«…Знакомо ли вам абсолютное безрассудство на грани смертельной глупости? Мне — да. Я бросаюсь в битвы с высшими драконами, охочусь на лесных великанов и хватаю катящиеся по полу древние эльфийские артефакты. Вернее, всего один, который и стал причиной возникновения Бреши, а также Якоря на моей руке. Судя по всему, единственного спасения этого сгорающего в драконьем пламени мира…»
Аделайн устало вздохнула, пробежавшись взглядом по написанным словам, после чего недовольно хмыкнула и скомкала бумагу в неровный шар, бросив его на пол к десятку таких же листов, испорченных ею во имя писательства.
Виной всему этому была леди Монтилье, посол и дипломатический советник Инквизиции, полная идей и горящая их немедленной реализацией в жизнь. Так, собственно, и началось очередное утро в Скайхолде, а именно с сияющей Жозефины, которая затолкала Тревельян в свой кабинет, когда та едва успела спуститься в главный холл из своих покоев, усадила за свой стол и торжественно вручила стопку пергаментов, чернильницу и тёмно-синее перо с серебряным наконечником.
— Сегодня начинаем работать над вашей биографией и хронологией происходящих событий!
— Леди Монтилье, я не могу… — начала было сопротивляться Аделайн, ссылаясь на запланированные в этот день дела, однако посол была убийственно непреклонна.
— Никаких возражений, миледи Инквизитор! Мы с мастером Тетрасом организуем всё остальное, так что с вас только материал.
С тех пор прошла пара мучительно долгих часов, но Тревельян ни на шаг не приблизилась к тому, чтобы закончить хотя бы первую страницу. Всё казалось ей то слишком вычурным, то слишком витиеватым, то слишком простым. А то и вовсе просто-напросто не тем, словно она пыталась придумать некого персонажа вместо самой себя, что весьма не подходило для автобиографии и хронологического повествования о событиях, произошедших с ней после Конклава.
Она честно пыталась сфокусироваться, уловить свое
«Я» и выложить его на бумагу, однако все её мысли неизменно возвращались к воспоминаниям о крепости Адамант, о Стражах и демонах, о Тени и нелепости появления Якоря на её руке. О том, какой ценой этот штурм дался не только ей, но и всей остальной Инквизиции. Но особенно сильно она беспокоилась о
нём.
В конце концов, она сдалась и решила оставить свои тщетные попытки написать что-то более связное, чем два предложения.
— Мне обязательно нужно заниматься этой писаниной? — Аделайн откинулась на спинку кресла, потирая шрам на переносице и глядя на леди Монтилье, сидящую напротив неё и погруженную в очередные выгодные сделки, чтобы у Инквизиции не было финансовых нужд. — Неужели мы не можем нанять кого-нибудь, кто будет ходить за мной и записывать всё
это?
Жозефина оторвалась от бумаг лишь на несколько секунд, окинув Инквизитора взглядом серых глаз, после чего улыбнулась уголками губ, вновь возвращаясь к письмам и договорам.
— Будет намного достовернее, если вы сделаете это сами, миледи. В конце концов, никто не знаком с вашей жизнью лучше, чем вы сами, — она на мгновение задумалась. — А ещё мы едва ли сможем компенсировать тот стресс, который получит биограф, следуя за вами туда, куда вы
обычно ходите со своим отрядом…
Тревельян снова вздохнула, но уже совершенно страдальчески. Конечно она умела писать, и это было не таким сложным делом, как спасать собственную жизнь от разъяренных красных храмовников, демонов и высших драконов, но всё же… Она ненавидела писать, особенно когда была совершенно не настроена на писательский лад. Да и слишком часто приходилось заниматься этим в те далёкие времена, когда она еще жила со своей семьей в Оствике, и ещё чаще — будучи в Круге. Она задумчиво провела ладонью по массивной столешнице. Так странно; она была здесь, в Скайхолде, всего несколько месяцев, но старая жизнь и Круг уже казались ей настолько невероятно далёкими, словно это происходило целые десятилетия назад.
Или же вовсе в другой жизни.
— Вы можете взять перерыв, если хотите, — Жозефина вновь взглянула на неё, но уже более внимательно, словно считывая её настроение по нахмуренным бровям и поджатым губам. — Однако биография и хронологическое повествование о ваших деяниях в качестве Инквизитора — обязательное дело. Возможно, будущие историки будут воссоздавать события этих дней именно по вашим словам, миледи Тревельян.
— В таком случае это будет ужасная история, — невесело усмехнулась Аделайн, поднимаясь с кресла. — Потому что это звучит либо слишком запутано и хаотично, либо слишком уж невероятно, чтобы поверить, что кто-то на самом деле такое пережил. К тому же, сейчас моя голова забита
совсем другим и…
Совсем не пишется.
Жозефина сдержанно хихикнула, пряча лукавую улыбку за листами бумаг и слегка наклонив голову, глядя на Инквизитора.
— Конечно-конечно! Передавайте этому
«совсем другому» мои наилучшие пожелания, а также напомните ему, что завтра утром сбор в ставке командования. И мы надеемся, что его состояние позволит ему присутствовать лично, иначе всю информацию нам опять придётся передавать друг другу через гонцов. — Аделайн помрачнела всего на мгновение, но эта перемена совершенно не укрылась от взора посла. — Простите. Мы просто… Мы все беспокоимся о его состоянии, но он почти не контактирует с нами, и сейчас вы единственный человек, которого он пускает к себе лично… — Жозефина нахмурилась, несколько секунд обдумывая дальнейшие слова: — Если ему все ещё нужно время, то пусть даст знать, хотя бы через вас. В таком случае мы с Лелианой и леди Кассандрой не будем его ждать и возьмём всю необходимую работу на себя.
— Знаю, да… Знаю. Я передам ему ваши пожелания и вашу просьбу. Благодарю вас, леди Монтилье. Мы оба благодарим.
— Ах, не стоит, — Жозефина смущённо отмахнулась. — Ну же, ступайте к нему. Уверена, он ждёт вашего прихода с самого своего пробуждения!
Леди Инквизитор коротко поклонилась на прощание и, заправив поседевший локон волос за ухо, устремилась прочь из кабинета посла, оставляя за собой лишь эхо от коротких каблуков сапог и кучу скомканной бумаги вокруг письменного стола.
Она не соврала; её голова действительно была занята другими вещами, и значительная часть из них касалась Каллена. Вернее, его состояния, которое стремительно ухудшалось с каждым новым днём. Особенно тяжело на нём сказался недавний штурм крепости и пережитый стресс после падения Аделайн в разлом, через который она физически попала в Тень.
Снова.
Сперва, когда они только прибыли в Скайхолд после уничтожения Убежища, это было похоже на обычную усталость, в которую иногда вклинивалась головная боль, но со временем командиру становилось всё труднее работать, а затем и вовсе передвигаться по Скайхолду, из-за чего он не покидал пределы своей башни без
крайней на то нужды, при этом с абсолютным упрямством продолжая пытаться работать.
«…Я не могу быть менее полезен для Инквизиции, чем был полезен для Мередит и Киркволла. Не могу. И не стану.»
Однако в последние дни Каллена можно было застать всего в двух состояниях — либо под одеялом в постели, либо сидящим на полу возле своего стола, в окружении книг и бумаг, некоторые из которых были испорчены каплями пролитых чернил из-за приступов боли и трясущихся рук. Выглядел он соответствующе своему состоянию: в едва застёгнутой рубашке и штанах, с босыми ногами и небрежно расчёсанными волосами, а на лице его уже появилась заметная борода, в бонус к которой шли тёмные круги под глазами от бессонных ночей и покрасневшие глаза с лопнувшими капиллярами. Лицо его осунулось, и бледная кожа обтянула скулы, заострив мягкие черты. Часто он сидел возле свечи, подолгу вчитываясь в текст рапортов, отчего на щеках виднелись дуги теней от русых ресниц, и казалось, словно круги под его глазами были ещё темнее, а само его состояние — намного хуже и критичнее.
Если спросить у него, когда он в последний раз ел или спал, то едва ли он смог бы ответить. И это крайне сильно беспокоило не только советников Инквизитора, но и саму Аделайн.
Особенно её. В конце концов, она обещала быть рядом с ним при любых обстоятельствах, но Каллен раз за разом отказывался от любой помощи.
«Это моя ответственность», — снова и снова повторял он, прячась от взгляда карих глаз либо под одеялом, либо за рапортами, которые попадали к ему в руки лишь из-за его настойчивости и страха гонцов перечить воле военачальника Инквизиции. Однако, к сожалению, с каждым днём становилось все очевиднее, что командир с этой самой ответственностью уже практически не справляется.
Очевидно для всех, кроме него самого.
Аделайн всеми силами старалась отбросить от себя тяжёлые мысли, пока спешно шла через главный холл, усеянный цветными бликами от оконных витражей, к залу, который располагался под библиотекой и где большую часть времени обитал Солас. Оттуда можно было попасть в башню Каллена напрямик — кратчайший путь и избегание лестниц. В последнее время она не любила их особенно сильно, ведь само их существование доставляло командиру всё больше и больше проблем в силу того, что он наотрез отказывался покинуть башню и перебраться в основное здание, из-за чего был вынужден то подниматься наверх, чтобы обессиленно рухнуть поперёк постели, то спускаться вниз, чтобы терзать себя обязанностями, которые у него, увы, было невозможно отобрать как уговорами, так и общими стараниями Инквизитора и остальных советников.
Однако едва она поздоровалась с эльфом, занятым росписью очередной части стены, и открыла дверь, ведущую на улицу, её тревога снова вернулась. Башня Каллена с запертыми дверьми выглядела словно одинокий маяк. Старый, заброшенный, с трещинами и дырами в стенах. Скованный зимними льдами посреди гневно бушующего океана. Этот маяк не выглядел угрожающе или страшно. Скорее грустно, словно он с невыносимой тоской взывал к летним тёплым дням и тому старому доброму времени, что было когда-то, но отобрано против его воли. Словно он ждал. Ждал, когда пройдёт зима и на небе взойдёт ослепительно яркое солнце и растопит льды, окружающие его непроходимой стеной. Что путь к нему отыщет смотритель, который с заботой и любовью вернёт ему былой вид и изначальную цель — направлять и сиять в ночи, столь же ослепительно ярко, как и само солнце.
Аделайн замедлила шаг, собирая свои мысли и саму себя в единое целое. Она боялась, что её тревога лишь сильнее навредит ему и заставит окончательно уверовать, что он причиняет ей и всем остальным одни лишь неудобства и тратит чужие ресурсы, не отдавая ничего взамен, и как следствие — отдалится ещё сильнее, погружаясь в ещё большую злость на себя за свое состояние. Он делает так уже не в первый раз, как и в целом придает всему этому слишком огромное значение. И впоследствии действует так, как угодно только лишь ему самому. Значение же было настолько огромным, что он добровольно и незамедлительно съехал из общей комнаты, которую делил с Кассандрой, Жозефиной и Лелианой, за пределы Убежища, разместившись в палатке перед тренировочной площадкой. И всё это из-за того, что Жозефина всего лишь поинтересовалась, почему он тревожно бормотал во сне и хочет ли он поговорить об этом. Всё, чего он хотел после этого — спрятаться и не причинять дискомфорт другим людям, как и в целом не хотел позволять им видеть себя в более уязвимом состоянии.
Видеть себя настоящего, а не стойкого оловянного солдатика.
«Проблемы с доверием — меньшая из проблем Каллена. Однако если мы решим её — сможем решить и все остальные», — говорила Лелиана в первые дни после возрождения Инквизиции, а затем с грустной полуулыбкой добавила: —
«Мы своих не бросаем, Вестница. Не бросаем тех, кто нуждается в нашей помощи. А он нуждается в ней каждый день с тех самых пор, как мы с Филиппой нашли его там, в Кинлохском Круге, посреди происходившего там хаоса».
Аделайн была полностью согласна с ней, поэтому и работала над тем, чтобы Каллен начал доверять новым для него людям, в том числе и ей самой. И, честно говоря, работа эта была далеко не самой простой, однако вид постепенно раскрывающегося Каллена приводил её в трепет и некий восторг, ведь под маской сдержанного и не особо разговорчивого военачальника оказался человек, который удивительно сильно резонировал с ней, хоть и на первый взгляд они казались друг другу полными противоположностями, у которых не могло найтись никаких иных точек соприкосновения, кроме рабочих вопросов.
Удивительно, насколько же сильно всё изменилось с того самого дня, как они впервые встретились лицом к лицу в ставке командования Убежища…
Наконец, дойдя до двери башни, Аделайн замерла и глубоко вздохнула, не в силах перестать думать обо всем этом.
Прошла уже пара недель с тех пор, как они вернулись после Адаманта, однако сама Тревельян лишь недавно пришла в себя и смогла полноценно вернуться к своим обязанностям и делам Инквизиции. Каллену же, в свою очередь, становилось всё хуже, и довольно долгое время она не могла помочь ему должным образом; лишь навещать пару раз в день, справляться о его самочувствии и делиться новостями, а также приносить из кухни еду, чтобы он поел. В последние же дни это происходило исключительно под её контролем, что сперва крайне сильно смущало Каллена, особенно когда у него тряслись руки и Аделайн сама помогала ему есть, то ложкой, то кончиками пальцев. Но затем он привык к этому проявлению заботы, чуть заметно краснея лишь тогда, когда пальцами она задевала его губы. Впрочем, из-за этого немного смущалась и она сама.
Стоя перед запертой дверью она боялась, что по итогу приложила недостаточно усилий, что не оправдала ни своих обещаний, данных ему, ни его ожиданий. Боялась, что выпав из жизни она подвела его тогда, когда он нуждался в ней сильнее всего, а теперь уже было слишком поздно. Боялась даже несмотря на заверения самого командира, что она и её самочувствие намного важнее, чем его, и что он буквально запрещает ей возиться с ним, пока она сама не встанет на ноги.
«Впрочем, даже после этого не стоит. Я справлюсь… А вот Инквизиции нужен Инквизитор, и нужен здесь и сейчас. Позаботься в первую очередь о себе. Это все, о чем я тебя прошу».
— Кто же позаботится о
тебе, если не я? — пробормотала она, доставая из подсумка массивный ключ от главной двери башни.
Каллен всерьез озаботился тем, чтобы изолироваться и чтобы ни одна посторонняя душа не видела его в таком состоянии. Неизвестно, чего в этом было больше — гордости или свойственной ему самостоятельности с примесью неловкости и нежелания, чтобы к нему относились с сочувствием и жалостью. Возможно, дело было и в том, и в другом. И это, конечно, внесло определённые трудности в функционирование ставки командования и в координацию действий всех трёх советников, однако Лелиана и Жозефина относились к нему достаточно тепло и понимающе, чтобы вызваться разделить между собой его работу, пока он будет находиться в
«отпуске», как только стало известно об его ухудшающемся состоянии. Командира этот жест озадачил, однако, поблагодарив дам за поддержку, он вежливо отказал им и попросил не беспокоиться о выполнении его работы. Тогда Каллен ещё выходил из башни, чтобы контролировать утренние тренировки рекрутов.
Теперь же, вопреки его ворчанию, до него доходила лишь ¼ его прежних обязанностей. Остальным занимались Жозефина, Лелиана и Кассандра, которая выполняла их давнюю договоренность, состоявшуюся ровно тогда, когда будущий военачальник решил отказаться от приёма лириума и уведомил Искательницу о возможных побочных эффектах этого решения.
Ключ плавно повернулся в замочной скважине, после чего раздался тихий, но отчётливый и характерный щелчок, и Инквизитор аккуратно приоткрыла дверь, заглядывая внутрь и стараясь не шуметь на случай, если Каллен еще не проснулся.
— Аделайн, — донеслось до неё прежде, чем она заметила самого храмовника, почти привычно сидящего на полу между книжными полками и его рабочим столом.
В этот раз под ним была его же накидка с тёмным и густым мехом, а на столе неожиданно появился Калленовский шлем, выполненный в виде львиной головы и с меховой опушкой того же цвета, что и на самой накидке. Обычно этот шлем лежал наверху в сундуке, и Каллен доставал его лишь тогда, когда появлялась надобность присутствовать где-то в полной экипировке. Поэтому и было странно видеть его посреди стола, когда сам командир не был в состоянии надеть на себя даже сапоги, отчего и сидел в одних штанах и рубашке. В целом же Каллен выглядел как и в прошлые несколько дней, то есть не очень. Его слабость и измотанность отражались в каждой черте его лица, в его движениях и звучании голоса, что с мягкого и бархатистого баритона, в котором уверенность органично граничила со сдержанностью и спокойствием, превратился в тихий, с хрипотцой и бесконечной усталостью.
— Каллен, — Аделайн вошла внутрь, закрывая за собой дверь. — Ох, выглядишь…
— По-прежнему ужасно? — он коротко и сдавленно усмехнулся, медленно поднимаясь на ноги. — Кажется, я потратил полчаса своей жизни, чтобы просто спуститься с этой…
кхм!.. проклятой лестницы…
— Тебе не нужно было спускаться, — уперев руки в бока, Аделайн вздохнула. — Я бы поднялась к тебе сама. И, кстати говоря, Жозефина просила передать, что завтра утром сбор в ставке командования. И было бы здорово, если бы ты смог прийти, но…
— В таком случае мне нужно выдвигаться прямо сейчас. Может к утру и доползу, — он попытался вновь усмехнуться, но вместо это с его губ сорвался глухой и болезненный стон, и он с силой оперся рукой о поверхность своего стола, чтобы удержаться на ногах. — Прости, я… Слишком долго сидел, наверное…
Тревельян сделала несколько шагов, приблизившись к Каллену достаточно близко, чтобы заботливо положить руки на его плечи. Он выдохнул, устало и шумно, после чего перевел на нее взгляд своих янтарных глаз, в которых плескалась вина и неловкость за своё состояние.
— Прошу, перестань извиняться, — мягко, но настойчиво сказала ему Аделайн, поправляя выбившуюся прядь седых волос на его виске. — И ты не обязан приходить, если тебе всё ещё плохо и нужно время. Мы все знаем, какой ценой тебе всё это дается, и мы все хотим помочь тебе.
— Я понимаю, но…
Аделайн прекрасно знала, что обычно следует за этим
«но». Отвественность. Это был уже не первый их разговор на эту тему. Однако если в прошлые разы она просто вздыхала и переводила тему на что-то более будничное, потому что не была в состоянии словестно бороться со своим избранником, то теперь… Теперь она была в достаточно умеренном состоянии, чтобы потягаться с командирской упёртостью, а то и вовсе попытаться
выжечь её хотя бы на пару дней, ради его же блага.
— Никаких
«но», Каллен, — вновь мягко, но настойчиво; она осторожно коснулась ладонью его щеки и провела большим пальцем по линии шрама, начинающегося под нижним веком, пересекающего губы и доходящего до середины подбородка.
«Подарок от Мередит за верную службу», как однажды назвал его Каллен. — Тебе необходим отдых.
Полноценный отдых без каких-либо обязанностей и лишних нагрузок, в том числе и моральных, а ты все упорствуешь.
— Это не упорство…
— Упрямство? Упёртость?
— Аделайн… — он слегка наклонил голову, глядя ей прямо в глаза. — Есть вещи, которые я не имею права… перекладывать на чужие плечи. Это моя…
—
Ответственность, — с чуть большим раздражением, чем ей хотелось, закончила Тревельян, скрестив руки на груди и отступая от командира на один шаг. Тот в свою очередь на этот самый шаг приблизился к ней, все так же глядя в глаза. — Ты говоришь это каждый раз, но ты угасаешь, Каллен. Таешь словно зажжённая свечка, и мне… Мне тяжело смотреть на это и делать вид, словно ничего ужасного не происходит.
— Но разве не в этом суть свечей —
сгорать?
— Не в
твоём случае.
Он предпринял очередную попытку усмехнуться. Ему искренне хотелось этого, но получился только болезненный и тихий всхрип, после которого он выдохнул, а затем с усилием выпрямился и, освободив руку от роли опоры, взял ладони Аделайн в свои.
Тёплые. Намного теплее, чем его собственные. То ли в силу того, что он был слаб настолько, что его тело не могло согреть себя должным образом, то ли потому что она всегда была ощутимо теплее в виду своих
особенностей. В любом случае, это было приятное тепло, вызывающее дрожь по телу, а миниатюрность и аккуратность её ладоней казались ему чем-то настолько успокаивающе правильным, что на несколько мгновений его разбитое состояние словно отступило, перестало сдавливать его нутро и выламывать кости сквозь кожу и мышцы. Словно стало легче дышать, как если выбраться из тёмной и давящей водной глубины на поверхность.
Пожалуй, в этом и была причина, почему приходить сюда могла только она: Аделайн имела на него влияние, о размерах которого он порой боялся даже задумываться, настолько оно было колоссальным. Но он не был против. Оно помогало ему. Оно делало его лучшим человеком, чем он был когда-то давно, в другой жизни, в другом месте и времени. И он был благодарен за это, хоть и в данный момент не был в состоянии выразить эту благодарность должным и достойным образом.
— Ты должен отдохнуть.
Пожалуйста… Адамант и так стал для тебя слишком серьезным испытанием. Дальше не станет легче, лишь наоборот, а ты нужен Инквизиции в бодром и здоровом состоянии, — она смотрела на него, вкладывая во свой взгляд всю серьёзность этих слов, а также позволяя эмоциям разжечь пламя в её собственных глазах. — А еще ты
нужен мне. И для этого тебе нужно позаботиться о себе и пережить этот период. Без лириума. И без работы, которую ты буквально воруешь у тех, кто добровольно и искренне хочет тебе помочь.
Каллен вздохнул, но, неожиданно даже для самого себя, как-то смиренно. То ли аргументы были слишком логичны, то ли нужда в нём действовала на него должным образом, то ли он просто смертельно устал и не мог парировать чем-то в ответ. Может было невозможно упорствовать и сказать
«нет», глядя в эту причудливую огненную бездну, в которую превращались глаза Тревельян, когда она давала волю своим эмоциям и чувствам, а может всё и сразу.
Сперва ему было странно замечать и видеть, как обычные человеческие глаза превращаются в два огненных водоворота, но, узнав Аделайн ближе, он привык к этому проявлению её огненной натуры. Более того, такой явный индикатор эмоций казался ему высшей степенью искренности, и чаще всего она была направлена именно в его адрес. Впрочем, и само их сближение можно было назвать
странным. От профессионального и учтивого уважения друг к другу они перешли к дружеским и длительным беседам то за партией в шахматы, то гуляя по саду и двору Скайхолда, а затем он стал замечать за собой, что думает о ней почти всё время. Что ждёт каждой новой встречи с ней; что репетирует то, что и как скажет, чтобы впечатлить или повеселить её; что переживает за неё, когда она покидает крепость; что хочет проводить с ней больше времени.
И вообще хочет…
больше.
Сложно сказать, в какой именно момент он стал испытывать к ней то, что испытывал сейчас, но одно он знал точно: это не было любовью с первого взгляда, как бывает в романах, которыми тайком зачитывается Кассандра. Это было что-то более глубокое, построенное на взаимном уважении и симпатии друг к другу. Построенное на разговорах обо всём на свете, на искренности и доверии, с которыми они делились друг с другом воспоминаниями о своём прошлом, сидя на крыше полуразрушенной башни и деля одну бутылку красного вина на двоих.
Она была одной из немногих, кто услышал от него лично историю о Кинлохском Круге и о том, что там происходило, а также рассказ о Киркволле и о том, что случилось, когда паранойя и жестокость Мередит перешли грани разумного, а его вера в неё и ее доктрину разбилась вдребезги. Аделайн же в свою очередь рассказала ему о своём детстве и о том, как годами она прятала свой магический дар, а потом все всплыло наружу из-за устроенного ею пожара.
«Что было до этого? Ох, я… Если честно, я просто вышла из себя. Потеряла всяческий контроль, потому что… В общем, я разозлилась из-за того, что меня, без моего же ведома, пообещали знатному мальчишке из Тантерваля, а затем… Затем всё вокруг меня загорелось. Потому что я хотела этого. Я хотела, чтобы всё сгорело к чертям вместе со мной. Я не хотела брака. Не хотела, чтобы моя жизнь стала такой, как пророчила мне мать все эти годы, потому что это не жизнь, это прозябание впустую!.. Но я не думала, правда не думала, что это произойдёт столь буквально. И до сих пор виню себя за это.»
Потом она рассказывала ему о Круге, отчётливо раздраженно вспоминая то, как каждый её шаг сравнивали с леди Вивьен, даже несмотря на то, что та покинула Оствикский Круг задолго до появления в нем Аделайн. А затем поделилась своими мыслями насчёт недавних событий и насколько ей было страшно брать на себя роль Инквизитора и вести за собой такое огромное количество людей. Насколько страшно было думать о том, что ей верило столько людей.
Верило в неё. И это тоже по-своему их сблизило, потому что Каллен понимал этот страх и эту ответственность лучше, чем кто-либо другой в Инквизиции. В конце-концов, в своё время именно он стал следующим рыцарем-командором для обезглавленного Киркволльского ордена храмовников, и люди тоже
верили ему, как и
верили в него…
Он вынырнул из этих раздумий так же резко, как и погрузился в них, однако Аделайн всё ещё стояла перед ним, терпеливо ожидая от него ответа. За последнее время она, пожалуй, уже привыкла к тому, что он либо впадает в задумчивое молчание, либо у него нет сил отвечать вовсе.
— Я знаю, просто… Не хочу быть обузой. Боюсь, что мне не станет лучше, и если со мной
что-то…
— Нет, — она попыталась прервать эту фразу, потому что последнее, о чём она хотела думать — что он может
не поправиться. Что
невозможно избавиться от лириумной зависимости. Что лириумное помешательство — это
единственное, что его ожидает в конечном итоге.
— …случится, я хочу быть уверен, что сделал достаточно.
Каллен смотрел на неё серьезно, и голос его звучал на удивление твердо несмотря на его состояние. Аделайн отвернулась, закрыв глаза и тяжело вздыхая. Конечно она знала, что он не только редкостный упрямец, но и многие свои решения принимает обдуманно, взвешенно и скрупулезно, и практически никогда не отступается от них. Если он заранее знал, что отказ от лириума может начать медленно убивать его, то конечно он знал и то, что и как будет делать в таком случае. А именно — нести отвественность и пытаться быть полезным делу, в которое искренне верил, до самого конца.
— С тобой ничего не случится. И ты от меня так просто не отделаешься, Каллен Стентон Резерфорд, — с долей шутки, но твёрдо произнесла она, на что Каллен тихо рассмеялся в ответ; сдавленно из-за боли, но всё же тепло и нежно, и Аделайн, вновь взглянув на него, улыбнулась в ответ. — Ты справишься с этим.
Мы справимся. Вместе.
— Я всё никак не привыкну к этому… К тому, что у меня есть
ты. Но… — он аккуратно отпустил её ладони и, приблизившись еще чуть ближе, приобнял за талию. — Я благодарен тебе. Правда. Не знаю, что такого я сделал, чтобы
заслужить тебя… Аделайн Элеанор Тревельян.
Она ласково улыбнулась, а затем привстала на носочки, чтобы оставить поцелуй на правой щеке Каллена, возле шрама. А затем — лёгкий поцелуй на его губах, тронутых слабой, но искренней улыбкой.
— Ты очень сильно себя недооцениваешь, — она мягко отстранилась, а затем неожиданно вспомнила про шлем, который бросился ей в глаза, когда она только вошла в башню. — Кстати, можно задать тебе один вопрос?
— Конечно. Всё, что захочешь.
— Откуда он здесь? — Аделайн кивнула в сторону шлема, и Каллен, проследив за направлением кивка, слишком уж явно смутился, отводя взгляд куда-то вниз и проведя ладонью правой руки по шее, как он это делал каждый раз, когда нервничал, был расстерян или же абсолютно смущён.
— Я… Ты будешь смеяться, если я тебе скажу, — пробормотал он, сфокусировав всё своё внимание на ярко-красной кисточке-узле с серебряным символом Инквизиции, что виcела на правой стороне пояса Аделайн.
Он провёл большим пальцем по углублениям в виде глаза, окруженного небольшими лучами, пока Инквизитор наблюдала за ним, ожидая, что он продолжит говорить. Однако Каллен молчал, теребя пальцами кисточку; то немногое, что сейчас выдавало в Аделайн не-ферелденку, поскольку такие кисточки-узлы чаще всего встречались далеко на юге. Он видел такие всего лишь один раз, в Киркволле, когда в порт пришло несколько торговых кораблей, набитых товарами и купцами. Один из них был из далёкого Лломеринна, и именно у тех людей Каллен и приметил такую причудливую деталь в одежде. Для самой же Аделайн это было маленьким символом свободы и огромности мира, некого маленького бунта, а также возможностей, даруемых этим самым миром, что помогало ей существовать в изоляции Круга и стремиться к тому, чтобы однажды разорвать прутья этой клетки и вырваться из неё.
В каком-то смысле она
весьма в этом преуспела.
Тем не менее, Аделайн искренне хотела узнать, как шлем оказался посреди Калленовского стола и, собственно, с какой целью. И поэтому решила воспользоваться тактикой, которая неизменно срабатывала в отношении командира, ценящего взаимность:
«ты — мне, я — тебе». Подходящая история на обмен нашлась в её памяти практически мгновенно.
— Ну хорошо. Однажды, ещё живя со своей семьей, я попыталась сбежать на ночную прогулку. В городе был летний праздник, Андоралис, и его яркие огни так сильно манили меня, что я связала между собой несколько простыней, привязала их одним концом к кровати, а второй перебросила через окно. И всё было хорошо, пока на середине пути я не поняла, что под моей комнатой был отцовский кабинет. И вот представь, у тебя важная встреча, и в какой-то момент твои гости в немом ужасе наблюдают, как сперва за окном появляется канат из простыней, а затем по нему кряхтя, нервничая и потея из-за страха высоты сползаю я собственной персоной, — Каллен тихо посмеивался в кулак, чтобы не перебивать историю Аделайн. — До сих пор помню, как буквально в метре от земли меня парализовал страх, и я не могла ни спуститься, ни подняться обратно, и поэтому начала истошно кричать и умолять снять меня с этого
каната. Мои вопли были слышны на всё поместье, и ко мне сразу сбежались все слуги. Отец же настолько сильно смеялся надо мной, что даже не стал наказывать за попытку побега. А на следующий вечер он повёл меня, Лиллиан и Вольфганга на пристань, и мы как раз застали последний день праздника, — Аделайн замолчала на какое-то время, мысленно прогоняя прочь тоску по семье, для которой сейчас было не время и не место, после чего улыбнулась Каллену, позволяя себе насладиться его улыбкой и немного поднявшимся настроением. — Вряд ли ваша история более неловкая, чем эта, командир.
— Это уж точно, моя история не такая
потрясающая, — он усмехнулся, а затем закусил губу, прежде чем продолжил: — Я просто… спустился в нём. Возможно поэтому это и заняло… столько времени. Ни черта не видел.
Тревельян мгновенно представила себе эту картину и заливисто рассмеялась, и Каллен невольно подхватил этот смех, который затем перешел в лёгкий кашель. Они оба замолчали, и Резерфорд вновь взглянул на свой шлем, но уже более задумчиво, и оставалось лишь терпеливо ждать, скажет ли он что-нибудь ещё по этому поводу или же предпочтет оставить свои мысли при себе. В любом случае, сегодня она больше не собираясь настаивать на чем-то, кроме отдыха.
— Это напоминание. О том, почему я это делаю… и от чего отрекаюсь такой ценой. Ради чего… — он прикрыл глаза на несколько секунд, а затем тяжело вздохнул. — Мысли о лириуме не покидают меня. Я чувствую, что должен…
должен вновь принимать его. Но не хочу. Не хочу снова быть
им…
— Каллен, — Аделайн обхватила его лицо ладонями и медленно повернула к себе, — ты прошёл слишком долгий путь, чтобы вернуться. Слишком многое отдал и изменил в себе, чтобы
тот Каллен вернулся. После всего пережитого ты уже никогда не станешь прежним, а следовательно тебе нечего бояться.
— Но…
— Никаких
«но». Ты сам сказал, что хочешь оставить всё это, вместе с лириумом, в прошлом. Что больше не хочешь иметь ничего общего с той жизнью. Это твой шанс. Твой
единственный шанс оставить своё прошлое и снять со своей шеи этот лириумный поводок.
Каллен молча кивнул, задумчиво глядя на Аделайн, и медленно, самыми кончиками пальцев провёл по своей шее, а затем коснулся шрама на правой половине своего лица. Потом он снова едва заметно кивнул какой-то собственной мысли и улыбнулся уголками губ.
— Пожалуй, ты права. Я… Я должен довести начатое до конца.
Она мягко провела ладонью по его плечу, согласно кивнув в ответ. В конце концов, Аделайн полностью поддерживала стремление Каллена отказаться от лириума, хоть ей и было тяжело смотреть как на последствия этого отказа, так и на состояние командира в целом. Тревожные мысли вновь были близки к тому, чтобы заполнить собой её голову, поэтому она спешно отмахнулась от них, решив перевести тему в иное русло. В то самое, ради которого она, собственно, сюда и пришла.
— Что ж, раз мы со всем разобрались и пришли к тем или иным решениям, то предлагаю тебе подняться наверх и таки полноценно поспать.
— Нет, — ответ его прозвучал слишком резко, и Каллен неловко откашлялся, отведя взгляд в сторону. — Я хотел сказать…
Прости… Я не могу спать. Не хочу снова…
— Кошмары?
— Да. Они изматывают меня гораздо сильнее, чем отсутствие сна, так что…
— Так не пойдет, — Аделайн вновь уперла руки в бока. Каллен либо не спал вовсе, либо всего по несколько часов, и по нему было —
слишком уж очевидно, — заметно, что он отчаянно нуждался в полноценном отдыхе. — Тебе нужно отдыхать и восстанавливаться, поэтому сон — это буквально необходимость.
Он протестующе помотал головой, неотрывно глядя на манекен в правом углу его кабинета, утыканный кинжалами. Сон был для него очередным видом пыток, потому что из-за лириумной ломки и не отступающих воспоминаний о прошлом каждое сновидение превращалось в абсолютный кошмар, из-за которых он просыпался с криком и в холодном поту. Каждый раз, когда он закрывал глаза больше, чем на полминуты, то всё внутри него вспыхивало, обжигало, сжимало и ломило. Это не имело ничего общего с отдыхом, и именно поэтому он старался спать и, как следствие, видеть кошмары как можно реже.
— Давай так, — она вновь коснулась его щеки, привлекая к себе внимание, и он медленно повернул голову. — Сейчас ты поднимешься наверх и ляжешь в свою постель. А я поднимусь следом за тобой и буду оберегать твой сон от кошмаров, чтобы ты, наконец, поспал и отдохнул.
Каллен сперва удивленно вскинул брови, затем на какое-то время задумался, после чего смущённо и молча покивал головой в знак согласия. Он не особо верил, что присутствие Аделайн убережет его от кошмарных образов, постоянно заполняющих его голову, однако не мог отрицать, что она весьма благотворно влияет на его состояние в целом. По крайней мере, он не чувствовал себя настолько разбитым, как до её прихода. Впрочем, если уж быть до конца честным, то помимо прочего он хотел провести рядом с ней как можно больше времени, учитывая, что чаще всего они были в разлуке: он в Скайхолде, а она путешествовала по всему Ферелдену и Орлею.
Однако в план Тревельян коварно вклинилась та сама лестница, которая в последнее время была причиной многих страданий Каллена и его главной головной болью. Она окинула ее сердитым взглядом карих глаз, и эта эмоция абсолютно не ускользнула от командира.
— Лестница… Я буду подниматься наверх целый век.
— Дай-ка подумать, — Аделайн начала задумчиво двигаться по кругу, а Каллен ожидающе сел на край своего стола, наблюдая за ней. Её длинные каштановые волосы, испещрённые сединой, мягко покачивались от её плавных движений, и это завораживало так же сильно, как разглядывание огня в камине. Наконец, в начале четвёртого круга Инквизитор остановилась, подняв кверху указательный палец. — Я могу позвать Железного Быка. Он достаточно огромен и крепок, чтобы поднять тебя наверх без особых усилий.
Каллен удивленно моргнул, а затем сдержанно, но рассмеялся:
— Что ж… Я больше предпочитаю доверять свою транспортировку лошадям. Быки слишком непредсказуемые и...
Кхм!.. Ещё и красный не любят.
— Ну, сейчас-то на тебе нет ничего красного.
— Это пока что, — получив полный недоумения взгляд от Аделайн, он неловко откашлялся. — Уже, кажется… Да, третий день у меня идёт кровь из носа. Поэтому я и настроен довольно…
кхм… скептически насчёт своего состояния.
— Почему ты раньше не сказал?
— Сперва не придал этому значение, потом не хотел омрачать нашу встречу. К слову оно пришлось только… сейчас.
Прости.
Аделайн вновь начала ходить кругами, но уже быстро и нервно. Настолько нервно, что пламя всех свечей на первом этаже башни начало хаотично дергаться, реагируя на её состояние. Каллен судорожно пытался подобрать какие-то слова, чтобы успокоить её, однако мысли разбегались столь же быстро, как и крысы и насекомые, когда они только-только прибыли в Скайхолд и осматривали заброшенные залы и комнаты. Наконец она остановилась, и глаза её были рыжими из-за сильных эмоций, например, из-за негодования, которое она испытывала каждый раз, когда Каллен умалчивал о переменах в своём состоянии.
— Создатель, ты в самом деле угасаешь, и я не знаю, как тебе помочь. Я чувствую, что делаю недостаточно, и эта беспомощность сводит меня с ума! — последние слова она почти выкрикнула, после чего, тяжело дыша, закрыла глаза. — Я не хочу потерять тебя. Слышишь меня? Не хочу потерять из-за того, что знала
недостаточно, а значит и сделала
недостаточно.
Каллен аккуратно слез с края стола, убедившись в том, что стоит на ногах достаточно твёрдо, и подошел к Тревельян, заключив ее в объятия и целуя волосы, от которых пахло костром и осенними ягодами. Она пахла как его детство, и часто он находил успокоение и умиротвоение в том, чтобы обнимать ее, задумчиво перебирать пальцами волосы и безуспешно считать количество новых седых прядей после закрытия очередной пачки завесных разрывов.
— Аделайн, ты сделала больше, чем кто-либо другой в моей жизни… Ты здесь. И ты уже дала мне больше, чем я смел желать даже в самых смелых мечтах. Не говори… не смей говорить, что делаешь недостаточно.
Прошу тебя.
— Каллен…
— Пообещай мне. Пожалуйста.
Она вздохнула, однако не спешила давать какой-то ответ. Каллен же в свою очередь не торопил ее. Какое-то время они стояли так, обнявшись и плавно покачиваясь, в полной тишине, прежде чем она наконец не произнесла тихо, но уверенно-твердо:
— Обещаю.
— Спасибо… — он мягко поцеловал её в губы, а затем нехотя отстранился, зажмурившись и стиснув зубы от очередной вспышки боли.
В этот раз она прошла так же быстро, как и возникла, однако и перерывы между ними становились все короче и короче. Каллен, хоть никогда и не говорил об этом вслух, боялся, что это значит только одно — у него всё меньше и меньше времени, которое он может провести в здравомыслии, будучи не охваченным лириумным помешательством. Сколько у него осталось? Недели или дни?.. Он не знал, но понимал, что нужно что-то делать. Например, поговорить с Кассандрой. Если ему будет становиться только хуже, кто-то должен будет занять его место. Это он знал совершенно точно. Чего он не знал, так это того, что будет с ним
после этого. Куда ему идти? Ехать к семье в Южный Предел? А нужен ли он
там? Нужна ли им такая обуза, ведь мальчик, который когда-то был частью этой семьи, стал совершенно чужим человеком, которого они абсолютно не знают? Нет, он не мог стать обузой
и для них тоже…
— Каллен, у меня есть взаимная просьба, — прервала поток его размышлений Тревельян. — И ты должен пообещать мне, что выполнишь её.
Он на мгновение напрягся, задумавшись, но затем коротко кивнул в знак согласия:
— Всё, что попросишь.
— Чудно, — Аделайн широко улыбнулась, и командир мог поклясться, что видел, как огненный ореол вокруг ее зрачков
«разгорелся» ярче. — Тогда сейчас я позову Быка, и он таки транспортирует тебя в постель.
— Нет. Не хочу спать.
Не могу…
— Ты дал обещание. И я буду с тобой, помнишь? Ни один демон и ни один кошмар до тебя не доберётся, пока я рядом.
Каллен задумчиво прикусил губу, а затем вновь кивнул.
— Я потом пожалею об этом… но ладно. Я пообещал. Пусть только он будет нежен и не сломает меня при подъёме. У меня…
кхм!.. и так чувство, словно все кости сломаны.
Аделайн с улыбкой на губах кивнула ему ответ, а затем развернулась и направилась к двери, чтобы открыть её нараспашку и направиться на поиски Железного Быка. Однако в этом не было никакой необходимости, потому что он вместе с Крэмом был на тренировочной площадке, и их было видно буквально с самого порога башни. Она на мгновение задумалась, стоит ли кричать отсюда или же подойти и изложить просьбу с глаза на глаз, однако затем вспомнила, что командир предпочитал держать свое состояние в секрете, поэтому прикрыла за собой дверь и быстрым шагом, переходящим в бег, направилась в сторону площадки.
Нужно было отдать должное тому, сколько времени она, Кассандра, Солас и Варрик
«зачищали» Внутренние Земли, Штормовой берег, Священные равнины и Крествуд, занимаясь местными поручениями и прочими делами. И тому, как много они ходили, ползали и бегали по этим территориям, потому что это оказалось весьма неплохой тренировкой и, как следствие, Аделайн достигла
«Боевых Быков» даже не запыхавшись.
— Бык! — крикнула она и помахала рукой, переходя на шаг, когда до них осталось меньше десяти метров.
— Босс! — раздалось в ответ раскатистым эхом, и Железный Бык мгновенно остановил тренировку, бросив массивный щит на землю, после чего направился в сторону Инквизитора. — Что, есть какое-то особое дельце для меня?
— Да. Здравствуй, Крэм, — она кивнула лейтенанту
«Быков», подойдя ещё ближе, и тот шутливо-манерно поклонился ей в ответ в знак приветствия. — Слушай, Бык, нужна твоя помощь. И я очень рассчитываю на твой деликатный подход.
— Деликатный? — серый глаз кунари заблестел неподдельный интересом, ведь он заметил, что леди Инквизитор бежала к нему прямиком из Калленовской башни. А командира он не видел уже пару недель, с тех самых пор, как они все прибыли после штурма той серостражевской крепости. Следовательно, дело было в нем. И дело это обещало быть занятным.
— Да. Я надеюсь, что ты не станешь рассказывать о том, что увидишь, всем подряд.
— Мне же не труп Каллена придется выносить? — Аделайн вздрогнула, и Бык поспешил перевести свой вопрос в шутку. — Шучу, шучу. Просто к чему такая таинственность и конфиденциальность, если с ним всё в порядке?
— Потому что он не в порядке, — ответила она на выдохе, скрестив руки на груди. — Ладно, как много ты знаешь о храмовниках?
— Не особо много. Базово, — Бык пожал плечами. — Ребята пародируют консервные банки, служат Церкви, умеют рассеивать магию и работают сторожевыми псами, которых за хорошее поведение кормят лириумом. А что?
— Каллен больше не
сторожевой пес, как ты выразился. И уже несколько месяцев он рвёт на себе этот лириумный поводок, — Бык впечатленно и понимающе кивнул, и Аделайн продолжила: — Однако от него не так уж легко избавиться. Без лириума Каллену становится всё хуже и хуже, и Адамант подкосил его окончательно, из-за чего он теперь и не выходит из башни.
— Теперь всё понятно. Всего один вопрос,
Огонёк, если ты не возражаешь.
— Спрашивай.
— Он ведь знает, что делает? В смысле, до него уже были случаи, когда храмовник слезал с этой дряни?
Инквизитор вздохнула. Не было таких случаев, и в этом-то и была самая
большая проблема. Каллен взял на себя риск, не подкрепленный чьим-то опытом. Как минимум никто из советников не слышал, чтобы храмовник смог удачно прекратить принимать лириум. Вывода было всего два: либо каждая попытка оканчивалась неудачей, либо же никто не пытался. И либо он станет одним из тех, кто умер,
пытаясь, либо же станет первым, кто смог отказаться от лириума и выжить. При этом не выжив из ума.
— Отчасти знает. И нет. Известных случаев — нет.
Бык молча кивнул, показал Крэму какой-то жест рукой и двинулся в сторону башни, обдумывая слова Аделайн. Она же молча следовала за ним, думая о чем-то своём. Для Железного Быка, помимо всего прочего, это была возможность увидеть Каллена впервые за всё это время. В конце концов, между ними сложились хоть и сдержанные, но довольно-таки приятельские отношения, даже несмотря на то, с каким подозрением бывший храмовник относился ко всем представителям Кунари после мясорубки в Киркволле, и в особенности — к Бен-Хазрат.
«Каллен? Ну, вроде бы нормальный мужик. Опытный, с мозгами. Видно, что пережил некоторое дерьмо, но всё же не сломался, да и другим не дает. Дисциплина у него хорошая, так что понятно, почему он был командором после той, что тронулась от красного лириума… Как её… Мередит. Суховат, но это с ним пообщаться надо, желательно за кружкой пива или чего покрепче, чтобы язык развязать, но не перебарщивать, пить-то он явно не умеет. Многое в себе держит, ну и в целом держится в стороне. Генерал из него хороший, тут Кассандра не прогадала. В остальном же пока рано судить, так что можешь расспросить меня об этом ещё раз, но попозже», — всё это Бык говорил ещё в Убежище, до нападения Корифея, когда Аделайн спрашивала у него, что он думает об остальных членах Инквизиции, в том числе и о советниках. С тех пор, пожалуй, изменилось немногое, кроме того, что Быку в самом деле удалось уболтать Каллена на совместную посиделку в таверне, как и в целом завязать с ним более приятельские отношения.
До ступеней, ведущих наверх к башне, они дошли в полном молчании. Затем Аделайн ускорила шаг, чтобы оказаться перед Быком, и мягко коснулась его огромной руки, останавливая.
— Дай мне минуту. Хочу убедиться, что он готов к появлению нового посетителя.
— Конечно, Босс.
Аделайн быстро взбежала наверх по ступенькам, буквально перепрыгивая через одну, а затем открыла дверь башни, заскакивая внутрь. Каллен вновь сидел на краю своего рабочего стола, ожидающе сложив пальцы в замок, и она позволила себе выдохнуть, когда он улыбнулся уголками губ, увидев её.
— В следующий раз я, пожалуй, буду спрашивать, что за просьба… прежде чем давать обещание, — сказал он, тихо и коротко рассмеявшись.
— В следующий раз ты сможешь поднять наверх и меня вместе в собой, — Аделайн улыбнулась еще шире и задорно подмигнула, не без удовольствия замечая реакцию Каллена —
смущение граничащее с предвкушением.
— Я
обязательно это запомню.
— Уж постарайся, — она слегка наклонила голову набок, а затем подняла указательный палец кверху. — И, кстати, Бык согласился помочь. Сейчас он поднимется сюда, так что… надеюсь, ты готов.
— Вроде бы…
да.
— Чудно, — Аделайн кивнула, а затем услышала тяжёлые шаги Быка, поднимающегося наверх.
— Что ж, — раздался громкий голос наемника, прежде он появился на пороге башни, улыбаясь и разминая руки. — Где там наш пропавший командир?
Каллен неловко кашлянул и поднял руку в знак приветствия, и Железный Бык окинул его внимательным взглядом своего серого глаза. А затем цокнул языком, явно не очень воодушевленный тем, что увидел.
— Выглядишь дерьмово, Каллен, — констатировал он, после чего закрыл дверь и сделал пару шагов, остановившись возле Аделайн и скрестив руки на груди; та окинула его взглядом, явно говорящим
«не нужно говорить ему такие вещи». — А ещё это, у тебя кровь из носа.
Каллен судорожно провел пальцами под носом, а затем хмуро взглянул на свои окровавленные пальцы. Тревельян хотела было подойти к нему, но тот вскинул руку в останавливающем жесте.
— Дайте… минуту… Сейчас пройдет…
Аделайн и Бык тревожно переглянулись между собой, но остались стоять на своих местах, лишь внимательно наблюдая за храмовником. Каллен зажмурился, глубоко и медленно дыша, а также медленно, но с усилием начал растирать свои виски, как это рефлекторно делает всякий при головной боли.
— И часто у него так? — шепотом поинтересовался наемник, наклонившись в Инквизитору так, чтобы только она могла его услышать.
— Как оказалось, да, — так же шепотом и мрачно ответила она, не сводя глаз с Каллена. — Но теперь паузы становятся всё короче и короче…
— Хреново дело.
Наконец Каллен поднял голову, сперва глядя на них расфокусированным взглядом рыже-карих глаз, а затем, несколько раз моргнув, начал смотреть на них уже более осмысленно. Он вновь откашлялся, а затем снова провел пальцами под носом и одними губами, кажется, выругался. Все это время Бык и Аделайн не сводили с него своих внимательно-тревожных взглядов.
— Я в порядке, — Каллен произнес это хрипло и сухо, а затем кивнул в сторону наемника. — И я сегодня как очень хрупкий груз… так что постарайся не сломать мне что-нибудь.
Бык рассмеялся, хрустнул пальцами и уверенно-размашистым шагом двинулся в сторону командира. Тот лишь закрыл глаза, очевидно смирившись с неизбежным и с тем, что сейчас он был абсолютно не в силах подняться наверх своим ходом, а принять горизонтальное положение было, как это говорила Аделайн,
необходимо. Конечно, он мог бы лечь и на своей накидке прямо здесь, однако он прекрасно знал, что его возлюбленная не допустила бы такого и все равно нашла бы способ доставить его наверх, будь он физический или магический. Отчасти Каллен даже не сомневался, что она умудрилась бы открыть разрыв посреди его кабинета, который причудливым образом привел бы его прямиком к постели. Это даже звучало как что-то в
ее духе.
Тем временем Бык подошел к Каллену вплотную, а затем в пару ловких, но осторожных движений перекинул его через плечо, придерживая за спину, пока командир пытался найти опору
«наверху», и нашел ее лишь в виде широко раскинутых рогов наемника. Аделайн наблюдала за всем этим, сдерживая улыбку, чтобы лишний раз не смущать военачальника, который несмотря на принятие такой помощи чувствовал себя неловко и, отчасти, уязвленно. Быка же, кажется, совершенно ничего не смущало, лишь немного веселило, судя по легкой улыбке на его губах, когда он прошел мимо Инквизитора, прежде чем начал взбираться по лестнице. Аделайн кивнула сама себе; глядя на то, с какой легкостью Бык поднимается наверх, используя лишь левую руку, при этом нагруженный мужчиной весом чуть более восьмидесяти килограмм, она понимала, что явно не прогадала с выбором помощника. Наконец, они оба достигли второго этажа и скрылись из вида, и примерно через полминуты Бык появился снова, но уже направляясь вниз.
— Ну, как он там? — спросила Аделайн, как только тот спустился и повернулся в её сторону.
— Абсолютно цел, но насчет
«здоров» — не уверен, — он задумчиво почесал свою бороду, глядя куда-то поверх Инквизитора, а затем перевел на нее серьезный взгляд, скрестив руки на груди. — Пытается держаться бодрячком, но лжец из него такой же скверный, как и его видок.
— Думаешь, всё очень плохо?
— Нет. Сейчас ему паршиво, конечно, но отдых сделает своё дело, — Бык мягко улыбнулся. — На твоём месте, Огонёк, я бы дал ему каких-нибудь трав, чтобы крепче спал. Солас в этом разбирается вроде бы, так что загляни к нему, поспрашивай.
— Каллен… У него проблемы со сном из-за кошмаров, так что вряд ли он согласится пить снотворное.
— Но ведь не обязательно говорить ему, что в кружке, — он подмигнул единственным глазом, после чего слегка поклонился. — Что ж, моё дело сделано, так что иди к нему, а я пойду в таверну, промочу горло за его здоровье.
— Хорошо, — Аделайн поклонилась в ответ, улыбнувшись уголками губ. — Спасибо за помощь, Бык. И помни — никому ни слова.
— Конечно. И не за что, Босс. Если понадоблюсь — ты знаешь, где меня искать.
Бык вышел из башни и скрылся из виду, спускаясь по ступенькам вниз, а Аделайн закрыла входную дверь на ключ. В конце концов, на сегодня все посещения были закончены, а Каллену были необходимы отдых и тишина.
Она вздохнула, вновь собирая себя в единое целое. Вроде бы всё прошло хорошо и план по вытаскиванию Каллена из пучины усталости выполнялся шаг за шагом, однако внутри Аделайн все равно сидело тревожное предчувствие, от которого она отмахивалась и всеми силами пыталась игнорировать. Не хотелось думать о плохом. Не хотелось готовиться к худшему, даже если сам командир, как он говорил, был настроен весьма скептически насчет своего состояния. Аделайн помотала головой, а затем заправила седую прядь волос за ухо.
— Всё будет хорошо, — сказала она самой себе, подходя к лестнице. — Мы справимся.
Мы оба справимся с этим.
Менее чем через минуту она поднялась наверх, и первым делом обратила внимание на то, что Каллен все-таки лежал в постели, а не пытался покинуть ее пределы. Это было уже довольно хорошим началом.
— Как ты? — спросила она, подходя к огромной двухспальной кровати, которая казалась слишком большой для человека, который всегда спал один.
В более
лучшие времена Каллен шутил, что это
«временно», однако Аделайн полностью зеркалила Резерфорда в этом плане: он не хотел перебираться в крепость, а она отказывалась ночевать там, где в крыше была дыра размером с огромный разрыв, даже если бы их отношения с командиром стали более близкими, чем были на данный момент. Либо её покои, в которых есть и ванна, и зеркало, и стекла в оконных проемах, которые не выпускали тепло от камина из помещения, либо же ничего. Третьего не дано.
Тем временем Каллен задумчиво глядел в потолок, скрестив руки на груди. Под носом и на губах еще виднелась размазанная кровь, которая окрасила в темно-алый цвет даже легкую седину на его усах. Он шумно выдохнул и, не глядя на Аделайн, твердо и мрачно произнес:
— Скверно… — он медленно провел пальцами между носом и губами. — Думаю о том, что пора в отставку.
— Каллен…
— Я поговорю с Кассандрой сам. Не переживай об этом…
— Каллен.
— Либо она сама займется всем этим, либо же найдет кого-то другого… Не планировал уезжать так рано, но…
— Каллен! — Аделайн сорвалась на крик, и резкие всполохи свечей возле постели заставили командира вздрогнуть и всё же обратить свое внимание на Инквизитора.
Она была, мягко говоря, недовольна: огонь, плескавшийся в ее глазах, угрожающе светился, делая их еще менее похожими на человеческие, а комнату мгновенно наполнил запах горящего леса. Однако вместо того, чтобы устроить сцену, Аделайн сделала глубокий вдох, а затем прикрыла веки на минуту, которая казалась целой вечностью. Все это время Каллен смотрел на нее неотрывно; без страха, но завороженно, потому что даже в гневе она была удивительно привлекательна.
— Я
не хочу заставлять тебя действовать против твоей воли, — наконец сказала она, взглянув на храмовника; её глаза вновь были карими, и теперь лишь огненно-рыжая окантовка вокруг зрачка выдавала их магическую природу. — Однако я прошу тебя подумать. Хотя бы пару дней. Если же твоё решение останется неизменным, и ты решишь покинуть пост, — она сделала паузу, а затем кивнула какому-то собственному решению, — то тогда никто не станет задерживать тебя. И я лично займусь вопросом твоего отстранения и поиском подходящей замены.
— Аделайн, не…
— Дай договорить, — она жестом руки пресекла попытку прервать её, и Каллен замолк, позволяя ей закончить всё то, что она хотела сказать. — Ты можешь покинуть должность командира и военного советника Инквизиции, это
твоё право. Однако
моё право как Инквизитора — оставить тебя в Скайхолде, учитывая, что тебе не особо есть куда пойти. Здесь же за тобой будут присматривать, в том числе и я. Если всё пойдет плохо, я хочу быть уверена, что ты
не будешь один.
Аделайн замолчала, пристально глядя Каллену в глаза. Тот на какое-то время глубоко задумался над услышанным, но затем отрицательно покачал головой:
— Я… Я ценю это, правда, но… Не хочу, чтобы ты видела меня таким. Не хочу, чтобы таким я тебе и запомнился.
— Это мой выбор, Каллен, и не тебе его оспаривать, — ответила Тревельян, мягко улыбнувшись. — Я обещала, что буду с тобой что бы ни случилось, и я сдержу это обещание. Такова моя ответственность. К тому же, забота о близких работает в обе стороны, и если ты заботишься обо мне, то и я буду заботиться о тебе. Так, как посчитаю нужным.
Каллен прикрыл глаза, тихо вздыхая, а затем тягуче-медленно и с усилием сел посреди постели, похлопав ладонью возле себя в приглашающем жесте. Аделайн села на край, с минуту провозилась со шнуровкой своих сапог, а затем, наконец-то сняв их, села посреди постели возле командира.
— Однажды я видел лириумное помешательство. Раннюю стадию, но даже тогда зрелище было тяжкое и… жалкое. А конечный итог и вовсе ужасен. Я…
кхм-кхм!.. правда не хочу, чтобы ты видела что-то подобное… если я совсем потеряю рассудок. Однако, — Каллен снова вздохнул и мельком облизнул пересохшие губы, блуждая взглядом по Аделайн, — я не могу отказаться от твоего предложения. Мне… некуда пойти. И я не хочу уходить
от тебя.
— Как и я не хочу, чтобы ты ушёл. Но… Как же твои родные? Я помню, что ты говорил, что они пережили Мор.
— Они в Южном Пределе. Это не особо близко, да и… Для них я чужой человек, которого они не знают. Им ни к чему видеть меня…
таким.
Аделайн молча кивнула, накрыв своей ладошкой руку Каллена, и тот накрыл её своей второй ладонью. Так они просидели какое-то время, каждый думая о своём, пока она не решила прервать это молчание.
— И всё-таки тебе нужно поспать. Хотя бы попытаться, — он хотел было начать вновь сопротивляться, но, если честно, сил почти не было, да и Аделайн сегодня была удивительно непреклонна в своих решениях. — Я буду здесь, с тобой, и буду беречь твой сон.
— Только при одном условии, — со вздохом отозвался Каллен, лег на постель, а затем мягко улыбнулся и похлопал себя по груди. — Ты будешь здесь, в моих объятиях.
Аделайн улыбнулась в ответ, чуть прищурив глаза.
— Боишься замерзнуть?
— Скорее боюсь, что без этого мне не усмирить… моих внутренних демонов. Ты для них словно… колыбельная для детей, которая их
убаюкивает.
Она тихо и искренне посмеялась после такого сравнения, но все же оценила то, что её присутствие имеет подобное влияние на состояние Каллена. Если она могла облегчить его ношу хотя бы тем, что была рядом — она будет рядом столько, сколько понадобится, пока он полностью не придет в себя. Или же пока…
— Ну хорошо, — сказала она, отвлекая себя и не позволяя довести тревожную мысль до конца. — Значит буду убаюкивать твоих демонов. Колыбельную спеть?
— Достаточно того, что ты рядом… Хотя я не сомневаюсь, что поешь ты прекрасно. У тебя… очень приятный голос.
Аделайн вновь ласково улыбнулась, а затем устроилась по левую сторону от Каллена, положив голову ему на грудь, а рукой обхватив за талию. Он же правой рукой задумчиво перебирал ее волосы, а вторая покоилась поверх ее руки, слабо мерцающей зеленым светом. Усилием угасающей воли командир старался держать глаза открытыми, всё ещё боясь кошмаров, однако вскоре он и сам не заметил, как они закрылись, и он плавно провалился в забытье.
***
Шум волн, яростно терзающих скалы, был оглушительно громким. Царящий вокруг холод пронизывал до самых костей. Он знал, что был здесь один, и за сотни миль вокруг не было ни единой души. Только он и скалы, похожие на драконье кладбище, посреди которых высился старый заброшенный маяк. Ветер с каждой секундой все больше напоминал бушующий шторм, завывал и дул с такой силой, что было сложно удержаться на ногах. И ещё сложнее было идти против этого самого ветра. Однако Каллен, прикрывая глаза руками, шёл в сторону маяка. Медленно, через силу, но продолжал идти. Он не знал, зачем, как и не помнил этого места, однако что-то манило его.
Что-то внутри маяка буквально взывало к нему.
Он упорно двигался вперед, но вскоре был вынужден остановиться, увидев, что мост, отделяющий его от маяка и являющийся единственным путем — разрушен. Однако он все равно подошел к самому краю, замечая в воде странные красные проблески. Он поднял голову кверху, думая, что это причудливое отражение неба, однако небосвод над его головой был абсолютно черного цвета, без единой звезды.
Эти проблески с каждым мгновением становились все ярче и ярче, и вскоре вода была похожа на бурлящее кровавое море. Затем всё вокруг него начало дрожать, словно от землетрясения, а потом маяк охватила ослепительно-зеленая вспышка, устремившаяся к ночному небосводу, и в эту же секунду его настиг оглушительный грохот и взрывная волна.
Последнее, что он запомнил — как увидел далекую фигуру, которая, как ему показалось, неотрывно смотрела на него с другого конца разрушенного моста. И до которой он должен был дойти
любой ценой.
***
