Встать, суд идет!

Ой, то не солнышко ясное померкло, то не птицы звонкие примолкли, то король Расиэль сел вершить суд. На высоком троне, в сверкающей короне, ножку через подлокотник перекинул, мантию горностаеву распахнул бесстыдно, и ягодки засахаренные из миски золотой по одной подъедает. У ступенек трона честной люд собрался да верные прихлебатели, королевское слово ждут аж не дышат. В небесах Боженька из-за тучки выглянул и тоже ждет, ведь не зря говорят, что король на земле – глас высшей воли. Приводят супостата к трону королевскому, лихого Занзаса, цепями опутанного с ног до головы. Бросил король на него взгляд короткий да молвил: – Голову с плеч! Советник подскочил к нему, уродливый карла в плащике фиолетовом, и на ушко зашептал. Вздохнул Расиэль, возвел к небесам очи царственные, и добавил: – Уговорил, чертяка языкатый. Так и быть, послушаем истцов. Кто там у вас первый? — Хи-и... Убил он меня, убил! — из-за тучки божьей свеженький покойничек выглянул, с дырой от пули аккурат меж огромных карих глаз с оленьим взглядом. — Убил, Ваше Величество! И не смилостивился даже над матушкой моею! На кого же она одна осталася? Тщедушный мертвец от взгляда супостатового вновь за тучку спрятался, да крылом божьим прикрылся. — Поди прочь отсюда! — боженька такой близости не оценил совсем и сбросил крылышком несчастного прямо на лестницу к трону королевскому. — Ваше Величество, Ваше Величество! Этот окаянный не просто убил его, а погубил с кошмарностью особою! — девчонка-обвинитель резво выскочила из людской толпы, аки лань младая. — Застрелил на месте без суда и следствия! Окинул подсудимый взглядом всех презрительным, напоследок молвив красочно: — И чё? Запереглядывался честной люд, зашептались верные прихлебатели. Хороший аргумент подсудимый привел, что на такое возразишь? – Ниче, – согласился Расиэль, посмотрел на супостата одобрительно. – Молодец, коротко и по существу. А теперь – голову с плеч! Занзас плечи вдруг напряг, поднатужился, поднапружился, крякнул, и разорвались цепи крепкие, разлетелись на кусочки, на мраморный пол осыпались. Отшатнулись прихлебатели, завопил честной люд, Расиэль только вздохнул да голос возвысил: – Не хочешь суда королевского – отправляйся на суд божий! Где палач? Карла опять из-за трона выскочил, в ушко зашептал, и король скривил светлый лик, будто вместо ягодки в сахаре целый лимон разжевал. – Я теперь весь персонал в лицо должен знать, да? Супостат ухмыльнулся злорадно. — Ойя, вы свои вопросы без меня как-нибудь порешайте, а то невежа этот снова мне все ковры белоснежные вытопчет сапогами грязными, — раздался с тучки недовольный божий глас. Покойнички тоже головами своими искалеченными закивали в подтверждение, чтоб из врат райских не свалиться, как первый неудачник. — Ваше Величество, Ваше Величество, какой же суд божий? Вы гляньте только на это страхолюдие! — девонька-лань пальчиком в небо указала, где Всевышний со «свитою» разместился. — Кого ж он судить сможет? Погубит, ирод окаянный! — От страхолюдия слы~ышу, — пропели всё с того же облачка поднебесного. — Не ругайтеся, люди добрые, не ругайтеся! — залепетал мертвец павший, рученьками головушку свою многострадальную накрывая. — Ты вообще молчи, — молвил супостат и как пнет покойничка сапогом кованым. — А с тобой, страхолюдище окаянное, сейчас по-свойски так побеседую! Опять год будешь враскоряку ходить, а сидеть и вовсе не сможешь! — Э-ээ... Голову с плеч? — Давно пора, — кивнул король пресветлый. Ударила молния в супостата и убила, даже пепла не осталось. А Бьякурана, владыку небесного, еще тридцать лет никто не видел.