The Lure of the Moon

Луна выглядит не так, как раньше. Это странно — ставить под сомнение что-то настолько незыблемое, но чувство не исчезает. Кажется, что она влияет на этот маленький мир как ни что иное, учитывая, что все те мифы, которые люди напридумывали вокруг нее, оказываются не настолько и безумны. Она освещает развалины дома Хейлов странным неземным сиянием и сверкает на металлических гранях его пистолета слепяще ярко. Она отражается на широкой белозубой ухмылке Питера Хейла так, будто там ей и место. — Я повторю только один раз. Где мой сын? — спрашивает шериф, вжимая ствол пистолета глубоко в выемку у основания шеи Хейла. Стайлз рассказал ему куда больше, чем он когда-либо хотел бы знать о том, как выглядит отравление оборотней аконитом, так что он знает, насколько неприятной может стать эта ночь. Питер тоже должен это знать, но он бесстрашен, как это часто бывает с безумцами. Похоже, что он находит эту ситуацию скорее забавной, чем угрожающей. — Ты знаешь, я начинаю понимать, откуда у Стайлза его огонь, — говорит Питер. — Ты всегда казался таким скучным, нарезающий круги в своей маленькой патрульной машинке, без малейшего понятия о том, что происходит у тебя под носом. Но, возможно, ты не так уж бесполезен в конце концов. В смысле, ты, конечно, смотришь в совершенно ошибочном направлении, но мне нравится твоя инициативность. — Твой дом обрушился, наполовину похоронив под собой джип моего сына, и его нигде нет. Если ты думаешь, что я буду стоять здесь и просто тратить время… — Я думаю, что будешь, учитывая, что сейчас ты как раз это и делаешь, — говорит Питер таким елейным тоном, будто они пересеклись на званом обеде, а не стоят ночью посреди развалин его дома. — Я не могу помочь тебе найти Стайлза. Видишь, как все было бы просто, если бы ты на самом деле слушал мои ответы на свои вопросы? — И я должен просто поверить тебе? — спрашивает шериф. — Я бы не нанес Стайлзу вред, — говорит Питер. — Он, наверное, один из очень немногих людей в этом мире, ради которых я мог бы отступить от своих планов, чтобы защитить. И он определенно единственный человек, которого я просил присоединиться к своей стае. Палец шерифа слегка сжимается на курке, когда он чувствует ужас, глубоко просочившийся в его сердце. — Если ты его укусил… — Если бы ты был более внимателен во время вводного курса «Про оборотней», то знал бы, что я больше не могу его обратить, — отмахивается Питер. — Он и так сказал, что не хочет, хотя это была неправда. Как по мне, то это делает отказ еще любопытнее, ты не находишь? Если бы он правда не хотел, это было бы одно. Странно, но понятно. Но хотеть и отказаться? Это совсем другое дело. — Ты ничего не знаешь о моем сыне, — говорит шериф, но его облегчение по поводу выбора Стайлза недолговечно, учитывая, что сейчас неизвестно, где он сам. — Наоборот. Я держал его жизнь в своих руках, так что я знаю его лучше, чем кто-либо. Потому что именно тогда ты видишь человека таким, какой он есть. Некоторые смелы, некоторые суровы или напуганы. Стайлз — любопытный; настолько, что вернулся предстать передо мной, когда я был полубезумен и мог разорвать его надвое. Между нами была дверь, но двери ничего не значили для меня в то время. Шерифу приходится вспомнить весь свой многолетний опыт общения с преступниками, которые пытались вывести его из себя, и это единственное, что его сдерживает. Его палец дрожит от желания нажать на курок. — Стайлз большее, чем просто любопытство. Так что если это все, что ты разглядел в нем, то ты упускаешь очень и очень многое. — Есть многое, чего я еще не знаю, это так. Что, наверное, заставляет тебя задаваться вопросом, почему я не укусил его в конце концов, — говорит Питер. — Скотт бежал от меня, так что я за ним погнался. Но Стайлз… Когда я сомкнул на нем свою хватку, он не побежал. Он стоял там, передо мной, в ужасе, не сомневайся, но он не бежал. Я не мог заставить его после этого, потому что он не был больше добычей. К худу или к добру, но он уже был одним из нас. Питер наклоняется вперед, безразличный к стволу, упирающемуся в его горло. Возможно, это случается, когда ты был близок к неуязвимости — это делает тебя бесстрашным. — И никто не может изменить этого, шериф, — заключает Питер. — Даже ты. — Не двигаться, — предупреждает шериф, — зачем ты мне это рассказываешь? — Потому что я хочу, чтобы ты понял, что я никогда бы ему не навредил. — Пытайся лучше, я не могу сказать, что верю в это. — Хорошо, как насчет этого? Ты должен волноваться не об оборотнях. Не мы это сделали. Мы не можем, знаешь ли, дунуть и взорвать целый дом, если дело происходит не в сказке про трех поросят. Это сделало что-то гораздо сильнее любого из нас. — Я сказал не двигаться, — повышает голос шериф, когда Питер приближается еще на дюйм. — Эти пули остановят даже тебя, так что не искушай меня. — Ах да, аконит. Позволь мне дать тебе дружеский совет: главное — не оружие. Охотники всегда слишком надеются на аконит, не так ли? Они, кажется, забывают, что он действует на людей не хуже, чем на нас. Он проникает в сердце и прекращает его бег, не оставляя следа. Чрезвычайно умное маленькое растение. — Меня больше интересует, что оно может сделать с тобой. — То же самое, но гораздо медленнее, — легко отвечает Питер. — Я могу продержаться еще часы. Могу даже вылезти из могилы, если меня зарыть. Я уже делал это. Я не говорю, что он бесполезен, но все зависит от того, как его использовать. Напоминает мне про Стайлза, кстати, потому что его тоже часто недооценивают. Выглядит совершенно безвредно, но всегда планирует наперед. — Ты думаешь, я позволю тебе стоять тут и говорить о нем такое? — сжимая зубы, спрашивает шериф. — Это был комплимент, — заверяет Питер. — Это меня и беспокоит, — отвечает шериф. — Держись от него подальше. — Нелёгкая задача, учитывая, что никто не знает, где он находится. Он может быть в шести футах под нами, и ты никогда об этом не узнаешь. — Если я узнаю, что ты что-то сделал, если я хотя бы заподозрю тебя в этом, то я загоню тебя как собаку, которой ты являешься, — обещает шериф. — Собачьи шутки, — с удовольствием бормочет Питер. — Яблоко от яблоньки. Но должен сказать, тебе не достает его чувства момента. — Я не шучу. — А ты не задумывался, что, возможно, Стайлз не хочет, чтобы его нашли? — спрашивает Питер. — Тот факт, что мой племянник исчез одновременно с ним, кажется мне довольно значительным. — Он бы не исчез без причины, — настаивает шериф. — Конечно нет, но именно поэтому нельзя легко сбрасывать со счетов эту мысль. Возможно, не стоит врываться куда-либо с пушкой наперевес, если ты не знаешь первоначальной причины. — Я возьму себе на заметку, — ровно произносит шериф. — Да уж, вижу. Мы закончили? — Да, мы закончили. — Хорошо. Потому что теперь, когда мы все это прояснили, осталось еще кое-что. Питер молниеносно двигается и выдергивает пистолет из его руки. Свободной рукой он сжимает горло шерифа и ударяет им о дерево. Питер безразлично отбрасывает пистолет и наклоняется так близко, что обжигает своим дыханием его ухо. — Единственное, что удерживает меня от того, чтобы вырвать тебе горло, это мое уважение к Стайлзу и то, что я не хочу пятен крови на своем новом плаще, — шепчет Питер ласковым и обещающим тоном. — В следующий раз, когда ты наставишь на меня этот пистолет, лучше будь готов пустить его в ход. Питер отпускает его так быстро, как и схватил, и шериф оседает на землю. Он хватает пистолет, поднимаясь на ноги, но Питер уже скрылся из виду; лунный свет, просвечивающий сквозь деревья косыми лучами, порождает странные тени и как сообщник прикрывает его отход.