Вольфрам смотрит всегда зорко.
Юри всегда под его взглядом ярких глаз тушуется. Он не способен вставить и слова против, буквально на генетическом уровне не способен. И даже его силы Мао не могут в этом хоть как-то помочь. Он просто бессилен против своего-несвоего жениха. Королю-подростку пришлось расторгнуть помолвку, поскольку понимал, что держать возле себя будет непозволительно эгоистично. Он не любил и не полюбит, и Бильфельд с королевством это прекрасно осознавали. Правильно было отпустить. Однако японец еще долго не мог смотреть Вольфраму в горящие глаза, стыд обволакивал плотно. Он не мог пересилить себя, поскольку видел, как страдал Бильфельд, находясь под гнетом «обязательств супруга», а теперь брюнет не способен смотреть на то, как зеленоглазый дышит полной грудью без него. Шибуя рад за друга, который так никогда и не стал супругом. Теперь они вместе, как политические партнеры, Вольфрам спасает от бумажной волокиты, при этом теперь Мао вздохнул спокойно, прекрасно зная, что сегодня — как и последующие дни и года — в его постели неожиданно не окажется парень.Вольфрам смотрит всегда оценивающе.
Он не отводит взгляда от чужеродной фигуры в доме короля. Она была темной, буквально черной. Слишком выделялась на фоне светлых людей и мазоку, дома и интерьера. Ее хотелось вырезать из общей картины, но именно этим она притягивала взгляд. Прекрасное бельмо. — Это Тинаш Мазего, подруга Шори, — сухо представляет ее Юри, замечая пристальный и даже бескультурный взгляд блондина, устремленного на женскую фигуру. Вольфрам спрашивает без смягчения углов: — Почему она расхаживает в твоем доме? Ей нельзя доверять! Это не ревность, а простая мнительность. Бильфельд в последнее время во всем ищет второе дно. Ему дискомфортно от того, что кто-то посторонний так спокойно вынюхивает вопросы государства другого мира. Конрад и Гюнтер молчат в силу опыта, а блондин слишком резок в силу возраста. Он смотрит с вызовом на женщину, хмуря темные брови. Хочет подавить ее волю, смутить. Ему нужны объяснения и факты, почему он обязан терпеть эту незнакомку. Зеленый встречается с черным. На мгновение юноше кажется, что блики умирают в этой мгле. Но это только кажется, поскольку негритянка оборачивается полностью, облокачивается костью на столешницу и белоснежно улыбается. Такой контраст цветов слепит. Они разглядывают друг друга слишком по-разному: зеленый мельтешит по фигуре и линиям, стараясь поймать и уловить как можно больше, черный неподвижен и лукав, в нем не разглядеть зрачка. Непобедимые и вольные, равные. Удушливый смог обволакивает всех присутствующих, сжимает артерии. Молчание затягивается, и его нарушают другие: — Она знает, кто мы, — произносит Юри, заставив Вольфрама резко уставиться на него. Взгляд так и говорил, как парень хочет четвертовать и обезглавить пешку-короля, отчего подросток снова тушуется и принимает поражение. — И почему это? Неужели все сам разболтал?! — возмущение громогласное, Юри виновато сжимается, смеется хрипом. — Толк от тебя какой, если сам себя гробишь?! Бездарность! — Ты проигнорировал то, что я подруга Шори, — подает голос незнакомка. Бильфельд не посчитал уместным запоминать — даже вслушиваться — в ее имя. Бритая голова наклоняется, большие зубы сверкают, а блондина берет мерзость и оскорбленность. Он прекрасно понял, что имеет ввиду эта экзотическая женщина, она хочет ущемить его. Бой взглядов продолжается, однако Бильфельд отмалчивается на удивление остальных. Он не принимает поражение, но не рвется в сражение. Принял выжидание и приостановку. Незнакомка лишь моргает — впервые за все время зрительного контакта — и не отворачивается, смотрит и слушает то, как иноземцы общаются на свои темы. На этот раз его взгляд исчезает на время, но чувство пошатанной гордости не уходит с корня языка.Вольфрам всегда смотрит пронзительно.
И этот взгляд всегда устремлен на экзотику, которая расхаживает по собственному дому в кристально-белом. На этот раз они собрались у нее, поскольку за Мао возможная слежка, нужно подстраховаться. Наглая, как она смеет отвлекать влиятельных фигур от политических дел! Все вокруг волнуются о своем короле, пытаясь понять, кто же мог желать гибели Мао в его же мире, а она глаз не отводит от Вольфрама! — Понравилась? — ухмыльнулась хозяйка квартиры, обращаясь к Бильфельду, который от возмущения покраснел. Только, кажется, земная женщина совсем иначе восприняла его реакцию. — Я тебе до сих пор не доверяю, — скрещивает на груди руки демон. — Да брось, я же помогаю вам, — растягивает гласные, как кошка, приближается к нему, выгибается, наклоняет голову. Он не может отвести взгляд, словно это какой-то спор. — Может, расслабимся вдвоем? — прикрывает на время глаза, отчего парень может видеть длинные кучерявые ресницы. Казалось, Мазего специально так двусмысленно облизнула губы. Чертовка! — В бассейне, — и невинно улыбается. Как же злит эта вертихвостка! — Или ты не умеешь плавать? Ах, прости… — Тебя забыл спросить! — как она посмела задеть его самолюбие?! Конечно, бой на честь не устроить с женщиной, но можно победить в ее же игре! — Где он? — ему показалось, или в черноте космоса ее очей он видел яркость звезд? Опять обыграла?! Они шли вместе, люди вокруг бескультурно пялились на Тинаш, которая давно привыкла к такому вниманию. Так спокойна и горделива, словно упивается вниманием! Настоящая королевская особа… он гонит такие мысли прочь. Прохладная вода дарит временный покой, пока на горизонте не появляется экзотическая лань, которая плавными шагами вымеряет его стук сердца. Легкая вуаль скрывает тот срам, который видел мазоку. Облегающий иссиня-черный купальник подчеркивал все, что не должен видеть мужчина. Вольфрам заметил, как все присутствующие устремили взгляды на дикий необузданный цветок, и его постила злость, хотелось сокрыть девушку чем-то, чтобы она… принадлежала ему? Что? Срамные мысли были выбиты из головы, когда хищница подплыла к нему. — Потерял дар речи? — дерзкая ухмылка злила пуще прежнего. Он краснел бесстыдно, стараясь не смотреть на грудь. Да эта дама играет с ним! — Я поражен, что земные женщины такие бесстыдные, — парирует блондин, не желая показывать то, что сам был сражен. Он плывет, стараясь не думать о той блестящей тьме, к которой хотелось прикоснуться. — Какой забавный, — ее широкие плечи были созданы для того, чтобы жить под водой. Она акулой рассекала водную гладь, и за ней хотелось плыть. И Бильфельд плыл, позабыв обо всем на свете. Вода не успокаивала, она будоражила сознание. Догоняет быстро. — Нимфа… Я слышал о подобных тебе существах, что сбивают бравых воинов с пути добродетели, — хотелось невесомо губами прикоснуться к ее плечу. Странное вожделение коснулось его сознания. — Ах, что за несчастье… мне достался именно такой, — она останавливается, отчего светлая ладонь случайно касается ее бедра. Может, и не случайно, завороженный сам не понимает. — Что ж… придется обойтись тем, что есть. Притягательные губы были непристойно близки. Бильфельд ощущал ее завораживающий жар, но сладкого прикосновения так и не случилось, поскольку девица, словно покорительница воды, заставила массу рассыпаться на раскалено-ледяные брызги. Ее смех отдается гулом в его ребрах. — Догони, если сможешь, бравый воин! — нимфа тьмы уплывает, и Вольфрам, не желая проигрывать простому человеку, мчит за ней.Вольфрам смотрит только на нее.
Он смотрит на то, как его жизнь рождается под кончиками пальцев, что ласкают мглу. Вдыхает ароматы вечной тьмы, тонет под вечной чернотой в омутах. Ее имя Бильфельм старался не запоминать, он его знал на духовном уровне, сердце само постукиванием назовет свою властительницу, кожа сама расскажет о том, чьим касаниям принадлежит. Пусть блондин теперь способен зашитым ртом перекатывать ее имя по губам, ему больше нравится перекатывать соски Тинаш по языку и нёбу. Он вслушивается в дыхание, слишком спокойное и самоуверенное для той, которая выпячивает участки тела, требуя нежности. Его императрица, слишком гордая, чтобы просить, слишком хитрая, чтобы отдаваться самой. Между его ресниц мантра, между ребрами — желание. Мазего трепетно-змеиная, необходима для него. Хотелось поглотить полностью, благодаря всех, что он смог с ней повстречаться. Получилось обуздать эту сладкострастную дикость в человеческой оболочке. Пара — контраст цветов и морали. Черный контрастирует с кремовым, мазоку с замиранием сердца смотрит на то, как ее руки смотрятся на его теле, его берет гордость, что его обволакивает живая мгла. Она его бездонная жемчужина мрака.Вольфрам всегда смотрел на нее пронзительно, зорко, оценивающе и никогда не отводил взгляд со своей императрицы Тьмы.