Фуго сделал выбор

      Миста приобнял Наранчу и начал качать севшего ему на колени юношу как маленького. Наранча подрагивал, сдерживая всхлипы и слёзки. Как же жалко выглядело это! Не хватало ещё разреветься перед колким на язык (и с хорошей, чтоб его, памятью) другом в плечо. Обязательно ведь припомнит и посмеётся потом. Однако так думала та часть Наранчи, которая не ставила его личность выше кого-то другого в банде. На тот момент она не подавала голоса так явно, не преобладала в нём, хоть и была. Стыдливая личность пыталась побороть ребёнка, который не понимает, почему папа уходит от мамы, и плачет от невозможности на это повлиять. У Наранчи, как и у многих людей, есть много частей, которые говорят всегда по-разному, личность эгоистичного ребёнка сменяется рациональным взрослым, и наоборот. Так, например, одна часть Наранчи пинала Мисте икры с периодичностью, зависящей от исполнения фирменного «Ла Зрешите Доеб’аться», коронного блюда Мисты. Преобладающая же сейчас часть Наранчи Гирги доверяла Мисте как никому другому, и сдерживать напор эмоций была уже почти не в силах. Вот мальчик и прильнул к плечу Мисты, понимая, что Фуго пора забыть. Этим надо поделиться с кем-то. Но всё-таки Наранча чересчур сентиментален, стыдящаяся личность не дремлет. «Ну что ты в самом деле, ты же парень, чего распустил нюни?» — не очень-то стыд помогает не реветь. Он часто моргает, чтобы слёзы не текли, и глубоко дышит, чтобы дыхание не сбивалось на всхлипы.       Миста видел много фильмов, в которых кудрявая блондинка вытирает слёзы белым платком, положив голову на широкое плечо своего мужчины с внешностью Бонда. Бульварность 80-х, плавали, Миста обожал спустить последние деньги на билет в кино. А тут в широкое плечо всхлипывает темноволосый мальчик, беспризорник, нашедший семью, которая разрушилась вдруг. Ромео и Джульетта в японском театре, через авторскую призму режиссёра «Chukchi on gippo», использующей уникальный приём хиппи — «Ykyris’ i skazhi chto ochen’ ymni». Всё не так как надо, неправильно, непривычно. Но разве это в первый раз происходит? В том-то и дело, что нет.       У Мисты сердце болит и тянет от всхлипов Наранчи. Он такой искренний, пускай скрывает это от самого себя, это Мисту всегда подкупает. Детей он никогда особо не любил, но желание защитить Наранчу, на вид такого юного, появлялось всё чаще. Хотя, может быть, в не меньшей степени на не всегда показываемое расположение Мисты влияет также запах густых волос и большие глаза этого мальчика? Так считает ли Миста Наранчу ребёнком? И да, и нет. -Ну-ну-ну, Наранча — Миста одной рукой обнял мальчика крепче и вторую запустил в смолистые волосы, — всё будет хорошо.       А что ещё в такой момент скажешь? Остаётся только обманывать (объект обожания?), якобы кто-то имеет над этой ситуацией контроль. Как глупо, Гвидо Миста, как глупо. -Ничего не будет хорошо! — слёзы брызнули из красивых больших глаз, уже без стараний их скрыть, а пальцы сжали свитер.       Миста приложился губами ко лбу Гирги. Ничего не надо говорить сейчас.       Мотор лодки монотонно шумит. Бруно, Триш, Джорно и Леоне отсыпаются в черепахе. Наранча не чувствует холода от морского ветра и брызг, создаваемых мотором. Он глубоко зарылся в тёплую грудь и руки Мисты. Дыхание выровнялось и всхлипов не слышно. Наранча спит? Это хорошо, думает Миста. Слишком много тяжёлых мыслей для одной маленькой, и такой хорошенькой головки.