How to Disappear Completely

- Я все их нашёл? - Ээээ… да, думаю да. О, подожди, у меня на голове есть один, потрогай тут. Его нельзя сильно рассмотреть, потому что бόльшая его часть под моими волосами. Коготь скампа. Мне тогда было пять. Мать переживала, что мне было не с кем играть. Я… не знаю что заставило её думать, будто это хорошо кончится. - О боги. Я рад, что мои волосы прикрывают тот магический шрам, он довольно неприятного фиолетового оттенка. Боюсь, у меня нет каких-то захватывающих историй про остальные шрамы. Ты был со мной, когда я получил большинство из них. Моя жизнь была не богата на физические травмы, до того как я встретил тебя. - Шани всегда ненавидела получать шрамы. Не то чтобы из тщеславия. Думаю это скорее из-за того, что она не любила доказательства того, что что-то может навсегда повлиять на неё. Она однажды сказала, что хочет чтобы у её кожи не было памяти, как у пепла или песка. Я же, я люблю иметь напоминания обо всех глупых вещах, которые я делал. Учат меня не делать их снова, да ведь? - Ты так думаешь? Жизнь для меня всегда выглядит неизбежной. Даже когда произошедшие вещи произошли по моей вине, как Варлиновое фиаско, я не думаю, что был другой выход. Я всегда в ловушке своего прошлого и настоящего, мой мозг пускает меня, кричащего, по тому же старому пути. Для меня шрамы — это не уроки, они просто напоминают о боли, о которой я бы предпочёл забыть. - Теперь нам придётся платить проклятый штраф за задержку. С финансовой точки зрения эта поездка была так же полезна, как и одноногий гуар. - Даже если бы я веками медитировал голым на вершине горы, мне было бы наплевать ровно так же. - Эй, а что на счёт вот этой линии у тебя на руке? Это шрам? - О… да, он у меня с тех пор как мне было… девять? Десять? Мой папа пытался научить меня как потрошить рыбу, но нож соскочил, потому что я слишком сильно плакал, чтобы чётко видеть. Он просто сказал мне ударить её головой о камень. Я никогда раньше ничего не убивал. - Ты едва говоришь о своём отце. Жалуешься на свою мать, но редко упоминаешь его. Он не часто был рядом с тобой? - О… Он был рядом. Около того. Когда он не был на своей лодке, или в таверне, или когда не спал. Думаю, это занимало достаточно много времени, в основном вместе были я и мама. Прости — моя мать и я. Я вхожу в Лилландрильский режим, когда говорю о родителях. - Твой голос тоже меняется, он становиться более… мелодичным. Как у Хеленд. - Это из-за акцента. Его сложно полностью потерять. - Ты так говоришь, когда ты пьян, иногда, или когда очень устал. Мне это нравится. - Ооо. Спасибо. Я пытался от него избавиться, когда поступил в Башню. Мне нужно было говорить как надо, иначе надо мной смеялись. Тебе, однако, стоит услышать моего папу, чистый говор Лилландрильских доков. - Ты сказал, что он был рыбаком? - Да, верно. Он любил всё, что находится вне дома, ветер, море и небо, понимаешь? Он пытался меня на это подсадить. Он раньше увозил меня на лодке, и я просто сидел в ней, ждал когда всё это закончится, и когда я уже смогу пойти домой и почитать. Потом он пытался взять меня в поход в лес. Я ненавидел каждый миг этого похода. Я был ужасным разочарованием. В итоге он сдался. На самом деле, после того случая с ножом и рыбой, потому что мама пришла в ярость, когда я, крича, пришёл домой весь в крови, она сказала, что я был слишком нежен, и что он меня убьёт. После этого я видел его только дома, когда он тихо сидел, зашивал сети или вязал. Мой папа никогда особо не любил разговаривать. - Вязал? - Ну, это не так сильно отличается от зашивания сетей, правда ведь? Он много что мне связал, когда услышал, что меня отправляют в Сиродил. Вышло так, что это был наш последний контакт. Никакого письма, только большая, мягкая посылка, полная шерсти! Он, наверное, думал, что везде дальше Островов холодно, как в Скайриме. Всё же, я был за это благодарен, когда наступила зима. Даже чудовищная шапка, которую я поклялся никогда не надевать, потому что она была оранжевой, у неё были разрезы для ушей, и её надо было завязывать под подбородком! Он говорил, что такой стиль очень практичен на лодке. - Я бы хотел тебя в этом увидеть. - Я надел её только потому что Реу меня заставил, а затем сказал, что это самая милая вещь, которую он только видел, и не мог перестать гладить мои уши. Она воняла рыбой, пока я не помыл её в уксусе. Потом она стала вонять маринованной рыбой. Я… желаю, чтобы она всё ещё была у меня, или… или чтобы у меня было что угодно, что он для меня связал. Я не знаю что произошло с моими вещами, после того как я отправился в тюрьму. Их уже давно нет. - Твой отец относился к этому как и твоя мать? Имею ввиду, к тому что ты гей? - Да кто нахуй знает? - Э? - Прости, я просто… он никогда не присоединялся к её разглагольствованиям, но он и ничего не делал, чтобы остановить её. Он уходил, проводил весь день в сраной таверне. Появлялся дома всё меньше и меньше, когда я становился старше. Я его не виню. Нет, это ложь, я его виню. Я тоже не хотел быть с ней, но мне нужен был союзник против мамы, и он им не был. Но к тому же, я не был тем сыном, которого он хотел, не так ли? - О Малакат… пожалуйста, не… мне не стоило спрашивать. - Прости… прости… нет, это… прости. - Шшшш… Ты… правда потрясающая личность, и- - Прекрати, я… не из-за этого. Я отказываюсь плакать из-за моего тупого, пиздецки грустного детства. Я просто… просто… осознал… *хххм*, что мой папа бы тебя полюбил. Правда полюбил бы. Вы двое могли бы весь день заниматься всякими штуками на природе, разжигали бы костры, потрошили и разделывали бы что-нибудь для развлечения. Он бы тебя обожал. И наконец-то у нас было бы что-то общее. Было бы прекрасно, но это никогда… никогда… не произойдёт. - Ирэ… - ...он мог уже быть мёртв, и я бы никогда об этом не узнал. - Шшшш… - ...я сжёг, я всё сжёг, ничего больше нет… - Тебе это и не нужно. Тебе они не нужны. Теперь я здесь, и я… я не позволю никому так тебе навредить. - Это не… это не твоя обязанность. - Это не так. Теперь моя.