После взрыва

Все дороги ведут наверх, В бокале виски — осколок сердца. Но меня не хватит на всех, Увы, не каждый сможет согреться. Небо бьётся в твоих руках, Не замёрзнем, значит сопьёмся. Прости меня, мой маленький Кай, Но мы домой никогда не вернёмся. Dagara Project

Помню, как ты сдавал мне шестого «Эльфа». На два дня раньше срока. Каким серьёзным было твоё лицо, как ты пытался скрыть волнение. Сидел напротив меня, как обычно в расстёгнутой на две пуговицы рубашке, и говорил так, словно хотел зацепить меня ещё больше. Да только я не слушал. Я пялился в ложбинку между твоими ключицами. Ты ещё не знал, что я уже решил предложить тебе остаться. Как не знал и о том, что каждое утро я захожу в рабочую зону, только чтобы убедиться, что ты на месте. Тревожно окидываю комнату взглядом, упираюсь глазами в твой затылок, и меня отпускает. Ты здесь. Значит, я могу дышать дальше. Я и сейчас так делаю. Только моя тревога в миллион раз больше, чем тогда. И даже когда я вижу, что ты всё ещё за своим столом, она не проходит. Разве что стихает чуть-чуть в самое первое мгновение. Об этом ты тоже не знаешь. Что ты вообще обо мне знаешь? Думаешь, что я психопат? Что кайфую, когда выворачиваю тебе запястья, сжимаю горло и не даю дёрнуться? Думаешь, мне это нравится? Сука! Я сто раз говорил тебе, что не хочу так. Но если по-другому нельзя, что мне ещё остаётся? Я в курсе, что вчера ты был с кем-то ещё. Я сразу это понял. И весь день заставлял себя сомневаться. То, что произошло между нами несколько часов назад, всего лишь доказало, что я не ошибся. Думаешь, ты победил? Наивный западный мальчик. Когда я вернусь, всё будет по-прежнему. А пока считай, что я дал тебе передышку. Время, чтобы подумать. Надеюсь, ты это сделаешь. Подумаешь. Хорошо подумаешь, Итачи. Потому что мне плевать, с кем ты был, что вы делали и в каких позах, — если ты продолжишь, ему не жить. Это я тебе обещаю. Как тебе, кстати, мои угрозы? Ты в них веришь? После того, с каким страхом я на тебя сегодня смотрел, веришь? Нам надо поговорить. О том, что произошло с тобой. О том, что меня остановило. Ты же знаешь, что я бы не отпустил тебя просто так. Да я убить тебя был готов! Я же сам себя переплюнул. Ты бы ни за что не встал на ноги после того, что я с тобой сделал, если бы всё было как обычно. Вот об этом я и хочу поговорить. Но боюсь, не успею. А когда вернусь… Я не знаю, что будет с нами, когда вернусь. Не знаю даже, вернусь ли. Только не думай, что я сейчас давлю на жалость. Это не про меня. И не про тебя тоже. Просто вспомни, как ты хотел остаться. В тот день, когда принёс мне шестого «Эльфа». Как смотрел на меня тогда. Как все двенадцать дней до этого старался мне понравиться. — Хидан его протестировал вдоль и поперёк, но, если ты сомневаешься, у нас ведь есть ещё два дня на дополнительные тесты. Я отвел взгляд от твоей шеи. — Нет. У нас нет времени, — сказал чуть резче, чем хотел. Ты замер. Встревоженно посмотрел на меня. Я кожей почувствовал твоё напряжение. И страх. Страх, что я скажу что-то вроде «спасибо, чел, ты отлично справился, вот бабло, всего тебе хорошего». Мне захотелось растянуть этот момент. Подержать тебя в невесомости ещё чуть-чуть. Поэтому я сделал вид, что задумался, и молча начал разглядывать твоё лицо. Заметил тонкую трещинку на нижней губе, потом ещё одну на верхней. Лёгкие тени под глазами. Мало спишь, Итачи. И тут ты заговорил. — Слушай, Пейн, я знаю, что вы занимаетесь не только играми, точнее, что вы в принципе не занимаетесь играми. И я могу быть вам полезен. Я быстро учусь. И готов делать всё, что ты скажешь. Если продлишь контракт. Твоя честность всегда граничила с наглостью. И с какой-то детской наивностью. Меня это заводило. Вот и сейчас захотелось смутить тебя, развести, выбить из равновесия. — И откуда ты столько про нас знаешь? — насмешливо поинтересовался я. Ты не улыбнулся. Посмотрел на меня серьёзно и так же серьёзно ответил: — Ты никому не сказал, что я работаю по контракту. Парни думают, что мы давно знаем друг друга. Они ничего от меня не скрывали. — Предлагаю тебе сдать каждого. Кто, что, когда говорил, как долго и каким тоном. Давай. Под запись. Счас диктофон найду. Я полез в ящик стола, едва сдерживаясь от смеха. — Зачем? — удивился ты. — Ну, ты готов делать всё, что я скажу. Вот я и говорю: я никому не доверяю и хочу иметь в команде своего человека, чтобы знать, что происходит за моей спиной. Поднял голову и пристально посмотрел тебе в глаза. — А ещё я хочу, чтобы ты мне отсосал. Прямо здесь. Ты же готов? Ты резко отодвинул стул. Встал. Бросил на меня быстрый взгляд. — Я понял. Извини. Развернулся и пошёл к двери. Я дождался, пока ты возьмёшься за дверную ручку и спросил: — За что? Вот за что ты сейчас извинился? Ты обернулся. — За наглость, наверное. Или за глупость. За всё сразу. В общем, мне было интересно с вами работать. Спасибо за новый опыт. Тогда я наконец расхохотался. — Стой, Итачи. Я не могу тебя отпустить. Моя команда разболтала тебе все наши секреты, так что я должен тебя либо убить, либо, как ты и хотел, предложить тебе на нас работать. Я за второй вариант. Ты, кажется, не поверил. Я даже подумал, что переиграл с тобой, настолько растерянный вид у тебя был. — Скажи ребятам, что на сегодня всё. Больше не работаем. Празднуем рождение шестого «Эльфа», радость всех извращенцев. 15 минут на сборы. Какузу и Хидан пусть валят за бухлом. И пусть Какузу не жмётся. Я плачу. Ты кивнул. — И ни слова ни о каких контрактах, — добавил я. — Не было у нас с тобой ничего такого. Всё, иди. Ты наконец улыбнулся. Убиться надо было, честное слово, чтобы вытянуть из тебя эту улыбку. Мы нажрались тогда в хлам. Помнишь, как Хидан взгромоздился на твой стол и устроил там грязные танцы? Помнишь, как мы стаскивали его, когда он решил, что танцевать лучше голым? Конан вопила, что не желает лицезреть его тощую задницу, так и кричала: «Не желаю лицезреть!», Какузу зеленел от злости, но был настолько пьян, что даже пошевелиться не мог. Сасори зачем-то пытался усадить его в кресло, кресло отскакивало в сторону. Кисаме аплодировал и задвигал, что человек должен самовыражаться так, как ему хочется. А сам Хидан брыкался и отпинывался, даже заехал мне носком ботинка в лоб. Но вдвоём мы всё равно были сильнее. Тебе удалось схватить его за ноги, мне — толкнуть в спину. Гениальный ход, ничего не скажешь. Вы оба упали на пол, он оказался сверху, вцепился тебе в волосы, явно стараясь оторвать голову за прерванное самовыражение. Я бросился его оттаскивать. Мне помогал Кисаме — он пытался приманить Хидана бутылкой. Когда я всё-таки скинул его с тебя, ты сел и расхохотался. Тем вечером я впервые услышал, как ты смеёшься. Это было так заразительно, что я не мог не смеяться тоже. Мы захлёбывались хохотом, цеплялись друг за друга, падали, пытались встать и снова падали. Пока ты не уткнулся лбом мне в плечо и не потребовал: — Останови меня, или мы умрём. Я не собирался тебя останавливать. Наоборот. Закинул твою руку себе на шею, кое-как удерживая равновесие поднялся на ноги и потащил к столу Сасори, где ребята открывали очередную бутылку. Я был вдрызг, в пепел и пыль, но при этом живым и абсолютно счастливым. Конан сунула мне в руку стакан, я осушил его залпом. После этого время перестало течь по прямой. Помню, как танцевал с ней, помню ее горячие руки на своей шее, шёпот: «Я всё равно люблю тебя, Пейн. Больше всех на свете люблю». Помню, что смеялся в ответ. Не верил. Помню, как сидел на полу, прислонившись к стене. Ты лежал рядом на спине, голова на моих коленях. — Пейн, что на тебе надето? На мне была обычная ярко-жёлтая футболка. Я рассеянно пожал плечами. Что за тупой вопрос? Но ты не унимался. — Что это за хрень, Пейн? Что за хрень на тебе надета? Где твой плащ? Я спросил: — Какой, нахуй, плащ в такую жару? Твои широко раскрытые глаза наполнились слезами. Я смотрел в них и думал, как это, блять, красиво. Слёзы — как звёзды на чёрном ночном небе. — Мы потеряли плащи, — заявил ты вдруг и жалобно всхлипнул. Мне чертовски захотелось тебя утешить. Поэтому я сказал: «Да и хер с ними», — наклонился и поцеловал в лоб. Прохладная чуть солёная кожа, капелька твоего пота на моей нижней губе… Вспышка. Темнота. Свет. Твоя голова всё ещё на моих коленях, только рядом, сбоку, Сасори. Обнимает меня за шею. И Конан обхватывает за плечи поверх его рук. Мы вчетвером в какой-то странной слипшейся позе. Перед нами во весь рост Хидан с бутылкой. — У меня тост! За Пейна! Я пытаюсь махнуть рукой, ничего не хочу про себя слушать, но ты ловишь мои пальцы на лету и сжимаешь неожиданно крепко. — Я пять лет простоял на коленях! — начинает Хидан торжественным голосом. — Я молился какому-то сраному богу и меня драли во все щели, если я молился не усердно. — Заткнииись, — шиплю я, но Конан накрывает мне рот поцелуем и разом затыкает меня самого. Откуда-то со стороны доносится голос Кисаме: — Пусть скажет! Не мешай ему, Пейн! Интересно, как я могу ему помешать, когда меня держат сразу три человека? Это мне, блять, мешают. — А потом появился Пейн, — продолжает Хидан. — Спорим, вы не знаете, что он сделал с моей чокнутой семейкой? Со всей их ебучей сектой идолопоклонников, пускающих слюни на 13-летних мальчиков? Я дёргаюсь в его сторону, пытаюсь стряхнуть вас с себя, но ты ещё крепче сжимаешь мои пальцы, а Сасори и Конан цепляются так, что, встань я на ноги, они висели бы на мне, как ёлочные игрушки. — Не знаете! — торжествует Хидан. — И я вам не скажу! «Ну слава богу, — облегченно вздыхаю я. — Сегодня ты не узнаешь про меня ничего страшного». — Но после того, что он сделал, — Хидан разводит руки и мимоходом плещет в нас из бутылки. Виски течёт по моим щекам. Конан и Сасори ловят его губами. Целуют меня с двух сторон. Ебанутые. Ты смотришь на всё это безобразие снизу, распахнутыми настежь глазами. — После того, что он сделал, он стал моим Богом! — провозглашает Хидан. «Бляяяять», — выдыхаю я. Сасори хохочет мне в плечо. — Единственным богом, — подчёркивает Хидан. — И теперь я молюсь только ему! Только Пейну! Каждый день я встаю на колени… — Заткните его кто-нибудь, — ору я. — Какузу! Какузу! Какузу тенью вырастает за его спиной, одной рукой хватает за пояс и отрывает от пола, ладонью второй зажимает рот. Хидан болтает ногами в воздухе, Какузу пошатывается. Как в замедленной съёмке они падают на пол. — За Пейна! — дурацкий тост Хидана завершает Кисаме. — Все пьём за Пейна! — Ура! — подхватывает Сасори. — Ура! — откликается Конан. Они отпускают меня, тянутся за стаканами. Я виновато смотрю тебе в глаза. Ты улыбаешься. — Да круто же, Пейн, — говоришь, поднимая голову с моих колен. — Круто же, когда тебя так любят. Ты садишься, я подаюсь вперёд и сзади обхватываю тебя руками, припадаю лбом к твоей спине. Я не был собой тогда. Не был собой, но был настоящим. Кем-то настоящим. Кем не хотел быть, но был. Знаешь, я ведь не просто так вспомнил ту пьянку. Завтра, когда вы увидите, во что превратили наш офис твари с Побережья, вы хором будете умолять меня не принимать опрометчивых решений. И когда я скажу, что собираюсь разобраться с ними в одиночку, каждый из вас захочет пойти со мной. И ты тоже, Итачи. Несмотря на то что между нами было, я знаю, как много значу для тебя. И для остальных. Знаю и хочу, чтобы ты тоже знал — вы значите для меня не меньше. Но ты… ты значишь для меня всё. Всё, Итачи. Поэтому я и пишу для тебя. Хотя сначала хотел — для всех. Так что рассказывать ли им о том, что ты прочитаешь дальше, — твоё дело. В тот день, когда ты впервые переступил порог нашего офиса, Кисаме и Какузу взяли парня, который был связан с Побережьем. Выполнял здесь мелкие поручения. Я выжал из него всё, что смог. Бесполезно. Он почти ничего не знал. Ни с кем из них не встречался вживую. Общался через связного. Правда, где его найти, рассказал и даже маршрут проложил на карте. Я и нашёл. Думаю, что ты уже догадался, их связной стал моим первым вменяемым источником информации. С ним же я передал на Побережье голову этого мудака, упакованную в пакет со льдом. Думал, это их остановит. Ни хера. Они оказались в разы отмороженнее нас. Суки. Но первая кровь на моих руках, как ни крути. Значит, и последняя тоже за мной. Хочешь сказать, что я загоняюсь? Всё равно считаешь, что мы должны были пойти вместе? Тогда вот тебе главное, Итачи. Я оставил вас здесь потому, что дело не только в «Скрытом листе», не в этих ублюдках. Есть кое-что поважнее. И это кое-что — НАНО. А НАНО в Ньютауне. И мы почти добрались до его сердца. То, с чем ты пришёл ко мне вечером… Да я должен был руки тебе целовать, а не избивать до полусмерти. Серьёзно. Я хочу, чтобы ты довёл это до конца. Пока меня не будет. А там посмотрим. Думаю, я всё-таки вернусь… Целым.