Душа скорбей

А на следующей неделе начался май. Карлайл с удивлением обнаружил, что жизнь не изменилась ― люди всё ещё продолжали жить, Чарли ходил на работу, Каллены посещали школу, а Бьянка потихоньку росла. Только его жизнь, казалось, полностью изменилась. Он оказался почти насмерть привязанным к дому, в котором когда-то был счастлив ― и собирался быть счастливым ещё, ― и к девушке, которая совершенно перестала себя ощущать. Она всё ещё не была в депрессии в полном понимание этого слова ― Карлайл узнал, что эта фаза называется «соматизированная депрессия». Её мучали головные боли, у неё всё ещё были проблемы с питанием ― если она что-то и ела, то глотала почти не жуя, не обращая внимания на вкус, но Каллен был счастлив даже этому. Он подсовывал ей полезную, необходимую для её организма пищу, чтобы она была в порядке хотя бы физически ― или её организм думал, что он в порядке. Карлайл просто надеялся, что пища продолжит усваиваться и ему не придётся ставить капельницу. У неё были сбои в работе сердца ― Карлайл днями и ночами слушал её сердцебиение, каждый раз вздрагивая, когда в ровном ритме что-то менялось. Джексон нашёл несколько упаковок её старых антидепрессантов ― в коробке с прокладками в ящике с нижним бельем, а ещё в ванной, в коробке из-под духов. ― Умница, в этот раз новые места, ― сказал Джексон, демонстрируя Каллену белые баночки без каких-либо опознавательных знаков на них. ― На, понюхай. ― Почти не пахнут, ― согласился Карлайл. ― Или как таблетки от давления. Сесилия больше не падала в обмороки ― Карлайл считал, что это было связано с более-менее устоявшимся режимом сна. Или, вернее сказать, с простым присутствием сна. Иногда она крепко спала ночью, потому что во второй половине дня у неё наблюдалось ухудшение состояния на фоне астении, постоянной усталости с крайне неустойчивым настроением. Иногда у неё была бессонница, и девушка не спала совсем. Причём, как и во всех прочих случаях, астения наступала после занятий, которые раньше ей приносили удовольствие. Учитывая, что сейчас Сесилия толком не училась, то почти всё своё сознательное время она посвящала общению с Бьянкой. С утра до обеда она была занята дочерью, но ближе к двум часам у неё начиналась апатия, усталость, за которой шло яркое раздражение. Чтобы она не срывалась на ребёнка ― чего не хотелось ни ей, ни Джексону, ни Карлайлу, ― к тому моменту, как у Свон начинался переходящий этап в поведении, девочку мягко, но настойчиво забирали. Впрочем, малышка не замечала подвоха ― с ней была мама, а потом её отвозили к милой женщине с холодными, как у папы, руками. Эсми и Розали быстро привязались к маленькой живой девочке, и, хотя обстоятельства их общения были удручающими, Бьянка по крайней мере была не одна. Благодаря тому, что Свон училась заочно, Карлайл хитростью сдал оставшиеся зачёты за Свон и закончил написание диплома. Защита была ориентировочно назначена на двадцатые числа мая, и Карлайл думал о том, что неплохо было бы привести Сесилию к тому времени в относительный порядок. Не то чтобы для него это было особо важно ― Джексон шутил о том, что Карлайлу нужна образованная девушка, но так, чтобы Сесилия не слышала, ― но он хотел, чтобы Свон вернулась в привычную среду. Кроме того, зная её, Свон не хотела бы, чтобы весь Форкс знал о её болезни, а о ней непременно узнают, если она со справкой о депрессии не придёт на защиту диплома. Форкс — город маленький. Виктория больше не объявлялась, хотя Джексон, Джаспер и Эмметт искали её. Элис не видела никаких конкретных решений об армии новорожденных, а ходивший на разведку в Сиэтл Мартелл сказал, что войско новорожденных двигается как-то нестабильно, не в сторону Форкса, а так, словно в их рядах раздор. ― Неплохо было бы, ― сказал Джаспер, когда им передали об этом. ― Новорожденные без сильной руки плохо организуются. А в Виктории явно не хватает управленческой хватки. ― Давайте сами к ним придём, ― бодро предложил Эмметт. ― Они не ожидают этого. Придём и разметаем их. Джексон улыбнулся так, словно был согласен, но каждый понимал ― ничто не занимает его так, как Сесилия. Карлайл нашёл ей психотерапевта ― их забавная семейка «на троих» коллективным разумом решила не тратить время на заранее провальную работу с психологом. Это была женщина, с которой они познакомились пару лет назад, когда Карлайл, только переехав в Форкс, усиленно строил из себя перед новыми коллегами молодого человека, который старается стать профессионалом, посетил курсы по повышению квалификации в Сиэтле. Ради интереса он посетил секции, не только связанные с его поприщем хирурга и гинеколога, но психиатров и психологов, и там познакомился с Хейли О’Коннор. Молодая амбициозная девушка, только что закончившаяся университет, ― как и Карлайл, по своей легенде. Особого общения у них так и не сложилось, и не то, чтобы Каллен сожалел об этом, но порой они пересекались по работе, на конференциях, и Карлайл наблюдал за её успешным становлением психиатром. Когда он рассказал об этом Джексону и Сесилии, впервые за много дней в глазах Свон промелькнуло нечто, напоминающее заинтересованность. ― Девушка? ― спросила она чуть хрипло. Сидевший в гостиной и листающий каналы по телевизору Джексон хмыкнул. ― Мне начинать беспокоиться, Каллен? «Больше, чем ты уже беспокоилась за всю жизнь?» ― хотел спросил Карлайл, но это могло прозвучать довольно грубо, и он не стал. Кроме того, это был первый раз, когда Свон продемонстрировала некие новые эмоции, и вампира это порадовало. Поэтому он просто нежно улыбнулся и наклонился, чтобы поцеловать Свон в губы. Сегодня её уговорили поесть больше, чем обычно, и Карлайл был чуть спокойнее. Хейли приехала с готовностью. Она коротко выслушала предысторию от Джексона, описание ситуации Карлайла и поднялась в комнату к Сесилии. Два вампира остались ждать внизу, стараясь не вслушиваться в разговор. Джексон продолжал тупо листать каналы, не останавливаясь ни на одном конкретном, и, хотя Карлайл был уверен, что звук телевизора раздражает Мартелла не меньше, чем самого Каллена, он не попросил выключить. Сам Карлайл взял какую-то книгу, но слова не складывались в предложения, и он просто листал страницы. Хейли спустилась через полтора часа, и оба вампира молча уставились на неё. Её красивое лицо не потеряло выражения наигранной доброжелательности, несомненно, это заставляло доверять ей. Джексон представлял, как работает харизма психологов и психиатров ― понимающее, доброе выражение лица, и некоторые пациенты уже готовы выложить всё как на духу. Сесилия таким и доверяла. Когда тебе кажется, что весь мир против тебя, хочется кому-то доверять. Заметив их взгляды, психиатр выдохнула. Несмотря на выражение лица, где-то в глубине её глаз плескалась нешуточная тревога. Карлайл и Джексон намеренно не говорили ей о том, какие диагнозы были у Сесилии в прошлом, чтобы Хейли могла сделать заключение, исходя из собственных мыслей, без оглядки на прошлое, но всё равно было сомнительным, что она сказала бы что-то хорошее. ― Ну, всё хорошо и плохо одновременно. Она находится в автономном состоянии, ― сказала Хейли, переворачивая страницы своего блокнота. ― Она призналась, что у неё плохой аппетит. «Заснули» гормоны счастья, наблюдается потеря веса. По статистике, восемьдесят процентов самоубийств происходило у пациентов, которые находились на второй стадии. Она… почти перескочила первую стадию. Она когда-нибудь отрицала, что у неё депрессия? Её слова звучали жестоко, и каждое новое словно гвоздь в крышку гроба их сердец. Джексон поджал губы, но Карлайл смотрел на Хейли почти не моргая. Перед глазами Каллена встала слишком яркая картина того, как Сесилия разбивала себе голову, и на несколько секунд он представил, что было бы, не будь его тогда рядом. Он представил, как мог прийти домой, сразу учуяв запах крови той женщины, которая была его смыслом жизни, и сразу рванул бы наверх, в ванную. Если бы его там не было, Сесилия бы билась о зеркало снова и снова, пока не превратила свою голову в кровавое месиво, и никто бы не остановил её. Карлайл опустил глаза и словно увидел неподвижное тело на полу. Лужа крови, стремительно расползавшаяся во все стороны, заставила его замереть от страха. Покачав головой, он сбросил слишком реальную картину так и не случившегося ужаса и посмотрел на Джексона. Его чёрные глаза были устремлены к стене. «Ему не надо представлять, ― вдруг пришла мысль к Карлайлу. ― Он знает какого это — терять её навсегда». ― Она не сразу поняла, что у неё депрессия, ― хрипловато проговорил Мартелл. ― Но, когда я предположил, она не отрицала. Мне даже кажется, что для неё это было хорошей новостью ― ведь теперь она смогла сделать с собой всё, что хотела. «Ему не надо представлять, ― снова подумал Карлайл. ― Боже, помоги нам». «Я должен был сделать её вампиром, ― подумал Джексон. ― Должен был. Она не заслужила всего этого снова». ― Она не смогла вспомнить, как она спит, ― сказала Хейли, продолжая делать пометки в блокноте навесу. Карлайл вспомнил, что не предложил им сесть и поспешил исправить ситуацию. Джексон подчинился без особой охоты. ― По-разному, ― ответил Каллен. ― Особой бессонницы нет, но бывают дни, когда она спит меньше пяти часов в день. Несколько раз она вставала в четыре утра, включала свет и смотрела в одну точку. Оба вампира наблюдали, как порхает карандаш над бумагой, оставляя следы, складывающиеся в буквы, слова, в предложения… Ширк-ширк-ширк… ― И как она себя при этом чувствует? ― Падает в обмороки и списывает всё на давление. ― И что во всём этом хорошего? ― чуть агрессивно спросил Джексон, посмотрев на психиатра, но Хейли это не смутило. Видимо, это была почти что стандартная реакция на новости о том, что у их близких депрессия. ― Она остаётся в сознании, сохраняется трезвость мышления, хотя не могу гарантировать, что это продолжится и дальше, ― спокойно начала Хейли. ― Мисс Свон прекрасно осознаёт, что мы делаем и зачем ей пить таблетки — это уже хорошо. У неё почти что трезвое мышление, но она знает, что не может справиться самостоятельно с проблемой. Она принимала какие-то антидепрессанты без выписки врача? ― Она принимала их три года назад, когда у неё был первый приступ депрессии, ― сказал Джексон. ― Они не помогали? Ширк-ширк-ширк… ― Сложно сказать, я не общалась с ней до того, но, возможно, какой-то эффект от них был, пока организм не стал толерантен к препаратам. В любом случае, я выпишу новые. Джексону хотелось вырвать Хейли О’Коннор глотку за её излишний оптимизм. Какого черта эта женщина может радоваться, быть такой бодрой, счастливой, иметь свою довольно счастливую жизнь, когда некто, столь важный Джексону, должен страдать? Нет, нет… Никто не будет счастлив, пока Сесилия несчастна. ― Можно узнать, как звучит диагноз? ― спросил Каллен, бросая предупреждающий взгляд на Джексона. Он чувствовал, как в нём закипает ярость и злость, пока не ясная для Карлайла, но явно опасная для Хейли. Хейли посмотрела на Карлайла с лёгкой тревогой и наконец поджала губы, став серьёзной. Когда расслабленное, дружелюбное выражение лица О’Коннор исчезло, Джексону хотелось убить её уже немного меньше. ― Карлайл, ты же понимаешь, что это не твоя хирургия, тут нет точного ответа, ― пространственно ответила она. «Нет, я всё-таки убью её», ― подумал Джексон. ― Тут нет других методов диагностики, кроме общения с врачом. В психиатрии при постановке диагноза руководствуются критериями Международной классификации болезней. Диагнозы ставят на основании ретроспективного анализа анамнеза, то есть оценки врачом истории болезни по рассказу человека или его близких. ― Да. ― Карлайл кивнул. ― А теперь, пожалуйста, скажи мне, что с ней. Хейли посмотрела на Карлайла. Пусть он почти не изменился внешне с их первой встречи, сейчас Хейли ощущала, насколько он постарел. Он искренне любил эту девушку с депрессией в комнате наверху, и её боль, её болезнь старили его. Он был сильным для неё, но, как и любой другой человек, впервые столкнувшийся с подобной болезнью близкого, Карлайл не мог представить, что ему делать. Хейли вздохнула. ― У неё психогенная депрессия. Рецидив, очевидно, в подростковом возрасте лечение не довели до конца, но сейчас у неё склонность к развитию большого депрессивного расстройства. Непринятие и насилие со стороны матери, проблемные отношения с сестрой, а потом и потеря ребёнка дали толчок ко всему этому. На фоне всего возможного, сейчас всё действительно не так уж и плохо, но, если ничего не изменится, мы получим полную клиническую картину: подавленность, чувство безнадёжности, разочарование, слезливость, нарушение сна, мрачные, пессимистические видения будущего. Попытки самоубийства. Мисс Свон концертирует сознание на событиях случившегося несчастья, эта тема пережитого приобретает свойства доминирующих представлений, особенно если она часто видит тех, кто был в этом замешан. Она непрестанно, помимо собственной воли, упрекает себя в том, что не приняла мер для предотвращения несчастья. Она поглощена этими тягостными воспоминаниями, и, даже если депрессия станет затяжной, они не исчезнут. Она замолчала, и в гостиной повисла тишина. Джексон сложил руки на груди, закинул ногу на ногу и уставился в окно, словно делая вид, будто всё сказанное психиатром его не касалось. Мыслями он был где-то явно далеко, а может, и не так уж и далеко, всего лишь разрывал на куски тех, кто был виноват в таком состоянии Сесилии. Джексон был на пределе. ― Я пропишу агомелатин, ― сказала О’Коннор. ― Она принимает обезболивающее из-за ранения? Как долго была в больнице? ― Почти две недели. Гидрокодон. ― Хорошо, ― кивнула Хейли. «Ничерта хорошего», ― подумал Джексон. ― Надо подождать, пока обезболивающее выведется из её организма, и вообще немного подержать её без таблеток. Не давайте ей пить алкоголь, наладьте режим сна, но без лекарств, внесите в её рацион антидепрессивные продукты, пусть найдёт себе какое-нибудь дело, вроде рисования или вышивки, общается с людьми, которые могут её радовать и… и не дайте ей покончить с собой. Я заеду через пару дней, поговорю с ней ещё раз, и тогда будет ясно, что именно делать. Психиатр встала, и вампиры тоже поднялись. Карлайл протянул ей руку. ― Спасибо, что приехала, Хейли. ― Нет проблем. Рада помочь тебе, Карлайл, ― сказала девушка, пожав ему руку, вздрогнув от того, насколько она была ледяной. ― Я провожу вас, ― сказал Джексон, и Хейли кивнула. Психиатр вышла из гостиной, но прежде, чем Мартелл направился бы за ней, Карлайл удержал его за локоть. ― Она хороший психиатр, ― сказал он так, чтобы его слышал Джексон, но не услышала Хейли. ― Если ты её убьёшь, то подумай о том, что нам придётся искать другого, и он может понравиться Сесилии куда меньше. ― Moraliste, моралист, ― фыркнул Джексон. ― Скажи просто, что заботишься о человеческой жизни. ― И это тоже, ― кивнул Карлайл. ― Я беспокоюсь о Сесилии не меньше твоего, но лишние убийства ей не помогут. Особенно убийство её психиатра. ― Да. ― Мартелл усмехнулся. ― Но я знаю точно три смерти, которые ей помогут. Но, очевидно, ты и против них тоже. Он вырвал руку и направился в коридор, чтобы закрыть за Хейли дверь. Карлайл, выждав секунду, направился наверх, чтобы проверить, как там его любимая мисс Свон. Сесилия сидела на кровати, уставившись в окно, и покручивала «помолвочное» кольцо от Джексона. Взгляд её голубых равнодушных глаз был устремлён в окно. Слепящий луч дневного солнца упал на её лицо, и она закрыла глаза, видя лишь мельтешение красных и чёрных точек, в то время как сердце гнало и гнало волны крови, приливавшей к векам. Через несколько секунд она заметила, что узоры повторяются. Это было то же самое, как смотреть в микроскоп на окрашенную красным протоплазму. Она решила, что этот повторяющийся узор успокаивает. Когда привычный образ жизни человека разрушается, да ещё так внезапно, он должен уцепиться хоть за что-то понятное и предсказуемое. И, если этот случайный орнамент, созданный за веками пульсирующей кровью и заходящим октябрьским солнцем — единственное, что у тебя осталось, будь благодарен за эту малость. Потому что если совершенно не за что уцепиться, если рядом нет ни одной вещи, в которой была бы хоть капля смысла, этот новый порядок вещей бросает человека в пропасть безумия. Пару секунд Карлайл молча смотрел на неё. Вот теперь Каллен мог сказать, что она действительно похудела. Пока не критично, но довольно ожидаемо ― Сесилия стала несколько угловатой, грудь и бёдра уменьшились, а лицо выглядело куда острее, чем до этого. Карлайл заметил, что у неё начали сечься волосы, и подсовывал ей дорогие уходовые средства ― всё равно Сесилия не замечала разницы, а шампуни и гели известных брендов хотя бы не пестрили искусственными запахами. Кроме того, обострилось всё, что беспокоило Карлайла раньше, словно решило добить не только Свон, но и её возлюбленного. Её руки часто заходились такой дикой тряской, что она не могла удержать вилку. У неё бывал сонный паралич и панические атаки, из-за чего она не могла временами толком спать, страдая бессонницей. Карлайл коснулся её плеча. Она вздрогнула и обернулась. Карлайл стоял рядом с ней, его светлые волосы блестели в солнечных лучах. Сесилия замерла и посмотрела на него. Её сердце бешено застучало. Она чуть улыбнулась ему. ― Меня заберут в лечебницу? Карлайл хмыкнул и сел на кровать рядом с ней. Сесилия подползла чуть ближе, но не сделала попыток прикоснуться. ― Нет, но условия будут те же, ― хмыкнул Каллен. ― Буду держать в ежовых рукавицах. Сесилия чуть улыбнулась. Она подняла руку и чуть пригладила волосы. Движения были резкими, а руки продолжали трястись. ― Можно узнать, чем меня будут лечить? ― Следующие несколько дней у тебя чистка организма. Потом будет агомелатин. Сесилия кивнула. ― Ну и дела, ― сказала она. ― Кошмарные дела. Её голос потускнел. Она просила дать ей отдохнуть, однако отдыха не было. Вновь возвращалось, накатывало порывами отчаяние. Сесилия нуждалась хоть в каком-то просвете. ― Ты хочешь заняться чем-то особенным? Какие-нибудь пожелания? Свон покачала головой. Она чувствовала себя раненым животным, сбитым на шоссе, умирающим и беспомощно пытающимся найти способ убежать или спрятаться. Ей хотелось свернуться калачиком в тёмном углу и ждать, когда боль утихнет. Карлайл вздохнул и поцеловал девушку в лоб, притянув чуть ближе к себе. Сесилия не отстранилась, но и особой радости не высказала. Карлайл знал, что Свон особого удовольствия их близость не приносит, скорее всего, она ничего не чувствовала, когда он целовал её или пытался обнять, но она никогда не отстранялась. Ей было… никак. Карлайл старался лишний раз не трогать её, если не чувствовал, что она нуждается в этом, сама не осознавая, но часто это было нужно ему. Почувствовать, что она здесь, что она почти в порядке, что она живая. Каллен старался не задерживаться, прикасаясь к ней, но не касаться совсем было выше его сил. Это был Карлайл. Он был так близко. Он смотрел на неё таким знакомым взглядом. Ей хотелось схватить его и спрятаться в его объятиях, прижаться к его груди. Её руки судорожно сжались. Она не могла. Она знала, что следующие дни, недели, а то и месяцы будут сложными, и уже не хотела, чтобы это происходило. Она не хотела говорить с психиатром, не хотела становиться болезненным грузом для Карлайла, не хотела снова крошить сердце Джексона, не хотела причинять боль нежной Бьянке… и справляться тоже не хотела. ― Ты не голодная? Сесилия равнодушно пожала плечами, но она точно не была в этом уверена. Еда и раньше не привлекала её так сильно, скорее была необходимостью, как охота у вампира. Джексон считал, что из-за депрессии у неё нарушены связи в мозгу, а потому трезво оценивать потребности своего организма она не могла. Он стабильно кормил её три раза в день и устраивал перекусы, наблюдая за изменением веса, но большая часть еды проходила как через пустой шланг. Карлайл всерьёз подумывал о том, чтобы принести домой капельницу и обеспечить поступление в организм полезных веществ таким образом, если она потеряет хотя бы ещё два килограмма. Она изучала его лицо. Он был знаком и в то же время не знаком, словно вырезан из образа человека, которого она знала. Её пальцы дрожали, когда девушка боролась с желанием протянуть руку и хотя бы прикоснуться к нему. Просто знать, почувствует ли она прикосновение к нему как знакомое. ― Пойдём, я сделаю тебе что-нибудь перекусить, ― заявил Карлайл, потянув девушку за собой, и Сесилия подчинилась, пусть и без особой охоты. Впрочем, в их ситуации было хорошо и это. Джексон уже ушёл, но Сесилия заглянула в гостиную, будто ища его, как ребёнок, который искал родителей в большом доме. Не найдя его, она растерянно потёрла укус на запястье, но ничего не сказала. ― Тебе понравилась Хейли? ― спросил Карлайл, доставая из холодильника оставшуюся еду. Отстранённо отметил, что надо будет приготовить что-то ещё. У них в холодильнике было полно продуктов, помогающих при депрессии и психозах: курица, индейка, тунец, печень, капуста, листья салата, виноград, тёмный шоколад и многое другое, что советовали врачи. Карлайл готовил сам — Сесилия потеряла последний интерес к еде, и Каллен даже сожалел, что не мог есть вместе с ней ― так у него было бы больше возможностей накормить её. Сесилия потирала свои пальцы, чтобы унять дрожь хоть немного. ― Она довольно приятная девушка, ― равнодушно ответила Сесилия. ― Насколько она хороший специалист, не могу судить, но с ней легко и приятно говорить. Думаю, с моей стороны этого достаточно. ― Я хочу, чтобы тебе было комфортно с ней. Сесилия проследила за тем, как он ставит тарелку в микроволновку. ― С ней неплохо, но мы виделись только один раз. ― Свон пожала плечами. Карлайл понял, что ей, по большей степени, было всё равно. Сесилия понимала, что у неё депрессия, понимала, зачем приходит к ней психиатр, но смысла она в этом не видела. Карлайлу хотелось, чтобы она пообещала ему, что не будет пытаться покончить с собой, очень хотелось. Он уже открыл было рот, чтобы взять с неё это обещание, но слова так и не сорвались с языка. Это обещание всё равно бы ничего не значило для Сесилии, даже если она поймёт его, она может не сдержать. Это всё равно выше её сил. Человек уже не может справляться с собственными мыслями, отсюда возникает неизмеримое желание покончить с этим. А именно? Правильно. Каллен не мог представить, что Сесилии не будет, совсем, никак, нигде. Что она просто… умрёт. Убьёт себя. Её остывшее тело опустят в гробу в яму, закопают, и он её больше никогда не увидит. Это казалось безумным, неправильным, невозможным. Он не сможет без неё, не сможет никогда. Если Сесилия умрёт, пусть его убьют в ту же минуту, потому что Карлайл не справится без неё. Хейли приходила два раза в неделю. Вела какие-то наблюдения, разговаривала со Свон, и Карлайл всегда становился невольным участником этих разговоров. Он не мог заставить свой мозг работать, когда знал, что в комнате с его любимой девушкой разговаривает психиатр, а потому вскоре даже перестал претворяться перед самим собой. Он садился внизу лестницы и слушал, о чём шла речь. Хейли быстро расположила Сесилию к себе, но особого энтузиазма девушка от их встреч не испытывала. Она просто отвечала на вопросы, не видя смысла в том, что происходит. Хейли старалась попадать на те моменты, когда Сесилия была более-менее активна, потому что иначе из девушки было сложно вытащить больше десяти слов. Иногда у неё получалось, иногда нет. Сегодня был один из таких дней, когда им повезло. Сесилия была довольно активна для своего состояния: она целое утро перебирала вещи на своём столе, что-то выкидывая, а что-то оставляя, и Карлайл постарался не лезть к ней, слушая из своего кабинета, чем она занимается. ― Расскажи мне о своих родителях, пожалуйста. Какие у вас отношения? ― спросила Хейли таким тоном, будто они с Сесилией были подругами, которые решили обсудить проблемы в семье. Сесилия чуть подумала. Карлайл легко представил, как она сидит на кровати, глядя в приоткрытое окно на светлое небо. Ему было интересно, о чём она думала в такие моменты: думала, что будет, если она выпрыгнет в окно, равнодушно отмечала красоту голубого неба или даже думала о том, что она могла бы стать птицей, свободной и вольной, без тяжёлой боли, что привязывала её к земле. ― С отцом хорошие, ― наконец сказала она. ― Мы — полное доказательство того, что отцы хотят сыновей, а любят больше дочерей. Чарли всегда любил меня, первый год своей жизни я почти не касалась пола ― он носил меня на руках. Меня он любил больше всех и продолжает любить. Я это знаю. Хейли выдержала паузу, видимо ожидая, что Сесилия может сама продолжить рассказывать о матери, но в комнате царила тишина. Карлайл представил, как Сесилия могла бы фыркнуть и сказать: «Я что, и вопросы должна сама придумывать?», будь ей только немного лучше, но она молчала, и Хейли сама продолжила. ― А мать? Тут Свон молчала на порядок дольше — около минуты Карлайл не слышал её голоса. ― Она не смогла меня полюбить. Я знаю, что у неё были непростые отношения с матерью, моей бабушкой. У неё был диагноз послеродовой депрессии, и я думаю, что у Рене он тоже был, просто она не стала проверяться. М… ― Свон вдруг замолкла, о чём-то, видимо, задумавшись, и Карлайл представил её сосредоточенное лицо с чуть нахмуренными красивыми бровями и лёгким замешательством в голубых глазах. ― Что? ― уточнила Хейли. ― Я вспомнила кое-что. Меня Рене родила с помощью кесарева сечения. ― Карлайл чуть нахмурился, прислушиваясь. ― И моя бабушка тогда сказала… дословно не знаю, она сама потом говорила, будто что-то… «Очень жаль, что ты не была ею рождена, это не позволит вам быть близкими» — что-то вроде этого. Суть такая, и я думаю, она могла сказать Рене, а та уцепилась за эту мысль, несмотря на протестующее поведение, она искала одобрения своей матери даже во взрослом возрасте. Ну, как я, лет до тринадцати. Свон невесело хмыкнула, но в её голосе не было никаких эмоций. Смешок был не более чем реакцией, не приправленной эмоциями, как еда без какого-либо вкуса. ― Как она к тебе относилась? Карлайл легко представил, как Сесилия повела плечами, а потом обхватила себя руками, так и не глядя на психиатра. Словно она рассказывала это не ей… Авроре, может быть. «Ей не нужно это, ― подумал Каллен, прикрывая глаза и уперевшись затылком в стену. ― Она делает это для меня, для Джексона… но не для себя». ― Игнорировала по большей степени, ― сказал Свон равнодушно. ― Мои успехи для неё ничего не значили. Я была лишь тем, о чём она была вынуждена заботиться из-за законов. Рене… Несмотря на ситуацию с матерью, Рене была из довольно приличной семьи, и я думаю, что она считала своим долгом давать мне одежду, еду и кров, и это лишь больше злило её. Всё началось с малого, на самом деле. Из первого класса я сразу перешла в третий, потому что тесты показали высокий уровень IQ. На тот момент я уже старалась себя убедить в том, что мне не очень-то нужно её признание, хотя я хотела его получить. Сесилия снова замолчала. Хейли ждала ровно минуту, потом ненавязчиво продолжила: ― Когда всё изменилось? ― Когда из ребёнка я стала девушкой. Я не знаю, почему. Я изменилась, и Рене это увидела. Она говорила мне, что я стала вести себя по-другому, стала более агрессивной. Игнорирование превратилось в попытки уколоть меня, как-то оскорбить. В двенадцать лет я была едва ли не самой худой в классе и при этом считала себя пышкой и глупой к тому же. Но потом я начала общаться с некоторыми людьми, и они убедили меня не слушать мать. Когда я научилась ей отвечать, она стала применять силу. Не очень жёстко, но для неё ничего не значило дать мне пощёчину, ударить по спине, по рукам, но так, чтобы никто не видел. Один раз я так разозлилась, что ударила её в ответ. Она упала и посмотрела на меня… посмотрела так, что я почувствовала себя сильной. С тринадцати лет не один её удар не оставался безответным. Карлайлу хотелось никогда не знать ничего из этого. Боль и ярость за Сесилию были почти физическими, сердце содрогалось от ярости. Он вдруг подумал о том, что стал больше понимать Джексона, который единственным выходом из ситуации видел смерть тех, кто причинил Свон подобную боль. Будто вырезать больной орган, чтобы спасти весь организм. ― А что было с сестрой? ― Ну, я не очень-то её любила, отрицать не буду. Но и ненависти к ней не испытывала. Если бы вы её видели, вы бы поняли, что мы полностью разные. Во всём. Очевидно, Рене внушала ей отвращение и чувство ненависти к моему образу жизни, поведению и ко мне в целом. Белла потакала матери во всём, но всегда боялась лезть ко мне. Она была для меня… никем. ― Сесилия чуть задумалась. ― Меньше, чем насекомым. Где-то я ей даже сочувствовала, ведь она не понимала, под каким давлением матери находится, многие её мысли ― про брак, отношение к себе ― это плод воспитания Рене, и он не очень здоровый. ― Что случилось с Оскаром Уолшем? Карлайлу вдруг захотелось заткнуть уши. Он многое слышал за столетия своей бессмертной жизни, однако слушать про бывшего своей любимой, который столкнул её в лестничный проём, лишь бы не иметь от неё ребёнка. Это было слишком… больно. Размышляя об этом, Карлайл не мог не думать о том, что он мог быть этому ребёнку отчимом, что он мог бы любить этого ребенка как своего, потому что так бескрайне любил его мать. Неожиданно для него, Сесилия начала рассказ по-своему дружелюбно и даже тепло. ― Он был моим парнем. Самый крутой парень в школе. Второгодник, старше меня. Со своей машиной. По-своему красивый, накаченный, но тупой, как… даже как не знаю кто или что. Он… он красиво ухаживал за мной, ввёл меня в свою компанию и защищал от нападок, но его очень волновало то, что он был девственником. Он убедил меня переспать, но я боялась… С одной стороны, никто не воспитывал во мне культуру целомудрия, и секс для меня пятнадцатилетней ― просто секс, но, с другой стороны… Даже не знаю, было ли это «но». Я считала себя самой умной и красивой, а ещё, возможно, хотела доказать матери, что могу нравиться людям. Но когда я легла с ним в постель, я попыталась отказать. Он разозлился, но сказал, что будет жаль презерватива… И сказал, что любит меня. ― Карлайл замер. Он слышал про презерватив, когда Свон говорила об этом в первый раз, но про признание в любви слышал впервые. ― Я согласилась и развела ноги. ― Сесилия хмыкнула. ― Надо было видеть лицо матери, когда она всё прочитала по моему лицу — я это и не скрывала. Это был нокаут, ведь семья Оскара была довольно состоятельной и вообще приличной. А потом выяснилось, что я забеременела. Он перестарался, вскрывая упаковку зубами. ― Ты считаешь себя изнасилованной? Карлайл вздрогнул. Изнасилованной… Он вдруг вспомнил, как они с Сесилией занимались любовью во время ссоры, как он вколачивался в неё, продолжая убеждать её в том, что алкоголем она лишь больше разрушит себя. Тогда ему тоже показалось, что она была изнасилованной, хотя сама Сесилия в это и не верила. ― Нет, ― довольно спокойно ответила Сесилия, и Каллен понял, что она не лжёт. ― Я не особо хотела секса с ним, но я же не была против полностью. Это не изнасилование, это просто нечто преждевременное. Уверена, тысячу девушек теряют девственность так же, как и я. Да и… не думаю, что вы поймёте, Оскар не был плохим. ― Свон прокашлялась и, судя по звуку, отпила немного воды, смачивая горло. ― Конечно, идеальным парнем он не был, но он был… забавным, что ли. С ним было легко и просто. Кроме того, как и я, у него проблемы в семье, его отец был военным, у него там что-то было с головой, и периодически он поднимал руку на сына и на жену, хотя обе наши семьи выглядели прилично. Мы чувствовали, вероятно, какое-то родство. Да и с этим абортом… Я же сказала ему, что уже сделала, и мне показалось, что он был расстроен. Он, по-своему, если не любил, то ценил меня. Да, у него были скачки настроения, когда он мог внезапно заорать, но он всегда быстро остывал и просил прощения, всегда первый, даже если я его спровоцировала. А когда я сделала аборт и решила с ним расстаться, он очень расстроился, пытался понять, но… У него сдали нервы. Начал баловаться наркотой. Тот человек, который скинул меня с лестницы уже не был Оскаром, которого я знала. ― Все у нас бедные-несчастные из несчастных семей, одна Сел плохая, ― раздался раздражённый голос Джексона. Карлайл рефлекторно дёрнулся, не услышав, как пришёл чужой вампир, но Джексон на него так и не посмотрел. Он смотрел мимо, хрустя пальцами, и на его лице была видна лишь злость и раздражение. ― Многие люди оказываются в компании таких же людей, как и он. Это не… ― Не смей её сравнивать с ними! ― зашипел Джексон. ― Она не похожа на свою суку-мать и тем более не похожа на это наркомана. ― Я сказал не это, ― ледяным тоном заметил Карлайл. ― Лишь то, что её окружение на тот момент является отражением её собственной жизни. Люди зачастую тянутся к тем, кто имеют с ними схожесть, чтобы не чувствовать себя другим. Джексон кинул на него нечитаемый взгляд. Он уже открыл рот, чтобы что-то добавить, однако тут Хейли решительно, но мягко произнесла: ― Сесилия, здорового человека нельзя спровоцировать. Особенно на то, чтобы причинить вред другому. ― Я могу. ― Сесилия хмыкнула. ― Поверьте, я могу вести себя так, что не просто спровоцирую до рукоприкладства, а что единственным шансом будет удушить меня. Я плохой человек. Карлайл заметил, как вздрогнул Джексон от этих слов ― «удушить меня» ― и увел глаза. Потом он сбежал с лестницы, бесшумно выходя из дома. Карлайлу показалось, что в нём было слишком много личного. Он снова подумал о том, что знает о Сесилии и Джексоне довольно мало до сих пор. ― Что было после того, как ты узнала? ― продолжила Хейли, и Карлайл снова обратился в слух. ― Я собиралась делать аборт, ― снова ровным отсутствующим тоном произнесла Сесилия, будто продолжая пересказывать параграф из книги или не особо интересный фильм. ― Пошла в больницу, но мне сказали, что нужно разрешение матери. Рене была в ярости, когда узнала, но запретила мне избавляться от ребёнка. Время шло, я боялась не успеть и пошла ещё раз в больницу, думая о том, что засуну в себя вешалку или устрою себе выкидыш как-то иначе, но в больнице… там я встретила Джексона. Он убедил меня не делать аборт. Сказал, что поможет. А я настолько устала жить с Рене и Беллой, что была готова поддаться любой возможности сбежать от них. Я ушла от них, хотя пришлось остаться в Финиксе, и конечно, Рене сообщили, что и где я делаю. Оскар тоже узнал, что я не сделала аборт и встаю на учёт по беременности. Когда Оскар приехал, чтобы узнать, что к чему, Белла сказала ему, где я. К тому моменту он уже стал наркоманом. Он скинул меня в лестничный проём. С момента известия о моей беременности прошло уже почти два месяца. Я начинала любить этого ребенка. Я думала, что смогу стать матерью. Голос Сесилии дрогнул. Карлайл уже хотел было встать, чтобы пойти и поддержать любимую, но вовремя вспомнил, что Сесилия ведёт не просто разговор, а общается с врачом, и мешать не стоит. ― После этого началась острая фаза депрессии? ― уточнила Хейли. ― Нет, я думаю, ― через паузу ответила Сесилия, будто подсчитывая что-то. ― Через пару недель, может три. Рене забрала меня из больницы. Я собирала вещи, собираясь уехать с Джексоном, но она не пускала, а с переломанными руками и ногами много не навоюешь с родной матерью. Я была в таком отчаянии, что перерезала себе вены в ванне, но Джексон спас меня. Впоследствии, Рене писала заявление, что он якобы изнасиловал меня и держит взаперти, но дело так и не завели. ― В голосе Сесилии зазвенели слёзы, которые она успешно сдерживала всё время до этого. ― И вот когда я снова смогла пользоваться всеми конечностями, когда настала тишина без моей матери, сестры и… всего остального, я поняла, что вокруг меня темнота. Те психологи и психиатры, которые со мной работали, говорили, что депрессия у меня была всегда, однако я просто не знала об этом. Борьба с матерью давала мне сил. ― Ты ещё пыталась покончить с собой? ― Да, ― просто ответила Сесилия, будто речь шла о прогулке. ― Ещё раз резала вены, но не до конца и не обе руки. Хотела повеситься, но так и не стала. Джей спасал меня каждый раз. Иногда шоковой терапией, иногда разговорами. Карлайл вздрогнул. Шоковые терапии. Что она могла подразумевать под этим? Вампир Джексон был довольно непредсказуемым, и, если он решил использовать все методы для того, чтобы вернуть Сесилии тягу к жизни, это значило, что он решил использовать все методы. Карлайл не был уверен, что хочет знать всё, что там происходило. Возможно, так будет лучше для них троих. ― Когда всё изменилось? ― Когда мы встретили Аврору. ― Карлайл ожидал, что Сесилия взбодрится, рассказывая о любимой подруге, но её голос стал ещё более тихим. ― Она была моей знакомой в школьные года, но близкими друзьями мы не были. Она тоже была беременна от нехорошего человека, но её родители просто выгнали. Тогда моя депрессия шла на спад, а Джей был достаточно обеспечен, чтобы взять её под свою опеку. Я… я знаю, что моя любовь к ней была эгоистичной ― я была бесплодна, а это была девушка с живым ребенком внутри. ― Её смешок был пропитан отвращением к самой себе. ― Аврора понимала мою тягу и обещала сделать меня крёстной. Она была нужна мне, но больше, чем я ей. И всё-таки мне это было надо. Она погибла в ночь на мой день рождения. Разбилась на машине на моих глазах. У меня случился нервный срыв, меня успокоили только в больнице. Когда я очнулась, в голове у меня была только Аврора. Я знала, что внизу в больнице есть морг, и пошла туда. Не помню, как я дошла и оказалась внутри — всё как в тумане. Но я помню, как я нашла отсек, открыла его… Всё думала, что я должна увидеть живот с ребёнком. Аврора была, а живота нет. Потом мне сказали, что ребёнка спасли, и я иногда вижу в кошмарах, как именно это произошло. ― Сколько прошло времени в общей сложности? Сесилия задумалась, подсчитывая. ― Чуть больше двух лет, как Джей забрал меня. Ещё десять месяцев Бьянке. Потом я переехала сюда. Но, оглядываясь назад, я понимаю ― моя депрессия не заканчивалась. Просто я сказала себе, что не имею права, что, если этот ребёнок мой, я не могу её подвести или быть слабой. ― А что изменилось сейчас? Воображение Карлайла почему-то нарисовало лёгкую, снисходительную, но на самом деле презрительную улыбку Сесилии к самой себе. ― Сейчас это сильнее меня. Как всегда, Карлайл ждал Хейли внизу. Психиатр спустилась и чуть улыбнулась ему. ― Как ты сам, Карлайл? Карлайлу хотелось умереть. ― Довольно неплохо, ― бодро произнёс вампир. За столько столетий научился скрывать своё состояние от людей, даже от психиатров. ― Но это неважно. Как она? — Это важно, ― вдруг твёрдо произнесла Хейли. ― Поддержка близких людей, даже когда больной не выражает заинтересованности в ней, очень важна для преодоления депрессии. Депрессия — это болезнь, при которой нужно сочувствие, но ни в коем случае нельзя погружаться в болезнь вместе с больным, разделяя его пессимизм и отчаяние. Нужно уметь сохранять определенную эмоциональную дистанцию, всё время напоминая себе и больному, что депрессия — это преходящее эмоциональное состояние. Поэтому как ты, Карлайл? Каллен чуть помолчал. ― Я держусь ради неё, ― наконец негромко ответил Карлайл. ― Но я устал. ― От неё? Каллен едва не зарычал от столь безумного предположения. Устал от Сесилии? Никогда! То, что он был к ней так близко, было важно для него, то, что она, по крайней мере, не гнала его. Когда пришла Элис навестить её, Сесилия попросила её уйти. Она не хотела видеть никого, кто связывал её с Беллой. По этой причине Чарли довольно редко заходил к дочери. ― Я не могу устать от неё, я люблю её, ― твёрдо проговорил Карлайл, решительно глядя в глаза Хейли. ― Здоровую и больную, весёлую и грустную, сломленную, любую. ― Тогда от чего ты устал? На секунду Карлайл понял, отчего так раздражался Джексон. Этот снисходительно-докторский тон вымораживал и раздражал, понимание в глазах психиатра его раздражало. Он не хотел к себе внимания, он хотел, чтобы эта женщина помогла его любимой. ― Я устал от страха, ― наконец проговорил Каллен. ― Я каждое утро просыпаюсь, боясь найти её мёртвой. До боли боюсь оставить её одну. Я устал бояться, что её может не быть в моей жизни. Хейли понимающе кивнула. ― Полегчало? Что удивительно, но легче действительно стало. Карлайл кивнул. Но продолжать разговаривать на такие темы с Хейли он не собирался. Эсми или Джексон могли понять его куда лучше, да и психиатру не объяснишь, что Сесилия буквально была смыслом его бессмертной жизни. Хейли кратко описала то, какие выводы она сделала, ещё раз уточнила некоторые моменты у Каллена и сказала, что в целом Сесилию можно перевести на антидепрессанты. Карлайл кивнул, но особого энтузиазма эта новость не вызвала. Он тратил время, чтобы изучить статьи про депрессию, чтобы понять, о чём Сесилии можно говорить, а какие фразы лучше избегать, но советы были настолько предсказуемы, что он лишь больше раздражался и старался громко не рычать, чтобы не разбудить Сесилию, дремлющую рядом. Когда Хейли ушла, он сразу поднялся к Сесилии. Свон сидела, укрывшись по бёдра одеялом и глядя в приоткрытое окно. Она чуть потёрла ладони, стараясь согреться. В последнее время она быстро замерзала, поэтому, когда они ложились спать, Карлайлу приходилось втискивать между ними два одеяла. Будь его воля, он бы вообще уходил в другую комнату, пока Сесилия спала, но когда он действительно вышел в кабинет, когда она заснула, девушка проснулась и пришла к нему. По итогу они просто лежали в кабинете на диване и молчали. Но сегодня ветерок был тёплый, да и вообще на улице стояла на удивление хорошая погода, и Карлайл решил, что свежий воздух ей не помешает. Когда он вошёл, Свон посмотрела на него и устало улыбнулась. В последнее время она совсем перестала краситься. Её сил хватало только на то, чтобы несколько раз в неделю натираться кремами, что дарил ей Джексон, да и то с большой подачи Карлайла. Пару раз ему даже приходилось самому мыть ей волосы, потому что Сесилия упорно не хотела вставать с постели. Как обычно Карлайл не знал, как начать разговор, что спросить или сделать, но в этот раз Сесилия сама вдруг заговорила: ― Хейли сказала, что я должна попробовать тебе объяснить, как это всё ощущается внутри меня. Карлайл присел рядом с ней, скрестив ноги и посмотрев на Сесилию самым нежным взглядом, на который был способен. Ему не приходилось притворяться, что он любит её, но ему было необходимо прятать беспокойство в его глазах. ― Только если ты хочешь мне об этом рассказать. Сесилия помолчала пару минут, пытаясь сцепить нервно дрожащие пальцы. Порой её руки заходились в таком сильном треморе, что она била посуду, чувствуя себя ужасно виноватой из-за этого. — Это ощущается как… ― Она запнулась, собираясь с мыслями. ― Как будто я стою на кладбище своего прошлого, смотрю на разрушенный город счастливого будущего и понимаю, что не в силах изменить себя. Я не понимаю саму себя. Ничего светлого, Карлайл. Я ненавижу себя и то, как я выгляжу, потому что понимаю, что разрушаю всех и вся вокруг себя. Получилось нестройно, с заиканиями и большими паузами, но в целом она произнесла всё внятно и стройно. Возможно, они с Хейли обсуждали, что можно ему сказать, просто Карлайл отвлёкся на тот момент. Каллену тоже пришлось подумать, что ответить, хотя Сесилия не выглядела так, словно ждала его ответа. Она просто сообщила ему то, что происходило внутри неё, и не думала, что он поймёт или примет эту информацию. Если до своего рецидива Сесилия ещё могла здраво оценивать его чувства и понимать, что любовь к ней стоит невероятно максимально высоко в системе его ценностей, выше всего прочего, то сейчас она будто… не то, что перестала в это верить, это было не то, о чём ей хотелось думать. Она знала, что Карлайл любит её, но теперь это не было так важно, она больше не искала спасение в его любви. Порой Карлайлу казалось, что, если ещё раз он скажет ей поесть, или пойти в ванную, или сделать ещё что-то, она его возненавидит. Собравшись с мыслями, он протянул к ней руку, но вовремя остановился. Заметив его движение, Сесилия глянула на его руки и кивнула. В глубине её глаз что-то мелькнуло ― похожее на вину за то, что она заставляет его испытывать сомнения в том, что он может к ней прикоснуться. И в то же время Карлайл понимал, что ей было легче, когда она осознавала, что может контролировать его действия. Он взял её за запястья. Ласково погладил. ― Ты как… ― Он чуть запнулся, но быстро нашёл нужные слова. ― Ты заходишь в комнату, и как будто вокруг разгар зимы, а ты солнце. Я вижу тебя так. И то, что сейчас вокруг пурга, не уменьшает твоей значимости и красоты. ― Не встретив в её глазах отторжения, Карлайл потянулся к ней, чтобы бегло поцеловать в губы. — Всё это временно, мы переживём это вместе. Сесилия слабо улыбнулась ему, но воодушевления Каллен в ней не заметил. Она будто уже разуверилась в том, что однажды всё будет хорошо, и Карлайлу было невероятно больно осознавать, что отчасти именно он был этому виной. Если бы он только не увёз её из Итаки, если бы прислушался, решил остаться с ней там, где они оба были счастливы… «― Всего пять? ― с презрением проговорила девушка. ― Я с ума сошла меньше чем за месяц. Я не хочу туда. Я не хочу снова оказаться одна, ― судорожно произнесла Свон. Её пальцы дёрнулись». Уже тогда Карлайл должен был заметить, должен был… Сесилия оказалась права, её слова были пророческими ― он был с теми, кого создал, кого считал своей семьёй, а Сесилия осталась одна. Он встал. Сесилия, казалось, не обратила на это внимания, пока Карлайл не протянул ей руку. ― Ты не хочешь потанцевать? Девушка озадаченно посмотрела на него, словно подумав, что она ослышалась. Наконец она медленно кивнула и ухватилась за протянутую руку. Карлайл помог ей выпутаться из одеяла и бережно поставил на ноги. Из кабинета, где стоял музыкальный центр, послышалась музыка, но Сесилия не уследила, каким образом Карлайл включил её, но тут вампир аккуратно обнял её за талию, крепко сжав её руку в своей. Сесилия положила свободную руку ему на плечо, и они медленно закачались, переставляя ноги маленьким квадратом. На самом деле, на танец это не было похоже. Они просто вырисовывали совсем крохотный квадрат, почти не двигаясь, но ни вампира, ни девушку это не волновало. Сесилия уткнулась лбом Карлайлу в плечо, а вампир прижимался носом к её волосам. Мелодия обволакивала, как приятный прохладный компресс, укрывая их обоих от всего другого мира. Музыка плавная, замедленная, словно во сне. Карлайл обнимал её, и они кружились, не соблюдая такта. Сначала просто молчали. ― Джексон сказал тебе об этом? ― вдруг спросила она, но Карлайл даже не обиделся. Он и вправду многое спрашивал у Джексона, даже если их общение в последнее время стало напряжённым. ― О чём? ― не понял вампир, тем не менее не имя сил оторваться от неё. Хотелось просто быть рядом с ней, ощущать её тепло, чувствовать её запах ― пусть сейчас и весьма слабый ― и болтать о простой бытовой ерунде. А сейчас… в воздухе словно витало нечто такое… Словно закрытый котёл закипел и готов был взорваться. ― О танцах. Он составлял целые списки того, чем я могу заниматься. Фотографировать облака, рисовать, кататься на качелях… Правда, он никогда не оставлял меня одну. Даже в таких безобидных занятиях он видел для меня возможность покончить с собой. Но танцы были в списке, и в них пока нет ничего смертельного. Сесилия сказала спокойно, даже как-то тепло. Простые, берущие за душу слова. Но Карлайлу они вонзились в каждый орган, будто иголки. Он вдруг понял, почему Джексон так зол всё это время. Он перепробовал всё, на самом деле всё, не было ничего, что бы он не знал о депрессии, о Сесилии и о том, как помочь Сесилии выбраться из депрессии. Наверняка она не раз слышала эти самые слова: «Знаешь, похоже, это депрессия, и я читал, что она полностью излечивается. Мы найдем выход. Давай сходим к специалисту вместе. Мне кажется, что это поможет тебе выйти из этого состояния». Всё, что Карлайл говорил ей или мог сказать, она уже слышала от Джексона, все его идеи и предложения. Поэтому они оба относились к его попыткам с такой снисходительностью. Потому что, если Сесилия была снова в этом состоянии, значит всё это было неэффективно. Так ещё и Джексон видел в нем причину всего этого, и Карлайл при всём желании не мог с ним не согласиться. Даже если Мартелл не сказал это в слух. Сесилия посмотрела на него, будто поняла, что сказала что-то не то, но не могла понять, что именно. Карлайл слабо улыбнулся ей и поцеловал в кончик носа. Они оба ощущали себя до смерти разбитыми.