the curse

      Лето было в полном разгаре. Ночи, теперь ужасно короткие и теплые, отводились у эльфов для практики охоты на ведьм, которых, правда, в последнее время нигде видно не было, но от этого меньшую опасность они представлять из себя не стали. Никто не знал достоверно, откуда пошло это противостояние двух рас, как появилось и когда приобрело такой общий характер, но все почему-то принимали эту борьбу как должное. Конечно, эльфам принять подобное было легче: они выигрывали раз за разом в столкновениях, истребляли довольно успешно целые поселения лесных ведьм, убивая всех, даже детей.       Никто не знал, как давно ведётся эта борьба, но Джуна помнила ее всю свою жизнь, а значит, что шла она явно более девятнадцати лет. Юная эльфийка никогда не была особым противником такой политики их довольно большого государства, чураясь лишь излишней жестокости к детям и беременным женщинам, которых их воины убивали глазом не моргнув. Все же дети были беззащитными, да и основ ведьмовства не знали, их можно было обучить обычной работе, какой у них в городках было много, но вот негласное правило у эльфов-охотников было — убей всех ведьм, всех отродий их, не оставь ни одного дьявольского выродка в живых, иначе твоему народу воздастся.       Ещё с малолетства эльфам говорили о жестокости и огромной силе ведьм, живущих в лесу, многие страшные рассказы, ходившие от одного ребенка к другому, описывали злую старую ведьму с жабой на плече и бородавкой на лице, которая, без сомнения, заколдует тебя, если ты не будешь слушаться родителей и есть кашу. Их с детства учили ненавидеть данных существ, оттого и жалости к ним население Треста не испытывало, распивая каждый раз в трактирах, когда из леса возвращались воины, неся с собой голову какой-нибудь убитой ведьмы, причем всегда лицо ее было изуродовано до неузнаваемости, так что и сказать, какой она была до убийства, было невозможно. Таким был их народ.       Джуна никогда не понимала, чем ей стоит заниматься в жизни, не знала, в какую лавку пойти и куда податься, мечась от каменных шахт на окраине страны до мастерской по производству хрусталя в совершенно противоположной стороне. Но зато в ее голове прочно сидела мысль, что настоящим эльфом она станет только после того, как собственными руками убьет ведьму. Эта мысль зрела в девушке с самого ее детства, когда отец, отставной уже глава одного из самых крупных и успешных отрядов по уничтожению ведьм, рассказывал ей о своих походах в сумрачный лес, где все ещё оставалось небольшое количество ведьм. Это место и стало ее целью, ее ориентиром, за которым эльфийка неслась с бешеной скоростью, преодолевая абсолютно все препятствия на своем пути так, будто никто ей и не мешал вовсе, будто дорога была ровной и прямой и кочек на ней никогда не было.       Сначала обучением юного воина занялся сам отец, что торжественно вручил дочери свой собственный тяжелый меч из специального сплава металлов, которым не раз сносил головы ведьм с плеч. Задний двор дома превратился в поле для тренировок, с которого Джуна не уходила до глубокой ночи, оттачивая свои умения и навыки, желая поступить по достижению восемнадцати лет в лучшее отделение по истреблению ненавистных всем дьявольских созданий в их районе, а может и городе. Отец, наблюдавший за стараниями ее, всегда отмечал старание и целеустремленность: не каждый мог днями напролёт тренироваться ради призрачной мечты попасть в гарнизон. Девушек брали в него редко, отдавая предпочтение сильным юношам и уже зрелым мужчинам, которые могли бы справиться с ведьмой и без оружия, в случае чего. Да и женщины и девушки были чувствительнее к детям, которых нужно было убивать так же безжалостно, как и взрослых представителей этого злосчастного вида. Конечно, представители женской половины питали такую же сильную ненависть к ведьмам, как и мужчины, просто не все могли показать свои чувства на деле — на убийство способен не каждый.       И какого же было удивление тридцать пятого гарнизона, когда к ним в ряды вступила высокая смуглая девушка с темными глазами и длинными белыми волосами, собранными в низких хвост. Тогда мужчины и юноши посмеивались над залетной птицей, подтрунивали и часто гадости говорили за спиной, но стоило им узнать, кем являлся, на тот момент уже покойный, отец эльфийки, прекратили моментально, обращаясь теперь только с уважением и почтением, стараясь помогать и наставлять на правильный путь. Помощь Джуне, правда, была не особо нужна: отец за годы подготовки передал ей все свои знания и секреты, так что девушка была умнее и сообразительнее многих в своем гарнизоне, однако испытывала огромное уважение к их командиру, которого знали абсолютно все в районе, как хорошего воина и человека, убившего по меньшей мере ведьм пятьдесят.       Работа в гарнизоне была несложной, но достаточно тяжёлой и выматывающей: им часто приходилось выбираться к краю леса, чтобы строить укрепления и баррикады, таскать мешки с запасами и выполнять мелкие поручения жителей городка, которым то крысы в доме не нравились, то флюгер скрипел слишком громко, то шкаф стоял не в том месте, в каком должен был. Джуна никогда не жаловалась на подобные задания, считая, что всевышний посылает ей эти небольшие испытания заслуженно, что после них последует что-то стоящее и достойное — убийство ведьмы.       И действительно, спустя всего полгода подобной работы Джуну взяли с ее гарнизоном на охоту в достаточно опасную зону леса, где все ещё видели ведьм, причем не обычных. В том районе обитали потомки сильнейших родов ведьмовских, славящихся среди эльфов своими заклинаниями, от которых как по щелчку могли вымереть целые стада скота, а весь урожай на следующий день покрыться странной плесенью. Один раз подобное заклинание было наслано на соседние поля: коровы и свиньи истекали черной кровью, жили после заражения максимум дня четыре, а после умирали, разлагаясь так быстро, что к утру от их тел оставались лишь странные пульсирующие на солнце кучи, смутно напоминающие некоторые органы. Растения же погибли следом, прожив немногим дольше, оставив народ без еды. Словом, ведьмы в том краю жили страшные, могущественные и люто ненавидимые эльфами.       В груди девушки полыхал огонь ожидания и предвкушения. Она уже представляла себе, как снесет голову своим мечом какой-нибудь старой, седой совершенно и скрюченной ведьме, а после принесет эту голову в городок и покажет всем, кто в нее не верил, что она не зря дочь своего отца. Препятствия, что встретились ей до этого похода, казались теперь какими-то совсем пустяковыми и неважными, будто их и не было никогда, будто ей и не нужна была никогда поддержка окружающих, будто она не страдала ночами от того, насколько сложный путь выбрала. Нет, сейчас все это казалось таким простым, что Джуна даже смеялась тихо от своих же мыслей, пока перешагивала через бревна и всматривалась в окружающую ее лесную чащу.       Солнце уже начало заходить: деревья купались в золотых лучах, а между ними лежал какой-то странный, почти невесомый туман, что был похож на дым от сигар, но более прозрачный и лёгкий. Командир остановился и повернулся к гарнизону, прокашливаясь и шепотом повествуя, что такой туман часто встречается рядом с ведьмами, а значит им стоит быть внимательнее и держать оружие наготове. В груди от слов мужчины у Джуны затрепетало сердце. Она осмотрелась по сторонам, достала меч и обхватила рукоятку удобнее, следуя по указанному пути. У большого старого дуба им приказали разделиться, чтобы провести небольшую разведку и, возможно, найти ведьму, а может и целое их поселение. Что же будет, если эльфийка наткнется на такое? Боже, да она же сразу поднимется в глазах всего своего городка, да что там городка, всей страны! Ей отведут место в учебнике по истории истребления ведьм, школьники будут учить ее биографию и мечтать стать таким же отважным воином. Подобные мысли заставляют Джуну уходить в лес все дальше и дальше, хоть и говорилось им, далеко не забираться, ведь это может быть опасно — ведьмы бывают довольно опасными.       Впереди слышится какой-то шорох, девушка замирает на месте и прислушивается — шорох повторяется. Вот он, момент истины. Она движется медленно, совершенно бесшумно, приближается к большим кустарникам и находит глазами едва заметное отверстие между ними, подбираясь к нему, а после отодвигая рукой ветки в сторону. Ведьма.       На небольшой полянке, прямо на траве, покрытой вечерней росой, сидит ведьма с волосами черными, кудрявыми, короткими, они не доставали ей даже до плеч, на удивительно хрупком теле какая-то темно-зеленая накидка или кофта, а под ней, похоже, платье из какого-то лёгкого, сетчатого материала, что наслаивается друг на друга и имеет цвет чуть светлее, но, в принципе, похожий. Самым удивительным является в этой картине олень, который стоит перед ведьмой, не бежит от страха, даже голову опускает и позволяет себя гладить, пофыркивая лишь от удовольствия. Если присмотреться, можно заметить других лесных животных, что находятся вблизи поляны и также сидят спокойно, рассматривая ведьму с интересом.       Эльфийка впервые видит что-то подобное, только вот восхищаться долго нельзя, ведьму нужно убить до того момента, пока она не использует какое-нибудь свое заклинание, которое может навредить ее здоровью или вообще убить. Двинувшись чуть вперёд, Джуна задевает стоящий рядом куст, раздается шелест листвы, олень поднимает мгновенно голову и смотрит внимательно в черные глаза незваного гостя, а после срывается и убегает, заставляя ведьму подскочить на ноги и повернуться в ту сторону, откуда пришел враг.       Глаза. Это первое, что видит Джуна, когда смотрит на ее лицо. Голубые глаза расширяются в мгновение ока, девушка, наверное даже младше ее самой, замирает на месте и, кажется, забывает даже, как дышать нужно. Но долго этот ступор не продолжается: ведьма подхватывает с земли небольшую тряпичную сумочку и несётся прочь, вводя в ступор на этот раз Джуну, что никак не ожидала бегства. Ее учили, что ведьмы сразу нападают, начинают читать заклинания или разбрасывать вокруг себя какие-то странные предметы, например порошки, от которых эльфам становится плохо, многие даже сознание теряют от таких заговоренных вещей, ведь организм не привык к подобному и бороться не умеет. А тут ведьма бежит от нее совершенно неожиданно, путаясь в каких-то развилках и явно от страха теряя ориентацию в пространстве.       — Трусиха! Куда ты бежишь?!       Джуна срывается следом почти в ту же секунду, бежит так быстро, как только может и радуется мысленно тому, что физической формой всегда обладала хорошей. Только вот не хватало ей сейчас способности хорошо ориентироваться в лесу: ведьма то терялась между деревьями, то появлялась прямо перед носом, а после снова исчезала, пока солнце уходило за горизонт и погружало лес в темноту. Нужно было ускоряться, иначе в мрачном, погруженном в ночную темень лесу она точно не найдет свою жертву.       Хорошее знание леса не спасает ведьму. Она бежит слишком медленно, спотыкается часто и даже падает на небольшой поляне вблизи своего дома, что и становится роковой ошибкой. Джуна выбегает на поляну следом, заносит меч и вонзает его с закрытыми глазами куда-то в сторону шеи жертвы, а, когда открывает их, видит, что небесные глаза распахнуты, смотрят прямо на нее, а меч застрял в земле, пригвоздив к ней часть кофты и платья. Ведьме чудом повезло — повернулась вовремя, а так бы уже лежала бездыханной.       Пару минут на поляне слышно только тяжёлое дыхание двух человек. Джуна сжимает руками крепко рукоять меча, смотрит в эти лазурные омуты, наполненные каким-то животным ужасом и мольбой. Вторая как-то неожиданно появляется во взгляде ведьмы, а в следующую секунду из глаз ее начинают течь горькие слезы. Эльфийка тушуется и чуть ослабевает хватку на мече, что не остаётся незамеченным. Девушка тут же отлетает назад, пока ведьма поднимается на ноги и делает несколько шагов в противоположную от нападавшей сторону, придерживая порванную на плече одежду.       — А ты не такая уж и трусиха… Почему убегала, если можешь сражаться? Ты ведёшь себя недостойно!       Ведьма смотрит внимательно и делает ещё шаг назад, когда Джуна поднимает оружие и оказывается прямо перед ней, держа меч так, что самый кончик касается тонкой кожи шеи прямо в том месте, где бьётся судорожно артерия. Девушка замирает, смотрит так же жалобно, как и несколько секунд назад на земле, но на этот раз эльфийка не ведётся, хмыкает гордо и прижимает меч сильнее, заставляя жертву поднять выше голову, оголяя длинную бледную шею, так сильно похожую на лебединую. Перед Джуной сейчас будто плачет не какая-то ведьма, а настоящий гибрид черного и белого лебедя. И выглядит этот гибрид просто прекрасно в лунном свете среди полупрозрачного тумана.       — Чего тебе надо от меня?       Голос ведьмы дрожит, что слышно прекрасно в оглушающей тишине вечернего леса. Видимо, Джуна убежала действительно далеко, раз вокруг не слышно ни одного шороха или голоса, а местность вокруг незнакомая совсем, пусть она и заучила карту леса до дыр. Не всегда теоретические знания пригождаются на практике, пора это запомнить. Эльфийка подходит ближе, смотрит внимательно в чужие глаза, а после в одно мгновение валит девушку на землю животом вниз и стискивает ее руки, прижимая их к спине коленом, слыша под собой тяжёлый вздох и хрип боли.       — Мне нужна твоя голова, ведьма. Ты прекрасно знаешь, что между эльфами и ведьмами давно идёт война, но все равно идёшь к нашей территории. Нравится чувство опасности?       Пока Джуна подтягивает к себе ближе меч, откинутый во время маневра, ведьма под ней затихает, поворачивает голову в сторону, всматриваясь своими сияющими голубыми глазами прямо в глаза эльфийки, которая замирает на месте, чувствуя, будто в ее черепной коробке кто-то копается, перебирает вещи, а после открывает окно и наблюдает, как сильный порыв сносит все, поднимает их в воздух и путает между собой, создавая из воспоминаний и мыслей странную кашу, стог сена, в котором выцепить иголку — нужную мысль — просто невозможно. По голове будто кто-то бьёт молотом, мир вокруг кружится, а после меркнет, вовсе пропадая.       Пахнет травами. Ужасно сильно пахнет разными травами, а на грудь будто кто-то складывает горячие камни: дышать тяжело, телу жарко неимоверно, а ещё эти странные камни, кажется, двигаются. Джуна подскакивает на месте, открывает глаза резко и готовится защищаться, но перед собой видит лишь злого черного кота с яркими голубыми глазами, что шипит на нее, а после спрыгивает на пол и бежит подальше, путаясь в ногах ведьмы, что смотрит внимательно на эльфийку.       Белые волосы взъерошены после сна, на щеках появился румянец, дышит девушка тяжело и явно не понимает, где находится, поэтому ведьма торопится поднести к кровати небольшой поднос с чашечкой травяного настоя и парой плюшек, испеченных совсем недавно. Подняв на гостью неловкий взгляд и покраснев кончиками ушей, открывшихся после того, как девушка спрятала за них волосы, она ставит поднос на тумбочку и отскакивает молниеносно назад, замечая лишь, как перед глазами мелькает блеск стали. Сердце стучит бешено в груди, заставляя дыхание сбиться, а мозг судорожно работать. У эльфийки в руках маленький ножик.       — Что ты задумала, ведьма? Хочешь опоить меня, а потом убить? Где я?!       Низкорослая девушка уже в новом платье мнется на одном месте, только собирается что-то сказать, как оказывается прижатой к массивному платяному шкафу, лишь из груди вырывается писк. Холодное лезвие касается шеи, вызывая чувство дежавю, баночки в шкафу трясутся, заставляя ведьму задрожать от страха: если что-то не то упадет на пол, им обоим не сдобровать. Ей хочется сказать об этом Джуне, но та лишь смотрит в ее глаза яростно, дышит тяжело и хмурится от головной боли, оставшейся после обморока.       — Отвечай!       — Юнджи!       — Что?.. — Джуна замирает, черными глазами, наполненными смесью ярости и непонимания, смотрит на ведьму и действительно не понимает, что та хочет этим сказать, — Это какое-то заклинание? Давай без своих фоку…       — Это мое имя… Меня зовут Юнджи…       — Зачем мне эта информация? — но, подумав некоторое время, эльфийка хмыкает своим мыслям и усмехается, прижимая нож к чужому горлу сильнее, — Хотя, спасибо. Знать, кого ты убиваешь, всё-таки приятнее. Абсолютно все эльфы моего государства будут знать твое имя и впишут его в учебники рядом с моим.       Юнджи бледнеет на глазах, хотя кажется, что сильнее бледнеть ей уже не куда, смотрит огромными голубыми глазами на эльфийку и трясется от страха, судорожно соображая, куда деть себя и как спастись. Умирать она явно ещё не планировала и не хотела, но кто же знал, что у судьбы такие планы на нее. Черный кот прошмыгивает где-то рядом, кусает за ногу врага, но это никак не помогает, все-таки у Джуны по всему телу плотные кожаные заплатки. Поэтому она отпинывает кота в сторону под задушенный всхлип его хозяйки и возвращает все свое внимание ведьме.       — Н… Не убивай меня… Пожалуйста…       — Чего ты так заблеяла испуганно? Где все твои силы? Ты же ведьма, Юнджи. Ты должна что-то уметь, ну же, покажи, что можешь!       Девушка пищит вновь, когда ее встряхивают за плечо, ударяют затылком о шкаф, заставляя зажмуриться от неприятной боли, сжаться в сильных руках эльфийки и задышать тяжело, судорожно, пытаясь хоть как-то справиться с накатившей так внезапно паникой. Она смотрит по сторонам, пытаясь найти спасение, замечает на краю небольшого столика рядом ножницы швейные, хватает их за лезвия близко к ручке и замахивается, надеясь, что подобное испугает врага, но Джуна лишь смеётся на подобное, прижимая нож ближе к горлу, замечая, как через тонкий порез начинает сочиться кровь, бликующая каким-то непонятным черным цветом в свете лампы, а после ещё раз прикладывая девушку спиной к деревянной поверхности.       — Серьезно? Ножницы? И где же твои силы? Неужели ты бесполезная ведьма? Поэтому живёшь одна, без своих сородичей? Они бросили тебя, потому что ты ничего не можешь?       — Нет!.. Это вовсе не так! Ты…       — Что я? Я то приношу своему роду пользу, а ты, похоже, совсем никудышная ведьма. Что же, жаль, что мы не сразимся, я то думала, что нашла достойного соперника… Маленькая, никчемная ве…       Комнату разрезает громкий крик, Юнджи отскакивает от эльфийки, роняя на пол окровавленные ножницы с ошметком глазного яблока на лезвиях. Она смотрит на корчащуюся от боли девушку и поверить не может, что своими руками сделала это, но осознать нормально произошедшее ей не дают: Джуна убирает руки от лица, по которому струями течет алая кровь, подхватывает с пола нож, что выронила ранее и несётся в сторону ведьмы, застывшей на одном месте от страха и ужаса, переполняющих ее. На полу лежат ножницы, которыми она разрезала ткань чуть ранее, с помощью которых срезала какие-то ткани… И этими же ножницами она только что лишила глаза эльфийку.       — Сдохни!       Нож оказывается в миллиметре от лица Юнджи, когда волна воздуха откидывает эльфийку к противоположной стене, снося при этом часть мебели и склянок, расставленных то тут, то там, и ведьма не может поверить в то, что только что произошло. Ноги подкашиваются, но девушка всё-таки успевает взять себя в руки и выбежать на улицу, закрыв дверь за собой, в которую в ту же секунду прилетает нож, кончик которого торчит из двери в миллиметре от глаза Юнджи, зрачок уменьшается судорожно, все тело трясется от ужаса, но жалеть себя и бояться времени нет. Девушка всхлипывает жалко, сбегает со ступенек, но на последней цепляется шерстяным носком за древесину, отошедшую в одном месте, дёргает ногой, но ничего не происходит, а в доме уже раздаются быстрые шаги, в горле сохнет мгновенно, рот открывается пару раз и также закрывается, она даже слова вымолвить не может из-за панического ужаса, накрывшего ее с головой. Выдернув ногу из носка, ведьма всё-таки отбегает от дома и бежит в лес, пытаясь придумать, где бы ей спрятаться, как бы спастись. Дверь из домика открывается с громким хлопком, Юнджи оборачивается, сталкиваясь с яростным взглядом эльфийки, всхлипывает и бежит дальше в лес, стараясь запутать врага, убежать как можно дальше. Ветки и камни царапают ноги, но сейчас не до этого. Ей нужно спастись, убежать. Деревья вдруг становятся просто огромными, их корни путаются в ногах, девушка падает пару раз на землю, раздирает колени в кровь, но даже не замечает этого, бежит дальше. Черные руки вырываются из тумана, вмиг ставшего плотнее и тяжелее, хватают ее за заледеневшие ноги и тянут к земле, Юнджи визжит испуганно, оглядывается, понимая, что враг слишком близко, дергает ногами сильнее и все-таки вырывается, чувствуя, как сжимается в груди сходящее с ума сердце.       Деревья мелькают между глазами, освещенные лишь большой полной луной, сзади слышится приближающийся топот ног, сердце бьётся в груди загнанной птицей все быстрее, судорожнее, привычный ритм становится более рваным, а дыхание уже сбилось в конец, заставляя девушку задыхаться, пытаясь вдохнуть хотя бы ещё немного. Краем глаза Юнджи успевает заметить блеск меча, когда ее хватает за руку кто-то спереди и поднимает в воздух, будто она и не весит ничего, а после рядом с ухом раздается грубый мужской голос.       — Джуна, что ты делаешь так далеко? Разве тебе не говорили проверить обстановку лишь в пределах шестисот метров от нашей стоянки?       — Опустите ее! Я прикончу эту суку! Она лишила меня глаза!       Мужчина переводит взгляд на дрожащую в руках ведьму, совсем юную и явно не совсем опытную: девушка трясётся вся, плачет навзрыд, пытаясь сдержать в себе всхлипы, лишь бы не навлечь гнев, хотя и так понятно, что будет с ней дальше, ее в живых никто не оставит, только вот надежда все равно теплится в груди, ей хочется верить, что все обойдется. Взгляд командира проходится сначала по ведьме, переходя после на подопечную, что вытирает спешно кровь, текущую из пустой глазницы, мужчина хмыкает, бросает Юнджи на землю, но взмахом руки запрещает эльфийке подойти ближе и прикончить ее.       — Имя.       — Ю… Юнджи…       — Полное, — тяжёлый кожаный ботинок попадает по боку ведьмы, что жмурится от боли и пищит надсадно, пытаясь прикрыться руками, от следующего пинка, пришедшегося в то же самое место, отчего становится лишь больнее, все органы будто переворачивают в ней, смешивают друг с другом, не давая спокойно работать, — Быстрее, иначе прикончу прямо сейчас.       — Мин… Мин Юнджи.       — Зачем вы спрашиваете это? Давайте ее убьем и все! — Джуна кипит от гнева, переполняющего ее, заливающего единственный глаз. В руках девушка сжимает меч сильнее, пытается подойти ближе, но строгий взгляд командира запрещает ей сделать это, пригвождая к месту.       — Интересно… А я все думал, на кого ты похожа. На свою мать. Тоже Мин была. Этот клан достаточно сильный, об их колдовстве ходят легенды… — эльф улыбается, переводит взгляд на подопечную и носком ботинка тормошит затихшую на земле ведьму, — Каким заклинанием она лишила тебя глаза?       — Заклинанием? — Джуна усмехается подходит ближе к лежащей на земле ведьме и отпинывает пытающуюся уползти в сторону Юнджи обратно к командиру, что смотрит на эльфийку удивлённо, не понимая, почему та смеётся, — Она пырнула меня ножницами. Не было никакого заклинания! Она ничего не может!       — Что?..       Мужчина наклоняется к девушке, хватает ее за волосы и поднимает на колени, заставляя смотреть прямо в глаза, та хнычет от боли, хватается длинными тонкими пальцами за крепкие руки эльфа и царапает их короткими ногтями, пытаясь хоть как-то спасти себя, пытаясь хоть что-то сделать для своего спасения. Чужие яростные глаза смотрят в ее, сердце трепещет, а губы сами собой начинают шептать слова доселе незнакомые, но почему-то сейчас такие правильные и нужные.       — Чего ты там несёшь, отродье? Говори громче!       —…И пусть разверзнется бездна ада, пусть поглотит всех, кто смеет руку свою поднять против власти моей безграничной… — Юнджи затихает на секунду, облизывает губы и продолжает уже чуть громче, смотря помутневшим, уже темно-синим, взглядом прямо в глаза мужчины, будто и не боясь его вовсе больше, — Юлблюл ьташылсу учох авонс ьшил я. Ирог.       В мгновение ока мужчину охватывает синее пламя, он откидывает ведьму назад, корчится от адской боли, кричит громко, привлекая к себе внимание остальных гвардейцев, что шли не так уж и далеко от него, проводя обычную разведку. Они подбегают к мужчине, пытаются потушить огонь, но ничего не получается. Тот охватывает все тело эльфа, заставляя мужчину мучиться в агонии, сдирать кожу с собственных рук кусками, оголяя красное мясо, неожиданно черные вены и артерии, лишь бы только убрать подальше синее пламя. Ужасный крик проносится по всему лесу, но никто сейчас не может помочь командиру. Гвардейцы лишь кидают напуганные взгляды на ведьму, что приходит в себя и отползает подальше, с таким же шоком наблюдая за агонией эльфа, которого сжигать совсем не хотела. Она же просто хотела жить спокойно, не воевать ни с кем. Они же сами пришли к ней.       Только далеко отползти ей не даёт Джуна, что хватает девушку за шкирку, тянет в сторону слегка и поднимает на ноги, рыча еле слышно от гнева, пытаясь таким образом заглушить неподдельный ужас, что скребётся в ее груди, раздирает легкие и сердце изнутри, давит на грудную клетку, не давая даже вздохнуть спокойно. Юнджи смотрит в чужие глаза, трясется сама неимоверно сильно, хватается руками за запястья эльфийки и приоткрывает рот, шепча что-то совсем тихо, Джуне приходится прислушиваться к ней, чтобы разобрать среди криков и чужих голосов слова.       —…илеривс ан йаргыс… — девушка собирается сказать ещё что-то, но эльфийка успевает закрыть ей рот рукой, смотря в чужие испуганные глаза с такой яркостью, какая только может поместиться в ее теле. Юнджи краем глаза замечает, как огонь исчезает, а тело рассыпается прахом, а после уносится сильным порывом ветра. Все вокруг затихает, а взгляды гвардии устремляются на девушку, что висит в воздухе на сильных руках Джуны и всхлипывает совсем жалко, запрокидывая голову назад и пытаясь унять неконтролируемый поток слез от осознания, что она натворила.       — Я не хотела, боже… Я не хотела…       — Заткнись, ведьмино отродье! Откуда в тебе такая сила?! Ты же бежала от меня, как крыса с корабля!       — Я не знаю! Я не… Эти заклинания…       Джуна откидывает ведьму на землю, поднимает меч с земли и подходит ближе к сжавшейся от ужаса девушке, смотрит ей прямо в глаза и заносит клинок над бледным телом в испачканном и изорванном платье, без одного носка, с кучей царапин и ран, а также с распахнутыми в ужасе голубыми озерами, в которых плескается осознание приближающейся смерти. Она боится ужасно, трясётся ещё сильнее, смотрит то на эльфийку, то на гвардейцев, что спасать ее точно не собираются, те лишь смотрят в ответ с такой ненавистью, какую ей видеть ещё не приходилось никогда, подстегивают Джуну, кричат какие-то оскорбления и пытаются всячески задеть ведьму, унизить, смешать с грязью, лишь бы она больше не смогла найти в себе силы сопротивляться.       — Не подходите! Иначе… Иначе я прочитаю заклинание!       Юнджи не знает, откуда в ее груди появляются силы, почему она вдруг выставляет руку вперёд, подбирается вся и готовится бороться, крутя в голове, кажется, раз в сотый слова одного из заклинаний, которые она не знала никогда, но они будто выбиты на подкорке, будто кто-то вложил их в ее голову при самом рождении. И от этого страшно неимоверно, но это и должно являться ее спасением, единственным шансом выжить. Юнджи будто кто-то подталкивает, говорит, что надо делать, пока она, несмышленая, испуганная до чёртиков, повторяет все, совсем не зная, что заклинание сотворит, какие последствия придут. Но и выбора у нее другого, кроме как смерть, у нее нет. Ей все еще хочется жить.       Как бы это не звучало глупо и жалко, но люди вокруг останавливаются, Джуна замирает с мечом, что целится прямо в грудь ведьмы, смотрит яростно, но шагу себе позволить не может, потому что, к своему собственному удивлению, боится этой маленькой девушки, что смотрит так испуганно, но борется, дышит тяжело, вытягивает руку вперёд, оставляя между мечом и ладонью всего пару сантиметров. И совершенно неожиданно Джуна осознает, что та — истинный воин, борец. Да, она бежала позорно в самом начале, но никогда после не сдавалась, пыталась бороться. И совершенно неожиданно Джуна понимает, что девчушка то ее принесла в свой дом, чтобы помочь прийти в себя, хотя могла спокойно убить эльфийку, пока та была без сознания. Перед ней сильный ребенок, что боится до ужаса, но борется, что хочет спастись, но боится навредить своим врагам. В ней плещется столько сожаления и сострадания по отношению к тем, кто ее убить хотел, что сердце внезапно сжимается так сильно, что больно становится от всего этого осознания. Из оставшегося глаза по щеке скатывается одинокая слеза, которая блестит в свете луны, а после замечается Юнджи. Девушка смотрит удивлённо, опускает руку и шевелит бездумно губами, говоря заклинание так тихо, как только может. Ей хочется остановиться, но она не может, рот ее вовсе не слушается, как и остальное тело. Ей говорят, что так будет лучше, что так и нужно сделать. И она слушается, ведь с самого детства была ребенком послушным и очень воспитанным.       —…И в час искупления, когда небо упадет на землю, а птицы дохнуть будут от кары божьей, как жуки под ногами тысячеликих героев, случится знамение… юблюл ьвонв ушылсу я и…       Джуна дергается, понимая, что позволила себе задуматься, позволила себе расслабиться и пропустила момент, когда девушка начала читать заклинание. На лице появляется усмешка, эта маленькая ведьма обманула ее, заставила отвлечься, а после ударила вновь. Рядом раздаётся грохот, деревья падают на гвардейцев, которые даже шагу ступить не могут, смотрят с паническим ужасом на ведьму, которая голову отворачивает и уши закрывает бледными ладонями, лишь бы не слышать того, что происходит, не слышать, как хлюпает чужая кровь и как задушено звучат чужие вздохи боли и безысходности. Только вот повернуть голову обратно заставляет то, что Джуна стоит совершенно целая и невредимая, смотрит на ведьму и роняет меч, падая на колени перед ней, дыша тяжело и в ужасе открывая рот, будто рыба, выброшенная на сушу. Вскоре хрипы затихают, а девушка переводит взгляд на ведьму, что выглядит явно не лучше ее самой: всхлипывает постоянно и рот прикрывает рукой, пытаясь справиться с ужасом. Луна освещает небывало ярко их двоих, купая в своем голубом свете и показывая, насколько слабы они обе сейчас, уязвимы.       — Почему я… Жива?       Юнджи пожимает плечами неуверенно, двигается к эльфийке ближе и пальцами еле ощутимо дотрагивается до чужой щеки, следуя вверх к все ещё кровоточащей глазнице. Ей ужасно стыдно перед девушкой за то, что она сделала. В ночной тишине раздается тихий всхлип и ведьма вскидывает удивлённо взгляд, потому плачет на этот раз Джуна, которая уже, видимо, не справляется со всем, что навалилось на нее всего за один день, за одну ночь. Юнджи придвигается ближе, касается плеч эльфийки аккуратно и нежно и обнимает почти невесомо, боясь, что ее оттолкнут или ударят, но враг прижимается к ее груди лишь сильнее, плачет в плечо и сжимает руками лёгкое летнее платье на спине девушки, в таком, наверное, ночью ужасно холодно.       — Мне так жаль… Я ударила тебя ножницами, боже… Я не хотела, я не…       — Джуна…       — Что? — Юнджи опускает взгляд на отстранившуюся немного эльфийку и приподнимает брови удивлённо, дрожа от собственных подавляемых всхлипов.       — Меня зовут Джуна. Ким Джуна.       — Точно… Джуна…       На лице ведьмы появляется слабая улыбка. Они сидят так какое-то время, пока из леса не появляются животные, что смотрят на данную картину удивлённо, привыкшие уже к одинокой черноволосой девушке, живущей на опушке и слоняющейся по полянам в поисках нужной травы. Юнджи смотрит на знакомого оленя, подзывает его к себе рукой, встаёт на дрожащие ноги, хватаясь тут же за бок, который безжалостно пинал гвардеец эльфов и Джуна. Но, почему-то, зла на девушку она не держит, понимает краем сознания, что вреда нанесла сама ей намного больше. Эльфийка поднимается следом на ноги, смотрит на животное и удивлённо вздыхает, когда ведьма ловко взбирается на оленя, а после протягивает ей собственную руку, улыбаясь немного неловко уголками губ. Глаза у девушки красные, губы трясутся, а сама она выглядит ужасно уставшей и помятой. Кажется, Джуна слышала, что подобные заклинания очень много сил отнимают, что за них приходится платить собственным здоровьем, но сейчас она думать об этом совсем не хочет. Может чуть позже.       — Забирайся… Нужно быстрее зашить твой глаз и остановить кровь…       Джуна поворачивается к убитым соратникам, смотрит на свой меч, подаренный отцом и не понимает, почему так хотела убивать ведьм. Ей рассказывали, что те жестокие до невозможности, что убивают сразу же, как видят чужака, но все оказалось совсем не так. Юная ведьма беспокоиться и чувствует себя ужасно виноватой за то, что спасала свою жизнь и ударила ножницами того, кто ей угрожал ножом, она извинялась за убийства тех, кто жаждал ее крови, да она же притащила врага в свой домик и даже настойку подала, чтобы помочь отойти от обморока…       Привычный мир вокруг Джуны рушился. Неожиданно она поняла, что отец ее был человеком жестоким, убивал ведьм лишь потому, что они ведьмы. В его рассказах никогда не встречалось того, что ведьма напала на него первой, все они лишь защищались, пытались спастись, боролись за жизнь, поэтому и использовали страшные заклинания. Отец то ее никогда не испытывал сочувствия ни к кому, кроме своей семьи, не помогал соседям и сослуживцам, держась от всех особняком. Все действительно было не тем, чем казалось все это время. Все девятнадцать лет на ее глазах были темные очки, скрывающие жестокую правду своего народа, который лишь из-за собственной прихоти убивал ведьм, которые и жить то не мешали им никогда, не нападали на их городки и бедствий не приносили.       Джуна поднимает с земли меч, подаренный отцом, сжимает рукоять сильнее, замахивается, а после вонзает его глубоко в землю, чувствуя, как на душе горько и обидно от той лжи, в которой она жила. Возвращаться в этот лживый мир ей не хотелось вовсе, да и сделать это было бы ужасно сложно — вокруг полянки полукругом повалены деревья, образуя большую стену, ограждающую их от всего, что осталось позади нее. Ким недолго смотрит на тела гвардейцев, на их отчего-то черную кровь, растекающуюся лужей по земле, поворачивается резко к девушке на олене, что все также тянет к ней руку, хватается за холодную ладонь и забирается на дикое животное, которое в следующее мгновение срывается с места и несётся обратно к домику. Всё-таки ведьма прекрасно знала лес и могла легко ориентироваться в деревьях и кустах, что окружали их со всех сторон. Ночь медленно отступала, позволяя солнцу светить на небе, освещая своими лучами туманную поляну с влажной травой и небольшим домиком с треугольной крышей. Юнджи спрыгивает с оленя, чуть не падает на землю, чувствуя в ногах ужасную слабость, подходит ближе к крыльцу и замечает свой носок, который ей пришлось снять, чтобы суметь убежать. Девушка аккуратно отцепляет его от древесины и заходит внутрь домика: все разгромлено той самой волной воздуха, книги лежат на полу вместе с различными травами и склянками. Похоже, жидкости уже успели улетучиться. Жалко.       — Мне жаль твой дом… Тут теперь такой разгром, куча всего разбилось…       — Все нормально. Тебе не стоит волноваться об этом, да и я сделала тебе зла явно больше, — Юнджи улыбается успокаивающе, взглядом замечает те самые ножницы и еле сдерживает рвотные позывы, проходя мимо них и поднимая аптечку, чтобы помочь зашить глазницу, — Садись на кровать.       — Но ведь это я тебя хотела убить. Ты всего лишь защищалась…       — Но это не значит, что, защищаясь, я могла позволить себе ранить тебя.       Джуну вновь колет стыд за то, что она столько лет беспочвенно ненавидела ведьм. Ей стыдно за абсолютно всех эльфов, стыдно за себя, и она бы извинялась перед всеми ведьмами до скончания своих дней, если бы это могло помочь уменьшить боль тех, кто потерял в этой ужасной войне своих близких. В голове всплывают слова командира, становится противнее от всего их рода. В огне этой бессмысленной ненависти погибла мама Юнджи.       — Я знаю, о чем ты сейчас думаешь… Но не надо винить себя ни в чем, не нужно стыдиться.       — Что?.. Откуда ты…       — На самом деле, ты не первый эльф, который понял это. Моим отцом был эльф, — заметив удивленный взгляд Джуны, Юнджи улыбается тепло и ставит на столик рядом с кроватью аптечку, зажигая небольшую лампу, а после придвигаясь ближе и рассматривая ранение, которое сама и нанесла, в попытке защитить себя, — И именно из-за этого мои силы, связанные с заклинаниями и ведьмовством не проявились до конца. До сегодняшнего дня я могла лишь варить отвары и делать что-то совсем лёгкое, но… То, что произошло сегодня, было странным. Такие сложные заклинания, которых я не знала никогда…       Ведьма делает быстро обезболивающий отвар, подходит к девушке и передаёт ей пиалу, наблюдая внимательно, чтобы та все выпила, после чего приступает к обработке глазницы и зашиванию, спасать здесь совсем нечего, поэтому остаётся закрыть отверстие, чем она и занимается долго и упорно, пытаясь сделать все аккуратно. Работа заканчивается ближе к завтраку, Юнджи чувствует себя жутко уставшей, укладывает спать вымотанную Джуну, а после убирается в разрушенном частично внутри домике, спать она просто на просто боится, понимая, что после случившегося ей могут присниться кошмары, которые лишь нервы ей потреплют, но никак не снимут усталость.       Выкинуть ножницы с первого раза не получается. К горлу подкатывает тошнота, девушка борется с ней какое-то время, но не справляется, бежит на улицу и оставляет в траве рядом с крыльцом весь свой скудный ужин, которым перекусила перед тем, как идти на поляну за травами. Рвота черная, впитывается быстро в землю рядом с домиком, пугая при этом девушку, что отскакивает в сторону и замечает, что привычный в этом месте туман, стелющийся по ногам, имеет цвет такой же черный, как кровь гвардейцев и ее собственная рвота. Поднявшись на последнюю ступеньку крыльца, Юнджи смотрит на туман, поднимает взгляд на лес, окружающий домик и поверить глазам не может, когда прямо перед ней стоят полупрозрачные гвардейцы, смотрят ей в глаза, переминаются с ноги на ногу, пока из их раздавленных грудных клеток и голов вылезают органы, которые те руками запихивают обратно внутрь, сжимают черными пальцами и сгибаются резко, но зрительного контакта не прерывают. Они шепчут что-то, рядом с ними появляются, похоже, их семьи, такие же искалеченные и мертвые: дети кричать громко, пока из их вспоротых животов вываливается кишечник, а матери в это время пришивают к глазам малышей большие черные пуговицы нитками такими же, какие есть и у самой ведьмы в небольшой коробочке в шкафу.       Юнджи кажется, что она спит, когда небо заволакивает тучами, а рядом с ней раздается мужской голос. Повернувшись в его сторону, ведьма видит перед собой обгорелого командира гарнизона, вскрикивает, переходя в конце уже на писк и всхлипывает, закрывая рот рукой, ведь мужчина, похоже, не видит ее и ориентируется только на слух, вертя черными глазами в глазницах, прислушиваясь и делая медленные шаги. Опустив взгляд чуть ниже, Юнджи замечает в чужих руках, покрытых сорванной кожей и мясом, глаз, подозрительно похожий на тот, который она сама вырезала ножницами Джуне. Зрачок судорожно скачет по белку, глазное яблоко вертится в руках эльфа и будто пытается сбежать, пачкая чужие костлявые наполовину пальцы черной кровью со сгустками тромбов и ошметками век. К горлу вновь подходит тошнота, ведьма делает пару шагов назад, запинается и падает с крыльца прямо в густой черный туман, что сливается с ее волосами, поглощает хрупкое тело и тянет его куда-то под землю, обхватывая поперек груди уже знакомыми черными руками. Она готовится мысленно к смерти, хоть и борется, когда где-то рядом разносится знакомый голос, а после звучит заклинание, оставляя на поляне лишь Юнджи и женщину в белом одеянии, что смотрит на нее с теплой улыбкой и благодарно кланяется.       —…еьтсачсен меовс месв обо ьтыбаз ьшежом ыт ьвонв ивбюл аволс вашылсу… Мое дитя. Ты смогла… отянс еитялкорп…       Ведьма поверить своим глазам не может, смотрит на свою горячо любимую мать и чувствует, как по собственным щекам текут слезы. Она улыбается в ответ женщине, всхлипывает и смотрит, как ее силуэт медленно стирается в окружающем тумане, пропадая в скором времени насовсем. Юнджи плачет уже навзрыд, упирается лбом в мокрую от росы траву и трясется в истерике, сжимая тонкими длинными пальцами одинокие цветы, растущие вокруг, пока за ней с крыльца наблюдает Джуна и чувствует, как в груди все сжимается совершенно странно и необычно, а от чужого облегчения и счастливой улыбки сквозь слезы по телу расплывается облегчение. О ногу потирается черный кот, поразительно похожий на хозяйку, солнце освещает поляну, греет своими лучами, и эльфийка думает, что это только начало. Их начало.