Навязчивая иллюзия

      Лопасти ветряных турбин размеренно описывают окружности. Длинные тени лениво ползут по полю, дробясь в жестких изумрудных стеблях. Спелые подсолнухи огромным зрительным стадионом внемлют заходящему солнцу.       Цветы подставляют черные лица под ускользающие лучи и просят солнце остаться. «Не уходи… Не уходи…» — шепчут они.       — Выходите! Конечная.       Дежурная в форменной шапочке метрополитена грубо трясет меня за плечо и тут же уносится в противоположный конец, нервно размахивая сигнальной табличкой.       Я осматриваюсь: в пустом вагоне ни души. Сквозняк треплет забытую кем-то газету, но совсем не спасает от духоты и сонного летнего марева. Влажная ладонь сжимает телефон с брошенным на полпути списком контактов.       Иногда я звоню тебе и сбрасываю еще до того, как ты ответишь. А иногда ты успеваешь взять трубку, сказать «Алло» и сердито вздохнуть, услышав молчание на том конце провода. У меня давно новый номер, и ты наверняка думаешь, что я — очередной назойливый сотовый оператор или, будь он проклят, соцопрос. Но так даже лучше. Как будто нашей встречи никогда не было. И как будто не было всего, что случилось после.       Так часто мы не придаем значения обыденным вещам… Вот, к примеру, удивительная штука — телефонная связь. Всего несколько нажатий на сенсор, и я слышу твой голос. И пускай сегодня голос уставший и не совсем приветливый. Главное, что он касается моих барабанных перепонок, хотя ты, возможно, сейчас в другом часовом поясе. Интересно, ты в прошлом или будущем?       Ты как-то говорил, мы сами выбираем, где нам быть. К примеру, быть завтра или быть в прошлом месяце. Ведь времени, в сущности, нет… Так считал один немецкий физик. Он говорил, что время — навязчивая иллюзия. Значит, я могу выбрать, где мне сейчас находиться?       Если да, я выскочу из поезда, пока он не укатил в депо, поеду на площадь трех вокзалов и куплю билет в один конец за час до отправления. На перроне будут толпиться угрюмые пассажиры с чемоданами и тюками, и в мое сердце закрадется томительная радость, когда я услышу знакомый южный выговор.       Мне достанется место в проходе над болтливой теткой. Она будет долго и подробно рассказывать мне о своих комнатных орхидеях и сыне, который все никак не «подарит» ей внуков. К вечеру она наконец поймет, что со мной каши не сваришь, и начнет разгадывать судоку, а я — смотреть со своей верхней полки в окно и представлять, что я скажу тебе, когда мы встретимся.       Проезжая на закате бескрайнее желтое поле, я увижу величественные ветряные турбины, их медленно вращающиеся лопасти и завороженные лица подсолнухов. И только после этого смогу уснуть, несмотря на снующую туда-сюда проводницу и стук раскачивающейся на сквозняке двери в тамбур.       Я почти дома. Дома — самые сладкие сны.       «Охренели, что ли…» — вздрогнув, проворчишь ты, когда я подкрадусь к тебе сзади и закрою глаза ладонями. А потом засмеешься, скажешь, что я ненормальная, и раскружишь на руках так, что моя и без того гудящая с дороги голова затуманится.       Мы не будем терять ни минуты и рванем к морю. Кривые улочки встретят нас сенью высоких черешен, добрыми бездомными котами, ластящимися ко всем зазевавшимся прохожим, и старыми дребезжащими трамваями.       «Мое маленькое творение Петра, как же тебя потрепала жизнь…» — подумаю я, желая погладить каждый встречный домик, почесать за ушком каждого кота и поцеловать каждый незамысловатый памятник и весь этот город, который словно существует отдельно от всего мира. Иногда мне кажется, что он мне приснился или я его придумала. Наверно, я просто хочу, чтобы он был только моим, как и ты. Я люблю его нездоровой и душащей любовью. Как и тебя.       Вечер неспешно и заботливо накроет улицы. Колючие акации, тихо шелестя пыльными листьями, прошепчут пожелания спокойной ночи.       Спи, мой любимый город. Спи. Спи… Я спою тебе колыбельную.       Мы побежим на последнюю электричку через дикий сквер. Я поскользнусь на ягодах, нападавших с шелковицы, и больно ударюсь задницей. Ты с трудом сдержишь хохот и поцелуешь меня в макушку, чтобы я прекратила ворчать. Утром будет еще много электричек. Может, это знак, что мы должны остаться?..       Разбитыми обочинами мы спустимся к морю. Теплый ветер с цветущего залива принесет проснувшихся к ночи мошек и запах водорослей. У выхода на набережную ты поднимешь с земли несколько зеленых грецких орехов и будешь жонглировать, чтобы меня развеселить, а возле солнечных часов нас снова остановит тот чудак и продекламирует Чехова. А ты зачем-то ввяжешься в беседу.       От обилия тельняшек в порту у меня зарябит в глазах. Белые пятнышки парусников и рыбацких лодок, тихо двигаясь по сапфирово-синему горизонту, стекутся к причалу, чтобы выйти в плавание лишь на рассвете. Праздничные огоньки будут красиво подсвечивать твою смуглую кожу и выхватывать из темноты твой взгляд.       Мы просидим на набережной до самого рассвета. Променад опустеет, и, когда мы останемся совсем одни, я уже забуду дождливую осень, твои слова, брошенные на прощание, пустой вагон метро и звенящее молчание в трубке. Все это произойдет с кем-то другим. Не со мной.       Я скажу, что мне не хочется, чтобы эта ночь кончалась. Если она не кончится, никогда не наступит будущее. Ты не узнаешь, что я ненавижу разговаривать по утрам, а я не узнаю, что тебя бесит «Властелин колец». Я не скажу, что твой лучший друг — зашоренный идиот, а ты не найдешь в моем школьном альбоме фотографию моей первой любви. Я не свалю из дома промозглой ноябрьской ночью, чтобы тебя позлить, а ты не поймешь, что связаться со мной было худшим решением в твоей жизни.       А ты ответишь:       — Время — всего лишь навязчивая иллюзия. Если хочешь, будем проживать этот день снова и снова. Хочешь?       Я сяду поближе, чтобы не замерзнуть, и молча кивну. И останусь там навсегда.