Волчья кровь

    Я переночевал в лесу, как и говорил Арвену: зарылся в снег, накрыл нос хвостом и задремал, постоянно просыпаясь и вслушиваясь в ночной шепот леса. Мне плохо спалось, и я сорвался с места сразу же, как посветлело небо на востоке.     Мышцы тянуло от перенапряжения и усталости, но я непреклонно мчался вперед. Я не знал, что именно хотел сказать Ольтару, но начать я планировал с устройства нашей стаи: у людей были совсем другие обычаи, и он рассказал мне о них, а я не оказал ему ответной любезности.     Ольтар нравился мне, и я понимал, в чем причина испуга и сочувствия Салтара и намеков Арвена. Я был вожаком, на мне лежала огромная, невероятная ответственность, и я не привык себе врать. Если бы Ольтар был омегой, волком моего вида, то я бы рассказал ему о своей симпатии, и, если бы он ответил на нее, возможно, нам бы повезло полюбить друг друга и образовать Истинную пару.     Но Ольтар был человеком, существом совсем другого вида, и я ужасно, невероятно рисковал, возвращаясь к двуногим. Ведь мы любили непременно взаимно, со времен Первых Песен влюблялись друг в друга, и если альфа любил омегу, со всей вероятностью можно было сказать, что и омега неравнодушен. Но все мы были волками, одним народом, плотью от плоти и кровью от крови своей земли. А он был другим, иным, не таким как мы, и...     И если я полюблю его, то это совсем не значит, что он полюбит меня.     Мы были преданы друг другу полностью и без остатка, и должны были сложиться невероятные обстоятельства, чтобы после смерти одного из пары, второй волк выжил. Даже мой отец не стал жить после смерти партнера, оставив волчат на попечение Общины.     У меня не было ни волчат, ни семьи, ничего, кроме ответственности за стаю. Но я был не единственным альфой в ней, и Салтар переживал недаром.     Я не должен был встречаться с двуногими, следовало оставить их одних, забыть про глаза цвета Рамна, но я не мог. Не хотел, возможно, а может быть, и не видел ничего серьезного в том, чтобы встретиться еще раз и прояснить ситуацию, или просто по неопытности своей верил, что все обойдется и симпатия заглохнет, так ни во что и не переродившись.     Я спешил на юг, подбираясь к оврагу у берега Ильтиль и издалека услышал голоса. Я не разобрал, о чем говорили двуногие: слишком далеко они находились, но тон был злой и встревоженный. Они спорили, ругались о чем-то, и я поспешил вперед по ледяной корке.     - Ты, сука, ты думаешь, о чем говоришь!? - разобрал я яростный голос самки. - Это мерзко, дико, противоестественно!     - Неринга! - одернул ее Айдас, и я непроизвольно перешел с галопа на рысь.     - Пусть говорит, - зло процедил Ольтар. - Должен же я знать, какого мнения обо мне моя сестра!     - Знай! Знай, болван! Ты, тупой идиот, да он же сожрет тебя сразу же!     Я не знал, о чем они говорили, и чувствовал жгучее любопытство, но у волков было не принято подслушивать чужие разговоры, и последнее, что я услышал, прежде чем подбежал ко входу в пещеру, был злой голос Ольтара:     - И пусть.     Я громко стукнул лапами о замерзшую землю, хотя мог ступать абсолютно бесшумно. Люди мгновенно замолкли, а затем из узкого лаза в пещеру выглянула черная голова Айдаса.     - О! Виктор вернулся!     - Счастье-то какое, - себе под нос проворчала самка.     Надо было сказать ей, что я слышу гораздо больше и лучше, чем она представляет, но мне было все равно, что она обо мне думает и как это выражает. Я перекинулся, кивнул Айдасу, который приветственно вскинул руку, и пролез в пещеру вслед за ним. Самка и Ольтар сидели по разные стороны костра, в воздухе витало напряжение, и я вопросительно покосился на Айдаса. Он кривовато улыбнулся, неловко почесывая в затылке и чуть виновато пожал плечами.     - Здравствуйте, Ольтар, Неринга. Айдас.     Самка фыркнула и поднялась на ноги, демонстративно меня игнорируя, посмотрела на брата и произнесла, ухмыляясь:     - Я предупредила, болван.     Ольтар исподлобья на нее глянул и хмыкнул, вороша угли в костре. Неринга прошла мимо меня, демонстративно игнорируя, задела бы плечом, если бы я не увернулся, и, подхватив куртку, выкарабкалась из пещеры в слепящее снежное безумие.     - Идиотка, - прокомментировал Айдас глядя ей вслед.     Он неуверенно глянул на Ольтара, покосился на меня и проговорил, разводя руками:     - Вы простите, парни, но она же обязательно найдет себе приключение на задницу, так что я пойду, - Айдас кивнул Ольтару, хлопнул меня по плечу и пробрался сквозь лаз за самкой.     - Неринга, детка, если ты сломаешь себе шею, мы тебя съедим! А Виктору не дадим! - послышался веселый вопль со дна оврага. - Ольтар, мы проверим силки, не дергайся!     Я брезгливо дернул плечом: прикосновения были мне неприятны, и посмотрел на Ольтара. Он избегал моего взгляда, и я вдохнул, набираясь решимости:     - Я хочу кое-что рассказать тебе.     - Нам надо поговорить, - синхронно произнес Ольтар и изумленно моргнул, вскидывая на меня голову.     Я фыркнул и сел напротив него, где раньше сидела самка. Костер слепил глаза, но я чувствовал себя немного лучше из-за присутствия хотя бы такой преграды между нами. Я боялся этого разговора. И он, видимо, тоже.     Ольтар прикрыл глаза, потер ладонью шею и спросил, низко опустив голову:     - Я первый, ладно? - я не успел ответить, и он заговорил: - Наших с Нерингой родителей убили, когда я был совсем маленький. У нас не было ни родственников, ни друзей. Она пыталась работать, но я требовал слишком много времени, а она была слишком маленькой. Дом, в котором мы жили - маленькая лачуга, но жители деревни решили, что мы не достойны занимать его. Были голодные годы, но мы остались в лесу. Неринга ненавидела тот лес, а я вырос в нем и остался бы там навсегда, но сестра решила, что нам лучше будет в городе.     Ольтар замолчал, задумчиво взъерошил волосы и посмотрел прямо мне в глаза. Я не отвернулся, завороженный отсветом пламени в его глазах.     - Мы жили на чердаке старой заброшенной башни. Неринга вырастила меня, терпела унижения, воровала. Я благодарен ей сейчас, но она казалась мне причиной всех моих бед тогда. Я ушел от нее сразу же, как только научился сносно бегать и обирать горожан. Я подался на улицы и там встретил своего единственного друга. Он водил банду мальчишек и казался мне спасителем и богом, самым лучшим и верным братом, которого у меня никогда не было. Я обожал его. Постепенно банда распадалась: ребята умирали от голода, от болезней, от клинков стражников. Когда мне исполнилось четырнадцать, мы остались вдвоем: пара уличных воров, мы держались друг за друга, доверяли только друг другу.     Ольтар мягко улыбнулся воспоминаниям, и я почувствовал, как сжалось сердце. Но затем его лицо ожесточилось и он продолжил короткими, рубленными фразами.     - В мои восемнадцать он решил сделать мне подарок: впервые взял на серьезное дело. Мы должны были забраться в дом богача, украсть диадему, которая стоила море денег. Это был наш шанс на лучшую жизнь: мы могли уехать прочь из опостылевшего города, зажить так, как никогда не жили. Разумеется, я уцепился за эту возможность обеими руками. Я нашел Нерингу, окрыленный мыслью о новой жизни, убедил ее помочь нам. Но он предал меня. Рабы стоят дорого, а ему пообещали не только деньги.     Ольтар отвел взгляд, горько улыбнулся.     - Раб - это вещь своего хозяина, человек-не-человек. Полностью и абсолютно подчиняющийся господину. Я был плохим рабом. А Неринга и того хуже. Но мы были игрушками долгих три года, до тех пор, пока люди не решили пересечь Алнейру. Они построили восемь кораблей, наняли на каждый команду и надсмотрщиков, купили по сотне рабов. Я, Неринга и Айдас попали на один из них. И ты не поверишь, кто был нашим капитаном.     Я нахмурился, а он обхватил согнутые ноги руками, положил подбородок на колено, и мне вдруг невообразимо сильно захотелось его поддержать, обнять и заверить, что все будет хорошо. Я был альфой, и это были мои инстинкты. Но я остался сидеть, сжав кулаки, потому что не знал, как у его вида принято выражать такие чувства.     - Вот и я не поверил. Я - дурак, права Неринга, я верил, что его подставили, что у него не было выхода, что он поможет нам сбежать, - Ольтар горько хмыкнул, и я подавил желание сорваться с места и что-нибудь разрушить. - Алнейра наших берегов тиха и спокойна. Мы плыли месяц, осторожно пробирались через слабое течение, обходили камни, коряги. Рабы гребли днем и ночью, в две смены. Я всю жизнь был наивным, доверчивым идиотом, но именно тогда она решила еще раз мне это доказать.     Ольтар замолк, сглотнул, поворошив палкой угли в угасающем костре. Я видел, как ему трудно продолжить говорить, и молчал, наблюдая за пламенем. Мне ужасно хотелось подойти к нему и заставить забыть все - я не желал знать то, что он не хотел мне рассказывать, и не хотел, чтобы он вспоминал.     - Капитаном он стал по найму, его и остальных взяли на корабли, как предполагаемых смертников. Разумеется, команда почти не слушалась его, а рабы боялись лишь плетей надсмотрщиков. И, разумеется, его это бесило - он всегда был чересчур властным, - Ольтар чуть улыбнулся. - Так мы познакомились с Айдасом: он обработал мои раны в самом начале нашего путешествия, а Неринга подумала, что он пытается меня убить, и врезала ему концом весла по голове. Потом она откачивала нас обоих. Так они и сошлись - в вечной попытке меня образумить. Но я вразумлению не поддался и поплатился худшим месяцем в своей жизни. Мой брат, мой друг, товарищ, господин, божество, все, что у меня было - оказался мерзким продажным ублюдком. Когда неожиданно течение Алнейры усилилось и корабли начали терять управление, а затем и тонуть, я подумал, что это дар Богов за все мучения. Но когда я пришел в себя и почувствовал камни под спиной, я на полном серьезе хотел кинуться в течение Алнейры.     Ольтар поднял голову и посмотрел на меня долгим, пронзительным взглядом. В его глазах скользило что-то невообразимое, хищное и знакомое, и я замер, наблюдая за тонкой улыбкой.     - Но я поднялся, посмотрел на разбросанные тела надсмотрщиков, а потом заметил гигантских волков, которые жрали чертового капитана, - он улыбнулся шире. - Ты знаешь, тогда я даже не вспомнил, что он когда-то был моим другом, не подумал, что вы можете съесть и меня: я просто смотрел и понимал, что весь этот ужас закончился. Я был готов расцеловать вас в обе морды, а потом лично посыпать себя приправами.     Я презрительно фыркнул, и он мягко рассмеялся.     - Да, я помню, вы не знали, что мы разумны. Но все же, - Ольтар покачал головой и сильно сжал руки в кулаки. - Ты просто не представляешь, Виктор, не представляешь, что я испытал тогда, когда увидел, что он мертв. Ты хоть и косвенно, но освободил меня от такого... кошмара, что я буду вечно тебе благодарен.     Я чуть прищурил глаза и склонил голову набок. Он смотрел на меня открыто и уверенно, мягко улыбался, и пламя играло в его зрачках. Ольтар был похож на Великого Духа, воплотившегося в смертное двуногое тело, и я почувствовал, как перехватывает дыхание. Я попался, завяз, был пойман в голубую сеть радужки, запутался, утонул в пучине зрачков еще тогда, у берегов Рамна, когда вкус крови был на языке и рев реки в ушах. И осознание, бессмысленное и беспощадное знание о том, что я зря надеялся все решить, оставить симпатию симпатией, не переводить ее во что-то страшное и извечное, как леса на нашей земле, навалилось на меня тяжелой и беспощадной, вышибающей дух волной.     Я закрыл глаза, лишь бы не видеть его лица, уткнулся в собственные ладони, с силой потер лоб и непроизвольно заскулил, невесть кого прося о помощи. Но мне никто не смог бы помочь, и отчаяние захлестнуло душу. Я был самым идиотским, самым глупым и самым безнадежным волком своей земли, когда поверил, что не влюблюсь, смогу подавить и противостоять чувству, когда верил, что это обойдет меня стороной, ведь я, да простят меня Великие Духи, я же был самым рассудительным, о да, самым умным и, конечно же, самым бесчувственным волком со времен Первых Песен!     Я был болваном и сам подписал себе смертный приговор.     - Виктор, что случилось? - мои запястья обхватили цепкие пальцы, и Ольтар оторвал мои руки от лица. - Что с тобой?     Он сидел на корточках передо мной, обхватывал теплыми руками мои пальцы и смотрел встревоженно и недоуменно. Я с тоской заглянул в голубые глаза, высвободил руку, дотронулся до теплой щеки, провел по загрубевшей от зимних морозов коже. Когда он хмурился, между бровей появлялся маленький аккуратный треугольничек, и мне так сильно, до темноты в глазах, захотелось поцеловать этот кусочек светлой кожи, что я не стал сопротивляться.     - Виктор... - пробормотал он, и я, не думая, не размышляя, забыв про все на свете, забыв про мелочи вроде вида, семьи, рода, стаи, зарылся огрубевшими пальцами в светлые мягкие волосы возле шеи и потянул его на себя.     У него были самые сладкие губы на свете: твердые, обветренные, с изумительным запахом призрачной орхидеи, через мгновение раскрывшиеся мне навстречу, и это было самое чудовищное, самое страшное мгновение моей жизни. Я заскулил ему в рот, облегченно скользнув языком по зубам, прикусил нижнюю губу. Он зарылся пальцами мне в волосы, и, Великие Духи, это и рядом не стояло с самыми изысканными ласками омег моей стаи. Я осторожно потянул его на себя, целуя в уголок губ, выцеловывая скулу, проскользил кончиком носа по щеке, жарко выдохнул в ухо.     Ольтар толкнул меня в плечи, и я покорно упал на спину. Он был невероятно, ошеломительно красив, когда навис надо мной в неверном свете костра, улыбаясь легко и чуточку безумно.     Я потянулся к нему, нагибая его голову и все же приникая губами к маленькому треугольничку между бровей. Он тихонько засмеялся, целуя меня и выдыхая прямо в губы.     - Что? - я провел рукой по его боку, заглядывая в невероятные, ошеломительные глаза.     - Теперь Неринга меня убьет, - улыбнулся он, и я не смог не припасть к уголку его тонких, обветренных губ. - Я не только мужеложец, но еще и совратитель представителя другой расы.     Я не понял, что он сказал, но это было неважно, потому что я снова поцеловал его, скользя руками по спине, и он ответил мне, прикрывая глаза и все еще улыбаясь.     Мягкий треск костра и наше сорванное дыхание неожиданно нарушил оглушительный вой и крики двуногих. Ольтар оторвался от меня, вскидывая голову в сторону звука, и я прикрыл глаза, обхватывая его ладонями за талию. Я не мог понять, чего мне хочется больше: никогда не отпускать его и наплевать на весь мир или встать и оторвать Салтару его пришибленную Духами голову!