Жертвоприношение

Южная Италия. Лагерь римлян, конец 72 года до н.э. Марк Лициний Красс, ярый сторонник Суллы и его проскрипций, ввязался в борьбу с восставшими гладиаторами по чисто прагматическим причинам. Конечно, слава победителя Спартака — это одно дело (лавровый венец ещё никому не мешал), но вся эта клика рабов и гладиаторов уничтожала на его южных землях дома, оливковые и апельсиновые рощи, губила посевы. Красс, трясущийся над каждым талантом, был в бешенстве. Но ему потребовалось всё его красноречие, приправленное деньгами, чтобы сенат вручил ему полномочия для борьбы с рабами. Уже находясь в своём лагере, Красс вспоминал, как ему удалось заполучить титул императора и войско в придачу. Рим. Здание сената. Три месяца назад. После поражения войска претора Глабра, а также легионов двух консулов, посланных следом, сенаторы на время впали в смятение. Они с ужасом думали о том, что победы Спартака над римскими войсками не должны быть такими лёгкими. Он же обычный гладиатор. Значит, ему кто-то помогает. Хуже того, этот неизвестный может находиться здесь, в Риме. Конечно, это мог быть и какой-нибудь раб, находящийся в услужении у любого сенатора и трибуна, а не высокородный римлянин. Впрочем, по старой традиции, все отказывались вслух говорить то, что думали про себя. Армия Спартака грозилась пойти на Рим, и теперь сенат волновался, как море перед штормом. Разгром армий двух консулов послужил причиной для всеобщей паники в столице. По городу ходили басни сбежавших из поместий перепуганных патрициев об ужасах, творимых восставшими рабами. Патриции требовали от сенаторов прекратить беспорядок, чинимый в стране рабами. Виллы горят, рабы разбежались… Куда это годится? В богатых римских домах шептали: — Рабы всех нас перережут! Ведь в Риме их во много раз больше, чем свободных граждан!.. Теперь сенат бесконечно заседал, но найти выход из создавшегося тяжёлого положения не мог. Красс, развалившись на скамье, наблюдал за всем этим встревоженным ульем с холодным прищуром серых глаз. Один из сенаторов объяснял причину: — Мы никак не можем выбрать подходящего полководца. Все, кого мы назначили, отказываются. А самые лучшие полководцы с отборными войсками находятся далеко отсюда. Красс зло усмехнулся про себя. Под отборными войсками сенатор подразумевает легионы Гнея Помпея в Испании? А те, кого назначали сейчас сенаторы, были во сто крат хуже даже претора Глабра с его самомнением. Что ж, а вот теперь наступало его, Красса, время. Подкупленные им просители стали выкрикивать: — Нам не нужны полководцы, которые не могут справиться с рабами! Те, кого назначает сенат, сбегут снова, едва завидев Спартака с его войском. Красс слушал, наблюдая за лицами сенаторов. — Кого же вы хотите? — спросил один из них. — Нам нужен «бык с сеном на рогах»! На лице сенаторов проступило изумление. Кого они хотят?! Да, есть у римлян такой обычай: злому, бодливому быку рога обматывали сеном, чтобы встречные, издали видя сено, остерегались. Но тут речь шла вовсе не о животном — это было прозвище Марка Лициния Красса. А Красс про себя усмехнулся. Он был знаменитый землевладелец. Считал себя по характеру злобным, мстительным и знал, что от него можно ожидать неприятностей. В общем, в твёрдом уме Красса следовало остерегаться. — Верно! Послать «быка с сеном на рогах»! — вновь зашумели подкупленные люди. Многие стали оборачиваться в его сторону, но Красс даже не шевельнулся. Он ждал, когда сенаторы сами соизволят попросить его возглавить войска. Просители-патриции продолжали кричать: — Мы требуем сделать командующим войск Красса! Мы знаем Красса! У кого больше всего жгут дома и склады хлеба? У кого больше всего земли и рабов, как не у него? Он больше всех страдает теперь от рабов и потому особенно их ненавидит. О последнем Красс орать не просил, но, раз уж так вышло, то почему бы и нет? В итоге сенаторы согласились послать на борьбу со Спартаком и его войском рабов Марка Лициния Красса. В помощь решили отрядить лучших военачальников, знающих своё дело. Под общие одобрительные выкрики и рукоплескания Красс поднялся с места, подождал, когда всё утихнет, и выдвинул свои условия: — Я согласен взяться за борьбу с разбойниками, если моё участие полезно республике. Но я требую, чтобы все воинские силы республики предоставили мне, чтобы я имел право без суда карать и миловать всякого. Требую, чтобы мне были даны все средства, которые понадобятся, и чтобы я мог призвать для этой войны граждан всех возрастов, — тогда я поймаю бешеного фракийца и его бунтовщиков… Сенат заседал всю ночь и согласился на требования Красса, объявив его «императором». Из здания сената Красс вышел ранним утром, когда солнце выкрасило всё вокруг в розовый цвет. Подойдя к ступеням крыльца, Красс почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Он вздрогнул и заозирался — у одной из колонн стоял молодой мужчина, не сводящий с него заинтересованного взора. Его лицо показалось Крассу знакомым. Заметив, что Красс задержался на ступенях и смотрит цепким взглядом, молодой человек слегка наклонил голову, как бы приветствуя, но с места не сдвинулся. Красс мысленно высказался, что он думает о молодом нахале, и важно прошествовал мимо. Но затылком он чувствовал усмешку, что играет на губах незнакомца. Едва сдерживаясь, чтобы не обернуться, Красс громогласно приказал своим людям начать накрывать столы прямо на улицах города, чтобы бесплатно угостить жителей Рима. Когда он всё-таки оглянулся, садясь в носилки, — мужчины у колонны уже не было. «Куда мог подеваться этот наглый юнец?» — зло подумал Красс. Носилки качнулись и поплыли вдоль улиц Рима. Незнакомца нигде не было видно, но Крассу постоянно казалось, что он где-то рядом, словно следит за ним. Покачав головой, Красс решил, что это от усталости после сегодняшнего ночного заседания сената. Устроив для римлян бесплатный пир, Красс велел раздать каждому ещё пшена для питания на три месяца. Он пообещал особое вознаграждение всем старым, опытным воинам. Римскую богатую молодежь также призвал «спасать республику», и она быстро образовала особые, привилегированные, прекрасно вооруженные конные отряды. К началу похода на восставших рабов и гладиаторов Крассу удалось собрать десять легионов. В их состав вошли вновь призванные легионеры и остатки войск, разбитых ранее Спартаком или его командирами. Красс не хотел искушать судьбу, поэтому, окружив себя опытными военачальниками, он принял особые меры для своей безопасности. Своим близким друзьям, которые с удивлением смотрели на приготовления Красса к походу на юг Аппенинского полуострова, пришлось пояснить: — Чтобы избежать смерти от рук какого-нибудь раба или гладиатора, я нанял двух римлян, очень похожих на меня. Одетые так же, как я, в красные плащи императора, они будут объезжать войска, проверять посты, ободрять уставших воинов и даже, если нужно, участвовать в сражении. Я же буду в скрытом месте руководить всем!.. — Очень умно, — пробормотал один из друзей Красса, отпивая отличнейшего вина из запасов хозяина дома. Занимаясь делами, Красс помнил о странном незнакомце. Он встречал его несколько раз во время бесплатного пира для горожан, пока один из друзей не сообщил ему, что это молодой Гай Юлий Цезарь — племянник Гая Мария. Вот теперь-то Красс понял, почему лицо молодого человека показалось ему знакомым. Где-то с год назад, когда умер один из понтификов жреческой коллегии Гай Аврелий Котт, его племянника Гая Юлия Цезаря, только что вернувшегося из военных походов в Азии, кооптировали на место дяди. Марк Красс, интересовавшийся судьбами оставшихся в живых родственников Мария, встрепенулся и велел следить за юрким молодым человеком. Не хватало ещё, чтобы он подался в политику или поднялся в жреческой коллеги выше, чем сейчас. Да, до звания верховного понтифика Юпитера Цезарь уже не доберётся — его вывезли из города во время проскрипций Суллы, а жрецу Юпитера нельзя покидать храм более чем на двое суток, но, тем не менее, Красс рисковать не любил. Слежка за Цезарем длилась ровно до празднования Луперкарий в 73 году до н.э. За короткое время шпионы Красса узнали не много, но этого было достаточно, чтобы дать повод продолжать следить за судьбой Цезаря. Однако 15 февраля случилось нечто странное. Юлий Цезарь с кем-то тайно встречался у городской стены в районе Субура. Соглядай Красса успел лишь к концу встречи, а потом потерял Юлия Цезаря из виду. После чего внезапно получил тяжёлое ранение головы и смог сообщить Крассу лишь имя того, с кем у Цезаря была встреча: то ли Сертак, то ли Сатак — и скончался. Имя благополучно вылетело у Красса из головы. В начале 72-го года Цезарь победил на выборах в военные трибуны. Крассу было не до него. Он занимался тем, что подсчитывал убытки от восстания гладиаторов с рабами и мечтал занять место командующего армией, которая уничтожит проклятых бунтовщиков. Для этого требовались деньги, и немалые. Когда после всех приготовлений Красс выезжал за ворота Рима, чтобы возглавить войска, ожидавшие его, он вдруг подумал, что молодой Цезарь встречался со Спартаком. Цезарь — предатель интересов Рима и его граждан? Интересный расклад получается. Может, это можно использовать в своих целях? Южная Италия. Лагерь римлян, конец 72 года до н.э. Стоя на деревянном возвышении и оглядывая свою армию, которую опять потрепали проклятые восставшие рабы, Красс всё больше приходил к мысли, что пора вспомнить жуткую традицию — децимацию, или, что ещё хуже, но жизненно необходимее, — человеческие жертвоприношения. Такая нелёгкая мысль стала приходить ему в голову, когда в первом же бою он потерял двух Орлов, а это означало, что у Красса теперь не было двух легионов. По чётким правилам, установленным проклятым Гаем Марием, если легион терял свой знак — его надо было распустить. Но проблема заключалась в том, что Красс на данный момент не мог раскидываться своими воинами просто так. Конечно, потеря знака легиона — это национальный позор. Красса могли в мгновение ока не только лишить титула императора, но и заклеймить позором, как одного из тех, кто вновь проиграл, но умудрился выжить, в отличие от других римских генералов. Фавн их раздери! Крассу нужны были серьёзные меры для победы над обнаглевшими беглыми гладиаторами. Так что децимацией, пожалуй, не отделаешься. А всё из-за слухов, которые ходили среди черни — Спартаку помогает очень сильная жрица культа Диониса. Красс думал на жену Спартака — Варинию. Ну, ничего, попадётся в плен — разберёмся! А пока Красс хотел решительных мер, но не мог прямо заявить об этом. И дело было даже не в том, что ему, как и Глабру, достались трусливые люди (разумеется, если часть из них воевала под командованием трёх неудачников-преторов) и не грех их «взбодрить», а в том, что отмашку на человеческое жертвоприношение должен дать жрец, и не простой жрец. У Красса был на примете один такой, у которого не будет выхода, как только дать согласие на жуткое действо. Если всё получится, то у легионеров Красса будет причина идти в бой с восставшими — страх собственной смерти от рук товарищей. Красс испытывал дикое желание растереть ладонями лицо, но делать это перед легионерами посчитал проявлением слабости. Другая причина, почему Красс тянул с децимацией, была в неуверенности, как отреагирует сенат на подобное действие. В Риме не могли за раз отправить на жертвенный алтарь пару десятков гладиаторов, каких-нибудь рабов и уж тем более легионеров, да и кто бы стал слушать жуткие указания Красса? К тому же, у рабов были хозяева, которые за них заплатили. Если бывшие гладиаторы и присоединившиеся к ним рабы столь умны и успешны, то значит, им помогают — либо боги, либо кто-то из сенаторов. Последняя мысль всё чаще и чаще посещала голову Красса. И почему-то наиболее подходящей кандидатурой для этого казался Гай Юлий Цезарь — молодой нахал, а заодно племянник Мария. Ведь встречался же он со Спартаком, едва тот сбежал из гладиаторской школы. Что бунтовщик хотел от Цезаря, а Цезарь — от бунтовщика? А может, мальчишка решил начать игры в политику? Красс никогда не обольщался насчёт семейств Юлиев и Мариев. Всегда были себе на уме, и теперь ему предстояло узнать, что именно задумал молодой Цезарь. Идея, как обычно, пришла внезапно, вместе с мыслями о том, как провести то ли децимацию, то ли жертвоприношение. Главное, чтобы молодой нахал попался в расставленные для него сети. Красс приложил все усилия, чтобы тон письма, которое он направил Цезарю, заинтриговал адресата. Император решил следующее — Цезарь как фламин Юпитера должен был дать ему разрешение на децимацию. Красс просто обязан связать племянника Мария с жутким обрядом. И Красса совершенно не волновало, что фламина Цезаря уже по сути нет. Честолюбие ещё никто не отменял. И вот, в одно солнечное утро под окнами домуса раздался стук копыт. Кто-то подъехал, спешился и легко взбежал на крыльцо. Красс, наблюдавший из-за ставень за гостем, понял, что его письмо сработало. Цезарь прибыл! Красс торжествующе улыбнулся. Всё получилось, и ловушка вот-вот захлопнется. Кто сказал, что нельзя приносить в жертву молодых людей из аристократических семей? Вырвать разрешение на жуткую казнь и самого на неё отправить, а смерть замаскировать под несчастный случай, например. Конечно, Красс понимал, что гибель набирающего популярность Цезаря вызовет много подозрений, но тень проклятого Мария витала в воздухе постоянно, и Красс часто сожалел, что не он приложил руку к гибели этого негодяя. Поэтому заплатить за дядины амбиции предстояло Гаю Юлию Цезарю. И эта мысль неустанно сверлила мозг новоиспечённого императора.