Старый трофей - все что осталось от первого мира, который он озарил своим Бесконечным Светом.Святой артефакт. Знал ли тот народ, чем являлась их хрустальная сфера? Откуда она взялась? Кто создал ее? Прайм не знал, он мало что знал о ней за исключением того, что этому предмету посвящали бесконечные молитвы и песни. И прошла не одна сотня лет перед тем, как таинственная реликвия открыла ему свои секреты.
И какое же имя у тебя сегодня?Какое из них тебе приятно на слух?
Творение великого мастера — видящий камень.Показать то, до чего не дотянется взгляд, показать то, что погрязло в песках времен, пронести звук голоса сквозь мили. Саурон не ждал увидеть за дымкой плантира Итиль иной мир.
«Майрон»пойдет на этот раз.Хаха, никто не называл меня так веками.
Наверняка нет истории знакомства абсурднее этой: два воплощения чистого зла по чистой прихоти судьбы сквозь материю пространства и времени за тонкой хрустальной гранью мельком заметили друг друга.И обоим это показалось невероятно занимательным.
Было бы грубо использовать одно из этих богомерзких прозвищ, обращаясь к королевской особе.Я право, думал, что Аннатар лежит тебе ближе к сердцу.Но раз Император желает увидеть Майрона, я так уж и быть исполню его просьбу.
Майрон. Его первое имя, один из его прекраснейших обликов.Саурон не обращался в эту плоть со времен Первой эпохи.Снова быть лишь искусным кузнецом и чародеем, лишь предисловием к Владыке Тьмы и Ужаса казалось странным. Приятным в каком-то смысле, но все же он слишком привык внушать ужас в душу любого, кто посмеет по неосторожности или из любопытна бросить взгляд на него. Саурон не мог не признать, что он скучал по этому облику, он много по чему скучал, на самом деле.
Облики Саурона для них были лишь небольшой игрой, маленькая забава, чтобы внести разнообразия в долгую, бесконечную, безынтересную жизнь. Прайм находил забавным (и непрактичным) количество имен, которыми обладал Саурон.Саурон был абсолютно уверен, что Прайм обладает не меньшим количеством имен и прозвищ, разве что не умеет использовать их с пользой.
Он понимал, насколько Арда боится его, лишь небольшим усилием он придал этому имени большее, ужаснейшее значение. Он не носил его с гордостью, он даже не считал его полностью своим. Саурон лишь одно из воплощений, которое он создал почти для потехи. Они хотели увидеть нечто ужасающе отвратительное, они это получили.
Но кто «он»? Был ли он все еще собой скрытый подоплёкой стольких имен, титулов и обликов? Был ли он все еще Майроном? Прайм, все же был прав в чем-то. Чем больше имен ты берешь себе, тем меньше каждое из них принадлежит тебе.
Каковы вести из твоего мира, Владыка тысячи земель?
Не могу не признать, насколько очаровательны маньеризмы твоей вселенной. Сегодня знаменательный день, Ваше Величество, новая цивилизация переродилась в лучах Бесконечного Света.Прайм предпочитал, чтобы его называли Богом. Он предпочитал любовь страху. Он не потерпел бы того, чтобы кто-то назвал его одним из тех имен, которые он не дал сам себе. Лорд Прайм — Божество, облаченное в плоть, спаситель несущий Свет, тем кто погряз во тьме.Врал ли он себе, когда говорил об этом? Саурон находил его слова о Свете и всеобщем мире ужасно знакомыми, единственно только он чувствовал в них чуть меньше лицемерия, чем в словах Светлых.Должно быть Прайм действительно верил в то, что говорит.
Между ними лежала огромная пропасть не только границы миров, но и границы разума.И тем не менее, у них, кажется, была одна и та же цель.
Так выпьем же за твои победы! Пускай терпкое вино омоет величие твоих деяний, Лорд Прайм.
Майрон поднимает кубок, и в багровом всплеске мерцает теплый оранжевый блик пламени свечей. Прядь золотых волос, отливающая медью в теплой полутьме, спадает на его плечо струей жидкого металла. Его глаза горячо сияют янтарем сквозь холодно-синюю гладь святой реликвии. Резкие темные тени остро падают на платиновую ровную кожу. Майрон весь будто выкован из драгоценного метала, еще не остывшего, пышущего жаром кузницы.Казалось, что внутри него полыхает живой огонь, такой горячий, что коснись его он сожжет не только твое тело, но и твою душу, обратив все твое существо в прах. Прекрасный в своей обжигающей опасности. Даже Прайм признавал это божественное великолепие. По иным стандартам красоты, конечно.
За великие свершения и за новый лучший мир!Прайм легко стукает стеклом бокала о магическую сферу, роняя сквозь стекло и искрящийся изысканный напиток утерянного мира голубые блики на белую столешницу.Слепящая белизна его окружения, его одежд, его слов, звука его голоса, его улыбки. Никакого другого образа не возникнет в мыслях, когда речь зайдет об Императоре всей известной Вселенной. Есть некая математическая четкость в линиях его тела, в том, как он двигается и говорит. Завораживающе.Божественное совершенство. Даже Саурон считал его таковым, несмотря на то что это не было тем совершенством, к которому он стремился.
За истинный порядок!
Они говорили много и обо всем. Подобные бестелесные встречи были единственными моментами их вечной жизни, во время которых они могли общаться с кем-то на равных. Не было никакой нужды сражаться друг с другом, их разделяла пропасть межпространственной пустоты, и ни один из них не стремился ее пересечь. Прайм вовсе не жаждал оказаться в мире, пропитанном магией. Саурон понимал, что разорвать пространство способен лишь Эру. Это было даже не плохо вот так поговорить с кем-то, кто поймет тебя.
О да, они понимали друг друга как никто другой, какими бы разными они не казались. Порядок. Вот их общая цель. Похожая цель. Одинаковая цель. Они всегда хотели одного и того же, разве что выбрали разные пути. Тьма Саурона была Светом Прайма. Искажения Прайма было Созданием Совершенства Саурона.
Саурон думал о том, что Прайм делает это от съедающего вселенского одиночества. Прайму думал не видит ли Саурон в нем отражение его наставника и господина, от которого он унаследовал титул Владыки Тьмы и Боли.
Они говорили много и обо всем. Военные стратегии, мифы и легенды их миров. Саурон раскрывал Прайму секреты песен силы и тонкое искусство чародейства, неподвластное ни людям, ни даже эльфам. Прайм рассказывал Саурону об устройстве новейших сложнейших технологий, которыми обладал Галактическая Орда и только.
Они говорили много и с давно забытым энтузиазмом отвлекаясь от бесконечных войн, проигранных битв, сотен планет и крепостей. Упиваясь словами собеседника, упиваясь чужими историями, незримо касаясь до ужаса чужой реальности, вдыхая от чего-то дурманящий воздух. И им казалось будто скованные полутьмой покои Саурона и стерильно яркие комнаты Прайма сливались в одно.Император почти мог уловить горячее дыхание и урчание волкалака — огромного волкоподобного существа, созданного темной магией — что упокоил свою огромную голову на коленях Саурона. Чародей мог почти ощутить суету и шорохи движений клонированных братьев Прайма.
Они говорили, говорили, говорили и говорили. Так как не говорили ни с кем прежде. Будто что-то помутнило их рассудок.
Но, нет, конечно, они не были друзьями, ни один из них даже в своих мыслях не назвал бы второго другом. Для каждого эти беседы были не большим, чем способом отвлечься от своего мира и хоть и иллюзорно, но погрузиться в другой. И все же, каждый раз, в назначенное время они всматривались в магическую дымку, и тревога клубком сворачивалась у них в груди от лишь тени идеи о том, что в этот раз никто не ответит.
***
— Я никогда в жизни не помогу тебе! – крик Глиммер режет по воздуху. Эта жгучая ненависть в ее глазах, до скуки знакомая ненависть, злость, пламя души жаждущей ложной свободы, ему все равно, звон хрусталя заглушает ее высокий срывающийся голос. Осколки, разбросанные у его ног, отбрасывают калейдоскопические фигуры преломленного света на белоснежный пол, красные, зеленые, голубые линии приглушенно вырисовывающие геометрические узоры, обрамляющие плоские кристаллики яркого холодного света. Завораживающе прекрасная картина созданная ничем иным, как разрушение. Искажение. Прайм устало вздыхает. Прощай мой самый старый друг.Дохнула буря, цвет прекрасный Увял па утренней заре, Потух огонь на алтаре!..