его, кается уже не перед Богом, а перед своей Соней. Примерно через пять минут Раскольников осознаёт, что Сонечка уже никогда ему не ответит. Родион вновь начинает бешено метаться по квартире, пытается рвать волосы на голове. Взгляд его совсем безумен. Раскольников возвращается к бутылке и, допив пару глотков, с какой-то истеричной яростью разбивает её об пол. Теперь рука его хватается за то самое Евангелие. Родиона сильно трясёт, в глазах стоят слёзы - в конце концов он оседает на пол вместе с книгой, не в силах даже рыдать. Казалось бы, впервые за эти вечер и ночь он хоть немного трезвеет, но реальность происходящего вновь доводит его до белого каления. - Соня, Сонечка, что же ты... - у Родиона проступает холодный пот, - ох, Соня моя, что ж наделал я? Раскольников пытается встать, оперевшись на стену, но давящая, сжимающая боль за грудиной мешает ему это сделать - он вновь оказывается на полу. Бледный как полотно Родион пытается вдохнуть глубже, но не может, лишь бесцельно открывает-закрывает рот как выброшенная на берег рыба. Раскольников безуспешно пытается вчитаться в строки священной книги. Его вновь прошибает пот, сердце отчаянно бьётся в груди, будто бы желая вырваться наружу. Родиону по-настоящему страшно: теперь он видит не только Лизавету, но и стоящую перед ним Соню, чьи руки лежат на плечах подруги и чьи грустные безжизненные глаза смотрят на него с тоской и разочарованием. - Прости меня, Сонечка, про-прости меня, мою гре...грешную ду... ду... ду-шу прости, - Раскольников дёргается с пола, но подняться вновь не получается, к сдавливающей боли добавляется сильнейшая одышка, - те... теп-теперь уже мне... мне не... не дышать без те-тебя, ми... милая. - Перед Богом отвечать будешь, Родион Романович, - на первый план выходит Лизавета, Соню почти и не видно из-за её спины, - за все свои грехи каяться да душу грешную свою отмаливать будешь. Раскольников её уже не слышит и не видит. Перед глазами отчего-то яркие-яркие всполохи и едва различимые тёмные силуэты: один сильно похож на Сонечку, а другой - на мать, остальные разглядеть он не в силах. Родион мертвенно бледен, голова его опускается на пол, холодный пот каплями течёт со лба - он слабо шевелится, пытается заполучить хоть глоток воздуха, но вскоре окончательно замирает в неестественной позе. Евангелие так и остаётся сжатым в его холодной руке.