Исследователи

Я – Александр Громов… так меня когда-то звали. А теперь мне и вовсе не нужно имя. Потому что попросту нет в моём мире кого-либо, кто смог бы его произнести. Я один, и это моё решение. Осознанный выбор. Выбор, который зачастую мне приходилось отстаивать без страха и сострадания, идя на самые радикальные, самые бесчеловечные меры. Я Александр Громов, и я убийца. Кто-то скажет, что быть одному – то же, что и не жить вовсе. Дни и годы без смысла, в застывшем мире своих воспоминаний, где никогда ничего не происходит… такое существование хуже самой смерти. Но что, если это и есть смерть?.. Ты продолжаешь мыслить, чувствовать, но не можешь никуда сбежать из бесконечного здесь-и-сейчас. Ты не можешь ничего изменить. Время течёт одинаковыми витками: настал день, пришла ночь, и так по кругу. И примерно на стотысячном витке обнаруживаешь, что эта спираль покрывается тонким налётом ржавчины… мизерные красные пятнышки, сперва почти незаметные… но если они появились, уже никуда не денутся. Ты замечаешь, что мир вокруг тебя меняет цвет. Очень медленно, постепенно. Сначала исчезает зелень – она уходит вместе с ожиданием перемен. Их больше не будет. В твоей капсуле времени никогда ничего не меняется. Блекнет оранжевый, дающий чувство тёплой защищённости – нет, тебе больше не уютно в этом мире. Испаряется пурпурный – ты перестаёшь мечтать. Утекает сквозь пальцы жёлтый, вместе с радостью. В какой-то момент ты неспособен становишься даже грустить – когда иссякает синий. И что же остаётся в твоём мире? Только красный. Цвет мрачного безумия, заменившего собой все остальные чувства. Тысячи тысяч раз я задавал себе вопрос: Алекс, ты В САМОМ ДЕЛЕ этого хотел? Бесконечный багряный кошмар?.. Но могло ли посмертие быть иным?.. Нет, нет, я вовсе не гений, даровавший человечеству вечную жизнь. Я тот, кто создал ад. Я – дьявол. Но ведь и сатана имеет право на покаяние?.. Пусть я абсолютно безумен, и всё же отчётливо понимаю: совершивший ошибку должен её исправить. Отнимая у лунных мертвецов свой дар вечной жизни, я прекращаю их мучения. Жестокое милосердие… его заслуживает каждый. Кроме меня, конечно. Я навсегда останусь тем, кто приносит другим покой небытия. И эти ребята, мои копии, что так наивно цепляются за надежду остаться целыми, человечными, настоящими… они просто пока не понимают. Они совсем недавно тут. Их мир всё ещё разноцветен. Но красное пятно ржавчины, заменяющее мне теперь тело, проросло уже и в их обитель. Тонкие нити тянутся от чёрного пепелища во все стороны, пронзают всё сущее. Крадутся по долине, среди скал, по кедровому лесу, ближе… ближе… ближе к их маленькому уютному дому. Вонзаются в стены и, дырявя их насквозь, проникают внутрь. Оплетают комнаты ажурной сеточкой капилляров, искажая цветовую гамму интерьера преобладанием оттенков красного. Красное течёт по моей сети как электричество по проводам. Проникает в каждый уголок, наполняя дом флёром восхитительного безумия. У меня нет рук – потому, простите меня, мои копии, я воспользуюсь вашими… Громовы 17, 18 и 19 прибыли почти одновременно. Вся троица жила в коттедже. Они играли в карты, разговаривали о будущем и о великом прошлом, пока однажды не погасла лампочка.