Я хочу съесть твою поджелудочную!

В тот день дождь лил как из ведра. Капли нещадно колотили по чёрному зонтику, создавая вокруг него серебристый ореол из брызг. К счастью, давящий на уши шум вскоре должен был прекратиться – я почти пришёл к дому семьи Цзян. Добравшись до ворот с большим лотосом о девяти лепестках, я тут же позвонил в звонок. – Кто там? – послышался мелодичный девичий голос. – Это одноклассник Цзян Ваньиня и Вэй Усяня. – Пожалуйста, подождите немного, – голос едва заметно задрожал, хотя девушка явно пыталась говорить бодро. Ворота тихо отворились, пропуская меня в некогда цветущий розовым цветом сад. Я неспеша пошёл к огромному дому. Печаль снедала меня, но не сломила, потому что были люди, чья печаль сильнее. В дверях дома меня уже поджидала довольно милая девушка со светлой улыбкой и очень грустными глазами. Её длинные волосы были собраны в аккуратную высокую гульку, украшенную изящной шпилькой, увенчанной серебряным лотосом, а аккуратная прямая чёлка очень шла ей. Её глаза были такие же, как у... "Брата", – догадался я. Только вот глаза её, в отличие от него, были немного припухшими и красноватыми. Девушка была одета в простое, но изящное белое платье длиной чуть ниже колена. На фоне дома её тоненькая застывшая в дверях фигурка казалась ещё меньше и хрупче, чем она есть на самом деле. Цзян Яньли, как мне вовремя подкинула память, ласково взглянула на меня и сложила руки в пригласительном жесте: – Входите. Перед тем, как войти, я низко поклонился ей. Только потом я сложил зонт и всё же заставил себя сделать шаг за порог дома, где когда-то жил он. – Извините, что я пришёл так неожиданно. По некоторым причинам я не смог прийти раньше. На отпевании и похоронах есть вещи, с которыми я не мог столкнуться, поэтому я хотел хотя бы высказать своё уважение. – Спасибо. Я уверена, А-Сянь был бы рад. Интересно, где была до этого эта прекрасная девушка? Неужели у того самого жениха, которого упоминал Вэй Ин в гостинице?.. Я разулся и поставил свою обувь около самой стенки, чтобы она привлекала как можно меньше внимания. Тем временем Яньли жестом пригласила меня следовать за ней. Девушка прошла в гостиную, где в самом центре стены на полу был сделан достаточно большой алтарь. По бокам от него стояли большие белые вазоны с голубыми и сиреневыми гортензиями. На нижней ступеньке дымились палочки благовоний самых разных видов, но переплетение ароматов не создавало нестройного ряда запахов, наоборот, аромат вышел на удивление очень тонким, невесомым, удивительным. Дым причудливо извивался, сворачивался в спирали, завязывался в узлы и рассыпался серебристо-серой дымкой. На второй ступеньке стояли две сплетённые из тонких прутьев пиалы с апельсинами и персиками, чьи эфиры очень удачно вписались в полотно ароматов, окутывающих алтарь. На последней ступени посередине в белоснежной раме стояла фотография Вэй Ина. Та же солнечная улыбка, те же весёлые глаза, та же торчащая из середины чёлки антенна... Казалось, он вот-вот заморгает часто-часто, сощурит немного глаза и снова заливисто рассмеётся, даря всем вокруг заряд позитива и такие же широкие улыбки на лицах. Яньли опустилась на колени перед алтарём. Она вытащила из подставок для ладана уже догоревшие остатки палочек, смахнула в ладошку пепел, одной рукой осторожно поправила и без того идеально ровно стоящие гортензии и тарелки с фруктами и, напоследок, обратилась к нему: – А-Сянь, к тебе пришёл твой друг. Она встала, стараясь как можно дольше задерживать взгляд на улыбающемся лице, но понимая, что ей всё же стоит уйти, неловко отошла в сторону. Она вышла из комнаты, и я, наконец, осмелился сесть на место перед алтарём. Пока я решался и усаживался, его сестра вернулась, но уже не с сором, а с новыми палочками благовоний и спичками, которые тут же протянула мне. Я поджёг пару и, кое-как приладив их, сложил руки в молитвенном жесте. Посмотреть прямо в его улыбающееся лицо я так и не осмелился. В голове было абсолютно пусто. Я понимал, что нужно было правильно попрощаться, поэтому прочёл несколько заученных ещё в детстве под чутким надзором мамы молитв. Но от себя я так и не смог ничего добавить. Я ощущал, что это как-то неестественно, неправильно, что так не должно было быть. Выдержав формально положенное время, я поднялся и сел напротив сидящей рядом на циновке Цзян Яньли. Я подтянул к себе сумку и начал рыться в ней. – Я бы хотел вернуть вещь, которую Вэй Ин одолжил мне, – с этими словами я достал из сумки "Маленького принца" и положил перед ней книгу, – вот. Она бережно подняла книгу, прижала её к сердцу и едва улыбнулась. – Кажется, ты хорошо ладил с Вэй Ином. Большое спасибо! – Не за что. Я запнулся. – Он всегда был таким энергичным. – Да... Был, – её голос дрогнул, а взгляд подёрнулся туманом. Точно. Люди, за исключением его родителей и сестры, не должны были знать о том, что он болеет. – По правде говоря... Мне понадобилось добрых несколько секунд, чтобы собраться с силами и взглянуть ей в глаза. – Я знал о его болезни. – Что? – её глаза широко распахнулись, брови взметнулись вверх. – Я услышал об этом от него, поэтому, думаю, нет нужды скрывать правду, – на этих словах она поднесла дрожащие руки к губам, уронив на колени книгу. – По правде говоря, сегодня я был вынужден прийти, так как помимо этого визита у меня есть ещё одна просьба. Он всегда носил с собой книгу, похожую на дневник. Я бы очень хотел её увидеть. "Живу умирая". По лицу девушки вовсю струились слёзы. Она зажала себе рот руками, но тихие всхлипы всё же вырывались из-под ладоней. – Ох... Так это был ты, – стоило ей убрать руки, как на юбке тут же появилось множество маленьких более тёмных пятнышек. – Я так рада, что ты пришёл, – сильно сгорбилась и задрожала всем телом, а вместе с телом задрожал и её голос. – Я правда так рада... Что это значит? Не зная, что делать в такой ситуации, я просто замер как истукан. Спустя пару минут девушка немного успокоилась и утёрла лицо изящным белым платочком. Она поднялась со своего места и направилась в соседнюю комнату. – Подожди немного. Спустя короткое время она вернулась с книгой в руках. Сев на то же место, она положила книгу на пол между нами. На обложке таким знакомым почерком было выведено: "Живу умирая". – Вот это, да? – Да. Я никогда раньше не видел его содержания, пока он был жив. Но он хотел, чтобы я его прочитал, когда его не станет. Он упоминал об этом? Яньли кивнула. В её глазах всё ещё стояли слёзы. – Не могли бы Вы мне его показать? – Да, разумеется, – она тихонько рассмеялась и подтолкнула книгу ближе ко мне. – Потому что Вэй Ин оставил его для тебя. Я вскинул голову и удивлённо взглянул на неё. По её щекам вновь побежали слёзы. – Вэй Ин сказал мне, что после его смерти он хочет, чтобы мы передали его дневник определённому человеку. Только одному... Тому, кто знает о его болезни. Тому, кто знал название его дневника – "Живу умирая". Не выдержав, она громко всхлипнула, и, словно устыдившись, спрятала лицо в носовом платке. – Когда-то, когда я навещала его в больнице, он мне сказал: "Из-за того, что он одинокий интроверт, возможно, он не придёт на похороны, но я почти уверен, что он придёт забрать это. Поэтому я хочу отдать дневник ему, а до тех пор не показывай никому, кроме, разве что, дяди Цзяна и мадам Юй." По правде говоря, – она безуспешно пыталась вытереть слёзы с лица, так как их поток никак не удавалось сдержать, из-за чего её глаза ещё сильнее покраснели и напухли. Даже такую прекрасную девушку слёзы могут превратить в маленького и беспомощного человечка, смотря на которого, разрывается сердце. – По правде говоря, это было не так давно... Он оставил его мне? Мысль молнией пронзила разум. Я схватился за дневник, рывком раскрывая первую страницу. Глаза лихорадочно забегали по строчкам. *** 29 ноября, 20хх год Я страдаю от болезни, и теперь я в этом абсолютно уверен. Я запаниковал, мне стало не по себе, я плакал от злости и разозлился на семью, но, не смотря на это, я стал испытывать много разных чувств. Во-первых, я хотел бы извиниться перед семьёй. Простите. С этого момента и до тех пор, пока мне не полегчает, я обязательно буду благодарен им за то, что они за мной присматривают. ... 4 декабря Я решил не проклинать свою судьбу. Поэтому я решил не бороться, а назвать этот дневник "Живу умирая". ... *** Я пролистал немного вперёд. Страницы приятно зашелестели. Это же то место, где написано обо мне. Ох, тогда... Я с удвоенным энтузиазмом принялся за чтение. *** 22 апреля Я впервые поговорил о своей болезни с кем-то, кроме членов моей семьи. Возможно, мне просто хотелось рассказать кому-то. Мне показалось, что у Друг-гэ совсем немного друзей, и глубоко внутри он очень замкнут. Он всегда читал книги. Кажется, что он сдерживается и борется с собой. ... *** Я пробежался взглядом по следующей странице. Везде на месте моего имени была область, залитая корректором, причём, судя по разным оттенкам замазки, тут изначально, скорее всего, было написано "Неприветливый одноклассник" или что-то вроде того, а потом было написано моё имя. Но в итоге, поверх этих двух слоёв было старательно выведено "Друг-гэ". Из-за того, что я сказал, что не хочу, чтобы он писал моё имя в него, его сестра не могла узнать, кто я. *** ... Я чувствовал, что он немного отличается от других людей. Правда в том, что я был заинтересован Другом-гэ и раньше. Мне хотелось узнать его поближе. 23 апреля Я стал библиотечным ассистентом! Когда я пытался поговорить с Другом-гэ, у него всегда было тревожное лицо. Но из-за того, что ему приходилось терпеливо объяснять мне все рабочие моменты, в итоге он сдался. ... 7 июня В последнее время у меня на душе так светло! Мало-помалу я смог увидеть, что, как я и предполагал, человек, сидящий по соседству, всё ещё общается сам с собой. ... 21 июля По-настоящему ужасный и одновременно прекрасный день. Сегодня я немного поплакал в одиночестве. Даже сейчас я продолжаю плакать. ... 22 июля Я в больнице. Было что-то не так с количеством отпущенных мне дней. Я немного... Нет. Я очень волнуюсь. Тем не менее, перед своим окружением я продолжаю притворяться. Я не лгал, я просто притворялся. ... 24 июля Меня заметили во время моего танца, прогоняющего тревогу. Я спрятался под одеялом из-за смущения, что ко мне пришли в такой момент. Я почувствовал облегчение, и у меня потекли слёзы. ... 28 июля Продолжительность моей жизни сократилась наполовину. ... *** Моё плохое предчувствие подтвердилось. Я чувствовал, что он что-то скрывает. *** 31 июля Возможно, я впервые осознанно солгал не для своего блага. На вопрос не произошло ли что-то, я опять чуть не заплакал. Я хотел всё рассказать... Я слабый. ... 3 августа Обо мне переживали. Я снова солгал. Но я был рад, потому что я не знал, что действительно ему нужен. Я был рад. Я был так рад. Оставшись опять один, я много плакал. Всё-таки... я слаб. ... 7 августа По правде говоря, с тех пор, как меня госпитализировали, настолько, насколько это возможно, я пытался заставить столкнуться двух конкретных людей. Я хотел, чтобы после моей смерти они подружились друг с другом. ... 18 августа Завтра меня выписывают из больницы! Ура! Нужно отпраздновать оставшееся время! Иеееееееееей!!! *** Это конец. Моё сердце тяжело ударилось о рёбра и болезненно сжалось. Страницы, на которых был открыт дневник, помялись от того, насколько крепко я в него вцепился. Пересилив себя, я всё же закрыл книгу и положил её на пол. – Большое спасибо. – Это не всё. Вэй Ин правда хотел, чтобы ты это прочитал! Наверняка там есть что-то ещё! – её голос сорвался, сорвался в глубокую пропасть, и она снова поспешила зажать рот руками, чтобы не разрыдаться снова. Я снова схватился за дневник как за спасательный круг. Спешно листая страницы, я с удивлением обнаружил, что в конце и правда было что-то написано. Я жадно читал каждый иероглиф. *** Это моя предсмертная записка. Во-первых, я хочу извиниться перед всеми людьми, от которых скрывал свою болезнь. Правда, простите. Я был эгоистом, но я хотел жить обычной жизнью, когда мы много играли и смеялись. Возможно, некоторые люди хотели мне что-то сказать. Если это так, то расскажите, пожалуйста, всё, что вы хотели, кому-то ещё. Ведь если не расскажете, то, возможно, они тоже умрут как я, прежде, чем кто-либо заметит. Дядя Цзян, Мадам Юй, сестра, брат. Огромное вам спасибо за всё, что было до сих пор. Я очень вас люблю. А-Ли, А-Чэн, даже на небесах я всё ещё хочу быть вашим братом. И, наконец, спасибо тебе. Ты просил не вписывать твоё имя. Однако я бы хотел его упомянуть. Привет. Как ты? Сначала к делу. Можешь делать всё что угодно с этим дневником. Я так же сказал своей семье. Сожги его, отдай или расскажи о нём остальным. Решать тебе. Это меньшее, чем я могу отблагодарить тебя за всё, что ты для меня сделал. Кстати говоря, прошло всего лишь четыре месяца с тех пор, как мы познакомились. Безумие! Ведь кажется, что мы знакомы намного, намного дольше. Я уверен, это потому, что ты подарил мне так много всего. Это было по-настоящему ценно. По правде говоря, я интересовался тобой уже долгое время. Знаешь почему? Потому что мы с тобой были полными противоположностями. Я так думал. Я хотел узнать тебя поближе, но у меня не было шанса. А потом ты подобрал мой дневник. Я думал, у меня нет выбора, кроме как сблизиться с тобой. Хотя недавно я услышал, что мы с тобой даже очень близки, хе-хе~ Этот романтичный акт... Это так сильно меня задело, что я подумал, что позже мы в шутку поцелуемся... Хотя, по мне, это нормально. Но, по правде, это тоже хорошо. Пусть мы не были влюблёнными, всё же я был рад. Но, если быть совсем честным, снова и снова я ловил себя на мысли, что я был в тебя влюблён. Но я никогда не хотел быть твоим возлюбленным. У нас ведь не было на это времени, правда? И я не хотел называть наши отношения чем-то столь простым. Любовь или дружба, они не настолько просты. Но если ты любишь меня, то интересно почему. Ах, кстати, когда я попросил тебя сыграть с тобой в "Правду или действие" тогда в больнице. Знаешь, я хотел спросить... Эй. Почему ты не зовёшь меня по имении? Я случайно это заметил. С тех пор это меня беспокоило. Ты правда ни разу не обращался ко мне по имени. Я думал, что это, возможно, потому, что ты меня ненавидишь. Я продолжал так думать и поэтому не мог всё так оставить. Я был слабым. В отличие от тебя, я нуждался в других, чтобы самоопределяться. Но недавно я стал осознавать. Это всё может быть лишь частью моего воображения, но, возможно, ты так не думал, когда говорил, что имена ничего не значат. Ты ведь просто боялся сделать меня для себя кем-то особенным? Поэтому ты испугался представлять это так, как ты сделал, внося смысл в моё имя. Ты боялся заставить того, кого ты знаешь, исчезнуть. Друга или возлюбленного. Как тебе это? Оставь рисовое вино у моей могилы, если я прав~ И за особое отношение я также скажу, что думаю о тебе. Дополнительная услуга! Знаешь, я обожал тебя. На твоём месте я бы жил сам по себе. Жизнью со своими прелестями и своими обязанностями, никому не вредя и не причиняя горя. Разумеется, я был счастлив тем, что у меня есть. Но когда я смотрел на тебя, живущего как личность, без кого-либо вокруг, я тебя обожал. Я не могу показать своё обаяние, когда никого нет рядом. Хотя я не думаю, что это плохо. Разве с остальными не так же? Они могут найти своё "Я", лишь соревнуясь с другими. Это то, что значит "жить". Но ты, только ты всегда был только собой. Ты не искал контекста в других. Ты смотрел лишь на себя, чтобы совершенствоваться. Я тоже хотел иметь свой собственный облик. Поэтому, когда ты стал беспокоиться обо мне и когда сказал, что хочешь, чтобы я жил, я очень много плакал. Ты выбрал меня. Тот, кто ни в ком не нуждается, выбрал меня. Не кого-то другого, а меня. В тот день я наконец-то подумал о том, что я был нужен тем, кем я был, и тем, кем я стал впервые. Спасибо. Семнадцать лет я ждал, чтобы стать нужным тебе, как вишни ожидают весны. Я хочу заварить грязь из-под твоих ногтей прежде, чем я умру. Ах, мне не стоило говорить тебе что-то столь заурядное. М-да, тебе это может не понравиться, но... Я правда хочу съесть твою поджелудочную железу. *** Ещё некоторое время я провёл неподвижно, просто глядя на полупустой разворот книги. В голове как будто стало пусто и не осталось места одновременно. Мне было и жарко, и холодно. Сердце колотилось как бешеное, но руки крепко и без дрожи держали дневник. Постепенно я начал возвращаться в реальность, осознавая всё прочитанное. "Я правда хочу съесть твою поджелудочную железу." Может быть, он успел... – Могу я увидеть телефон Вэй Ина? – Его телефон? Если подумать, я к нему не прикасалась... Подожди немного, я сейчас поищу, – с этими словами Яньли направилась к лестнице, видимо, пошла в его комнату. Ожидание было настолько тяжёлым и напряжённым, что я не знал, сколько времени прошло – минута или несколько часов. Когда девушка наконец вернулась, она сразу протянула мне его мобильник. От нетерпения я довольно грубо выхватил телефон, от чего мне стало сразу же неловко, но, увидев её понимающий взгляд, я лишь благодарно и виновато кивнул. Руки затряслись так, будто я держал не телефон, а двадцати килограммовую штангу. Пальцы стали деревянными, поэтому прежде, чем открыть сообщения, я нажал на какие угодно иконки приложений вокруг нужной. Спустя несколько мучительно долгих секунд на экране высветился список последних сообщений. Глаза забегали по экрану. Сердце пропустило удар. Прочитано. Моё сообщение дошло до него. Я протянул телефон обратно. Яньли молча приняла его. – Я знаю, это неправильно по многим причинам, но... Извините меня... – глаза подёрнулись пеленой. – М-могу я с-сейчас поплакать?.. Яньли лишь кивнула и вымученно улыбнулась – по её щеке уже бежала слеза. Моя душа кричала во весь голос, билась в конвульсиях и страдала от боли всё это время лишь глубоко внутри, никем не услышанная. Сейчас с неё словно сняли предохранитель – мои руки бессильно опустились на пол, голова упала на грудь, из глаз хлынули слёзы. Всё пространство комнаты заполнили звуки безудержного рыдания.