Никогда.

На постоялом дворе «ВанШу» был обычный вечер. Здесь, внизу, так безлюдно и безмятежно. У воды стоял извечный поэт, изредка мимо проходили работники двора, а где-то поодаль смеялась парочка путешественников, по-видимому, прибывших из Сумеру. Юный экзорцист просиживал за столом, ожидая, когда принесут его заказ. После долгого похода на склон Уван ему невероятно хотелось съесть что-нибудь более питательное, нежели закатники. К слову, поход был в общем-то безрезультатным, но это не было чем-то необычным для столь невезучего экзорциста. Несмотря на сгущающиеся над головой тучи, предзнаменование скорой непогоды, и недавний провал, настроение не было плохим. Даже хорошим. Единственное, что беспокоило экзорциста, это успеет ли он перекусить до того, как грянет буря. Насыщенный озоном воздух пах очень приятно, вытесняя собой из головы все ненужные мысли и переживания. Так чисто и легко. — Чун Юнь, мой дорогой друг, здравствуй! — тяжело. На плечи легли изящные, холодные руки, оплели шею в объятиях. Чун почувствовал, что только что застрял в капкане, как маленький зверек, допустивший секундное расслабление. Он прекрасно понимал, кто стоит сзади, и каждой клеточкой своего организма не хотел, чтобы это было правдой. — Син Цю, мы так давно не виделись, — дрожащим голосом отозвался он, уперев взгляд в стол. Тучи в душе, как и над головой, стремительно сгущались. Син Цю убрал руки, и на секунду Чун Юнь выдохнул. Однако, вся надежда на светлое будущее исчезла, как только он присел на стул напротив. — Что-то не так, мой друг? — Син Цю обеспокоенно рассматривал его. — Я тебя чем-то обидел? Ты выглядишь весьма нервным. — Нет, конечно нет, — протараторил Чун. Он продолжал сверлить глазами бедную столешницу, не решаясь поднять взор — Все хорошо. — Сегодня ты не разговорчив, — вздохнул Син Цю, переваливаясь через стол, чтобы заглянуть Чун Юню прямо в глаза. Тот почувствовал, как сильно вспотели его ладони. Внезапно рядом возникла девушка с подносом в руках. — Извините, заказ для господина экзорциста, — и господин экзорцист был готов жениться на этой официантке прямо здесь и сейчас, настолько он был благодарен. Ещё немного и он бы встретился с Син Цю взглядом. — Холодная лапша. К несчастью, она ушла довольно быстро. Есть уже давно не хотелось, да и не предстало возможности — тарелка с лапшой сейчас находилась в полете от стола до пола. — Ой, извини, пожалуйста, — раздосадованно протянул Син Цю. — Я так неуклюж. Могу ли я заказать для тебя что-то другое, мой дорогой друг? — Я не голоден… — Но ты же так ждал свой заказ. Я обязан загладить свою вину. Мисс, — он подозвал другую официантку. — Приберитесь здесь, пожалуйста. И две порции «Острой курицы на пару». — Да, господин. «Нет-нет-нет, не может быть, » — лихорадочно пронеслось у Чун Юня в голове. Ему хотелось драться, бежать, да все что угодно… Лишь бы то, что задумал Син Цю не пришло в действие. Снова. Но он будто бы окаменел. Сил не хватало даже на то, чтобы удивлённо вскинуть голову, не то что возразить или чего похуже. Только распахнуть глаза так широко, насколько он может, и понадеяться, что это всего лишь очередной ночной кошмар. — Чу-у-унь, я же вижу, ты явно не в настроении, — хитрый, как лис. Каждый раз, каждый раз он притворяется, будто бы ранее между ними ничего не происходило. — Может ты заболел? Прямо скажи, если тебе плохо. Син Цю снова перевалился через стол и приложил ладонь ко лбу Чун Юня: — А ведь холоднее, чем обычно. Чун почувствовал, что его сейчас стошнит. От помутнения в глазах все вокруг походило на цветастую картинку неумелого художника. На плечо упала капля. А потом ещё, ещё и ещё, стремительно, пока буря не разошлась окончательно. — У тебя же есть здесь комната? — вопрошал Син Цю сквозь шум ливня, грохот грома и громкий стук сердца, раздающийся в голове у Чун Юня. Этот стук заглушал все остальное так сильно, нарастая и нарастая, что Чун уже не слышал ничего, кроме него. На полпути к зданию ноги подкосились, но верный друг оказался тут как тут, подхватив Чуна под руку. — Друг мой, тебе явно не хорошо, — печально шептал Син Цю ему на ухо, однако губы его были растянуты в радостной улыбке. Они поднимались к Верр Голдет, чтобы спросить насчет комнаты, в которую заселился Чун Юнь. Сам ответить он был не в состоянии. Женщина не была удивлена состоянием экзорциста. После стольких лет работы на постоялом дворе перестаешь удивляться людям без сознания и придавать особое значение этому. — Третья комната. — И ещё, мы сделали заказ перед тем, как разразилась буря. Не могли бы вы принести его в комнату? — Да, конечно.

***

Первый удар, как и обычно, пришелся на живот. Син Цю был предсказуем в этом деле. Комната закружилась, а острая курица полезла обратно. Однако, удар был недостаточно силен, чтобы ее планы осуществились до конца. Переполняющая Чун Юня энергия Янь вместе с чуть ли не животным страхом не позволяли ему даже двинуться. Все, что он сейчас мог, это валяться на полу каким-то мешком, не способным дать отпор. Его дорогой товарищ, с которым они веселились, тренировались, делились переживаниями… Поступает так… Снова и снова. Просто в какой-то момент каждое появление Син Цю на горизонте начало вызывать невероятный страх. Поначалу он даже сам не понимал причину. И с каждой встречей Син Цю позволял себе все больше, и простые тычки и подтрунивания превратились в откровенное насилие. — Ну же, мой дорогой друг, сделай что-нибудь, — приторно-сладко раздалось над ухом. В уголках глаз появились слезинки, но Чун Юнь сморгнул их, не позволяя себе опуститься до плача. Хотя плакать хотелось, невероятно хотелось. — Иначе наша тренировка не принесет никаких результатов. Ты же у нас владеешь двуручным мечом. Должно быть преимущество, а так глупо проигрываешь обычному мечнику. Син Цю приподнял Чуна за грудки и с улыбкой заглянул прямо в его голубые глаза: — Тебе никогда не стать экзорцистом, достойным своей семьи. До сих пор у тебя не было ни единого удачного похода на демона. Не так ли? Ты такой бесполезный. Зачем Селестия вообще наделила тебя Глазом Бога? Чун Юнь зажмурился, не желая продолжать зрительный контакт. В глубине души он прекрасно все понимал. Но теперь, когда всю правду вывалили прямо перед ним, прямо ему на голову, остатки хоть какого-то упорства испарились, словно при элементальном взаимодействии гидро и пиро. — Но ты же сам… Сам говорил мне, что у меня все получится, — хрипло подал голос Чун. Горло саднило непонятно от чего — то ли от удара, то ли от сдерживаемых слез, то ли от острой курицы, все никак не теряющей свой адский эффект. — Когда дарил шнурок-кисть, ты говорил мне… — Не припоминаю такого. И вообще, стал бы я делать подарок такому бесполезному дураку? — озорно пролепетал Син Цю. А после сорвал с пояса Чун Юня шнурок, заодно с его Глазом Бога. Тот сверкнул холодным голубым светом и исчез где-то в стороне. Снова удар, выбивающий из лёгких весь воздух. Мысленно сравнив друга с рыбой, выброшенной на сушу, Син Цю усмехнулся. Голова ужасно гудела. Чун осел на колени, будучи неспособным стоять ровно, за что тут же поплатился ударом по ребрам. Затем ещё одним. В глазах мерцало, было ужасно жарко. Он просто умолял Селестию, всех архонтов и Адептов закончить эту пытку. Молитвы, однако, не достигают богов, что было не раз проверено за всю многовековую историю Ли Юэ. Ведь Адептам плевать на что-то настолько незначительное, как избиение какого-то неумелого, бесполезного экзорцистишки. Син Цю ведь демон не плотью. Он грубо вцепился ему в волосы. Намотав их на кулак, заставил Чун Юня подняться из лежачего положения на колени. Отклонил его голову назад, в попытке заставить посмотреть себе в глаза. — Это твоя вина. Не видишь? Удар пришелся на переносицу. Взгляд расфокусировался от неожиданности и боли. Кажется, Син Цю метил в глаз, но немного промазал. Вслед за ударом из носа хлынула кровь, пачкая белоснежную куртку.  — Ой-ой, все хорошо? У тебя кровь идет, силу не рассчитал, — Слезы снова накатили. Син Цю обеспокоено приложил к его носу полотенце, так любезно предоставленное для пользования постояльцам. — Вот, подержи немного, должно остановится. А куртку надо застирать, чтобы пятна не оставались… С него стянули верх, оставляя в одной водолазке. — Это твоя вина. Полотенце выпало из рук, тупая боль в груди. Син Цю снова ударил. Слезы градом покатились из глаз, все то, что он держал в себе с того самого момента, как почувствовал руки Син Цю на своих плечах. Из носа продолжала капать кровь, смешиваясь со слезами на деревянном полу. Если бы он оставался в белой куртке, то сейчас она бы превратилась в какое-то абстрактное произведение искусства. Где вся та сила, с которой он убивает чудовищ? Полчища хиличурлов, крио папоротников и древних геовишапов не были так сильны, как то чудовище, что сейчас возвышалось над ним. Обеспокоенно смотрело, жалело, а потом било со всей дури, до искр перед глазами. Чун Юнь подаётся вперёд и цепляется за подол Син Цю. Он не знает, для чего, ему просто хочется спасения. Дышать тяжело. Больно. Каждый вдох дается с трудом. — У тебя руки в крови, не пачкай мне одежду. Син Цю достает меч из ножен. Вот оно, упокоение. Чун Юнь всей душой надеется, что сейчас меч опустится ему между глаз и его страдания прекратятся. Однако, вопреки желаниям, он плашмя падает ему на плечо. Руку прошибает резкая боль. В тишине темной комнаты раздается хруст сломанной кости. Чун Юнь не знает, что чувствует. Что ему надо чувствовать. А ведь не так больно, как он думал. — Что такое, мой друг? Ты выглядишь не очень. Все точно хорошо? Я могу как-то помочь? Конечно. Син Цю хороший друг, всегда помогает, перевязывает раны, дает советы и помогает в поиске демонов. Которых, Чун Юнь, к слову, никогда в глаза не видел. Но он же пытается помочь. Тогда почему Чун винит его? Это неправильно. Эгоистично. Абсолютная пустота. Син Цю улыбается ему, говорит что-то. И Чун Юню кажется, что весь мир сейчас сошёлся здесь, в этой комнате, в улыбке Син Цю. Она такая светлая и добрая. Просто ангельская. Сколько они были знакомы, всегда так было. Син Цю благороднейший из воинов, Син Цю лучший из учеников Гу Хуа. Произведения Син Цю прекрасны и утонченны, как и сам Син Цю. Син Цю единственный человек, который будет с ним до конца, несмотря ни на что. Син Цю единственный улыбается ему искренне. Чун Юнь бы хотел видеть эту улыбку всегда. Он сделает все, чтобы она никогда не исчезла. Чтобы всегда освещала его жизнь. Всегда, не переставая ни на секунду. — Спасибо, — огонек в глазах потух, обернулся безжизненным стеклом. — Спасибо за то, что заботишься обо мне. Не уходи, пожалуйста. Будь рядом всегда.