Скорбный ангел

Медленно занималось солнце над горзионтом, освещая своим тусклым утренним светом безжизненные плато Караши. Выживать на них был крайне сложно — то и дело набегали кочевые племена орков, или же мародеры обременяли своим визитом, а порой и пылевые бури уносили немало орочьих жизней, зачастую уничтожая целые кланы за несколько часов. Пусть солнце только поднималось, но оно уже начинало свою убийственную работу: еще приятно-теплые, но в течение часа грозящие стать жаркими, лучи солнечные грели спину орка. Спину орка, покрытую крупны градом пота. Орка, что работал всю ночь. Меха горна раздувались и сдувались, в сухой воздух поднимался пар, слышался звон металла. Орк трудился, не покладая рук, дабы исполнить последнюю волю своего клана. Несколько дней назад клановая деревня была буквально уничтожена под корень. Мужчин убивали с особой жестокостью: некоторым упорным оркам располосовывали тело мелкими порезами и бросали в песок, на съедение скорпионам и стервятника. Женщин же вначале изнасиловали, а затем их ждала та же участь, что и всех остальных орков. И только одного орка, Оро'ши, оставили в живых. Оставили в живых лишь затем, чтобы он, израненный, истекающий кровью и страждущиий от голода, жажды и изнуряющего солнцепека дополс до соседней деревни, неся молчаливое послание о случившимся. Вот только не учли налетчики одного: Оро'ши явно не собирался загинаться в ядовитых объятиях скорпидов. Этой смерти не был достоин ни один орк. «И видит скорбный ангел, что иду сквозь пламя и дым, ведь нет сил бежать прочь». Руки орка с детства были знакомы с кузнечным горном, молотом и наковальней. На обритую голову с клановыми татуировками лег шлем, выкованный из прочного металла, оставляющий лишь щель для обзора, на тело — тяжелый латный доспех, но перед этим под него поддета была суконная рубаха. Наплечные пластины из хитина гигантского броненосца, набедренники и перчатки. «И видит скорбный ангел, да молчит: ведь видит итог, и нет мне спасенья больше». Гордость Оро'ши — двуручный топор, утяжеленный к окончанию, он, казалось, мог с одинаковой легкостью рубить как дерево, так и плоть; как скалы, так и обсидиан вулканов. На потертой рукоятке специальнно вычищенное место, на котором красовались зарубки — девятнадцать черточек коротких. Сегодня их станет больше. «Ангел знает, сколько душ я забрал, вот зачем его теперь о дожде с небес молю я». Поселение мародеров — самый сброд, что возможен был на плато Караши, собирался здесь. Даже лидера, вожака, предводителя — никого у них не было. Огромная масса людей орков, вооруженых чем попало, ведомая лишь жаждой крови, насилия и добычи. И никто из них не заметил орка, что шел среди сумрака; ни один дозорный не заметил его тени в пылевом облаке, а когда заметил — было уже поздно. «Дождь, что омоет мне раны, принесет зарю — богами свыше ему дано под утро смывать грехи». Капли дождя — такие редкие гости в этом месте, выбивали фонтанчики пыли из исушенной земли, грозясь перерасти в настоящий ливень. Но Оро'ши это не пугало. Его больше ничего не пугало. Выскочивший хлюпкий орк-грязнокровка с палицей наперевес отлетел к частоколу деревянному с чудовищной раной живота. С вышки, что держалась на четырех опорах, вонзенных в трещины земли, в Оро'ши полетела стрела, но лишь пробила наплечник. Орк издал гортанный крик, с силой ударяя по опоре топором — треск, затем еще удар — и вышка подкосилась, сбрасывая с себя двух стрелков, один из которых в полете нарвался на топор, который пробил позвонки, отрубая голову, обдавая все вокруг густой кровью. «И только увижу с рассветом свой последний день, и целый мир вдруг замрет тогда». Выбежавшая толпа мародеров… для орка они были лишь нежеланной помехой, очередной зарубкой на рукоятке топора — он не обращал внимания на удары мечей, что не пробивали доспех, пару раз зарычал, когда они приходились в незащищенные облачти. Закрыл глаза и, что-то шепча, резко провернулся вокруг собственной оси, перерубая топором нестройные ряды мародеров, разрубая тела на неровные половинки, отрубая руки и ноги, круша черепа и позвонки тупым концом, рукой отталкивая подобравшихся слишком близко. «Скорбный ангел, скажи, что будет со мной, каравшим без страха?!» Удар, еще один пропущенный удар — становилось все сложнее орудовать двуручным топором, кровь заливала щель в шлеме, внутренности мягким ковром скользили под ногами. И лишь ливень, усиливающийся, словно пытающийся вымыть всю кровь, все насилие с земли, а когда понял, что не получается у него это — грянули молнии, и гром загрохотал в небе, и загорелся вдруг сарай деревянный, в который ударило сосредоточении ярости небес. «Скорбный ангел, прими ту щедрую дань: свою боль терплю я так долго...» Дротик вонзился в руку, пробивая насквозь незащищенный учаток тела, но это лишь придало Оро'ши дополнительный импульс: адреналин, что вырабатывался в огромных количествах и чуть ли не разрывал могучее сердце, ударил в кровь с новой силой, и орк скинул с себя грязнокровок, и зарычал страшно, да вновь топором взмахнул с чудовищным ором, вновь кроша противников. «Не от кого мне ждать милосердия». Удар, удар, еще удар. Орк потерял счет убитым, под ногами была лишь сплошное месиво из крови, воды дождевой да плоти. Казалось, будто врагу нет счета — они все прибывали и прибывали, и умирали от взмахов могучего топора, что был уже полностью покрыт толстым слоем вязкой бурой жидкости, но это не мешало ему наносить смертоносные удары. «Не у кого просить прощения». Силы покидали умирающее тело. Слишком много ударов пропустил могучий орк, вот только адреналин притупил чувство боли, загнал его куда-то в угол, освободив сознание, оставив там место лишь ярости и холодному расчету. «Я верю лишь в искупление». Последний десяток. Или последняя сотня? Правый глаз был выбит метким ударом, левый — заплыл и было видно мутно, лишь неясные контуро, но это не мешало ему кружиться в своем последнем танце, смертоносном вальсе, в котором погибали и погибали противники, и сам Оро'ши погибал, исполняя последний долг своего клана. — И лишь о нем прошу. — текст древней боевой молитвы закончил уже вслух, падая на колени посреди поля, усеянного трупами и освещаемого лишь всполохами огня. Вот теперь вернулась и боль, и дикая усталость. Все, вот и конец твой. Страждущие крики еще не умерших, агонизирующих от потери конечностей орков и тихое поскуливание истекающих кровью. «С неба капли дождя стремятся к земле...» А ливень все не заканчивался, и вновь солнце встало над плато Караши, вот только больше не было набегов — но никто об этом пока не знал. А на месте бойни, где могучий орк в одиночку положил больше сотни омерзительных, кровожадных и беспощадных мародеров, уже собирались стервятники. И не тронули они лишь краснокожего, чистокровного орка, что стоял на коленях, оперев свое безжизненное тело на топор, вонзенный в трещину. «Боль исчезнет. Навсегда.»