Правда ли ты птица счастья?

Прошло целых два месяца. Многое, очень многое изменилось. В самом начале Найтмер взял за руку Кросса и отвёл разговаривать с братом. Монохромный, конечно же, не с восторгом разговаривал с птицей. Скрестил руки на груди и сжигал взглядом, показывая что он думает о затее «примирения». Однако Дрим прямо сказал, что понимает причину подобного поведения. Да, на него рычали и прожигали взглядом даже дольше, чем они говорили, и сказал, что не ждёт доверия. Однако же поклялся – навредит кому-то и сам себе вырвет крылья. Даже как-то обречённо предложил контракт, но в ответ покрутили пальцем у виска. После уже всей командой встретились. Дрим порычал-порычал на Эррора, тот в ответ показал на кукле, что конкретно сделают с птицей, если кому-то навредят (он даже красный синтепон использовал, садист), и под злобные хмыканья обнимал Найта. Знал, гадёныш, что ревнуют. Нет, Эррор не питал романтических чувств к негативному, совсем нет. Тот милый, конечно, и о нём он хочет заботиться, но у него уже есть своя тайная язва. А дразнилки – это как напоминание птице о том, чтобы не стоял на месте и пытался добиться расположения осьминожки. Иначе правда уведёт кто-то. С командой у него сложились... Стандартные, нормальные взаимоотношения. Они не обсуждали все вместе произошедшее, предпочитая тактично просто кривиться, давая самим разобраться в том, что произошло. Видели теперь, что позитивный сдерживается изо всех сил, стараясь не касаться Найта и ни отдёргивать, ни привлекать открыто на себя внимание. Так, просто пока был рядом. С Найтом всё пока шло... Медленно. Он часто приносил сладости или же просто что-то необычное, старался завлечь разговором об интересных случаях в суде. Даже смог отвлечь на одно дело, стараясь максимально помогать, но не мешая вести диалог с судьями. Любовался, наслаждался тем, что опять сыпят сарказмом и фактами в лицо знатных монстров. Правда, были и неприятные моменты. Он, дурак, купил ему скрипку, чёрную, матовую, с новым смычком синего цвета. И не смог отказать себе в том, чтобы попросить мастера нарисовать жёлтое солнце и луну на внутренней стороне. Довольный, протянул подарок, который завернул сам, потратив на это кучу часов. Он впервые заворачивал подарок. Все первые часы выходило криво и косо, но он не сдавался, пока не получилось идеально ровно. Приклеил пышный бант, смотрел как распаковывают. И едва сумел поймать пущенную ему в грудь скрипку. Тогда сказали: «Ты что, смеёшься надо мной? Я больше никогда не прикоснусь к чёртовой скрипке!» И лишь после вспомнил, что было после первой игры, горестно побившись головой о свой стол. Из-за этого с ним не разговаривали пять дней, пока не сумел сбавить злость и обиду новыми книгами. Как бы Найт не отнекивался, говоря, что теперь они чисто коллеги, но когда спустя две недели непрерывной работы птица просто скинула все листы со стола, послав работу далеко и надолго – согласился сходить с ним в парк, чтобы развеяться. И поначалу он был настороженным. Не отвлекался на пейзажи, смотря строго за каждым действием птицы. Пока не начали высказывать своё мнение о том, что на поверхности куда веселее. Тогда он что-то подтверждал, с чем-то был не согласен. И вот вскоре они уже вели беседу, даже по пути, сами того не заметив, покупая то яблоки в карамели, то сахарную вату, то мороженое. На улице Найт спокойно брал всё, вовлечённый в разговор, и это птица взяла на заметку. В следующий раз, в обеденный перерыв, начал неспешно рассказывать о прочитанной когда-то книге. И его слушали, вставляя комментарии, рассказывая о подобном когда-то прочитанном – и даже не заметили, что стали есть, не дожидаясь когда птица попробует его порцию. Настолько был вовлечён, что позабыл обо всём. На это не обратили его внимание. После того как было всё съедено, Найт и сам уже всё понял. Поковырял пустую тарелку вилкой и уже обречённо вздохнул, показав ему крошку от картофелины со словами «опробуешь?». В ответ на это по-доброму усмехнулись. Так перестал протягивать свою порцию, чтобы проверили, отравлена ли еда. И на следующий день после этого Найт снял браслет. Держал его в кармане на всякий случай, но пару раз потряс запястьями, будто ненароком, давая этим заметить данную деталь. В ответ лишь улыбнулись, но промолчали. Хорошо, тест прошёл. Не накинется. Дрим приносил ему книги и уже традиционно вёл его в свою комнату, в которой у окна установил два кресла, где они сидели и обсуждали прочитанное. Иногда просто молча пили кофе. Иногда Найт засыпал, и Дрим уже привычно заносил его в гостиную мемного отряда. Да, те любезно сказали ему координаты, когда Найтмер уверил их в правдивости слов брата. И он пусть и старался не заглядывать постоянно, но был рад любой возможности подольше переносить осьминожку. Когда тот перестал прыгать на эмоциональных качелях от непонимания своих чувств и происходящего – правда запретил ему прикасаться. И только когда спал, его могли потрогать. Поэтому птица, конечно, переносила его спящего в портал, но иногда и не отказывал себе в том, чтобы покачать его, погладить, держа на руках. Самый младший хранитель большую часть времени проводил дома, в основном общаясь с Кроссом и периодически приходя к старшему брату. Если раньше Найтмер просто был вредным, то сейчас у него начались жёсткие скачки в настроении. За один день он мог хорошенько наорать на Кросса или вообще на всё живое, буквально через пять минут (а порой и меньше) нежиться в объятиях возлюбленного, потом вновь устроить истерику и поплакать, чтобы ещё через минут десять успокаиваться в чужих объятиях от мелких поцелуйчиков на всём личике, плавно переходящих к шее, ключицам, пока крепкие руки снимают рубашку и... Так. А это уже лишние подробности. На самом деле лунный был очень рад всему, что происходило вокруг за это время. Было безумно приятно нормально общаться с Дримом спустя столько лет, постоянно оглаживать неоновый животик, чувствуя слабый стук маленькой души. Делать перестановку в комнате, которую, кстати, уже закончили. Огромный шкаф с кучей книг вывезли в коридор, одежду Найтмер просто сложил в новый шкаф Кросса (ибо у него тоже небольшой ремонт сделали, чтобы позитивно-негативный мог нормально жить). Что-то из мебели продали, что-то выкинули. Цвет стен и пол трогать не стали. В угол комнаты поставили детскую кроватку из тёмного дерева с розовым постельным бельём. Небольшой шкаф с детскими книжками, гардероб и ку-учу игрушек! Огромную! Так как комнату переделали, а он больше не желал занимать комнату Эррора – стал спать на диване. Его пытались перетянуть, поставить новую кровать в комнату глючного, но Найт был непреклонен. Диван вполне удобный. Да и стонов не слышно, чего уж там. Правда, он уже попривык к ласкам Кросса и Найта, и если заходил в неподходящий момент на кухню или в ванную – спокойно закрывал дверь, отходя подальше и дожидаясь, пока не выйдут. Ему очень, очень нравилось взаимоотношения Найтмера и Кросса. Их любовь была яркой, чистой, просто очаровательной. Даже как-то намекнул, что и свадьбу-то сыграть можно будет. Дрим, кстати, что было всё так же удивительно (чтобы изменился, потребовалось две недели, вот чудеса), тоже поговорил с крестоносцем на эту тему, предложив ему пару вариантов вселенных с интересными местами и ювелирными. Когда хотел предложить швею, Эррор опасно достал нити, поправив очки, сказав, что с этим он справится и сам. Найт же не понимал своих чувств, но они хотя бы уже не тревожили как раньше. Дрим относился к нему с теплом, но всё ещё опасался ошибиться, сделать что-то не так. Это... Грело. Ложная ненависть, презрение постепенно уходили. Стало уже спокойнее в компании птицы, но на прикосновения всё ещё оставалось табу. Но было так забавно наблюдать, что птица тянет к нему ладонь, думая, что не видят, но не касается. Знает, что получит по морде и обидит. Он был... Трепетным. Заботливым, но, как и прежде, не давил уходом, стараясь не пересекать невидимую черту. И Найт стал постепенно теплеть к нему. Всё ещё лёгкая напряжённость в определённые моменты была, но как-то медленно смывалась. Нет, он не купился на дорогие подарки и обещания. Не купился на комплименты. Просто теперь взгляд птицы... Изменился. Он стал правда нетороплив. Было теперь заметно, как стараются действовать аккуратно, и как он сдерживает себя. На самом деле за это время Дрим... Заметил многое, чего не замечал ранее. Начиная с отношений своего младшего братика с мечником. Да, он всё ещё его не особо любит, но... Их отношения действительно... Милые? Да, очень милые. И тёплые. Теперь, смотря за тем, как его брат влюбленным взглядом внимательно осматривает очередной подаренный цветок, записку, какую-нибудь сладость, он не чувствовал ревности, жгучего раздражения, ярого гнева. Нет, он умилялся этой картине. Лунный хранитель был по-настоящему счастлив с Кроссом, каким бы идиотом он не был. Тот делал ему что-то приятное каждый день, порой даже несколько раз на дню. И терпел этот вредный характер. Да что там «терпел»... Он действительно искренне любил эту вредину. Они являлись и были бы и дальше очень счастливой семьей. И, хах, на эту тему он даже сам говорил с Кроссом. Всё же, вот уже ребенок будет через пару месяцев, а они до сих пор лишь пара. Это наверняка был единственный их диалог, в котором даже косых взглядов так-то не было. А сам Дрим всё сильнее влюблялся в этот миленький комочек негатива. Банально просто смотреть в его теперь уже спокойное личико было до невозможного приятно. Так и хотелось крепко обнять, прижать к себе и поцеловать. Чтобы ему наконец-то позволили открыто всем сердцем, всей душой любить это чудо. И чтобы также полюбили в ответ. Так и хочется никому не отдавать эту прелесть. Но нет. Найти теперь куда сильнее доверял позитивному, даже проводил с ним время вне работы, и пташка не может этим рисковать. Не может нарушать контракт, даже прикасаться, пока тот всё ещё в сознании. Нельзя рисковать так тяжело полученным доверием... Поэтому солнышку было достаточно хотя бы того, что его больше не презирают и не боятся. Наконец-то они могли нормально болтать, обсуждать что-нибудь. Когда Кошмарик засыпал, Дрим мог взять его на ручки. И ни за что не собирался опять ломать его... Найт – не его собственность. И он сам в праве решать. Но давайте не будем переключаться на трагичные нотки и вновь поговорим о позитивном? (Юморишь, юморишь, Саня точно будет доволен такими каламбурчиками.) Буквально спустя пару дней после диалога Кросса с птицей насчёт его отношений с Найтмером и вопросов о том, когда уже будет их свадьба, мечник пригласил своего возлюбленного на свидание. Вроде бы вполне обычное дело, но не тут то было. Когда спустя пару часов эти двое вернулись домой (и, естественно, Найтмера опять несли на ручках, куда же без этого), то оба словно сияли, как в тот день, когда узнали о беременности старшего. И в этот раз первым рассказал о том, что произошло, сам хранитель. Ну как рассказал... Лишь с улыбкой продемонстрировал свое красивое колечко на пальце. Найт, увидев это, пришёл в сильнейшее счастье. Да что там, даже Эррор на миг растерялся и не мог придумать ни одной шутки, просто широко улыбаясь, смотря на них с дивана, и лишь спустя час пришёл в себя и начал травить шутки про молодожёнов. Безобидные, чтобы не задеть ненароком слишком эмоционального Найтмера, однако же с чувством. Даже процитировал Джина «я ожидал землетрясение только в медовом месяце» и попытался придумать шутку по типу «ха, попался Кросс» но не хотел прервать их пересечённые, наполненные любовью взгляды. Кросс и Найтмер правда были милой парой. Одинокие, отверженные, брошенные они стали друг для друга защитой, семьёй. Научились понимать чувства и мысли, чтобы было комфортно обоим. И как порядочный воришка, он украл себе это сокровище. Которое, впрочем, было и не против. Дрим, узнав о помолвке брата, кивнул крестоносцу, сказав, что поддерживает их решение. Как говорится, давно пора, ибо они так любят друг друга, что уже ничем их не разъединить. И кольцо будет как дополнительное напоминание о том, что их душа связана с избранником. Но намёк Кросса, когда тот подмигивал ему и показывал на Найта – стоически игнорировал. Но вот прошёл второй месяц. Бумажной волокиты становилось всё меньше, всё больше делали паузы, чтобы следить, как держится баланс. Что забавно, Мультивселенная их восстановилась очень быстро, весы позитива и негатива были почти ровными. Почти – так как Найт настоятельно рекомендовал птице не допускать ровного, составив даже для того в образец плана, в котором с периодичностью в месяц баланс перевешивал то в сторону позитива, то в сторону негатива. И даже, помявшись, рассказал что произошло в их мире с Дримом, с их Мультивселенной. И подтвердил собственную теорию о том, что его притянуло сюда из-за необходимости в хранители отрицательных эмоций. Так же, поскольку он правильно распределил миры – помощь Найтмера и Дрима будет особенно не нужна. На многие годы хватит их простого присутствия. Так же миры, укрепившись в цифрах и эмоциях, могли вырабатывать необходимую энергию для поддержания Мультивселенной. И обсудил с каждым хранителем, что делать, если что-то пойдёт не по плану и всё же перевесит больше рассчитанного. И вот, работа готова. Перед основным прощанием заглянул к Эмили, немного посидев с ней и взяв обещание оставаться такой же озорной и милой. Зашёл к Джозефине, тепло попрощавшись и ещё раз поблагодарив её, тайком оставив карточки с разными вакансиями на работу из разных миров, чтобы та могла если что выбрать подходящее и не жить впроголодь с детьми. Попрощался с некоторыми работниками организации и освобожденными от суда, которых мог встретить и успел хорошо пообщаться. Решил открыть портал домой в Оутертейл после их пикника. Да, в честь последнего его дня здесь команда потянула его и птицу на пикник. Туда даже Блу заглянул, ехидно говоря, что их спектакль был заманчив, и после просто сел рядом с Эррором, обнимая со спины. Теперь стало ясно, к кому иногда тайно приходил глючный, и кто именно подослал идею мемному отряду заглянуть к Дриму ровно в тот момент, когда пленник остался один. Они послушали музыку, поделились историями. Съели много дивных фруктов. Эррор тайно протянул ему книгу с их рецептами, сказав, что там есть и пицца, которую они часто ели. Птице даже было разрешено всё же приобнять его крылом, но на этом всё. Найт наговорился с командой, пожелал счастья парам, сказав что не забудет их. И вот, завершение. Все стоят в шеренге. Негативный обнял Кросса, прошептав, чтобы тот берёг свою маленькую, но крепкую семью. Найтмера, сказав, что у того теперь есть полное счастье, и пожелал здоровья ребёнку, говоря что те прекрасные родители. Эррора, пожелав ему удачи и сказав что тот стал для него лучшим другом. Пожал руку Блу, сказав, что тот слишком наигранно в замке возмущался оттого, что их с глючным назвали парой. И остановился перед Дримом. Смотрели друг другу в глаза довольно долго. Но, всё же улыбнувшись, Найт осторожно протянул ему ладонь. И совсем не сопротивлялся, когда чуть потянули, втягивая в прощальные объятия. Тот, как и обещал брату, не удерживал негативного, пусть и хотелось пойти и сделать какую-то глупость, чтобы немного задержать. Но за то время, что они были рядом, сумел обучиться сдерживаться, и просто улыбнулся ему. Хотелось коснуться устами хотя бы макушки, но не мог. И послушно отпустил, когда сделали шаг назад, раскрыв крылья, до последнего держась за ладонь. Найт, оглянувшись, улыбнулся им. Друзьям, семье, симпатичного ему. И, прикрыв глаза, вспоминая столь родной ему код – махнул рукой. Но... Ничего? Ничего не произошло. Ещё не поняв как так получилось, махнул ещё раз, сосредоточившись. Посмотрел непонимающе на таких же насторожившихся. 8-1-22-5-14-20-1-12-5 Вдруг перед глазами вместо портала появился сильный свет. В голове со скрежетом пробивалось что-то, что, казалось, раздробит всё изнутри. Вместо портала вылезла одна искра, всего на несколько секунд, но явная и жестокая. Ошибка. Вот это... Э-это было неожиданно... Первые секунд тридцать никто даже не знал, как реагировать. Первым очухался Найтмер и, зачем-то даже осмотревшись, осторожно сделал шаг вперёд. – Н-найт?.. Но негативный не слушал, вновь и вновь пытаясь открыть портал, чувствуя, что некий кусочек от его сущности будто... Стирается. Прислушался к ощущениям, нахмурился. И, не поворачиваясь, начал говорить. – Эррор. Можешь, пожалуйста, просмотреть мой код. Этот вопрос был сказан странным голосом. Будто начал догадываться и просто желал подтвердить теорию. Эррор снял очки, осторожно обернул его нитями, прикоснувшись самым кончиком магической струны к душе – и замер, вчитываясь. Чтобы в следующую секунду покачать головой, грустно смотря в глаза. Но отвечая как есть, зная, что ожидают несмягчённой правды. – Твой код указывает на то, что ты всё ещё хранитель, что ты всё ещё «Найтмер». Но строчки о происхождении стёрты. Они размыты, где-то отсутствуют, так же как и об истории. Ты... Перемешался с нашей Мультивселенной как хранитель. Эта новость, пусть и была ожидаема – всё равно заставила ноги будто примёрзнуть к земле. Он догадывался. О том, что что-то нечисто, когда Мультивселенная только спустя время начала высасывать из него весь негатив с ударной скоростью. Чужеродного скелета она... Просто выкинула бы. Он бы не мог переходить в разные вселенные, так как являлся бы ошибкой и каждое передвижение могло уничтожить какой-то мир. Да и не смогла бы подпитывать им баланс. Баланс даже глобальные ошибки-путешественники не могут ощущать, а тут он понял что позитив перевешивает, и вся энергия переходит на восстановление, как полноценный хранитель. С чужим, не привязанным кодом к Мультивселенной монстром, не прокатило бы подобное. Но всё же это было лишь теорией, не больше чем страхом. Поэтому он так торопился, пока его родной мир не уничтожил напоминание о ненужном хранителе. Больше времени бы отдыхал – всё больше бы код переплёлся. Он, зная обо всём этом, не был готов столкнуться с последствиями. Его больше нет для родного мира. Он... Не сможет попасть домой. К брату. Тот так и останется один. А что если и его стёрло? Так, держи себя в руках. Он чувствовал спиной чужие взгляды. Сжал зубы, пытался выровнять дыхание. Не сейчас, дай этому время. Постепенно стали появляться слёзы, собираясь пока на краях глазницы. Он больше не существует для дома. Что, если даже упоминания о нём стёрты? – Найтмер, – смог тихо прохрипеть. Помни – он в положении, ему не к чему волноваться, – я пропаду на пару дней. Не волнуйся, вернусь как только всё обдумаю. Закрыл глаза, куда быстрее сумев открыть портал в мир с его укрытием, и исчез. Он теперь не нужен его миру. Брат остался там, один. Обращённый в камень по его ошибке, из-за того что недоглядел. Бежал к дереву, огромной иве, пока ещё мог что-то видеть из-за размытости. Всё кончено. Больше... Он теперь просто очередная ошибка. Никто больше не проронил слов. И какое-то время даже не двигались. Лишь смотрели друг на друга, но в основном тут же отводили взгляд. На самом деле Блу и Дрим догадывались об этом. Точнее, пташке просто как-то прилетела в голову эта мысль, а Блу с самого начала был почти полностью уверен, что именно так всё и будет. И действительно был прав... Уже дома Найтмер мог ещё достаточно долго ходить угрюмым, но, благо, Кросс всегда знает как улучшить ему настроение. Так что он постарался просто довериться Найту и ждать, когда тот вернётся через пару дней, как и обещал. Либо же самому найти и навестить его. Блу провёл весь вечер и всю ночь рядом с Эррором, правда в основном они просто обнимались. Но этого было достаточно для максимального в такой ситуации спокойствия души. Единственный, кто тревожился действительно до невозможного – это Дрим. Его даже успокоить так-то было некому. Разве что спасибо Инку за то, что хотя бы немного поговорил с ним на эту тему и попытался успокоить. Но всё ещё... Найт сейчас был не в порядке. Ему нужна была помощь, но вместе с этим... Ему действительно нужно было хотя бы немного побыть одному. Дрим понимал это, но беспокойство и волнение разрывали его душу на части. Больше всего Сон опасался того, что может случиться, если Кошмар решит... Покончить со всем этим. Он ведь собирался превратиться в камень рядом со статуей-могилой своего брата. Что если?.. Так-так-так!!! Ты хранитель позитивных эмоций! Ты, чёрт возьми, само счастье! Оставить пессимизм! Не выдержав, набрался уверенности и уже ранним утром следующего дня принялся его искать, периодически спрашивая у брата, не возвращался ли тот к ним. Ответ всегда был отрицательный. Это было не очень легко, так что потребовалось несколько дней. Но он смог. В одной достаточно доброй и позитивной (но не радикальной, как раньше), вселенной, он увидел своего милого под большим деревом. Живого. Но опустошённого. Понаблюдав совсем немного издалека, подошёл ближе и тихо присел рядом. Молча, ничего не говоря. Теперь уже прямо посмотрел на него с беспокойством и сочувствием. Найт уже несколько дней чувствовал себя... Пустым. Тот, кто лишается родных – теряет не только объект, которому адресованы чувства, но и определённый уклад жизни. Погибший уходит, оставляя после себя воспоминания, совместные привычки. И это исчезает вместе с ним... Найт не знал, что теперь делать. Он понимал, что Дрим погиб. И не мог жить с такими тяжкими омрачёнными воспоминаниями о брате. Не может жить, зная что он отнял жизнь того, кто погиб за них двоих. Свои мечты не сумел воплотить. Своей жизнью за счастье заплатил. Уже не чувствовал, что сменялись сутки. Просто сидел, буквально покрываюсь пылью, даже не делая и взмаха. Редко моргая почти потухшими зрачками, не делая ни шага. Мысли о брате однако не крутились все эти дни. Лишь в первый день давили, уничтожали, буквально разрывали душу на части, заставляя давиться в слезах, но после он просто застыл. Без мысли, без цели. Как будто уже стал статуей. Пока живой, подпитываемой Мультивселенной, но неподвижной и холодной. Мрачной, опустошённой. Как мог он даже посметь найти себе тех, кто развеял это? Что он за брат такой, что не думал каждый миг о смерти того, кто... Он хотел хоть так искупить вину за отнятую жизнь. Лишиться её тоже, рядом с братом. Он появился с ним – он и уйдёт с ним. Он был единственным, ради кого всё это равновесие в обеих мирах затевалось. Дрим был единственным, на чьи слова было не всё равно. Кто поддерживал его, даже когда он обратился в чудовище. В крови жителей переживал о том, что брат может погибнуть. А Найт же в ответ... Нашёл семью, посмел влюбиться... Как он... До него не сразу дошло, что кто-то рядом. Только когда к телу прижалось что-то тёплое, с иной энергией, когда нечто сияющее жёлтым обняло с другой стороны – всё же моргнул, прислонённый затылком к коре дерева. С длинными ветвями, укрывающими, какими-то родными. Посмотрел на мутный силуэт рядом – глаза отвыкли от того, что он напрягается и всматривается – и произнёс, чуть хриплым от молчания голосом: – Всё в порядке. Пусто, без эмоций. Ещё не включаясь. Мысленно он уже давно камень. Дрим тихо вздохнул, но всё же слабо улыбнулся. Тот хотя бы реагирует, это уже хорошо. – Найт... – мягкий и тихий голос, такой приятный, – ...не ври мне... Поджав губы, тяжело вздохнул. Признал в пятне птицу. Зябко поёжился, только от чужого тепла поняв, что замёрз. Интересно. Почему лишь только птица с ним заговорит, приблизится – и он тут же оживает? Прижал колени к груди, ощущая, как перья от крыла сбоку отдают теплом, и пока ещё пусто, без эмоций, произнёс: – Это был единственный шанс вернуться к нему. Я должен был попасть домой. Без грусти, без печали. Холодно, отстранённо будто. Тяжёлый выдох. – Найт... Мы с тобой оба знаем: всё, что ты смог бы там сделать – это погибнуть... Я ведь прав? – А что ещё делать там, где погиб мой брат, – медленно, будто запоздало моргнул, даже не ощущая рези в глазах от слабого ветра, – он погиб из-за меня. Я должен был успеть оттолкнуть его. Понять, что происходит. Я не должен жить, если не живёт он, – повторял вслух свои мысли, шёпотом, прикрывая уставшие глаза. Почувствовал, как крыло чуть прижало плотнее. Ощутил уже другим боком тело птицы. Дрим действительно присел ближе, дабы Найт почувствовал больше тепла. Не обжигающего, навязанного, колючего. А мягкого, нежного, успокаивающего. – Дорогой... – впервые он позволил себе так называть этого несчастного скелетика, – Это не твоя вина... Ты сам не убивал его и не подталкивал нарочно на верную смерть. Ты винишь себя в том, что случилось не по твоей вине. – Но я должен был, – он положил голову на колени, в таком давно автоматизированном им жесте и позе, когда пытается так защититься, – у него была пара. Могла появиться семья. Я должен был первым коснуться древа, чтобы он не рисковал. Мне... Терять было нечего, кроме Дрима. Команда переживёт без меня, любовь должна была исчезнуть, а брат... Ему бы помог Кросс. Я тот, кто должен был исчезнуть тогда. И сейчас... Я не могу жить, зная, что не сумел помочь, не дал осуществиться его мечтам. Я родился с ним, он всегда... Всегда меня поддерживал, даже когда я был чудовищем. Простил, понял... И я должен был занять место рядом с ним. Я не должен быть счастлив, раз он теперь не может. Неожиданно кое-что произошло. Кошмар почувствовал, как его осторожно обняли уже не только крыльями, но и руками ненавязчиво ласково прижимая к себе. – Не будешь против, если я нарушу договор, хах?.. – слабая добрая усмешка, после чего его прижали к себе немного крепче, – Знаешь... Я в действительности не самый добрый монстр... Большую часть своей жизни я был лишь лицемерным и слепым эгоистом... Мне не было по-настоящему дело до кого-то, кроме себя... Но из твоих слов и воспоминаний я уверен, что твой братец был самым добрым и дивным солнышком, которое только можно было создать, – осторожно погладил по голове, – И я уверен... Он бы точно не порадовался твоему несчастью и тем более смерти, даже если бы ему помогли с этим справиться. Сильнее я уверен только в том, что он был бы безумно счастлив, если бы ты сам позволил себе быть счастливым. Ты так не думаешь? – У него было счастье, – прижатый к боку птицы, уложил голову ему на грудь, приоткрытыми глазами смотря на ветви ивы, что касались земли. Совершенно не против нарушения договора... Отчего-то от прикосновений стало чуть легче, – у него было всё. И... Даже если я бы погиб, не узнал бы, что он чувствует. Дело в том... Что я будто чувствую его взгляд. Слышу его шёпот за чужими словами. Понимаю, что это не так, что это всё осталось лишь в моей памяти, но... Я скучаю по нему. Он правда был добрым и заботливым, – сил на слёзы не хватает. В горле просто скапливается горечь, – он не знал, что делали жители, но видел, чувствовал мою боль и не спас никого из тех, кого я уничтожил. Он боялся не того, что я уничтожал всех подряд, а оттого, что съел плод. Под чужими не прекращающимися поглаживаниями чувствовал себя таким крохотным. Вина сжирала его изнутри, несмотря на позитив вокруг, не позволяла быть счастливым. Напоминала, что не заслуживает того, что к нему столь добры. – Даже если он хотел бы, чтобы я был счастлив... Я всё равно не заслуживаю этого. Ведь я был эгоистом, когда не спрашивал его, как он себя чувствует, живя многие годы во лжи от жителей. Я не спрашивал, нужно ли ему было восстановление баланса. Я лгал ему большую часть нашей жизни, злился, когда он был счастлив, играя с жителями. Он тот, кто правда должен быть счастливым. Так что не думаю, что я... Могу надеяться хоть на кроху того, что мне дают здесь. Не должен принимать это тепло, а принял. Посмел забыть иногда о том, что натворил, сколько вреда принёс. Я не должен желать счастья, раз тот, кто его заслуживает – мёртв. Обнимали крепко, продолжая гладить по голове. В душе радуясь, что не оттолкнули, но пока сосредоточились на другом. – Найт, милый... – голос такой нежный, и это так приятно, – Ты сам знаешь, даже лучше меня, сколько бед и потерей может произойти в жизни. Иногда мы справляемся с ними быстро, но порой на это уходит очень... Очень много лет... Но мы ведь должны уметь отпускать и прощать, ведь так, хех?.. – позволил себе слабо улыбнуться, погладив возлюбленного по спинке. Было тепло. Приятно тепло. Возможно, Дрим впитал в себя ауру, раз она не обжигает, но сейчас Найт всё равно бы не ощутил дискомфорт. Он, лёжа головой на чужой груди, просто чувствовал, как чужая рука его гладит. Сознание чуть возвращается от нужных слов. Да, если бы он погиб, не хотел бы, чтобы Дрим ощущал от этого тоску и просто жил с любимым. Отпускать и прощать... Он разве заслуживает того, чтобы быть прощённым? Чтобы просто жить? Чужое крыло полностью накрыло спину, обдавая усыпляющим теплом. Но он пока не был готов уснуть. Слышит нежный голос, знакомый до боли. И эти нотки, направленные на него, расслабляют. Успокаивают. – Я не знаю... Лишь это давало повод жить. Пока он был жив – я должен был защищать его и оберегать. Следить за балансом, взяв на себя и его обязанности, чтобы он мог жить со своим любимым спокойно, не занимаясь работой. Он младший братик, которого я обожал, желал всей душой помогать ему. Чтобы он ощущал себя в достатке и тепле. За него моё сердце болит... И что сейчас делать, раз он... Теперь далеко? Я хотел погибнуть рядом, выстроив тот сад, о котором мечтали в детстве. Я жил здесь только оттого, что понимал – я должен вернуться к нему. Ради чего же жить сейчас? Первые секунд десять молчали. Словно обдумывали что-то, что безумно важное. Хотя, хах, так и было. Сейчас или никогда. Наконец-то, решившись, Дрим осторожно взял его личико в свои ладони, поглаживая скулы большими пальцами. И с всё той же улыбкой, смотря прямо в этот голубой прекрасный глаз, ласково и очень искренне произнес: – Найт... Ты восстановил баланс в нашей Мультивселенной, подарив настоящую жизнь огромнейшему количеству людей и монстров. Ты вправил мне мозги, чтобы я больше не творил столько дерьма, сколько раньше, не лишал невинных жизни. Ты спас маленькую невинную девочку и подарил ей семью. Ты помог моему брату полностью избавиться от ужасных мыслей, которые терзали его столько лет по моей вине. Ты практически полностью избавил Эррора от его гаптофобии, которая сильно усложняла ему жизнь. Ты подарил счастье стольким живым существам, и всё ещё думаешь, что не заслужил хотя бы крупицы тепла, что тебе дали?.. Что мы можем тебе дать... – на этих словах осторожно поцеловал его в макушку, вновь прижимая к себе, – И наконец... Ты стал моим светом... Своим интересным поведением, своим своеобразным характером, своей блестящей улыбочкой, прекрасными глазками, своей красотой, своим умом, своей мудростью... Помог мне прозреть и буквально спас меня от себя же... – на последних словах он вновь осторожно взял его личико в свои руки, вынуждая смотреть ему в лицо, – Позволишь ли мне дарить тебе счастье всю оставшуюся жизнь? Прошу, позволь любить и оберегать, заботиться и защищать тебя, наслаждаться временем, проведенным с тобой. Клянусь, я никогда не причиню тебе боль или заставлю страдать, и никогда не оставлю. И если ты действительно не желаешь принимать меня, то я ни за что не буду давить... Но сейчас... Позволишь ли ты мне хотя бы поцеловать тебя?.. Душа от тёплых, таких прекрасных слов забилась быстрее. Поцелуй в макушку, нежный и бережный, остался тёплым следом. Он слушал его голос по большей части, ощущая как лицо начинает постепенно пылать. Прикрыл глаза, растворяясь в голосе, в искренних обещаниях. Лицо приподнимали осторожно, давая увидеть взгляд. Отличающийся от того, что долго мелькал перед глазами, смывая старые воспоминания. Нежный, обволакивающий, заживляющий. Он чувствовал, не читая эмоций, его искренность. Прижался, не задумываясь, к его ладони, ощущая, как те трепетно скользят по лицу и голове. Слышал, как чужая душа быстро билась. Ему правда... Правда рады? Ему правда обещают быть рядом? Он... Заслуживает счастье? Ощущал, как в груди клубится нежность к этой птице, уже не закрываемая на замок. Он... Полюбил в нём то, что тот пытается понять. Что слушает, терпеливо, что не старается давить заботой, поступая медленно, осторожно, не заходя за границы, пока не сделают шаг навстречу и дадут разрешение. Что тот увлечённо читал рядом с ним. Что с ним можно обсудить всё что угодно. Птица... Правда интересный собеседник. И редкие тогда прикосновения. Он любил, когда его сопровождают в сон, гладя по голове. Его прикосновения... Отличались той особой ноткой нежности. Ему нравилось, когда его оборачивали в крылья, оберегая и защищая от всех, кто может навредить. Что стараются помогать, следят за тем, чтобы было комфортно, чутко понимая то, что хотят услышать или сделать. Да, он думал что после того случая всё это сотрётся, влюблённость, что формировалась от искренности и нежности рядом, уйдёт. Но стоило вновь позволить себе принять это, довериться – и он вновь окунулся в это с головой. В нежные взгляды, в совершенно прекрасный свет глаз, в усмешку, в мимику и жесты этой птицы. Его брат... Хотел, чтобы он нашёл своё счастье. Команда. Мемный отряд заботился, позволил заботиться в ответ, стал семьёй, домом, тёплым и родным. Птица, столь нежная теперь, заставляющая душу пылать... Поддаться? Позволить любить и быть любимым в ответ? Чужие слова, наполненные любовью, так грели... И ему предоставили выбор. Это... То, что он ценит в птице. Ему дают выбор, не боясь и не тая чувств, давая самому решать – принимать их или нет. Не принуждая, не ставя ультиматум. Это даёт ощущение нужности, и в то же время свободы, не обязанности. Глаза зажглись нежностью, осмысленностью. Брат... Теперь он тоже будет счастлив. Разрешить поцеловать? Тогда можно ощутить то тепло, что передают словами и прикосновениями? Прикрыл глаза, видя, как на него смотрят с плохо скрываемой надеждой. Он... Любит эту птицу. Больше нет нужды скрывать. Он верит, что ему не причинят боли. И он покажет в ответ свою заботу и нежность. Теперь всё будет иначе. Он кивнул. Сам чуть поддался вперёд, теперь полностью закрывая глаза. Чувствуя, что скоро коснётся чужих уст. Что-то затрепетало в груди. – Обещаю не кусаться, – чуть прошептал в чужие уста, наконец касаясь их. Дрим в ответ на это усмехнулся, тихо хихикнув. Душа словно растаяла, впрочем, как и он сам. Также поддался вперёд и наконец-то сделал то, о чем уже долго мечтал – поцеловал свою прелесть. Этот поцелуй явно очень сильно отличался от тех, что были до этого. Найта не принуждали, а чужой язык осторожно, медленно проходил по предоставленной территории, потом по язычку, начиная осторожно с ним играться. Обняли ещё крепче, прижимая к себе и не скрывая радости. Поцелуй нежный, ласковый. Не разжигающий страсть, показывающий лишь намерение быть рядом, разделить это. Поначалу застыв, не зная, что делать – позволил лишь вести себя, касаться нежно. Понемногу переползая на грудь от подтягивающих его выше рук, ощущал, как лицо залил приятный подогревающий румянец. Он осторожно коснулся чужой груди, ощущая, как бьётся чужая душа. На миг оторвался, чтобы нежно, невинно поцеловать в скулу, в уста, и вновь приник, позволяя углубить поцелуй, кружащий голову, делая тело ватным, невесомым. Ощущал сладость в душе от того, как его окунули в эту негу. И медленно в ответ поглаживал чужой язык. Положил ладонь на чужую ладонь, переплетя их пальцы. Свои, крошечные, с такими чужими большими. Его нежно обхватили за руку. Крылья чуть согнулись, погладив по спине, каждым пёрышком пройдясь по телу, согревая и расслабляя, казалось, незначительным массажем. На миг оторвался вновь, ощущая, как пьянит происходящее голову, плавно качает сознание как на небольших волнах, и произнёс шёпотом, чтобы не разрушать этот миг, не спугнуть нежность: – Ты мне дорог. Очень дорог. Дрим улыбнулся ещё шире, прикрывая глаза и гладя младшего по затылку. – Ты мне тоже, моя любовь... Ты мне тоже... Осторожно и молча после этих слов укутал его в свою куртку, переложив к себе на коленки и продолжая гладить и обнимать. Чужое тело так близко, на удивление, не сколько смущало, сколько согревало сейчас. Положив голову ему на грудь, всё же взял чужую ладонь в свою, прижав к себе, обнимая. Теперь... Так будет всегда? То есть он может касаться его, обнимать и получать в ответ нежность в любое время? Теперь от его прикосновений и поцелуев ничего не будет? На чужих коленях правда удобно. Так ощущаешь себя ещё ближе к тому, кто так нравится, кто полюбился. И чего Найтмер сбегал от Кросса? Он бы просидел так хоть всю жизнь, ощущая под головой биение чужой души, дыхание над головой, чувствуя чужой, наполненный нежностью к нему, именно к нему, взгляд. Чувствуя как бережно обнимают, закрывают ото всех бед, вымывают печаль тем, что так приятно обволакивают. Постепенно засыпая, прижал чужую ладонь к себе ещё ближе. Это правда происходит? Не его очередной сон и надежда на любовь? Чужое тепло настоящее, ладонь у его груди настоящая, и сами прикосновения, нежные и до одури приятные – настоящие. Уже засыпая, сознание голосом брата шептало: «будь счастлив», растворяясь, смываясь чужой заботой, оставляя его просто наслаждаться тем, как проявляют любовь. И уснул так же, лёжа на его груди и коленях, обнимая за руку так, будто боясь, что её уберут и его отпустят. Наслаждаясь до последнего осознанного мига теплом, таким необходимым и желанным. В чужих объятиях, долгих, так тепло. На лице, даже когда уснул, всё ещё горел румянец, а на устах была улыбка. Хранитель позитива просидел так с ним ещё какое-то время, желая чтобы этот момент длился вечно. Но вот уже солнышко садилось, надо было вставать. Поцеловав свое спящее чудо в макушку, после чего попытался подняться. Получилось не сразу, ибо стоило сделать лишнее движение – его тут же обняли всеми щупальцами. Теперь уже и сам Дрим был полностью залит румянцем. Но всё же, спустя пару попыток, у него получилось встать, держа это темное солнышко на руках, и зайти в портал. Телепортировался сразу к себе в комнату и, лишь сняв обувь с них обоих, осторожно положил свою прелесть на кровать, ложась рядом. Конечно же, он ещё долго мог бы любоваться этим прекрасным личиком, но усталость всё-таки взяла своё. Обнял крепче, целуя в макушку и, продолжая поглаживать, закрыл глаза, засыпая. Впервые он просыпался так сладко. Ощущалось приятное, мягкое тепло. Щупальца были все расслаблены, будто укутаны в мягкую подушку. Согревающее дыхание успокаивало. Его лоб прижимался к чужой груди с бьющейся душой. Тёплые перья, даже не двигаясь, оглаживали его, пух приятно щёкотал каждый миллиметр спины, погружая в невесомость. Руки были перекинуты через чей-то бок, чьи-то ноги приятно переплетались с его ногами, давая плотнее ощутить чужое тело, чужое тепло. Потёрся о широкую грудь, ощущая потребность в нежности, уверенности в том, что это всё реально. Едва не мурчал от того, что его так обнимают. Приоткрыл глаза, теперь видя, что перед ним действительно чужая грудная клетка. Проморгался. И тут же вспыхнул. Осознал, что обнимает птицу, цепляясь за неё всеми щупальцами и конечностями. Осторожно прижал к себе свои руки, убирая их с чужого тела. Подвинул к себе ноги (одна нога, оказывается, была перекинута через птицу, вот стыд-то). Чуть отодвинулся, отпрянув от чужой груди. И вдруг широкая ладонь вновь вжала его покрытое румянцем лицо в грудь, приобняв сильнее. Крылья подвинулись ближе, уже держа его в их куполе. А пальцы сквозь сон нежно погладили пару раз круговыми движениями по затылку, расслабляя. Вначале ощутив то как собственная душа отозвалась нежностью – удивился этой открытости. Но после, вспомнив, что Дрим его укрывал, гладил и обнимал нежно и бережно, сопровождая в сон – улыбнулся. Расслабился вновь. Закрыл глаза. – Люблю тебя, птица счастья, – тихо прошептал ему в грудь, обнимая вновь чужие предплечья, прижимая к себе в ответ. Чужие ноги подогнулись, собираясь вокруг свёрнутого калачиком негативного, прижимаясь максимально близко. Он... Теперь правда счастлив. И постарается сделать счастливым того, кого любит. Всей душой. Не смотря ни на что. Искренно и нежно. Обняли так крепко, но так нежно, как только могли. Сквозь сон улыбнулись. Теперь-то их ничто и никогда не разлучит...

***

– Ааааа!!! – очередной громкий девчачий визг. После этого малышка сильно топнула ножкой, – Плохая птица! Не даёшь себя бить! – Ну сколько ещё это будет продолжаться... – появилось желание хорошенько дать под зад этой мелкой капризульке, которой так сильно нравится бить Дрима всем, что под руку попадёт. Уже прошло два года с тех пор как всё уладилось. У Кросса и Найтмера появилась прекрасная дочка Детерми, что пошла по большей части характером в маму – она вечно обижалась, мило надув щёчки, даже могла покусать обидчика. Любила устраивать розыгрыши с папой, даже если после придётся стоять с ним же в углу, получив от мамы. Довольно забавная и милая девочка, пока в ней не просыпается капризулька. У них, кстати, прошла шикарная, пусть и строго для семьи, свадьба. Блу с Эррором тоже далеко не отошли, и последний стал жить у голубоглазого. У них букетно-конфетный период не заканчивался. Разве что иногда могли и прижать к себе, смотря грозно на любого, кто позарится на его прелесть, иногда и настойчиво целуя глючного, заставляя покрываться румянцем и доходить почти до перезагрузки некоторыми словечками. У них любовь напоминает шоколад с перцем – тягуче сладко, но в то же время с разгорающейся страстью, пылко и жадно, но нежно, не переходя границы, пока не подпустят. Найт и Дрим так же ступали медленно по отношениям. Были нежны, чувственны, в меру заботливы. Им нравилась компания друг друга, могли часами обниматься, засыпая всегда рядом. Он окончательно переехал к птице. И теперь каждый миг его личико расцеловывали, обнимали крыльями и поднимали на руки, пользуясь миниатюрностью. В данный момент малышка Детерми достала игрушечный пластмассовый молоточек, забавно пищащий при ударах, и пыталась достать до птицы. Кто знает, чем он так её обидел с рождения, но первые полчаса она стремилась надавать ему по черепушке. Строго по секрету – похоже, это её папа обучил. Вот как лыбу давит каждый раз. Найт, скрестив руки на груди и видя как птица сопротивляется, вздохнул. На вздох позитивный тут же обернулся, и осьминожка выразительно на него посмотрел. Дрим так же вздохнул, понимая, что не отвертится. Выбрал место на диване, где почище и мягче – и рухнул на него вниз лицом. На него тут же вскарабкались, сев на спину, и мстительно забили молоточком по затылку. Не больно, конечно, тогда бы Найт не позволил бы этого (а Кросс и Эррор ещё как. Даже Инк один раз оценил рвение малышки надавать по щам боссу организации). Однако же строго с пищащими звуками и ещё нетвёрдыми взмахами, скорее просто елозящими по голове. Старательно так, с расстановкой. Господи, что за унижение... – Пам! – громкий рванный, эм... Вздох? Пыл малышки?.. Который прозвучал вместе с писком от удара, – Пам-пам-пам-пам-пам-пам-пам! – и ещё куча таких же быстрых ударов. Хах, её красные (один зрачок красный, а другой имеет фиолетовый перелив), глазки словно в звёздочки превратились. Наблюдая за этим, Кросс почти сгорал от счастья, наигранно вытирая слёзки радости и гордости. – Моя девочка... – шепнул он, улыбаясь так широко, как только можно. Детерми уже в своем-то возрасте была той ещё занозой в одном месте, но... Любимой всеми занозой, чего уж там. Кроссом в особенности. И малая обожала садиться ему на шею как в прямом смысле, так и в переносном. – Кстати, – раздался голос мечника, который обратился к Найту, – А вы с птахой детей планируете? – Да, – негромкий спокойный голос, после чего птичка тут же поспешила встать. Под возмущенные "Эй!" осторожно посадил Дет на диван и поспешил скрыться в портале от раскрасневшегося и нахмурившегося Найта Услышав вопрос Кросса – вспыхнул, и хотел ответить возмущённое смущённое "Нет!", как тут его опередили. Пока он пытался не задохнуться от нахлынувшего румянца и жара от несогласия (ну не в гостях же обсуждать, в самом деле!) – уже поспешили удрать. Предусмотрительный. – Мои угрозы про богомола в таком случае осуществятся! А ну вернись! Ринулся за ним, нырнув в портал, едва успев затормозить, чтобы не врезаться в спину, возмущённо уж было хотел дать подзатыльник, горя сам как фонарь. Но стояло только ему также оказаться в теперь уже ИХ комнате, как этот негативный комочек тут подняли на руки и принялись расцеловывать. – Но ты ведь в курсе, что они делают это уже после спаривания~? – тихая усмешка, после чего его мягко, но настойчиво, затянули в поцелуй, осторожно кладя на кровать и нависая сверху. Смущаясь ещё сильнее, однако же не отодвинулся. Прикусил губу, уже ловко расстегнув одну пуговицу на рубашке нависающего сверху, глядя в его глаза, отпустив себя. Позволив проявиться томному, чуть хитрому взгляду. Улыбка тут же появилась на лице. – Тогда на твоём месте я бы постарался, чтобы это осталось незабываемым. И тогда, может быть, я передумаю, – и потянулся за поцелуем, ощущая, как после нежно гладят, бережно и осторожно касаясь будто фарфоровых костей, совсем невесомо, но так тепло. Теперь они оба будут счастливы. Доверились, остались вместе несмотря ни на что, научились слушать друг друга, ценить и любить. Нужно просто немного терпения – и тогда птица в груди расправит ваши крылья.