Пламенный венец

Грозовые облака собрались над Штормовым Пределом, готовясь пролиться дождем, разразиться громом и извергнуться огненной молнией, что на мгновение озарит тяжелое чернильное небо яркой вспышкой. Волны Залива Разбитых Кораблей бились о белые скалы мыса Дюррана, ветер завывал в оконных щелях так, будто бы грозил неведомым проклятьем или же, наоборот, молил о помощи. Неужто, старые боги моря и ветра вновь вознамерились снести замок, превратив его в развалины? Подумав об этом, мейстер Крессен поворчал про себя и покачал головой. Ему, ученому человеку, не следовало задумываться о таких глупостях, но подобные мысли, бывало, посещали его, когда на Штормовой Предел обрушивались особо сильные бури. Сегодня в Великом Чертоге пировали, впрочем, в последнее время в этом не было ничего необычного. Вернувшись с охоты с телегами, заваленными дичью, лорд Баратеон закатывал празднество, угощая всех изысканными яствами и добрым вином. Роберт сидел по левую руку от Крессена, разделял их лишь кастелян замка сир Кортни, и громко над чем-то смеялся. Его смех разносился по всему чертогу, словно грохочущий за окном гром, но синие глаза оставались пустыми и безучастными. В отличие от славного Дюррана, Роберт так и не получил свою Элленею, подумал мейстер Крессен, вспоминая Лианну Старк. Он видел ее всего лишь однажды, когда королевская чета посещала Штормовой Предел несколько лет назад. Не нужно было обладать проницательностью, чтобы заметить, с какой яростной страстью глядел лорд Роберт на королеву Лианну и с какой лютой ненавистью на ее мужа. Король отвечал ему тем же, испепеляя его взором темных индиговых глаз. Если бы Рейегар Таргариен мог изрыгать драконий огонь, он сжег бы Штормового Лорда на месте. Тот визит запомнился Крессену своей бесконечной неловкостью и отчужденностью, продлился он недолго, а когда король и королева уехали, в Штормовой Предел стали закупать еще больше вина и хмельной медовухи. Рядом с Робертом сидела леди Кейтилин. Она почти ничего не ела и кротко молчала. Крессен знал, что уже скоро она отправится укладывать детей, а потом ляжет и сама. Леди Кейтилин всегда шла спать рано, а ее супруг засиживался на пирах до утра, предпочитая проводить весь последующий день в постели. Одиннадцатилетний Ренли, уже достаточно взрослый, чтобы сидеть за одним столом со старшими, пытался о чем-то с ней болтать, но она, видно, плохо слушала его. Крессен предположил, что думы ее снова полны делами замка. Пока Роберт предавался всякого рода развлечениям, а иногда и вовсе пропадал где-то целыми днями, за требующим немалого внимания хозяйством Штормового Предела следили сир Кортни Пенроз и леди Кейтилин. — Глупости, — шумел Роберт. — Что хорошего сделал драконий король за те семь лет, что он протирает штаны о железное седалище трона? Гости покорно подхихикивали щедрому хозяину, но Крессен не сомневался, что кто-то из них возьмет да черканет записочку в Королевскую Гавань, лорду Варису. Открыто с Робертом никто никогда не соглашался: дорога была своя голова на плечах, а о словах Штормового Лорда в свой адрес Рейегар Таргариен наверняка знал, но проявлял благоразумие. Или милость. Милость к поверженному врагу, которому ничего другого не остается, как сквернословить. Указывать Роберту на его опрометчивость не имело никакого смысла, любые самые разумные доказательства утонули бы в ненависти и выпитом вине. Леди Лиза — младшая и все еще незамужняя сестра леди Кейтилин, восседавшая следом за Ренли, поджала губы. Крессен слышал, что лорд Талли послал ее сюда, чтобы она служила компаньонкой старшей сестре, а может и для того, чтобы подыскивала себе мужа, ибо в Речных Землях достойных претендентов на ее руку так и не нашлось. В Штормовом Пределе она скучала, мечтая попасть в Королевскую Гавань, но туда ее тоже никто не приглашал. — Ваш брат, лорд Роберт, исправно служит королю. Я слыхал, лорд Аррен хорошо о нем отзывался, — высказался кто-то. — Станнис… — блестящие от жира губы лорда Баратеона искривились, и он с силой бухнул на стол серебряный кубок, брызги вина полетели на сира Кортни и леди Кейтилин. — Пусть господа члены Малого Совета слушают скрип его зубов, — Роберт снова громко расхохотался. О Джоне Аррене он ничего не сказал. Ни для кого не было секретом, что лорд Десница разочаровался в своем бывшем воспитаннике, хотя и продолжал любить его. Как и ожидал Крессен, леди Кейтилин поднялась, подошла к детскому столу и, забрав черноволосого четырехлетнего Роннала и рыжую двухлетку Кассанну, удалилась. Муж даже не заметил ее ухода, продолжая смеяться и сквернословить. Дети цеплялись за юбку матери и выглядели взволнованными. В добром настроении, с разумом не разбавленным вином, Роберт мог быть со своими отпрысками добр и даже ласков. Он обожал выводить Роннала на тренировочный двор, устраивая с ним шуточные бои, в которых мальчик всегда побеждал. Кассанну же он, бывало, сажал себе на плечи и катал по коридорам, отчего она хохотала и радостно повизгивала. Однако подобные моменты случались нечасто, а Роберт, когда напивался и становился шумным и грубым, лишь пугал своих детей, особенно впечатлительную Кассанну. Ренли не пошел с леди Кейтилин и остался за столом, он уже давно не был ребенком, но все время стремился еще раз это подчеркнуть. Перегнувшись через леди Лизу, с младшим Баратеоном беседовал Норрен — молодой мейстер, присланный Цитаделью в помощь уже старому Крессену. Поначалу Крессен был рад. Зрение уже и вправду стало подводить его, а ум его был не столь скор и не столь ясен, как раньше. Однако Норрен, постоянно выспрашивая его, сам ничего особенного не рассказывал, а затем Крессен обнаружил, что ворон, выученный летать в Цитадель частенько отсутствует на своем месте. Вскоре он застал Норрена за отправкой письма, а потом и за его получением. На свернутом в свиток добротном пергаменте Крессен углядел две печати вместо одной. Одна из них, вероятно, имела оттиск Цитадели — состоящую из двадцати одного кольца мейстерскую цепь, вторая же осталась для него загадкой. Молодой человек ничего на это не сказал, лишь пытливо глянул на Крессена, старик и сам тоже решил промолчать. Тем не менее, столь частое общение нового мейстера с Цитаделью обеспокоило его, и он поделился своими опасениями с леди Кейтилин. — И что же вы думаете, это значит? — спросила она, опустившись в просторное кресло в своей горнице. — Не могу сказать, миледи, — Крессен поджал губы, не в силах назвать точную причину своего беспокойства. — Я мог бы предположить, что он еще молод и часто спрашивает совета у своих наставников, но для этого у него есть я. — Вот что, попробуйте расспросить его, если его поведение так вас смущает, — леди Кейтилин обняла себя руками, — возможно, он сам предложит простое и разумное объяснение. — Пожалуй, вы правы, миледи, — Крессен поднялся, не желая и далее беспокоить ее, — я так и поступлю. Закрывая за собой дверь, он услышал тяжкий сдавленный вздох и пожалел, что вообще заявился к леди Кейтилин со своими глупостями, когда у нее и без него было достаточно собственных тревог. В следующие дни он обдумывал совет миледи, и в какой-то момент решил, что все подозрительное поведение Норрена пригрезилась ему, однако вскоре Крессен стал замечать, что молодой человек просто перестал посвящать его в некоторые дела замка, отчего беспокойство Крессена поднялось с новой силой и тревожной волной забилось в его мыслях. Однажды он видел, как Норрен выходил из горницы Роберта, что удивило его еще больше, ведь лорд Баратеон давно ничем не интересовался кроме охоты, пиров и, как говаривали, трактирных девок. Крессен попробовал и сам побеседовать с Робертом о некоторых вопросах, с которыми ни сир Кортни, ни леди Кейтилин не могли бы ему помочь, однако Штормовой Лорд лишь отмахнулся от него, словно от назойливой мухи. — И что же, Норрен, — спросил мейстер Крессен, решившись все же последовать совету миледи, — видно, у вас остались в Цитадели друзья. — Хм, а почему вы так решили? — удивился молодой человек, бросая на Крессена быстрый и цепкий взгляд. Глаза у него были бледно-голубые, напоминавшие море в пасмурный день. — Вы частенько пишете туда, — прямо ответил Крессен, совершенно не умевший увиливать. — Ах, это, — Норрен наскоро улыбнулся и махнул рукой, — вы сами понимаете, за долгим постижением мудреных наук легко сдружиться. Тогда рождается настоящая крепкая дружба, которой я буду предан до конца дней. Крессен задумался. Он едва ли мог вспомнить хоть кого-нибудь, с кем вместе школярничал. Всех их разметало по разным концам Семи Королевств, и мейстер быстро позабыл тех, с кем заодно осваивал разные премудрости, да бегал в трактир «Перо и кружка». Своими друзьями Крессен мог бы назвать лорда Стеффона, Станниса и сира Кортни, только не ведал, сказали бы они то же самое и о нем. — Пожалуй, — кивнул Крессен, — может, нам подумать об обучении еще одного ворона? — Благодарю, не стоит, — Норрен нахмурился и умолк, оставив старика в замешательстве. Сейчас, нашептывая о чем-то Ренли, юноша выглядел гораздо благодушнее. Гладкая молодая кожа, приятные черты лица, располагающие к себе. Разглядывая молодого мейстера, Крессен вдруг подумал о Роберте, о том, как статен и красив тот был еще несколько лет назад. В старшем Баратеоне до сих пор оставались следы былой привлекательности, он еще был достаточно силен, чтобы взять в руки свой боевой молот и отправиться на войну, однако на лице его уже появился нездоровый румянец, глаза часто опухали, мощная стать грозила превратиться в неприятную обрюзглость. Встал из-за стола и сир Кортни, ибо ему назавтра надлежало, как и всегда, рано подниматься, и Крессен остался в одиночестве. Вокруг него все еще шумел пир, но говорить ему было больше не с кем. Норрен и Ренли тоже прошли мимо, покидая чертог. Молодой мейстер вежливо пожелал доброй ночи, наклонившись к старику поближе, а Ренли крепко обнял его, он всегда был ласковым, бедный мальчик. Крессен допил оставшееся в кубке вино, поднялся и бросил взгляд в сторону Роберта, однако тот даже не замечал его, продолжая хохотать и весело хлопать себя по колену. Куда же пропал тот смелый, щедрый мальчик, которого Крессен когда-то знал? Неужто и правда утонул в бездонных глазах Лианны Старк или же в бочке с вином? Мейстер вышел в одну из боковых дверей, оставив за спиной надоедливый шум и наслаждаясь тишиной засыпающего замка. Держа в руках небольшой фонарь, он, медленно шаркая, поплелся в свою каморку, с трудом преодолевая каменные ступени. Очаг там был уже затоплен. Несмотря на самый конец весны, последние дни погода стояла холодная и сырая. Крессен облачился в длинную ночную сорочку, забрался под одеяло и задул единственную горевшую у кровати свечу. Огонь в очаге весело потрескивал, продолжая освещать комнату мягким красно-желтым светом и играя причудливыми длинными тенями. Воздух в каморке был теплый, но Крессену чудилось, что пальцы на ногах и руках холодеют. Он плотнее закутался в одеяло и прикрыл глаза. Сон не шел, а теплее не становилось. Наоборот, холод будто бы и дальше расползался по телу, добежал от ладоней к плечам, а от ступней к паху. В голове зашумело, мейстер будто бы превратился в речку, которую пытается сковать первый тонкий лед. Он шевелил руками и ногами, но они все оставались такими же холодными. — Сжалься Кузнец над своим слугой, — пробормотал Крессен холодеющими губами, — Старица, укажи мне путь, Матерь позаботься о том, кто был когда-то сыном. Страх наполнил его, вместе с наступающим холодом старик чувствовал дыхание смерти. Вот-вот, и она коснется его губ смертельным поцелуем. Неужели вот так она наступает, внезапно, без предупреждения? Он был уже стар, но надеялся, что протянет еще с десяток лет. Сама ли смерть нашла его или ее направила чья-то рука? Если то и был яд, то Крессен никогда о таком не слышал. Холод уже добрался почти до самой груди. Пришла ли в замок беда? Крессен подумал о Роннале, Кассанне, Ренли и леди Кейтилин, о сире Кортни и даже о Роберте. — Сохраните их боги, — успел он произнести, прежде чем его отчаянно колотившееся сердце вздрогнуло в последний раз и замерло.