How to Disappear Completely

Джобаша разбирал вещи в комоде. — Джобаша меньше, но эта вещь всегда была ему велика, так что он думает, что она подойдёт. — Он дал Джулану свободную тунику с розовато-лиловым пейсли. Рубашка Джулана, слишком сильно пропитанная кровью, чтобы её оставлять, уже была на решётке печи, вместе с его штанами и рубашкой Ириэля, которую он использовал чтобы остановить кровотечение. На данный момент на нём были запасные штаны Ириэля, которые для Ирэ были слишком коротки, но сшиты были хорошо. Это только увеличивало раздражение Ириэля на счёт всей ситуации. — А ЧТО ты вообще брал? — спросил он. — Ты знал, что мы скорее всего проведём здесь несколько дней, и тебе хватило духу сказать мне, что я слишком много взял! — У меня в целом не так много одежды, — сказал Джулан, пытаясь звучать рассудительно. — И ты говорил, что другая моя рубашка пахнет как потный огримский-. — Ладно, хорошо, — отрезал Ирэ, — не важно. Но завтра утром мы первым делом найдём магазин одежды — о погоди, мы не сможем. Мы оба в розыске. Потому что ты не смог держать кинжал в штанах и убил кое-кого! — О, ради-, — Джулан бросил попытки звучать рассудительно. — Это бы ничего не поменяло, даже если бы я позволил этому куску говна попасть в тебя до того как я его прикончил! Они бы всё равно обвинили меня, а тебя бы могли убить. Проклятые Ординаторы арестовали бы эшлендера вне зависимости от того что бы мы сказали! После всего что с тобой произошло, ты не можешь серьёзно всё ещё верить, что система будет честна даже если играть по её правилам. В Обливион всё это! Я пытаюсь выживать. Ирэ, находясь в гнезде из напольных подушек, закатил глаза. — Он возможно даже не собирался бросать в меня ту бутылку, и тебя не могли бы арестовать за убийство, если бы никто не умер! Хватит превращать это в крестовый поход против системы. Ты недопонял ситуацию и облажался, почему ты не можешь это признать? — Что-то хотя бы изменилось! — прорычал Джулан, засунув руку в тунику так резко, что Ириэль дёрнулся. — Зато он больше никому не вредит. Этот фетчер заслужил смерти, и без него этот мир стал только лучше! — И к чему это ведёт? — голос Джобаши был мягок. — Может ли кто-то из нас честно сказать, что он свободен от вины? Что он никогда не вредил никому так, как те не заслуживали, так что для них, возможно, мир стал бы лучше без него? — Это никак не… Ты не можешь действительно думать, что то, что сделал тот н’вах… — Джулан начал брызгать слюной, но Джобаша лишь вопросительно на него посмотрел. В конце концов он остановился, его взгляд обратился внутрь него. — …Нет. Я вредил. — Он сел на подушки рядом с Ирэ, погрузившимся в молчание, двигавшим челюсть и хмурившимся. Ирэ думал об Анаренене и о его взгляде. О вое преданной Ции, когда он ушёл с её скумой. О Рабинне, дрожавшей на мосту. Он мог бы бесконечно продолжить листать свой личный каталог грехов, но Джобаша помешал этому и продолжил свою речь. — Он тоже не может заявлять, будто идеален. Он подозревает, что мало кто может. Мы все рождаемся слепыми, не зная ничего кроме наших потребностей. Кто-то должен расти и изменяться, чтобы наши глаза были открыты к нуждам окружающих. Смерть — это враг перемен, так как смерть — это точка, на которой вся возможность изменений для личности теряется. Джобаша предпочёл бы менять кого-то, а не убивать их. Поэтому он продаёт им книги. — Твоя точка зрения сострадательна, но не полна. — Хулейя едва разговаривал с того момента как они туда пришли, но сейчас он, сидя в углу, вмешался. — Существование Мораг Тонг основано на знании того, что аккуратно избранная смерть может быть мощной и положительной силой для перемен. Альтернатива часто гораздо более вредоносна. Одна смерть, нужная смерть, может достичь того же результата, как и тысячи. Ты принижаешь ценность жизни, заявляя обратное. Нищие и простолюдины здесь не страдают от войны так, как на Западе, всё благодаря почётным традициям Войны Домов и Мораг Тонг. Он издал сухой дребезжащий звук и покачал головой. — Мне жаль, что в клубе всё кончилось насилием, но я не могу простить узость мышления и бедность духа, которые убеждают таких как они, что у них есть право оскорблять и атаковать кого вздумается. — То есть ты согласен со мной в том, что некоторые заслуживают смерти! — сказал Джулан. — Те члены Камонны Тонг были расистами, которые тебя ненавидели! — Как и многие эшлендеры, — вмешался Джобаша. — Ты считаешь, что твой народ неспособен развиваться или недостоин иметь шанс? Почему ты был готов защищать аргонианина, несмотря на своё происхождение? Неужели ты пришёл к этому через насилие и смерть? Ириэль заметил, что Джобаша перешёл на прямое обращение. Он не смог полностью понять правила каджитской грамматики, но подозревал, что третье лицо обозначало вежливость, определённую отстранённость. В этом случае Джобаша отбросил это в пользу повышенной эмоциональности. — …Нет. Ты прав. — самодовольная тирада в глазах Джулана не пережила путешествие до его рта. — Я читал книги, — признал он. Джобаша улыбнулся, наклонив голову в кратком кивке. — История, — мурлыкал он, — открывает сердца лучше любого кинжала. И хорошо написанный персонаж может создать симпатию и понимание целой расы. — Возмооожно, но… — Джулан нахмурил брови. — Это работает в обе стороны. Это работает только в случае, если история и персонажи написаны как надо. Книга может рассказать всевозможную ложь, и если история хороша, то в неё поверят. — История, которая полагается на стереотипы, а не на правду, говорит не от чистого сердца, а значит, что по определению это история плохая. — Но это не значит, что её не будут читать! Что на счёт всех этих пьес, постеры которых висят во всех округах, с сексуальными аргонианскими служанками, и со смешными эшлендерами головорезами? Народ любит это гуарово дерьмо! Ириэль сел за подушками, пока битва вокруг него продолжалась. Если бы только я мог поверить, что перемены это всегда улучшение. Вещи меняются, определённо, но они не обязательно становятся лучше. Иногда они становятся хуже. Иногда по-другому плохими. Как вообще измерить насколько что-то хорошее или плохое? Иногда это то же самое под разными углами. Или для разных персон. Или… вдруг я говорю это себе потому что так легче не пытаться ничего исправлять?

***

Часы спустя заполнив несколько страниц записками с опросом Хулейи, Ириэль спустился обратно в подвал. Джобаша положил спальные мешки и одеяла, и Джулан уже обустроился в одном, поглощённый третьим томом «Танца в Огне». Иногда он хихикал, заставляя маленькую свечу возле него дрожать. — Хорошо проводишь время? — лукаво спросил Ирэ, размещаясь рядом с ним. — О да, — последовал весёлый ответ. — Это про ужасные вещи, происходящие с Имперскими бюрократами. В последней главе на нём был огромный кровососущий клещ. Как подходит, да? — Звучит как что-то в твоём вкусе, — сказал Ирэ, осторожно наблюдая за ним, когда он закрыл книгу и отложил её в сторону. — Она тебя поглотила, насколько я понимаю? — Если ты надеешься, что я не прислушивался, то прости. К словам про культ Нереварина. — Я не то чтобы надеялся, просто… и что ты об этом думаешь? — Ну… он прав в том, что Неревар значит для эшлендеров. Он был единственным из ханов Домов, кто нас уважал, стал одним из нас. В другом случае мы бы никогда не последовали за ним в бой. Взамен он поклялся поддерживать наши права и традиции, но Трибунал убили его прежде чем он смог исполнить эту клятву. Они думали, что могли игнорировать нас, но мы знали правду. Ты думаешь они просто так нас преследуют? В этом кроется гораздо больше. Мы знаем, что они убили его, и они знают, что мы знаем. — Ты знаешь что-нибудь об этой Пикстар, которую он упомянул? О предыдущем Нереварине? — предположительной, самоназванной, шш, Ирэ, не провоцируй его. — Немного. Мать помнит её с того времени, как она была маленькой. Я знаю только то, что она мне рассказывала. Она была Уршилаку, и её велотийским именем было Заешиваса. — выражение его лица стало кислым. — Какое это имеет значение сейчас? У неё не получилось, она мертва. К следующему. — Вот этого я не понимаю, — сказал Ириэль. — Если она была Нереварином, как у неё могло не получиться? Это разве не опровергает весь концепт? — Нет! Потому что пророчества не так работают! Они не об одной определённой вещи, не об одном будущем, не об одной персоне. Они больше как… не знаю… карты. Рецепты, может. Тебе нужны правильные ингредиенты. Ты должен быть носителем души Неревара. Но после этого… ты сам по себе, пытаешься сделать всё правильно. И если у тебя не получится, ты умрёшь, и Азура отправит душу кому-нибудь другому, чтобы начать всё заново. Вот почему мне нельзя быть ещё одним провалом. У нас их и так было слишком много, и всё становится только хуже. Ты видел какой среди моего народа беспорядок со всей этой язвой. Они не переживут ещё двадцать или тридцать лет, дожидаясь нового Нереварина. Он недоверчиво посмотрел на Ириэля. — Малакат, Ирэ, как думаешь, почему я так себя веду? Если бы пророчество всё решало, я бы не переживал из-за него всё время, правда ведь? Или не волновался бы из-за того, что ты задаёшь глупые вопросы странным аргонианам! Но… забудь об этом. Он не сказал ничего, что не мог бы сказать тебе я. Никаких больших секретов, только общеизвестные факты. — Так ты не сердишься? — Я слишком устал. И я правда, правда не хочу на тебя сегодня злиться. Ты знаешь что я думаю об этом задании, так что давай просто оставим всё так. — Джулан вытянул усталые руки, и Ирэ упал в них, весь воздух его тела вышел в долгом стоне истощения и облегчения. Одновременно, пальцы нежно сплетённые за его спиной, начали расслаблять узел в его груди, и он почти мог притвориться, что весь этот день не был сплошным кошмаром. — Как твоя нога? — спросил он спустя пару минут, отдаляясь достаточно, чтобы взглянуть на неё. — Не слишком плохо, — сказал Джулан, сгибая колено и прикасаясь ладонью к задней части бедра. — Хотя мышцы растянулись до Эльсвейра и обратно. Так всегда происходит после целебных заклинаний. — Я могу её помассировать, если хочешь, — предложил Ирэ, так невинно как мог, а это было не слишком невинно. Джулан взглянул на Хулейю, который спустился с лестницы, а сейчас, свернувшись в клубок на дальнем спальном мешке, издавал тихое жужжание. — Спасибо, но… будет лучше, если ты не будешь этого делать. — Ты уверен? Я в этом довольно хорош. Джулан не слишком хотел пересекаться с ним взглядами. — Это меня и беспокоит. Ирэ ухмыльнулся. — Я приму это за комплимент. — О, так это ты примешь? — Как и что-нибудь другое. — Чт… Шеогорат, Ирэ. — Джулан лёг, смеясь и потирая глаза. — Не объясняй что ты имел ввиду, по твоему лицу и так понятно. И я ложусь спать.

***

Джулан оказался лжецом. Когда свеча была погашена, Ириэль слышал как тот ещё долго шевелился, постоянно менял положение, его дыхание не сочеталось с ритмом сна. После того как его третий раз ткнули локтем, Ирэ бросил попытки это игнорировать. — Что-то не так? — прошептал он. Из темноты рядом с ним послышался неразборчивый раздражённый рык. — Прости. Не могу спать. Глупый мозг не затыкается. — Я могу чем-нибудь помочь? — Нет. — Ну, раз ты уверен. Какое-то время было тихо, затем последовал лёгкий скрипящий звук, который, как подозревал Ирэ, был звуком того как Джулан скрипел зубами. Дальше отчаянный вздох, шелест движения, потом показались красные глаза Джулана, в метре от его глаз. — Ты думаешь я жестокий? Ириэль удивился. — Почему ты меня об этом спрашиваешь? — Просто ответь на вопрос. — Ну… — Ирэ обдумывал, неприятно зная, что его обдумывание было не ободрительным. — То есть… — Если ты боишься сказать правду, потому что думаешь, что я разозлюсь, то это говорит мне всё, что я хотел узнать. — Не надо говорить за меня, я не… я бы не… эм… ну, это частично зависит от обстоятельств, так? То, что мы сделали, насилие было неизбежно для того чтобы выжить, так что… — Может быть, но это не то, что я имел ввиду. Ты сражаешься когда это необходимо, но в сердце ты не жестокий. Забудь о том, что происходит в бою… ты всё же думаешь, что я жестокий? — Нет. Конечно нет. У тебя, возможно, есть характер, но если бы я считал тебя действительно жестоким, то не был бы с тобой. — И какой бы ни была правда, тебе нужно слышать это. — Хе. Думаешь? — тяжёлый вздох. — Я не уверен. Ириэль пощупал мрак и нашел руку. Он погладил её, как он надеялся, успокаивающе. — Ты хочешь об этом поговорить? Долгая пауза. В итоге, Джулан сказал, — Когда я был ребёнком, я ненавидел мальчиков из племени. Они кричали всякое и завязывали со мной драки, ничего серьёзного, но такое бьёт по тебе, когда ты маленький. Я говорил себе, что я лучше них «потому что читал книги обо всём мире, а они были жестокими с’витами, которых волновали только охота и сражения. И… то есть… оглядываясь на это сейчас, я был полон дерьма. Да, мальчики Ахеммуза иногда были мудаками, но и я тоже. Мы все были просто детьми, и я им завидовал. — Я определённо думал, что взаимодействие с мальчиками моего возраста — это бесконечная кавалькада подлости. Подозреваю, что это подходит для всех культур. — Вот именно! В городах все смотрят на эшлендера и думают «жестокий дикарь». Но даже если я был слишком глуп, чтобы увидеть это в детстве, Ахеммуза не более жестоки, чем кто-либо ещё. Здесь в встречал гораздо худшее. Любой из моего племени стоит сотни этих ничтожеств из Камонны Тонг. Ирэ нежно сжал его руку. — Это нормально чувствовать фрустрацию, если ты знаешь, что тебя заклеймят глупым жестоким дикарём, независимо от твоих действий, — предложил он. Он подумал, что это был довольно мягкий и безобидный комментарий, но рука выскочила из его пальцев и глаза Джулана стали едва видимыми красными полумесяцами, когда он опускал голову. — Извини, — Ирэ запинался. — Что такого я сказал? — Ничего! То есть, ты не неправ, но… Гах, неважно. Я плохо объясняю. — Нет, не плохо. Продолжай. — Просто… я знаю, что они неправы на счёт моего народа. Но… может они и не так далеки от правды на счёт меня. Я думаю… что я жестокий. Иногда. Я злюсь, не могу трезво мыслить, и делаю вещи, о которых потом жалею. Это не ново. Но когда я здесь, это хуже, потому что каждый раз, когда я так делаю, какой-нибудь городской с’вит смотрит на меня и думает, что все эшлендеры такие! И иногда… да, иногда это и есть то, из-за чего я изначально и злюсь! — Ты не можешь винить себя за ограниченные суждения других. Ты не обязан делать скидку за атрофированные мозги каждого недалёкого идиота в этом мире. — Не обязан? — его глаза вернулись, яростно светясь. — Какая разница кто должен это делать, если я атакую не того, и они скажут своим влиятельным друзьям истребить моё племя? Думаешь я буду чувствовать себя лучше из-за того, что не обязан делать им скидку? — он громко выдохнул. — Ты злишься потому что мир несправедлив и окружающие ужасны, — сказал Ирэ. — Ты пытаешься менять вещи. Я восхищаюсь этим. Для этого нужно больше смелости, чем у меня. Всё, что я делаю — это прячусь и убегаю. — Да, но… я не делаю ничего лучше. Всё становится только хуже, когда я злюсь. Должен быть способ получше. Но даже умные люди типа Джобаши и Хулейи не могут сойтись на чём-то, и я уже не знаю что правильно, а что нет. Я знаю только, что продолжаю лажать. Ириэль обшаривал разум в поисках чего-то, что разрядило бы обстановку. — То задание, над которым мы работаем, — сказал он. — Может Косадес хочет, чтобы мы изучали Нереварина потому что он пишет книгу. Такую, которая изменит взгляды на эшлендеров и на Нереварина, и всё для тебя упростит. — Книгу?! — Джулан был потрясён. — Лучше бы пусть не писал! Шеогорат… представь ужасные вещи, которые зависимый от скумы имперец может сделать с изображением моего народа и нашей культуры! — он уткнулся лицом в спальный мешок. — Большое спасибо. У меня теперь будут кошмары.