Хакер

Я смотрел в окно и боролся с мыслью, что я все еще еду через Аризону, и дело было вовсе не в пейзаже, а в самой обстановке. Бельфегор также горланил песни, подначивал меня, и просто валял дурака, несмотря на то, что сидел за рулем. Сам наш поступок на границе казался чем-то столь нереальным, что несколько раз задремывая, я просыпался с ужасом, что мне это только приснилось. И хотя все было позади, я испытывал куда больше волнения, чем перед самой границей. Это было объяснимо тем, что тогда я был поглощен работой, и если я начал бы волноваться, все пошло бы насмарку. А сейчас еще и добавилось чувство полного неведения. Я, словно механический болванчик, повернул голову к своему маньяку. Тот всматривался в дорогу и внимания на меня совсем не обращал. Чем больше мы пробирались вглубь Мексики, тем более напряженным становилось лицо Бельфегора. И без того тонкие губы постепенно сжались до какой-то бледной, еле заметной линии. Он держал голову чуть под наклоном, от чего челка свешивалась ниже носа, закрывая сероватое лицо. Столь кардинальная перемена в поведении и во внешнем виде пугала меня. Едва горизонт начал тускнеть, как я поймал себя на том, что уже достаточно долго сижу, крепко сцепив руки. Осторожно расцепив, я увидел на ладони синеватые полумесяцы от ногтей. Тихо сглотнув, я с тоской посмотрел на темнеющее небо пытаясь незаметно растереть ладонь. - Где остановимся на ужин? – внезапно поинтересовался маньяк. Я дернулся от неожиданности и неуверенно пожал плечами. Голос Бельфегора мне показался странным, словно у него внезапно свело челюсти, и это напугало меня еще больше. А еще я ловил себя на мысли, что даже несмотря на все это, я не могу избавиться от симпатии к этому кретину. Я вспоминал его поцелуй, и как мы скакали с ним по красной пустыне в полусотне милях от границы. Мне хотелось прижаться к этому мудаку, и в тот же момент, я находился в странном напряжении, как перед прыжком в воду. Я готов был сорваться в любую секунду и бежать от него, спасая свою жалкую шкурку. Но в глубине души я понимал, что не смогу этого сделать. Все что мне оставалось – это ждать, постепенно обессиливая от напряжения. - Так что на счет ужина? – спустя некоторое время более требовательнее спросил меня Бел. Я уже хотел буркнуть, что совсем не голоден, но желудок, выдавая меня, противно, громко заурчал. Бельфегор внезапно рассмеялся. - Блин до сих пор не верится, что мы это сделали! Лягух! Ты можешь поверить в это? Я неуверенно потряс головой и снова сглотнул. «Я спрошу его напрямую, что он собрался делать!» – пообещал я себе, едва мы притормозили на окраине какого-то городка. На выезде стояла, не то кафешка, не то местный магазинчик. С окнами, выходившими на пустынный горизонт и дверью с прорванной москитной сеткой, эта унылая постройка, являя с собой весь вид только что проехавшего городка. На терраске, в грубо сколоченном кресле, сидел хозяин. Закинув ноги на перила, он лениво жевал табак, смачно сплевывая в жестяную посудину. Он с вялым интересом посмотрел на нашу машину, и даже не пошевелился, когда мой маньяк поднялся на первую ступеньку крыльца. - Торгуешь? – спросил его Бел по-испански. Я с удивлением посмотрел на Бельфегора, вот это открытие. Нигде, ни в одном архивном файле, не было никакой информации о том, что он владел языками. То, что он говорил по-американски, хоть и с небольшим акцентом, было для меня как само собой разумеющееся. Как истинный американец, я думал, что любой житель планеты просто обязан уметь говорить по-американски. - Si [1]. – неохотно протянул мужик и снял ноги с перил. Он тяжело поднялся с кресла и, напоследок сплюнув, неторопливо прошел внутрь. Бельфегор спокойно последовал за ним следом в темное нутро магазинчика. Я остался возле машины. Получив от маньяка довольно внушительный наказ, гнать от машины все живое. - Это Мексика! Оглянутся не успеешь, как скрутят, хорошо если только диски. Один мой знакомый рассказывал, что пока фотографировал закат, с его машины сняли все четыре колеса и магнитолу! И он мог поклясться, что мимо машины никто кроме детишек не пробегал! Я скептически хмыкнул, тупая байда и стереотипы, которые затерли в фильмах. Да, на дорогах Мексики было неспокойно, тут тебя мог тормознуть и штрафануть какой-нибудь полисмен за то, что ты, к примеру, не знал языка. Тут могли просто отобрать деньги, машину и пнуть тебя в направлении какого-нибудь поселка, в котором якобы имеется телефон, чтобы заявить об ограблении копам, которые в лучшем случае просто не возьмут трубку. И вообще полиция в этой стране носила чисто условный смысл. Тони так всегда удивлялся и искренне не понимал, кого, и от кого она защищает. Пристроившись на капоте, я обводил взглядом унылую округу и считал в уме. «Он выйдет, я досчитаю до 30 и спрошу его!» – думал я. Но едва в уме проносилось «тридцать», как мне начинало казаться, что это ничтожно мало. «Хорошо, я досчитаю до 50, и тогда спрошу» – поправлял я себя и тут же неосознанно начинал считать до пятидесяти. «Пятьдесят» – и я снова давал себе отсрочку, понимая, что это глупо, но это, по крайней мере, отвлекало меня от страшных мыслей. Бельфегор вышел из магазинчика так внезапно, что я непроизвольно дернулся и сбился со счета. В его руках был большой картонный пакет из которого тянуло чем-то вкусным. И хотя аппетита совсем не было, желудок противно снова заурчал. Где-то, чуть в стороне от дороги, загалдела группка детей. Я непроизвольно повернул голову, с непонятной тоской наблюдая за детьми. - Держи. Хозяин сказал, что это национальное блюдо, носит название – чимичанга [2]. – Бел протянул мне нечто завернутое в бумажную салфетку, которая успела пропитаться соком. Я одеревенелыми руками принял у него сверток и заставил себя его развернуть. Стараясь не смотреть на воодушевленно жующего маньяка, я осторожно откусил кусочек. Язык обжег горячий сок, а в нос ворвался такой обалденный запах, что непроизвольно я тут же надкусил еще. - Вкусно? – с довольной улыбкой и набитым ртом спросил Бел, пристраиваясь рядом на капоте. - Угу… - только и смог бробубнить я, вгрызаясь в мясную начинку. Он как-то добродушно рассмеялся и потрепал меня по голове. А я понял, что только что безвозвратно потерял весь настрой. Какая разница, что он сделает? Я чувствовал себя опустошенным, вымотанным и бесконечно одиноким. Единственное, чего я сейчас действительно хотел, это просто продолжать ехать в никуда с этим придурком. И я не хотел думать над тем, что он задумал. Вдруг послышался собачий визг, а спустя секунду, дружный смех. Бельфегор повернул голову на шум и, как мне показалось, весь напрягся. Едва надкусив, он спустя несколько секунд выплюнул кусок и, сунув мне свою недоеденную лепешку, направился к ребятишкам. Я удивленно побрел следом за ним, гадая, что же так привлекло внимание этого маньяка. Едва мы прошагали половину пути, как снова послышался уже не столько визг, сколько странный плач, который тут же заглушил взрыв хохота. Бельфегор странно цыкнул и прибавил шаг. Я семинил следом, сжимая в руках лепешки, а внутри почему-то все сжалось от нахлынувшего ужаса. Когда до компании ребятишек оставалось около пятидесяти метров, Бельфегор не поворачиваясь ко мне, процедил, чтобы ждал его здесь, и оставшийся путь преодолел почти бегом. Я, по инерции проследовав за ним, вдруг остановился, не столько от приказа лохматого идиота, сколько от того, что понял, что не смогу сделать и пары шагов. Что-то во мне словно сопротивлялось, отказываясь слушать все доводы. Горячий сок, сочившийся из лепешек, обжигал пальцы, но я этого не замечал, все мое внимание приковал к себе Бельфегор. Ворвавшись в толпу ребятишек, он бесцеремонно кого-то отшвырнул за шкирку. Еще один, замешкавшись на пути, был грубо выпнут с дороги. Я смотрел и не мог поверить своим глазам. «Этот придурок окончательно с крышей попрощался?» – задался я вопросом, машинально слизнув с пальцев сок и надкусив лепешку. То, что я увидел в следующее мгновение, заставило меня выплюнуть не только недожёванный кусок, но и позже, попрощаться с тем, что я уже успел проглотить. Как выяснилось, детей было не так много, как мне показалось на первый взгляд. Они, столпившись, образовали что-то вроде кружка и были поглощены чем-то настолько, что не сразу поняли, что в их рядах появился чужак. Первый недоуменный возглас перерос в вопль возмущения, который тут же сменил чей-то плач. Бельфегор не церемонился ни с кем, отвесив пару тройку оплеух особо разговорчивым, он, наконец, подошел к мальчишке, стоящему в центре, с окровавленный мачете [3] в руках. Ребенок был младше остальных, и я сначала подумал, что более старшие его задирают, и он вынужден защищаться, но потом перевел взгляд на нож. С лезвия к острию медленно стекала неестественно густая, темная кровь. Однако одежда ни одного из ребят не была запачкана. Бельфегор стоял перед ребенком глядя на что-то у своих ног. Ребятишки странно притихли, и в тишине было слышно, как со странным, чавкающим звуком, кто-то тихо плачет. Сначала я подумал, что это ребенок, но стоило маньяку сделать небольшой шажок в сторону, как я увидел собаку. Большой волкодав, которых обычно держат для устрашения на плантациях, теперь непонятной грудой лежал у ног ребенка и совсем по-человечески плакал. Плакал тихо, с еле слышными всхлипами и едва сдерживаемыми стонами, как плакал бы старик, чувствуя острую несправедливость. Его алый язык, выпав из пасти с устрашающими клыками, свисал до самой земли. Едва тень от маньяка упала на пса, как он открыл глаза и вполне осмысленно посмотрел. Однако стоило Белу протянуть руку к ребенку, как пес заворчал, отхаркивая сгустки крови в красную пыль под ногами. Не переставая устрашающе рычать, пес попробовал подняться, но встать на лапы не смог, задние не хотели слушаться, а передние были все в крови. Кровь стекала и со спины. На холке мачете снял кусок кожи, и теперь, в свете заходящего солнца, оголенные сухожилия и мышцы слабо поблескивали от сукровицы и крови. Страшную рану уже облепили мухи, ползая по шкуре, лезли в пасть и глаза, но у собаки не было сил, чтобы даже мотнуть головой. - За что? – тихо спросил Бел. Дети наперебой что-то загалдели, постоянно перебивая друг друга. Одни из них что-то выкрикивали, другие, указывая на ребенка с ножом, что-то пытались объяснить. Я неуверенно приблизился к ним, остановившись сбоку от маньяка. Заметив меня, дети снова стихли, но эта была тишина, наполненная справедливым гневом, что мы прерываем их забаву. Бел слегка покачнулся, и ухватил меня за плечо, тут же стиснув его до боли, он снова спросил стоящего ребенка: - За что? - Он был старый, отец разрешил взять щенка, если я куда-нибудь дену его. – ребенок брезгливо пнул лежавшую у ног собаку, что все еще не сводила взгляда с Бельфегора. – Но он старый, еле ходит, кому он нужен? Ребенок еще раз ткнул собаку носком, от чего пес, прекратив рычать, снова «заплакал». Я как истукан смотрел на полуиздохшую собаку, что из последних сил пыталась защитить от чужаков маленького хозяина. Она исполняла свой долг на грани смерти, не беря во внимание, что так называемый «хозяин» с ней сделал. - Чанхель, пошли. – приказным тоном заявил самый старший из собравшихся. – Клевое зрелище, пошли, я отдам щенка. Ребенок с безразличным видом перешагнул через собаку, собираясь нагонять друзей, однако, не сделал и пары шагов, как Бел ловко перехватил его за шкирку. - А ну стой, выродок. Закончи. – рявкнул он встряхивая ребенка. - Эй, ты! Отпусти его! – тут же вступился старший. – Отпусти, а то я скажу отцу! Бельфегор ничего не ответил мальчишке, еще раз встряхнув ребенка, он, другой рукой, ловко перехватил его руку, с занесенным для удара мачете. Собака залаяла, она пыталась подняться, но в итоге могла лишь слегка двигать лапами, мешая кровь и пыль. Вскоре кашель стал захлебывающим, а еще спустя мгновение стал жалобным с еле слышными стонами. Из прорваного мачете брюха выглядывали внутренности и пахло требухой. Мальчишка дернулся в руках моего маньяка, он попытался вырвать руку и ударить его, попытался пнуть, но, видя, что это бесполезно, выронил мачете и обиженно заревел. - Заткнись! – сухо проговорил Бел, и встряхнул мальчишку так, что его голова замоталась в разные стороны. Остальные, видя, что угроза не произвела на нас никакого впечатления, с громкими криками побежала в сторону городка. Мальчишка еще раз дернулся, а так как Бельфегор его уже не держал, он просто шлепнулся на задницу рядом с собакой. Бел неторопливо поднял валяющийся мачете и плашмя кинул ему на колени. - Закончи, если у тебя есть совесть. – жестко оборвал он рев мальчишки. Мальчишка, испуганно покосившись на нож, потом на маньяка, что-то залепетал и отбросил от себя мачете. - Значит, убить это грех? – спокойно спросил Бельфегор. – А искалечить и оставить подыхать – это нормально? Мальчишка, размазывая по грязному лицу слезы и сопли, снова начал что-то противно говорить, постоянно срываясь на рев. Со стороны городка послышались крики, повернувшись, я увидел, как к нам спешил толстенький мужичок, у ног которого крутился угрожавший нам пацан. Я непроизвольно ухватил за рукав Бела, но тот лишь проследив глазами за маячившей угрозой, отмахнулся и, подпихнув ногой мачете, снова процедил: - Добей! Мальчишка еще сильнее заревел и забился как припадочный. Мужичок что-то грозно выкрикивал на ломаном английском, и махал руками, как ветряная мельница. - Говнюк. – Бел, не обращая внимания на вопли мужика, пнул мальчишку, заставляя его убраться в сторону, сам же, наклонившись, поднял нож. Увидев это, мужик заткнулся и прибавил шагу. Бельфегор же не обращая ни на что внимания, подошел к притихшей собаке и присев перед ней осторожно погладил по морде. Собака словно понимая, что он хочет, снова «заплакала» и попыталась лизнуть Бела в ладонь. Немного повременив, словно замешкавшись, Бел недоуменно посмотрел на мачете в руках и, словно тот был обжигающе горячим, отбросил его в сторону. Склонившись, он начал что-то наговаривать собаке, трепя ее за ушами. «Плач» прекратился, а с секундой позже я услышал хруст. Резко разорвав нахлынувшую тишину, этот хлипкий хруст был оглушительным. Бельфегор все еще удерживал в руках неестественно повернутую голову и тяжело дышал. Мальчишка снова тихо заревел с ужасом глядя на моего словно потерянного маньяка. Подоспевший мужичок, поднял мальчишку и, посмотрев на собаку, все понял. Отвесив тяжелую оплеуху, он ухватил ребенка за ухо и поволок его в сторону городка. Ребенок заревел во всю мочь, испытывая нервы родителя, воя на одной ноте. Я просто смотрел, как они скрылись во дворике одного из домишек на окраине. К праведному вою ребенка вскоре примешался сердитый женский голос и бранная ругань мужичка, но спустя несколько минут и они стихли. Я перевел взгляд на все еще сидящего на коленях Бельфегора. Он продолжал держать в руках голову собаки, словно машинально, ласково гладя ее. Его плечи были опущены, а лицо полностью было скрыто тенью от свисающей челки. - Иди в машину. – глухо проговорил он не поворачивая головы. В любое другое время я нашел бы десяток способов остаться рядом, но сейчас, непонятно почему, послушался и неторопливо пошел по направлению к оставленной машине. Небо стремительно темнело, а солнце, опускаясь к горизонту, вытянуло тени, делая их какими-то сюрреалистичными. Едва я дошел до машины, как тут же обернулся. Едва различая своего маньяка в вечерних сумерках, я увидел, что он все еще продолжает сидеть перед собакой. Я прождал его довольно долго, и только когда уже окончательно стемнело, он вернулся в машину. Ни сказав ни слова, он молча уселся на пассажирское сидение. Я завел машину и вывернул на дорогу. На меня нахлынуло отвращение к жителям этого городка и к самому городку, и к этой стране. Но больше всего я чувствовал отвращение к себе. Я понял что несмотря на всю свою беспричастность и равнодушие, не смог бы сделать того, что только сделал Бельфегор. В моих глазах словно приподнялась завеса окружавшая этого маньяка и это почему-то пугало меня. - Я не хотел становиться таким. – вдруг проговорил он, продолжая рассматривать свои руки, оставаясь таким же потеряным. – Я ведь говорил, что человека убить легче? Он вдруг улыбнулся, а я содрогнулся, сейчас он, как никогда, напоминал сумасшедшего. Он снова тихонько хохотнул и заговорил снова. - Животные напоминают детей. В ту ночь шел дождь, когда поступил срочный вызов. Несмотря на то, что я был начинающим хирургом, наработка операционных часов внушала уважение. Не каждый мог бы похвастаться этим. Ночь подходила к концу, я был на ногах уже вторые сутки, но даже это не помешало мне увидеть, что наделал тот кретин, который проводил операцию. Мальчишка попал видимо в начале ночи с серьезными, множественными переломами, но опасение вызывало подозрение на обширную гематому в области височной доли, поэтому его и отправили первом делом к нам. Хирург допустил ошибку: делая надрез, он задел кору головного мозга. Я сразу, навскидку мог сказать, что если раньше у мальчишки был шанс остаться хоть и калекой, но довольно смышленым, то после вмешательства этого сапожника, он стал не просто калекой, он стал калекой-идиотом. Все что грозило ему в будущем, это выполнение монотонных, односложных задач, и то, если у него останется возможность шевелить хотя бы пальцем. Я видел в коридоре его родителей, они цеплялись за меня и требовали, чтобы я сказал им хоть что-нибудь. Глядя как будущее этих несчастных только что спустили в канализацию, я понял, что не хочу, чтобы мальчишка еще больше страдал. Он был не виноват в том, что попал под колеса какого-то мудака, и уж конечно в том, что попал под нож моего коллеги-самоучки. Я продолжал вести машину, машинально поглядывая на дорогу. Внутри у меня словно затягивалась пружина, та самая что медленно сжималась с того самого момента как я осознал, что этот кретин сидящий рядом со мной, мне не безразличен. Сейчас он приоткрывал мне свое прошлое, и как я уже понял, это то, что неотрывно на протяжении многих лет причиняло ему сильную боль. Бел отчужденно посмотрел на меня и снова уткнулся взглядом в свои сцепленные на коленях руки. - Что ты испытываешь, когда управляешь чьим-либо компом? – тихо поинтересовался он и, не дожидаясь моего ответа, продолжил. – Можешь не отвечать, это видно по твоему лицу, можно прочитать в твоем взгляде. Ты поймешь меня. Только ты, испытавший это чувство в полной мере, способен понять меня и не заорать мне, что я не имел никакого права принимать такое решение. - Ты убил его. – невнятно проговорил я захлебываясь неожиданно накатившей паникой. Бельфегор вновь повернул ко мне голову и срывающимся до шепота голосом попросил остановить машину. Я послушно съехал с дороги и немного проехал вбок. Выключив фары, я повернулся к своему маньяку. - Да, я убил этого маленького ублюдка, и убил бы его вновь, если бы это повторилось. – непонятно чему усмехаясь проговорил он. – Я давал клятву спасать, и заметь, я ее не нарушал! Никто не убедит меня в обратном. Он вдруг с силой ударил по приборной панели кулаком и резко замолчал. Я просто сидел и ждал, глядя как он покусывает свои тонкие губы, словно решаясь сделать что-либо. Я почувствовал слабое головокружение, со все возрастающим ужасом понимая, на что сейчас решается этот маньяк. 1. – Да (исп.) 2. – мексиканское блюдо из пресных кукурузных лепешек с начинкой из фасоли, перца, сыра, мясного фарша с томатами. 3. – длинный (часто более 50 см), обычно тонкий (до 3 мм) и широкий нож, с односторонней заточкой, выпуклым лезвием, иногда с загнутым к лезвию остриём. В странах Латинской Америки используется как сельскохозяйственное орудие.