Дай мне еще десять дней

      Что на этот раз приготовить на завтрак? С такими мыслями начинается каждое утро обычного среднестатистического человека в мире, если на его кухне не орудуют во всю повара, которые, между прочим, могли бы и поделиться своими идеями завтраков в интернете, чтобы я не пересматривала одни и те же сайты каждый раз в попытках найти там что-то новое.       Меня всегда безумно восхищали люди, которые могли просчитать каждую минуту своего времени и устроить поистине великолепное утро, медленно намазывая масло с клубничным джемом на горячий тост и попивая нежный латте, только что приготовленный кофемашиной. Не хотелось бы жаловаться, но из всего названного у меня есть лишь сухари, которые вряд ли сошли бы за поджаренный тост, потому что пролежали у меня в портфеле уже больше месяца и, наверное, больше сошли бы за молоток или средство для самозащиты от маньяков, чем за перекус.       Тем не менее, отсутствие продуктов не остановило меня от попытки найти рецепт хорошего завтрака на очередном сайте поварят, который спасал мою гибнущую фантазию всю последнюю неделю.       Я быстро начала просматривать блюда. Конвертики с сыром и ветчиной, горячие бутерброды, омлет, гренки, ленивая пицца на сковороде… Нет, хочу что-то сладкое в этот раз. Панкейки с мёдом, оладьи с джемом, шоколадная овсянка, морковный кекс в микроволновке, пудинг, пироги…       Картинки на вид вкусных блюд так и сыпались одна за другой, как будто хотели переманить на себя мой голодный взгляд и заставить выбрать именно их рецепт. Только через пять минут бездумного проматывания страницы сайта за страницей, я поняла, что всё это время даже не смотрела в экран своего смартфона, потому что в голове крутились мысли, которые были заняты далеко не приготовлением завтрака, как бы сильно мне не напоминал о нём мой урчащий живот.       Овсянка. Я не готовила её уже пять лет.       Почему когда-то мой любимый завтрак в какой-то момент стал ужасен на вкус, хотя всегда готовился по одному и тому же рецепту? Почему я не могу пить фруктовый чай и каждый раз одёргиваю руку в попытке купить новый вкус, зная, что вновь не смогу его выпить и отставлю на дальнюю полку, предназначенную для гостей? Почему я не могу теперь смотреть фильмы с субтитрами, которые до ужаса обожала смотреть по вечерам в тот момент, когда перевод не успевал еще выйти?       Знаете, всему есть свои причины. Если вам когда-нибудь покажется какой-либо человеческий поступок глупым — пожалуйста, не спешите называть этого человека глупцом. Вероятность того, что вы не знаете причину — вовсе не значит, что её нет. У меня тоже есть своя причина. Вероятно, в попытке угадать, вы можете подумать, что с этими моментами в моей жизни связаны плохие воспоминания, которые когда-то могли причинить мне много боли, но…       Но, что если я скажу вам, что за этими моментами стоит вовсе не боль? За этими моментами стоит человек, который подарил мне много тёплых воспоминаний. Неожиданно для себя я закрыла глаза в попытках удержать эти воспоминания в своей памяти и, боясь упустить хоть какую-то мелкую деталь с того времени, улыбнулась, когда увидела парня у себя в мыслях.       — Что это? — спросил Гарри еще немного хриплым ото сна голосом, смотря на тарелку с завтраком и вовсе не мило хмуря брови.       — Овсянка, — спокойно ответила я, начиная понимать, что парня не удивил мой завтрак. — А это фрукты и орехи, которые…       — Я вижу, — нагло перебил меня парень. — Неужели я похож на какого-то бурундучка, который по утрам запихивает себе за щеки орехи, а потом целый день ходит довольный?       Это был мой первый рабочий день в доме Стайлса — парня, который в тот день смешал мою овсянку с горстью земли из цветка, стоявшего на кухонном столе, и назвал её «пугающей жижей, которую никто не стал бы есть».       Вспоминая его недовольное лицо в тот день, я слегка усмехнулась, понимая, что в тот момент не могла даже подумать о том, что когда-нибудь изменю своё мнение по поводу этого разбалованного и несносного кучерявого парня.       Мой живот всё также недовольно урчал, пытаясь напомнить своему безалаберному хозяину о том, что ему следует перекусить хоть чем-то перед уходом, но эти мысли вновь перебила яркая картинка, которая снова начала крутиться у меня в голове.       — Мама всегда говорила мне, — неожиданно для себя начала я, — что самые лучшие разговоры начинаются со вкусного чая.        — А заканчиваются? — придвинувшись немного ближе, уточнил Гарри, не отрывая взгляда от меня.       — Ну…       — Неужели тебе не сказали, чем же заканчиваются самые лучшие разговоры? — делая глоток фруктового чая, спросил Гарри.       — Нет, — немного неловко призналась я и добавила: — Но ты можешь сказать мне, если знаешь.       — Как-нибудь в другой раз, Эмберлин, — лукаво подмигнул мне Гарри.       Это был день, когда Гарри Стайлс как всегда шутил. Если бы мне кто-то сказал, что я буду вспоминать его слова с улыбкой на лице, то я вовсе не удивилась бы этому утверждению. Даже в самые трудные минуты этот парень умудрялся перевести всё в шутку, а в дополнение всегда озарял ослепительной улыбкой, от которой, как ни странно, действительно становилось легче.       «Как-нибудь в другой раз, Эмберлин» — эхом отдавалось у меня в голове. Думал ли ты в последний день нашей встречи о том, что другого раза может и не быть? Мы так мало друг другу сказали. Если бы ты знал, что я больше не вернусь в твой дом, ты бы сказал мне больше?       Задаваясь очередным вопросом, я попыталась успокоить свою разбушевавшуюся фантазию, которая, увы, уходила не на придумывание завтрака, времени на который у меня уже не оставалось. Я выпила стакан воды в надежде, что это хоть как-то утолит голод до тех пор, пока я не смогу дойти до ближайшей кофейни и купить себе хоть какой-нибудь завтрак.       Мне пришлось судорожно сложить все необходимые вещи в портфель и набегу попытаться зашнуровать кеды, пока я искала пульт от телевизора, на котором до сих пор крутили утренние новости, которые так и не смогли отвлечь меня от собственных мыслей. Нажав на красную кнопку найденного пульта, телевизор потух, но передо мной вспыхнула еще одна картинка с воспоминанием, которая играла перед моими глазами не хуже любого телевизионного шоу.       — У тебя приступ? — с сарказмом спросил Гарри, непонимающе смотря на то, как я чуть ли не задыхаюсь от смеха.       — По-моему, тебе больше не стоит смотреть фильмы без субтитров, — сказала я, продолжая глупо хихикать.        — Хватит смеяться, как псих, сбежавший с больницы, — он так ничего и не понимал.       Это был день, когда парень абсолютно неправильно понял весь сюжет фильма, потому что смотрел его в оригинальной озвучке на иностранном языке без каких-либо субтитров, понадеявшись только на свою интуицию. Иногда то, что кажется нам таким очевидным, может оказаться ложным лишь из-за того, что мы неправильно поняли то, о чём говорили люди. Может быть, мы плохо их услышали или плохо перевели непонятные для нас слова. А может быть, мы просто забыли включить субтитры и додумали всё сами, так и не дождавшись пока этот человек начнёт говорить с нами на понятном языке.       Гарри, ты действительно ничего не понимал?       Стоило ли мне сказать о своих чувствах? Мысль о том, что мои слова ничего не изменили бы, никак не успокаивала меня все эти долгие пять лет.       Я могу наконец-то сказать вам, почему не могу съесть на завтрак овсяную кашу, выпить фруктовый чай и посмотреть фильм с субтитрами. Долгое время я пыталась убедить себя, что главная причина — обычное нежелание. Обманывать себя гораздо труднее, чем кого-то другого хотя бы по той причине, что в этом обмане ты в любом случае окажешься в проигрыше. Тем не менее, я могла обманывать себя, ища причину во всех вещах вокруг, чтобы игнорировать одну единственную, но самую главную причину — Гарри Стайлса. Да, я, несомненно, согласна, что воспоминания, за которыми стоит боль, безумно трудно держать в своём сердце. Но вы хоть раз задумывались, как трудно держать воспоминания, пропитанные счастьем, понимая, что они навсегда так и останутся лишь воспоминаниями для вас?       Вам знакомо чувство послевкусия? Это, скажем, как с шоколадными конфетами. Допустим, вы съели свою самую любимую конфету. Разве вы рветесь сразу же запивать ее стаканом воды, даже не прожевав до конца? Нет, в большинстве случаев всё же нет. Вы можете, конечно же, сказать, что вам всё равно на конфеты и ничего не случится, если вы её запьете. У вас еще целая коробка таких конфет, а в магазинах полно выбора, чтобы не волноваться о послевкусии. А если я скажу, что у вас осталось только одна конфета. Ваша любимая. И у вас не будет больше возможности попробовать её ещё хоть раз. Захотите ли вы её сразу же запить?       Люди обладают таким же послевкусием. И порой его не хочется перебивать. Моменты, связанные с людьми, которые когда-то принесли нам много тепла, остаются в нашей памяти как послевкусие от любимых шоколадных конфет. Мы хотим оставить их в своей памяти всё такими же нетронутыми и неизмененными. Мы боимся перебить этот неповторимый когда-то для нас вкус. Мы боимся забыть. Мы боимся забыть то, что когда-то приносило нам счастье.       Гарри Стайлс, почему я до сих пор вспоминаю о тебе? Человек, с которым я была знакома всего лишь две недели, до сих пор всплывает в моей памяти каждое утро в течение пяти лет. Вот почему утро тянется всегда так долго. Оно пропитано вкусом незаживших ранок, которые дают о себе знать в тот момент, когда стоит сменить повязку.       И повязка меняется. Наносится заживляющая мазь, которую люди привыкли называть обычными рутинными делами в виде повседневных забот, и повязка фиксируется лейкопластырем, который отклеивается почему-то в самый неподходящий момент. Потом на время всё утихает. Люди, которые окружают тебя день за днём, помогают в борьбе с собственными мыслями. Они оберегают тебя от очередной атаки самого главного твоего противника — сожаления. Ничто не может терзать больнее.       Злость, жажда мести, зависть, обида, страх — всё это со временем становится слабее точно так же, как и радость, удовольствие и ликование. Есть только одно чувство, которое с каждым днём может набирать всё большие обороты, не снижая скорости на поворотах и не боясь врезаться в ближайшее ограждение, потому что совсем не щадит того, кто сидит за рулём. Сожаление.       Сожаление о том, что когда-то не сделали, не сказали, не попробовали. Сожаление о том, что отпустили того, кого больше всего на свете хотели видеть рядом. Сожаление, что всё было в ваших собственных руках, которые вы так и не смогли сжать в кулак в нужный момент.       — Эмберлин, — громко позвала меня Лори и начала активно махать мне с противоположного конца лекционного зала, в который я успела зайти с опозданием, попутно снимая верхнюю одежду. — Быстрее иди сюда, здесь такая новость! Немного прищурив глаза от непонимания, я начала быстро проходить сквозь занятые ряды из-за чего пришлось просить прощения у всех, кому я успела наступить на ноги. Кое-как я всё же добралась до рыжеволосой девушки, глаза которой горели ярче с каждой минутой моего приближения.       — Ты не поверишь, — начала быстро тараторить Лори, не задумываясь о том, что мы итак привлекли внимание половины лекционного зала. — Этот мужчина приехал для того… На секунду мой взгляд пробежался по просторному помещению, к которому я давно уже привыкла, потому что просидела здесь ни один час, выслушивая порой не самые интересные лекции. Мой взгляд остановился на мужчине в деловом костюме, которого я видела сегодня первый раз и о ком, скорее всего, уже начала рассказывать мне подруга.       — Это будет просто грандиозный спектакль! — с неимоверной радостью выплеснула Лори, даже не заметив, что я прослушала абсолютно всё, что она сказала до этих слов, потому что мой взгляд блуждал по идеально выглаженной рубашке незнакомца. — Мы обязаны пойти на кастинг!       — Кастинг? — опомнившись, всё же обратилась я к слишком возбуждённой девушке. — О чём ты вообще?       — По-моему, вы плохо слушали свою подругу, — услышала я слишком отчётливый голос, который доносился от того самого незнакомца, стоявшего в центре зала. — Для особо невнимательных и опаздывающих мне придётся повторить ещё раз. Через три месяца состоится достаточно масштабный спектакль, вся собранная сумма с которого пойдёт на помощь детям, оставленных в детских домах. Специфика спектакля заключается в том, что мы сможем помочь им не только денежными средствами. Этот спектакль будет ставиться для них, для детей, которые забыли, что такое родительская забота и опека или для тех, кто так и не узнал, что это такое.       — Правда, это замечательно? — продолжала шептать мне на ухо Лори, восхищаясь каждым словом этого человека в костюме.       Не увидев моего шокированного взгляда, Лори немного удивилась, ожидая от меня другой реакции. Я была в смутных чувствах, которые не знала, как описать. Уверены ли они, что смогут помочь детям? Будет ли считаться помощью то, что они, вероятно, напомнят о тех ранах, повязки для которых эти дети меняют каждое утро?       — Прошу прощения, — негромко сказала я, уже не побоявшись в этот раз обратить на себя внимание. — Вы уверены, что не перепутали университет? Нас тут не актёрами учат быть и…       — Вас учат перебивать, не дослушав до конца, юная леди? — с улыбкой отозвался «деловой костюм», явно ожидая такого вопроса. — Я прекрасно знаю, перед кем сейчас стою. Не забывайте, я говорю о спектакле, который должен заставить маленьких детей и подростков поверить в себя, когда никто не смог верить в них с самого детства, оставив в этом мире одних. Для этого мне нужны не только актёры, но и группа талантливых и ответственных студентов психологического университета, которые помогут нашему молодому сценаристу в написании сюжета к спектаклю. Мы должны быть уверенными в том, что никакие неосторожные слова и высказывания не обернутся против нас самих же и не травмируют слишком восприимчивую психику детей. Мы хотим помочь им осознать, что любой человек вправе на счастливое будущее, даже если у них отобрали счастливое детство.       — Каков сценарий? — как-то слишком резко отреагировала я, понимая, что игры с детским разумом всегда несут в себе огромную ответственность.       — Основанный на реальных событиях, — отрывисто ответил незнакомец, но потом добавил: — Попасть к нам в команду будет не так уж просто. Я дам вам всем лишь одно задание, на выполнение которого даётся ровно два дня. Всё, что от вас необходимо, так это узнать информацию от детей из детского дома. А точнее говоря, узнать то, что они чаще всего не хотят рассказывать. Их мечту.       — Как это сможет помочь нам со спектаклем? — подал голос какой-то парень в зелёной кофте справа, который тоже не был в восторге от всей этой затеи.       — Никак, — ответил «деловой костюм», слегка усмехнувшись. — Это не проверка ваших знаний в сфере психологии. Я уверен, что в этом зале сидят выдающиеся студенты, но лично мне не хватит только хорошей успеваемости в учёбе и отлично сданных экзаменов. Для меня куда более важен другой момент.       — Какой же? — выкрикнул кто-то от нетерпения, и все замерли в ожидании ответа.       — А вот это вы узнаете, когда придёте через два дня с полученным ответом от детей. — Мужчина перекинулся с ноги на ногу, явно довольствуясь своим ответом.       — Ребята, вы получили уже имена и номер комнаты детей? — спросил Мартин, неожиданно подойдя к нам сзади, за что был одарён яростным, но еще испуганным взглядом. — Мне попался Итан восьми лет из 12 комнаты. Думаю, мне не составит большого труда найти с ним общий язык.       — О, Марти, — наигранно пропищала Лори, кокетливо посмотрев на парня, — не будь так самоуверен, у меня есть план, который явно поможет разговорить мою Бриджит буквально за два часа.       У них у всех был план. Огромный поток студентов, выходящий из лекционного зала, с нескрываемым азартом обсуждал имена полученных детей, пытаясь предугадать, какой у них характер и как лучше начать разговор. Кто-то был настроен накормить детей мороженым, надеясь, что это облегчит задачу, а кто-то решил пойти через совместный просмотр мультфильмов в надежде, что после него разговор пойдет легче.       Я медленно развернула бумажку, на которой было написано имя ребёнка, о мечте которого мне нужно будет узнать в течение двух дней.       «Дэвид, 6 лет, 24 комната»       Что мне нужно сделать, чтобы Дэвид смог рассказать мне о своей самой заветной мечте?       — Привет, — тихо сказала я, войдя в светлую комнату после стука. — Я могу познакомиться с Дэвидом?       Мальчишка был в комнате один. Он сидел на высоком деревянном стуле возле большого окна и что-то очень старательно вырисовывал фиолетовым фломастером на газете.       — Здравствуйте, — робко ответил он, отвлекаясь от своего усердного занятия и непонимающе посматривая в мою сторону.       У меня не было плана. Меня не сильно зацепила идея спектакля, в отличие от остальных студентов, но практика с детьми всегда интересовала меня хотя бы потому, что давалась намного труднее, чем разговоры со взрослыми.       Мы не помним себя маленькими. Мы не помним много моментов, которые связаны с нашим детством, но почему-то именно оно влияет на всю нашу будущую жизнь. Мы не помним, что любили есть в детстве, но отчетливо помним обиды, которые затаились у нас глубоко внутри еще с того времени, когда взрослым всегда казалось, что они знают всё лучше всех. Мы не будем помнить все игрушки, которые нам дарили в детстве, но обязательно вспомним о той, которую нам так и не купили. Думаю, что точно так же Дэвид не вспомнит обо мне через пару лет, если я сегодня узнаю о его мечте и больше никогда не увижусь с ним.       Хочу ли я, чтобы он вспоминал обо мне?       — Ого, — восхищенно прошептала я, увидев стену возле его кровати. — Это ты всё нарисовал?       Светловолосый мальчишка лишь слегка кивнул головой, и на секунду мне показалось, что ему захотелось улыбнуться, но почему-то я так и не увидела тогда на его лице улыбку. Было бы странно, если бы его ответ был другим, потому что вся стена была украшена рисунками на старых газетных листах, которые точно так же лежали на его столе.       — А можно я порисую с тобой? — забыв даже представиться, резко выпалила я, понимая, что делаю всё совсем не так, как нас учили.       — Конечно, у меня много еще листов! — На моё удивление мальчишка очень весело воспринял это предложение и начал быстро расчищать место за рабочим столом, чтобы мне было удобно рисовать. Он достал все свои карандаши и фломастеры и аккуратно выложил в один ряд нас столе, как бы показывая свою самую дорогую коллекцию.       Все карандаши были хорошо заточены, но некоторые из них были настолько короткими, что их было неудобно держать в руке, хотя Дэвиду это ничуть не вызывало неудобства. Я пыталась всё хорошо рассмотреть вокруг, чтобы понять, с какой стороны мне лучше подойти со своими вопросами, но лучшей идеей на тот момент мне казалось лишь молчание.       Мы так и не поговорили за весь час. Мы оба были захвачены рисованием и полностью погрузились в работу, вырисовывая каждую деталь своего шедевра. Мне было непривычно рисовать на газетных листах, но мальчика это, видимо, совсем не отвлекало, потому что на фоне черного текста уже вырисовывался фиолетовый заяц с ярко-оранжевой морковью в руках.       — Где ты видел этого зайчика? — я была удивлена, что он нарисовал его по памяти, а не срисовывал, как делали многие в его возрасте. — Он из какого-то мультика?       — Совсем нет, — мальчишка даже усмехнулся перед тем, как быстро соскочил со стула и подбежал к своей кровати. — Это мой друг!       Из-под одеяла он достал точно такого же фиолетового плюшевого зайца, который стал для Дэвида не просто любимой игрушкой, которую берут с собой в кровать, но и самым настоящим другом.       — А как его зовут? — радужно спросила я, робко протягивая руку, чтобы потрогать игрушку, но моя рука замерла в сантиметре от длинного ушка, когда я услышала ответ:       — Герман.       — Не разговаривай со мной как с ребенком, — съязвила я и с улыбкой добавила: — Герман.       — Ты знаешь, что меня зовут Гарри.       — Но Герман идет тебе больше, — с небольшим смешком сказала я парню, и тот посмотрел в небольшое зеркало около стола.       Он смешно поморщился, представляя на себе имя Герман и всем своим видом показывая, что ему оно ужасно бы не подошло.       Почему я снова думаю о нём? Почему моя память запрограммирована на то, чтобы каждый раз вспоминать о кучерявом парне, о котором я ничего не слышала последние пять лет?       Мы выросли. Мы общались всего лишь две недели. И не общались уже как пять лет. У нас свои жизни. У нас остались только воспоминания. Теплые воспоминания.       — Безумно красивое имя, — я попыталась выдавить из себя хоть какую-то нелепую улыбку, но не думаю, что Дэвид поверил в ее искренность.       Пожалуйста, Эмберлин, соберись.       Я взяла плюшевого Германа в руки. Ему действительно идет это имя. Как много людей называет игрушки такими именами? Почему именно оно? Судьба явно хочет, чтобы я сошла с ума.       — Я рада познакомиться с твоим лучшим другом, — тихо сказала я, пытаясь доказать Дэвиду, что я действительно рада держать его любимую игрушку.       — Но это не мой лучший друг, — начал громко смеяться он, поправляя свою чистую футболку и весело падая на кровать. — Этого зайчика подарил мой настоящий лучший друг, он приходит ко мне очень часто, но не может со мной жить в одной комнате. Он не всегда может быть со мной рядом, поэтому, чтобы я никогда не оставался один, он подарил мне Германа.       — Какой у тебя хороший лучший друг, — искренне радуясь такой новости, протараторила я, внимательно рассматривая марковку, которую Герман держал в своих лапках. — И как же зовут твоего лучшего друга?       — Гарри. Как бы сильно я ни пыталась держать легкую игрушку в своих руках, она все же выпала у меня из рук. Гарри?