***
— Эй, хватит здесь все крушить! Ты! Скотина безмозглая! О господи, что ты делаешь... — Сигма бегал за Николаем, как курица за своим непоседливым птенцом, причитая и охая на все стороны. — Я же только ремонт сделал, столько денег отвалил... На пол с веселым грохотом полетела ваза полная сухоцветов и блондин взорвался очередным приступом. — Это что такое фиолетовое стояло? Ой, точно, твоя любимая ваза...Ох, как мне жаль, как мне жаль... — Николай быстро побежал дальше, пока Сигма с вытянутым лицом разглядывал остатки своей любимицы. Руки в красных перчатках в мгновение ока уцепились за хрустальную люстру и со всей силы потянули вниз. — О боже, как так могло случится! Люстра САМА упала с потолка! Как же так, как же так... Сигма вздрогнул и обернулся на звенящий шум. На пол летели шторы, картины, с грохотом разбрасывались статуэтки, в стены же летели стулья и табуретки, а столы проламливась прямо по центру. Насквозь. Но длилось это безумие от силы минут пятнадцать. Больше Сигма просто не выдержал. Задыхаясь от возмущения и противных слез, он гордо вскинул голову и быстрым шагом поспешил в туалет. Николай перевернул еще барную стойку, раскрошил по углам стекло, а алкоголь вылил на улицу. Но, заметив отсутствие главного зрителя, внезапно встал, как вкопанный, и вскинул голову наверх, продолжая чему-то улыбаться. Но прошло еще секунд тридцать, прежде чем эта физиономия сползла с его лица и превратилась в лицо уставшего от многочасовой работы человека. — Си-и-игма... — как-то вяло и совсем недовольно протянул он, отчего по комнате разлилось тягучее напряжение. — Си-и-и-игма...! Ноги двигались медленно и почти устало. Словно Николай вдруг перестал быть неиссякаемым источником энергии в его первозданном виде. — Это был не я! — блондин усталым и остекленевшим взглядом изучал каждую комнату, в поисках хозяина. Но того нигде не было, что с каждой минутой все больше и больше утомляло парня. — Это все не специально...! Похолодало. За окном солнце продолжало плавить асфальт и чужие черепушки, но Николай как-то непривычно поежился. С пола на него смотрели радужные льдинки, а по всюду летал смердящий запах алкоголя. Тогда парень плюнул себе под ноги, растер слюну пяткой по ковру. Затем сел на корточки и обнял колени. — Я хочу есть! — в дверь туалета с грохотом постучались. Сигма вздрогнул, переставая пялить бессмысленным взглядом в пол и наконец вернулся в реальность. Дверь пнули, так что замок тихо взвизгнул. — Сигма, еда! Еда...я хочу есть! — В жопу иди... — пролепетал парень отодвигаясь под раковину и забиваясь в самый угол. Замок последний раз скрипнул и дверь влетела в противоположную стену, как раз приземляясь на раковину. В проеме запыхавшись стоял Николай, горделиво или недовольно, решать не нам, уперев руки в боки. — Принеси мне стейк с кровью. Быстро! — тон блондина был неожиданно требовательным. Сигма всего на секунду растерялся, потираясь щекой о коленку, но тут же выбрался из под разломаной деревяшки. — Обойдешься, падальщик, — только и бросил он, чуть пошатываясь проходя мимо Гоголя и даже не смотря на того. Но внезапно его схватили за руку и потянули на себя. — Ну мертвичинкой я тоже не побрезгую... — улыбались парню слишком наигранно, слишком неестественно рястягивая губы. Поэтому половинчатый лишь тяжело вздохнул и одернул руку. — Еще одно слово и сюда приедет Федор. Глаза Николая округлились, как два больших надувных шарика, а затем почернели. — Ах, Федя... — голос его внезапно стал на два тона выше и блондин как-то полусогнувшись попятился прочь от Сигмы. Но уже было поздно. Не успев ничего не сообразить, Коля как-то задрожал, заметался по комнатам, пока парень о чем-то болтал с Достоевским. А потом его внезапно скрутило под одним из дырявых столов, и единственные звуки, которые он мог издавать, это полу-собачий скулеж. В таком примерно состоянии его и нашел напарник. — Это все Николай устроил? — Сигма тяжело сглотнул, но все же кивнул, даже под абсолютно мертвым взглядом. Затем потер виски, от приступа головной боли, и снова решил уединиться в туалете. — Занятно, — подойдя к дрожащему мешку из костей, он легонько пнул его в бок. — Вставай, живо. Ты когда к доктору пойдешь? Блять. А может это Федя в его голове?***
Блондин сидел на одинокой табуретке, подобрав под себя ноги и пытаясь подцепить на вилку глаз. Не свой, чужой естественно. Сверху капал серый потолок, он был похож на бетон. Да и снизу все было не так радужно. — ...суп мой стынет...в голове-е одно-о...я тебя люблю-ю-ю... — тихо распевались эти слова по кухне, ударялись об стены и исчезали. Да кому нужны эти вшивые песни. Да кому нужны эти чертовы слова. Людям? За спиной у Николая замерли последние шаги. Он от неожиданности крутанулся на табуретке и тихо ойкнул. — Ты рано проснулся. — Проголодался. Парень все-таки сунул вилку с шариком себе в рот и начал тщательно его пережевывать. — Я даже не буду спрашивать, настоящий ли он... — тяжело выдохнул Сигма, уже привычно дергая глазом. Блондин даже не удивляется тому, что его парень тикованный. — Да ладно, конечно он из желатина с сахаром! А ты что подумал? — Если бы у нас не лежал труп под кроватью, а бы тебе поверил. — и снова тяжелый вздох. То ли сожаления, то ли усталости, в последнее время это очень трудно было различить. — Можешь попробовать, если не веришь...! — Глаза Николая засверкали, но тут же потухли, когда ему со всей силы дали по лицу. Как ожог. — Ты сам виноват. Руку Сигмы цепко хватают и сжимают до хруста. И блондина начинают стучать зубы и он сжимает чужое запястье еще крепче. — Мы умрем от голода. И виноват будешь ты, если заберешь у меня руки. — Ну и сдохни. Ненавижу тебя! Ненавижу...! — руки у Николая дрожат, он сам того не осознавая, мгновенно отпускает Сигму и начинает пятиться вон из кухни. По щекам у него начинают течь крупные слезы обиды. Он снова убегает прочь. Звонок. Один. Второй. . . . Пятнадцатый. Сколько у него там друзей?***
— Кто проиграет, тот залезает под стол и какурекает десять раз! Начали! — красные, пьяные и прыщавые лица кричат, борются за место у самого кухонного стола, но только лишь ведущему позволяют крепко занять свою центральную позицию. Николай дерзко сверкает глазами и улыбается уж слишком серьезной девушке напротив. Та молчаливо постукивает пальцами по столу и смотрит только на очередь из водки. — Первый раунд! — между ними махнули рукой и блондин, нарочито облизнувшись, принялся поглощать стеклянные стопки одну за другой. Не прошло и пятнадцати секунд, как на столе не осталось ни капли алкоголя. Девушка явно не хотела отставать и хотя ее лицо покрылось пунцовыми пятнами, но за другом она поспевала. — Второй раунд! Теперь стопки были наполнены коньяком. За окном послышался вой сирен, но толпа на кухне не обратила на это внимания. Сверкнуло пару феерверков где-то вдалеке. Никто не обратил внимания, на то как крепко блондин ухватился за плечо девушки напротив и как быстро оказался с ней уже в другой комнате. Они ввалились в спальню, с грохотом падая на близстоящий комод и о чем-то перешептываясь друг с другом. Быстрые раздевания. На пол летит полупрозрачная кофточка, джинсовые шорты с нашивками, кружевной лифчик, который Николай смог расстегнуть одной рукой. А трусики девушки уже оказались брошены ближе к кровати, вместе в футболкой парня. — Я девственница... — лишь прошептала та и тихо ойкнула, когда в ее грудь вцепились чужие губы. — Кровь девственниц самая вкусная... — сверху Николай услышал неловкий смех и наконец почувствовал руку в своих волосах, которая толкала ниже. В комнате было почти темно, так что никто не заметил сидящего за планшетом Сигму, в самом углу комнаты. И труп под кроватью. Кровать меланхолично поскрипывала, два тела сливались в одну склизкую и вонючую массу. Где-то вдалеке играло техно. Или Серебро. Или Кристина Си. На вытянутых по обе стороны руках блондина вздулись синюшные вены, а лицо девушки покрылось липким потом и красными проплешинами. Волосы обоих растрепались и вздымались в воздух при каждом новом толчке. Под потолком кто-то умудрился устроить светопредставление, так что теперь трупная кожа парня превратилась в синие и зеленые пятна. Николай ритмично вгрызался в чужую глотку, изредка сплевывая на пол кровь и пытаясь добраться до хребта. Но услышав шорох где-то сбоку он замер, как настоящий хищник, будто бы даже ощетинившись и устремив суженные глаза в темноту. Откинув от себе небрежным движением девушку, он спрыгнул с кровати.. Взгляд помутнел и тело моментально расслабилось. — Мне прогнать остальных? — только и раздалось из дальнего угла и Николай часто-часто закивал. Его тело вдруг задрожало, как в лихорадке и покрылось мерзкими мурашками. С каждой минутой его собственная тень будто росла, а внутри все чернело. — Я хочу спать. На мокрые плечи ему набросили плед. По одинокой комнате разлилось тихое пение, а глаза Николая принялись закатываться. Еще будто бы похолодало.***
— Я помою, — отогнав от полной раковины соседа, Николай как-то странно улыбнулся и принялся натягивать резиновые перчатки. — Ты так бережешь свои мерзкие руки. — Ну уж извини, Федор иногда разрешает мне баловаться. Но в целом я неплохой человек, согласись? — Теперь у нас два трупа в спальне. Николай с мертвенно бледной улыбкой продолжает намыливать очередную тарелку. — Можем делать это на диване... — Спать? — Зачем? Мне не очень хочется. Едкое молчание и Сигма подходит к окну. — А...так я про поебаться. "С тобой?" Сигма тихо смеется себе под нос и ласково улыбается Николаю. — Я звоню Федору. Блондин теряется в пространстве и тарелка вываливается у него из рук. — Зачем? Тяжелый вздох. Николай зубами стаскивает перчатки и собирает растрепавшиеся волосы в низкий пучок. Подходит сзади и впутывается в чужое тело руками, обнимает мягко, тепло. Кладет свой подбородок на чужую макушку, так что на время становится уютно. — Ну не прогоняй меня... — блондин уже не улыбается, а мямлит почти обиженно. И Сигма невольно притирается к чужой груди, пытаясь забрать хоть немного чужого тепла. — Ты разгромил мое казино. Убил мою соседку и сожрал ее глаза, как какое-то животное...А потом разгромил мою квартиру и убил еще одну девушку. Если бы я не дал тебе транквилизаторов, ты бы давно уже... — Сигма осекся, понимая, что этого говорить нельзя. Федор не разрешил. "А кто тебя спас, когда ты казино свое потерял? Кто тебя успокаивал, обнимал и целовал, когда тебе было одиноко?" "Ты просто хотел с кем-то потрахаться. В тебе нет ни капли сочувствия ко мне..." "Но ты же любишь меня и не станешь звонить Феде по таким пустякам?" "Люблю" — И не станешь звонить? — Я не знаю... Его медленно целуют в щеку и движутся ниже, к шее. Но коснувшись языком кадыка, Сигма внезапно дергается и отшатывается в сторону, как от чумного. Николай сначала мешкается, но снова хватает парня за плечи и притягивает к себе. Целует склизко, чуть неправильно, не как описывается в книгах. Половичнатый так не любит, но точно любит, когда его заставляют. Поэтому соглашается уступить, поддается чужим рукам и закрывает глаза. Кусает свои губы медленно, задумчиво, словно растягивая момент и вдруг вздыхает тяжело. Словно он о чем-то сожалеет. Или просто устал после ночного дежурства у кровати. Чужие руки тянутся к джинсам, но Сигма накрывает их своими и перемещает чуть выше, к животу. — На, — парень выуживает их кармана фольгу с таблетками и двумя пальцами протягивает их блондину. Тот щерится, как кот, но упаковку зубами берет и становиться неожиданно холоден. Чужие руки соскальзывают с талии, последний раз оглаживают плечи, но на этом их прелюдия заканчивается. — Пойдем в спальню. Сигма неопределенно мотает головой и с места не сдвигается ни на миллиметр. — Ты же остановишь меня вовремя? В конце концов ты же дал мне их. Парень снова мотает головой и смотрит в бок. Не хочет идти. — Я могу выпить их сейчас, если ты боишься. Разноцветные ногти выковыривают одну таблетку из упаковки и швыряют в рот. Блондин пока не глотает, ждет. — Выплюнь, — неожиданно резко приказывают Николаю, но тот не слушается, перекатывает таблетку за щекой и улыбается, смело и наигранно. — А ты заставь, — он высунул язык, показывая маленький белый круг посередине. И язвы. Но мимо него проходят, отталкивая плечом и снова оставляя одного. Сигма злится. И на себя, и на парня. Он мог бы сказать что-нибудь, сделать что-нибудь... так тяжело даются слова. — Хэй, я подумал, вдруг ты сегодня хочешь понежнее...! — бросает вслед Николай, все еще не теряя надежды. Бежит следом, хватает, стискивает, целует. Сигме такое не нравится. — Я остановлю тебя. Забей, — тихо шепчет он в чужие губы и снова вздыхает, когда транквилизатор сплевывают на пол. Не раздумывая. Коля вообще не привык думать. Особенно, когда вся кровь приливает к одному месту. — Тогда я выдеру тебя, как сидорову козу. От него все еще пахнет той девчонкой и ее карамельными духами. Под кроватью остаются никем не замеченные два трупа. Они гниют, воняют, тухнут. Мерзко. У соседей снизу с потолка начинает сочится кровь. За окном снова воют сирены. Сигма все-таки звонит Федору.