Interflow

Чем ближе выпуск — тем длиннее и беспокойнее становились вечера в Доме. Ральф часами сидел за столом или расхаживал по комнате, чего-то ожидая. Чего конкретно, а точнее кого, догадаться было нетрудно. Еще с момента смерти Макса, у Ральфа и Стервятника появилась совместная, немного странная, но важная для них традиция — каждый вечер третьего дня недели они проводили вместе. Было совсем неважно, коротали они время за чайничком чая, травы для которого им одалживал Табаки, уверяя, что это всего лишь засушенный чебрец или жасмин, или играли в карты на интерес. Молчали они или спорили без умолку, приходил Стервятник «при параде» или приходил уставший, в своей простой одежде — штаны да футболка. Было совсем не важно, а важным было то, что эти вечера принадлежали только им двоим, а для Ральфа, что может показаться странным, они были особенно дороги, хоть он сам и обвинял себя в инфантильности и наивности из-за щемящего в груди чувства предвкушения каждую среду. Совместно проведенная ночь в традицию так же входила, но гораздо чаще складывалось так, что Стервятник засыпал на плече у Ральфа во время разговора, или лежа на обшарпанном диванчике в «кабинетной» части комнаты, а воспитатель аккуратно переносил сонного Рекса в постель, ложась рядом. Всем обитателям Дома, а Ральфу в особенности было известно о хрупком душевном состоянии Птицы, оно было понятно: мальчик за свои 17 земных лет пережил очень много, а если брать в расчет года, проведенные на Изнанке… Первое время было тяжело привыкнуть к человеку, который будет стоять за спиной и подхватит, если Птица упадет, и это как в буквальном, так и в метафорическом смысле. Учиться доверять было трудно, трудно было понять для самого себя, что их традиционные вечера — не один из пунктов в рабочем договоре Ральфа, а-ля «рабочий момент нацеленный на перевоспитание и адаптацию», а искреннее желание побыть вдвоем. Сначала Стервятник шугался, и от движений в его сторону и от прикосновений, и от особенных, нежных слов, которые Ральф совсем не стеснялся говорить ему наедине. Р Первый вообще оказался удивительным, когда раскрылся Стервятнику: забота, акуратность, тактичность и понимание, в общем, все те качества, которые никогда и никто бы не приписал строгому воспитателю, который по сути в Доме и с Домом, но в то же время существует параллельно и никому подчиняться не собирается. Первое время он спрашивал у Птицы, можно ли ему прикоснуться к нему: будь то простая ладонь на плече, объятие или поцелуй, никаких неожиданностей — для Птицы это не «милый сюрприз». Это Ральф понял сразу же, когда пр незнанию однажды обнял Стервятника со спины и получил холодный тон и речь сквозь зубы, еще и пальцы Рекса, сжимающие ткань на рубашке до хруста: Птице нужна уверенность, что он будет понимать намерения своего партнера, а Ральф только и рад. С более интимными ласками по началу было еще сложнее: Стервятник не понимал смысла в этом. Нельзя сказать, что он этого не хотел, гормоны, влюбленность, желание чувствовать тепло и дарить его — все это было. Но не было уверенности как в себе, так и в том, что Ральф в нем не разочаруется. Будучи взрослым и далеко не некрасивым мужчиной, у него, как думал Птица, было много опыта в совершенно разных вариациях, а вот у Стервятника — нет. Траур в одежде и эмоциях подразумевал сдержанность и в чувствах, конечно, других членов стаи Папа так не ограничивал, вышеупомянутые пункты были обязательными к соблюдению только для него самого, из принципа, из осознанного желания вести такую жизнь. Пока не появился Ральф, но и то не сразу. Сначала были просто ночи, когда они спали вместе. Сон для Птицы — время уязвимости полной, потому что кроме того, что он элементарно не сможет оказать сопротивление к чему-либо, во снах у него еженочные встречи с Братом. Он не был уверен, был ли то реально Макс, или это играло воображение, даря картинку, которую он желал увидеть, но в том, что он не готов эти встречи заканчивать, он был убежден. Именно поэтому Стервятнику нужна была полная уверенность в собственной безопасности в ночное время — не зря же он запирал комнату на ночь. Первые две ночи в комнате Ральфа прошли спокойно, в третью Рекс уснул первым, а Ральф положил руку на его талию. Стервятник проснулся моментально, в холодном поту и с бешеным пульсом, после чего Ральф очень долго извинялся и еще раз обговаривал с Рексом пункты, которых нужно избегать. С каждой неделей Стервятнику становилось все спокойнее, вскоре он сам обнимал Ральфа перед сном или притягивал его ближе, сам устраивая руку на его талии, позволяя мужчине перебирать свои волосы, пока он не уснет. Близость началась намного позже: сначала с поцелуев перед сном, после — ласки с утра, когда Рекс был расслаблен после, чаще всего, хорошего сна и не выпускал колючки. Мысль о первом разе Стервятника немного пугала, поэтому в одну из ночей он заявился подвыпившим и потребовал у Ральфа делать с ним все, что тот хочет. Ну, воспитатель и уложил сонного Рекса под одеяло, а сам, посмеиваясь, поцеловал его в лоб и улегся рядом. Настоящий первый раз произошел после обговоренности деталей, времени и остальных важных моментов, и что было важно для Стервятника, инициатором разговора был Ральф. Для Птицы это значило одно — Ральфа не пугает его отрешенность и непривычка в каких-либо сферах обычных романтических отношений, и он готов с понимаем относиться к некоторым просьбам партнера. Тот факт, что Стервятнику нравится погрубее, с оттягиванием волос и укусами внутренней стороны бедер — выяснилось намного позже. В одну из таких ночей Стервятник и Ральф лежали в кровати слушая тишину и смотря друг другу в глаза. Необычный цвет радужки Рекса всегда завораживал Р Первого, притягивали свой яркостью, на фоне типичных серых, синих и карих. В темноте комнате, свет в которую поступал только от фонаря с улицы, который светил прямо в щель между окном и занавеской, глаза казались магическими. Такие бывают у эльфов-воинов, у волшебников-чернокнижников, но разве могут они принадлежать человеку, согнувшему ноги в позу эмбриона, и положившему руку Ральфа на них сверху, будто прося защиты? Тому, кто сейчас задумчиво обводил пальцем с черным длинным ногтем линию ключиц, царапая родинки на груди воспитателя? Эта несостыковка восхищала больше всего: хозяин этих глаз поделился своей душой напополам именно с ним. — Я женюсь на тебе. Стервятник прекращает движения пальцем, привставая на локте и изогнув брови смотрит на абсолютно серьезного Ральфа. — Ты сделаешь что? — Я женюсь на тебе, — голос Ральфа абсолютно серьезен и спокоен, сонным он не выглядит и вообще с полной уверенностью в правильности кладет ладонь на щеку Стервятника. Юноша все еще нахмурен, губы плотно сжаты. — Я твой воспитанник. — Все равно женюсь на тебе. — У меня очень много тараканов в голове. — Все еще женюсь. — У меня за спиной до конца дней, всегда, будет Тень. — Мы с ним уже подружились, все равно женюсь на тебе. — Сам подумай, — Рекс отводит руку Ральфа от своего лица, сам теперь проводя пальцами по скуле мужчины, ловя его мурашки, — какой мне брак, я буквально ужасно болен, во многих смыслах. Тебе такой бракованный муж зачем? Ральф привстает, оказываясь в одинаковом положении со Стервятником, наклоняясь и серьезно вглядываясь в его глаза. Рексу приходится немного вскинуть голову, чтобы не отрывать взгляда. — Еще раз такое про себя скажешь, я буду очень долго тебе доказывать, что ты глубоко ошибаешься. Я все равно на тебе женюсь, понятно? — Понятно, — усмехается Рекс, а руки тем временем начинают дрожать. Ральф, заметив это, подносит его ладони к губам и по очереди целует. — Мне все равно, что ты еще сейчас придумаешь, но ты мне нужен. Такой, какой есть сейчас, целиком и полностью.