Костюм

      Весна — умиротворяющее время года. Когда снег начинает таять, появляется трава, прилетают птицы с далёких краёв. Небо становится чище и спокойнее. Суббота, тихий пригород Рино, штат Невада. Если хорошенько промотаться по пробкам, можно приехать к улице и частному дому. Дом двухэтажный, с вымощенной черепицей крышей. Вокруг дома — высокие деревья. На переднем дворике трава. Возле травы — грязь, прилипавшая к ногам. От снега остались лишь лужи напоминающие о нём. Тенисто, прохладно. Слышно пение прилетевших птиц, шум проезжающих машин. Ясный день.       Молодой юноша с фиолетовым цветом кожи болтался на заборе у крыльца. Ноги качались, не касаясь земли, тонкие руки упирались в забор. Парень был высокий, но крайне худой, со впалыми щеками, длинными конечностями и очень выразительными чёрными глазками. Поблескивая детскими невинностью и любопытством, они озирались по сторонам, рассматривая весенний пейзаж. Неожиданно в доме послышался грохот, и юноша быстро спрыгнул с крыльца и вбежал внутрь дома.       Там он торопливо снял лёгкую куртку с сапогами и вбежал в гостиную. Там он обнаружил своего соседа по дому и наставника — Генри Миллера. Доктор Миллер — солидного вида мужчина средних лет, с широкими плечами и короткими ногами. Он сидел на полу, перекладывая и перебирая ранее упавшие вещи и бумаги. Юноша присел рядом с ним, и когда взгляд Генри поднялся на юношу, парень спросил:        — Помочь?        — Да, пожалуйста, положи это на стол.       Мужчина протянул стопку бумаги и пару коробок в тонкие руки, в свою очередь подхватив всё остальное. Они положили вещи на стол и присели за диван.        — А что это?        — Ох. Уилли, это вещи с цирка. Планирую их собрать да продать на аукционе.        — С цирка?! Ох… ну тогда там должно быть… — Уильям принялся за поиски нужной вещички. Остановшись, он восторженно воскликнул: — Вот оно! В руках он держал розовый галстук-бабочку, уже покрытую тонким слоем пыли. Покрутив её у своей шеи, он торжественно провозгласил:        — Леди и джентльмены. Я, доктор…       Мужчина толкнул Уильяма ногой и, слегка хмыкнув, ответил:        — Уилли, не дури. Это всего лишь галстук. Перестань перебирать вещи.        — Ох. Ладно…       Уильям поднялся со своего места и медленно подошёл к двери. Он взглянул на Доктора вопрошающим взглядом. Генри сердито вздохнул и сказал:        — Уильям, я не хочу и не буду сейчас играть с тобой в эти игры.        — Погоди… Я не о том. Я хотел…        — Не буду, — повторил он, встал с дивана и пошёл в сторону лестницы — на чердак.       Юноша печально вздохнул и глубоко задумался, смотря в пол. Он поднял свой взгляд на стопки бумаг, коробок с вещами и крадучись подошёл к ним. Аккуратно он начал разглядывать каждую вещь, иногда читая документы, разглядывая сувениры, находя черно-белые или цветные фото. На глазах у него выступили слёзы. Тут были сувениры из всех штатов, из всех городов Америки, в которых юноша смог побывать, следуя за цирком Генри.       Уилл очень хорошо помнил этот фантастический цирк: вкусные хот-доги, огромных львов, послушно выполнявших команды, пушки, искорки, петарды, конфетти, — маленькому Уиллу это так вскружило голову, что он до сих пор помнил всё, что у него было связано с этим местом. Документы, сертификаты, оставшиеся игрушки, шарики самых разных форм и размеров, и даже затвердевшие ириски. Уильям обожал ириски — эти твёрдые конфеты, которые надо было долго перетирать зубами, прежде чем есть. Но самой интересной на его взгляд вещью был, разумеется, розовый галстук-бабочка, который всегда носил его кумир. Генри никогда с ней не расставался, также как и с цилиндром, повязанным ярко-розового цвета лентой… интересно, куда он делся?       Заслышав надвигающиеся шаги, парень, недолго думая, выскочил на улицу то ли от страха, то ли от желания осуществить свою идею. В комнату зашёл Генри с ручкой и пачкой бумаг в руках. Взяв в руки верхний листок, он принялся что-то записывать, вдруг ощутив, как веяло прохладой из открытого окна. Подойдя к нему и выглянув на улицу, он поймал глазами движение.        — Уильям? — удивленно спросил он. — Ты что делаешь? На улице холодина, а ты в одной футболке! Быстро домой!        — Хорошо…       Понурив голову, он снова зашёл в дом, как ему было сказано. Пройдя через коридор, он тихонько прошмыгнул мимо той самой комнаты с вещами, незаметно заглянув внутрь. Генри, не обращая на него никакого внимания, всё писал и писал, и со временем Уильяму надоело его разглядывать. Похоже, Миллер не хотел с ним разговаривать. Это было обидно, но он собирался сделать задуманное. Притаившись у двери, он ждал, пока доктор удалится, тем самым позволив Уиллу пройти к двери. Послышался шорох, и Уильям, крепче привалившись плечом к стене, задержал дыхание. Похоже, Генри пошёл на чердак.       Уильям быстро заглянул в комнату и, не обнаружив никаких следов присутствия в ней доктора Миллера, проскользнул в комнату, наткнувшись на то, что увидеть он и не мечтал — костюм самого инспектора манежа. Всё такой же официальный и прекрасный, с тем самым цилиндром с ярко-розовой ленточкой. На примере этой ленты тот самый доктор Генри Миллер показывал парню, как завязывать узлы. Мальчик постоянно ходил с развязанными шнурками и то и дело падал. Миллер, это заметил, сразу увидев их болтающимися на земле. Это был первый раз, когда Генри его чему-то учил. Он показывал сначала тот самый узел бабочкой, который знают даже маленькие дети. Затем восьмёрку, стремя, удава и многие прочие. Генри — великолепный учитель. Он всегда умел объяснять самые сложные вещи простыми словами, легко донося их любому слушателю, и Уильям очень его за это уважал. Он мог вечность слушать рассказы Генри о всяких диковинках. Второпях Уильям схватил костюм вместе со шляпой и туфлями и торопливо прокрался в свою спальню.       К удивлению Уильяма, одежда очень хорошо сохранилась. Он красовался у зеркала, облокачивающегося на стенку на его комоде. Одежда смотрелась на его высокой, худой фигуре странно, шла мешками, складками. Белая рубашка была туго заправлена под брюки, удерживаемых на его талии чёрным ремнём с золотой пряжкой. На рубашке была надета полосатая жилетка розово-персикового оттенка, а поверх жилетки был накинут массивный и аккуратный красный фрак с чёрными манжетами, обшитыми золотистыми цветочными узорами.       На плечах костюма красовались такого же золотистого оттенка эполеты. Полы яркого фрака доходили Уильяму до колен, а на самом фраке был бейджик с именем. Многочисленные золотые пуговицы, петельки, детальки, Уильям был от всего этого без ума! Цилиндр, правда, у него надеть на получалось — он просто сползал вниз. В итоге ему пришлось использовать подручные средства, чтобы шляпа хорошо стояла на голове. Лента всё так же блестела, и Уильям успешно завязал её бантом, как учил Генри. Чёрные брюки, по бокам также украшенные золотыми узорами, доходили ему до самых стоп, а лакированные блестящие туфли со шнурками звонко постукивали каблуками. Лишь галстук-бабочка так и вращался в руках парня.       Внезапно за его спиной послышался шорох. Парень дёрнулся и чуть ли не выпустил из рук галстук. Он медленно повернулся на каблуках и к своей удаче увидел перед хозяина всего наряда. Генри стоял в проёме, держа руки за своей спиной, будто что-то скрывая. Уильям исказился в лице, уже молясь, чтобы Генри был в хорошем настроении. Твёрдыми шагами он приблизился к парню, остановившись на месте, чтобы поближе его разглядеть. Уильям зажмурил глаза, ожидая крика или оскорбления.       Что то зашуршало в непосредственной близости и пара крепких мужских рук опустилась на его грудь, тихонько коснувшись ткани. Вскоре осторожные движения прекратились, и Уильям боязливо открыл глаза, увидев перед собой Генри, легко улыбающегося.        — Повернись.        — Что?        — Повернись к зеркалу. Уильям сделал, как сказано, и, робко взглянув на своё отражение, заметил, что с левой стороны его груди появилась брошь в виде розы. Брошь была собрана из маленьких бусинок и камушков, блестя и переливаясь под комнатным светом разными цветами.        — Знаешь, Уильям, я нередко думал о том как дополнить свой уже великолепный образ шоумена и лица всего цирка. Я подумал: «Та роза оказалась мне очень к лицу, так почему бы и не дополнить ей мой образ?»        — Генри… ты…        — Да, Уильям? Уильям развернулся на каблуках и обнял Генри, держа его за талию. Тело парня тихонько тряслось, а цилиндр, покосившись в сторону, рухнул на пол.        — Уильям, полегче. Этот наряд не любит резких движений.       Выпустив учёного из объятий, Уильям подхватил предмет одежды и сказал:        — Генри… ты… ты великолепный человек, и…        — Да-да, Уильям. Дай-ка я тебе помогу.       Мужчина выхватил из его рук ленту, которая должна была стать галстуком-бабочкой, и обернул её вокруг шеи Уильяма. Пара узелков и лёгких и движений, и бабочка уже стала частью костюма. Следом Генри принялся за одежду. Он отрезал торчащие ниточки, избавлялся от пыли, заправляя, перемещая, двигая ткань. А когда он закончил, он с гордостью и важностью снова развернул Уильяма к зеркалу, и, улыбнувшись, спросил:        — Ну как?       Широко раскрытыми, полными воодушевления глазами, Уильям взглянул на своё отражение. Затем он взглянул на бывшего обладателя костюма и воскликнул:        — Генри, это великолепно! Я обожаю это наряд!        — Вот и хорошо. А теперь… ответь-ка мне на вопрос. Зачем ты его взял?       Уильям дёрнулся, ощутив, как тон голоса Генри сменился от дружелюбного к холодному, осуждающему, и согнулся в более нервной позе. Ответ застыл на языке. В душе он всегда хотел быть похожим на своего кумира: любимым, ценным, потрясающим. Уильям опустил взгляд в пол и дрожащими руками открепил брошь от костюма.        — Генри я… не хотел… я… слушай, прости…        — Сними с себя этот костюм, сложи его и отдай мне. Сегодня надо это всё подготовить к продаже.        — Пр-р-ости м-е-еня, пожалу-уйста…        — Я жду.       Генри оглядел комнату и всё той же твёрдой походкой удалился. Уильям снова опустил голову, и брошь упала на пол вместе со слезами. Это был очень болезненный удар.

***

      Остальной день прошёл спокойно. Уильям без возмущений вернул Генри его вещи вместе с брошью и по его поручению принялся убираться в прихожей, пока Генри разбирал вещи и мыл посуду. Кроме того, по его же поручению, Уильям сходил в магазин за мукой и хлебом. Оставшееся время он лежал на кровати в своей комнатушке и всё думал об этом случае.       Генри в свою очередь перебирал документы об оформлении цирка, заказы, рапорты, отчёты служащих и письма коллег и товарищей из Университета. Он оглядывал старые фотоальбомы, пролистывал записные книжки и дневники.       Ох, эти времена он помнил кристально точно. Те времена, когда он был яркой фигурой, когда народ приветствовал его улыбками и криками. Тогда он повстречал Уилли. Миллер очень хорошо его помнил. Того парнишку, который подарил ему розу.       Он в деталях помнил, каким был Уилли, когда они встретились впервые. Фиолетовый мальчик был одет, надо сказать, не самым лучшим образом, — слишком большие для него штаны на подтяжках, в карманах которых хранилось что угодно, — от монеток до конфет и растений, — ковбойская шляпа, наседавшая на его выразительные, детские глаза, тромбон за плечом, лёгкая рубашка с низкими рукавами до локтя. Громкий, энергичный, полный идей и мыслей мальчик сразу приглянулся инспектору манежа. Генри спрашивал: «Откуда ты?», «Где твои родители, милый мальчик?», и Уильям отвечал, иногда дёргаясь от боли во время лечения его ран от шипов цветка. Генри был жутко заинтригован этим странным парнем. Он вжился ему в память настолько, что и через годы выступлений он то и дело помнил его, а Уилл помнил его, тихонько прокрадываясь среди рядов и находя самое лучшее место для обзора. Часто Доктору казалось, что он видел его среди зрителей, различал его тонкие ножки, его улыбку, но он никогда не акцентировал на этом внимания.       Наконец-то Генри разобрал все вещи и, взглянув на часы, решил, что уже пора ужинать, принялся за готовку. Уильям уже давно удалился в свою комнату, и мужчина мог с уверенностью сказать, что не видел его в течении часа. Миллер прекрасно понимал, что Афтон очень сильно расстроился из-за того случая с костюмом. И вот стол накрыт, еда приготовлена, и Генри идёт на второй этаж.       Он остановился у закрытой двери в комнату Уильяма. Стук в дверь — ответа нет. Ещё один стук, более интенсивный и настойчивый — ответа нет. Он возвращается в комнату с вещами для продажи и забирает оттуда одну из бумаг. На листке он что-то пишет и снова возвращается к этой комнате. Уже стоя у неё, он сунул бумажку под дверь и вернулся на кухню.       Семь часов сорок четыре минуты после полудня. Именно в это время Уильям вошёл в кухню. Мужчина оглядел парня — растрёпанные волосы, потускневшие, покрасневшие глаза, вокруг которых образовались синяки, помятая одежда. Поза парня источала неуверенность, страх и усталость. Молча он уселся за стол и начал оглядывать содержимое ужина: суп, картошка, и на десерт — конфетница с вафлями, шоколадом, ирисками.        — Приятного аппетита.        — Ах… Д-да, тебе того же.       Ужинали они молча. Слышны было лишь чириканье птиц за окном и тихий звон посуды. Тарелки с супом уже пусты, также как и с картошкой. Они пьют чай, постепенно забирая с конфетницы сладости. У Уильяма в арсенале вкусностей преобладали плитки молочного шоколада и ириски, у Генри — карамель. После ужина Уильям встал со стола и уже собрался уходить, но Генри задержал его лишь одной фразой:        — Уилли, погоди, мне есть, что тебе показать.       Уильям сначала отрицательно покачал головой, как вдруг Генри крепко взял его за плечи.        — Уилли, я настаиваю.       Оба мужчины прошагали в комнату с вещами. Генри присел на ковёр и раскрыл перед Уильямом карту Соединенных штатов. В некоторых местах стояли условные знаки в виде силуэта купола цирка, стрелки, даты. Уильям осознал что перед ним — карта передвижения Фантастического Цирка Доктора Генри Миллера. Каждое представление было на этой карте.        — Уильям, ответь мне на один вопрос, — Миллер поднял взгляд на парня — Ты помнишь эти места и даты?        — Д-да, я помню каждое из этих выступлений. Вот! — парень ткнул в северо-запад страны возле синих извилистых линий. — Омаха, штат Небраска. Полил сильный дождь. Но выступление не окончилось, а наоборот, стало более атмосферным. У каждого места стояли яркие фонари. Было таинственно, интересно, — парень снова ткнул пальцем в карту и продолжил: — Денвер, Колорадо. Было очень много народа — я чуть ли не потерялся среди людей. Я ещё помню одну даму с красивой шляпой. Оклахома, Салем. Всю Америку обогнули! Правда… жаль. что цирка теперь нет.        — Ох. Омаха… Я думал, что это представление будет одним из наихудших, однако мы смогли справиться. У меня даже есть кое-что, — доктор вытащил откуда-то из кипы вещей громоздкую стеклянную лампу. — Она удивительно крепкая. Я помню, такие штуки стояли возле каждого ряда. До сих пор удивлён, откуда у Пиерра было так много диковинных и антикварных вещей.        — Пиерра?        — Ах, да, чуть не забыл, — Генри положил карту на пол и уселся вместе с юношей на ковре. Из одной из папок Генри вытащил совместное фото со всей командой, работающей на цирке. Генри показал пальцем на молодого мужчину лет 20-25. — Это Пиерр, один из самых юных работников в нашей команде. Он занимался оборудованием и вывозкой бумаг. Эрудированный парень был! Он рассказывал мне про истории разных изобретений, вещей, хорошо знал историю США, в особенности его родного штата Аризона. К сожалению, умер от туберкулёза. Земля ему пухом!        — Да. Я был практически на каждом представлении. Помню почти все даты. Помнишь я ещё тогда в Нью-Мексико тебе сыграл мелодию на тромбоне на нашей третьей годовщине?        — Да, Уилли, я это великолепно помню. Я тогда ещё удивился, мол, как этот парень всё ещё помнит дату нашего знакомства… а ещё помню как ты попросил меня подойти, и когда я это сделал, ты принялся рассматривать узоры на моих брюках. Ох… старые-добрые.        — Г-генри…        — Что такое, Уильям? Всё хорошо?        — Генри, извини меня, пожалуйста!       Парень сжал кулаки и взглянул на Генри просящими глазами. Миллер некоторое время неотрывно смотрел на Уильяма. Затем он положил руки на костлявые, подрагивающие плечи и сказал:        — Всё хорошо, Уильям, без паники. Ты очень устал за день, ты хочешь поспать, я тебя понимаю. Вот, смотри, — Генри протянул руку так, чтобы Уильям увидел время на часах — девять вечера. — Мы так долго болтали, что совершенно забыли про время! Давай-ка пойдём готовиться ко сну.       Юноша промолчал. Его и не думали прощать, из-за чего Афтону стало горько. Они разошлись по комнатам, раздельно готовясь ко сну. И, оказавшись напротив друг друга в проходной комнате, ведущей к их спальням, они пожали руки и пожелали друг дружке спокойной ночи. Уильям вернулся в свою комнату, запер дверь и сел на пол, обнимая свои колени. Генри его ненавидел, это прекрасно видно, иначе он бы не поднимал больную для Афтона тему. Юноша вытер слёзы и, встав с кровати, заметил странную тень над его комодом. Уильям вытащил из кармана фонарик и осторожно, медленно приблизился к предмету. Уже подойдя ближе, он чуть ли не вскрикнул — на комоде стояли цилиндр, галстук-бабочка и брошь, — главные атрибуты костюма, — а под элементами одежды лежала записка, гласившая: «С этого момента принадлежат Уильяму Афтону».       Уильям осторожно взял вещи в руки и осторожно и нежно начал гладить каждую из них, думая о своем любимом докторе Миллере. Может, он не так уж и хорош в выражении своих мыслей словами, но он уж точно не был плох в осмысленных действиях и поступках. Сунувшись в один из отсеков комода, парень вытащил оттуда ручку и бумагу. И, как по традиции, он написал сообщение своему соседу по дому. Покинув комнату, он перекинул записку в комнату Миллера.       Услышав тихий шорох возле двери, доктор подскочил с кровати и поднялся с кровати, глядя в сторону входа. Надев очки и домашние тапочки, он подошёл к двери. На пороге лежала записка. Подняв её с пола и подойдя с ней к лампе, он прочёл: «Спасибо большое! Обнимаю, Уильям», — и рядом с этой надписью красовалась его подпись и небольшие зарисовки с Фредбером, Спрингбонни, подаренной одеждой, сердечками, деревьями, подушкой, и даже рисунок фантика от ириски.       Генри улыбнулся этой записке.       День закончился на хорошей ноте. Посуда помыта, одежда выстирана, еда съедена, плохие и хорошие слова сказаны, и записки написаны. Перед сном они оба думали друг о друге, каждый в своём ключе и своих воспоминаниях. Первым уснул Уильям, а Генри долго и увлечённо вертел в своих пухлых руках записку, оставленную Уильямом. Вскоре уснул и он.       На следующий день о той ситуации никто не обмолвился, но оба знали, что они не безразличны друг другу.