ONLY THE GOOD DIE YOUNG (Полная версия)

The good die young There might be no tomorrow In God we trust Through all this pain and sorrow The good die young The flame will burn forever... Scorpions

- Мой отряд был атакован с фланга, - рассказывала Женевьева. – Да и что за отряд! Новобранцы. Отроки и отроковицы, которые еще не ведали настоящих битв. Мы и в этой не должны были участвовать. Держались в стороне... на самый крайний случай. И вдруг они налетели на нас... Тяжелая конница, отборный отряд демонов из Легиона Ориаса. - Дальше, - тихо сказала Татьяна, потому как Женевьева внезапно осеклась и замолчала. Земных лет Женевьеве, боевой подруге Генри, было всего пятнадцать, но выглядела она намного старше. Золотистые косы, ниспадающие почти до пят, наверно, еще при жизни делали ее похожей на ангела. Несмотря на простоватые черты лица и густую россыпь веснушек, она была прекрасна. Всю свою недолгую земную жизнь Женевьева была истовой католичкой, во времена правления Генриха Восьмого ее сожгли на костре за веру. Короля-отступника Женевьева полагала чуть ли не самим дьяволом, зато его предков, монархов-католиков почитала почти как святых, а уж Генриха Пятого просто обожала. Татьяна даже приревновывала к ней иногда. В войске Женевьева занималась главным образом тем, что обучала молодых ангелов воинскому искусству. Но и в битвах она участвовала на равных с опытными воинами. Генри очень любил и ценил ее. - Это было страшно и быстро, - продолжала Женевьева, справившись с собой. - Нас просто растоптали. Я думала... Это конец. Для половины моего отряда это и было концом. Я даже не могла открыть портал, чтобы отступить, не могла ни на секунду опустить меча. А потом... Я не знаю, откуда взялся князь Генри со своим отрядом... Они ворвались в самую гущу схватки. Видно было, что они уже измотаны, что тоже понесли потери, но они все же сумели демонов немного потеснить. Князь приказал мне открывать портал и уходить. И уводить моих людей, кто еще оставался. Она снова замолчала и уставилась в пол, нервно наматывая прядь волос на палец. - Продолжай, - попросила Татьяна. - Это все. Больше я его не видела... Те из его отряда, кто оттуда вернулись... Его среди них не было. И Джеймс... То есть капитан Николс сказал, что когда его отряд подошел на выручку на место сражения, князя он уже не видел. Битва еще продолжалась у порталов, правда, недолго... Но его там уже не было. Женевьеве так и не удалось выговорить то, что она собственно должна была сказать, но это невысказанное повисло в воздухе, всей тяжестью опускаясь на плечи Татьяны и ее сестер. То, что Генри, скорее всего, уже никогда домой не вернется. *** Бог никого не посылает в Ад. И в Рай никого не тянет насильно. Каждый сам решает при жизни – куда идти, кому служить. Где ему веселее и интереснее, с ангелами или с демонами. Разница лишь в том, что за чин Ангела нужно заплатить на Земле: праведной жизнью, жертвой, подвигом или мученической смертью, за чин Демона – на Небе. И только одним – душой. В каждом человеке есть душа – частица Божьего Света. Бог велик и всемилостив, он безоглядно раздает свой Свет, и меньше его не становится. Дьявол же слаб и ничтожен, ему для могущества нужно подпитывать себя силами извне, ведь изнутри он пуст. Дьявол питается светом тех душ, что отдают ему его слуги, вливаясь в Легионы демонов. Они продолжают жить, обретают могущество, но смерть от руки ангела или своего собрата-демона для них означает абсолютный конец, небытие, тьму и бездну. Поэтому демоны так боятся смерти. Ангелу же ее бояться не стоит. Ведь ангел может умереть только во Славу Божию, в битве за Него. Когда умирает ангел, его душа вновь сливается с Предначальным Светом, из которого была рождена, обретает Нирвану, Вечное Блаженство и возможность когда-нибудь вновь воплотиться в новом теле. Это бывает, конечно, крайне редко, ибо разве кто-то из познавших Свет или хотя бы Покой, захочет вновь вернуться на Землю к страданиям и тяжким испытаниям? Однако и ангелам, знающим, что душа их бессмертна, не хочется умирать. Ведь вместе с жизнью они теряют свою сущность, личность, воплощение. Ведь как бы ни было прекрасно сияние будущей Нирваны, вечная разлука с близкими и любимыми не может не печалить. И хотя говорят, что те, кто истинно любят друг друга на Земле и на Небесах в Вечном Блаженстве сольются воедино, наверняка этого не знает никто. Все это Татьяна, разумеется, помнила. Равно как и то, что скорбеть об обратившемся в Свет ангеле – грех. Но все равно – сердце словно сжималось в стальных тисках отчаянья, а разум отказывался принимать жестокую истину – Генри больше не будет с ней. - Он приказал мне уходить, - безнадежно повторила Женевьева. – Он ведь мой командир. Что я могла сделать?.. «Умереть за него», - подумала Татьяна. Но вслух сказала: - Ничего, девочка. Я тебя не корю. Мария обернулась к Николсу, который стоял у нее за спиной и вертел в руках фуражку. - А ты? – спросила Мария. – Почему ты здесь? Николс вскинул на нее удивленные глаза. - Я?.. Мэри... - Как ты мог просто прийти домой, когда твоего командира, возможно, убили? А еще офицер! Николс замер, только щека у него дергалась. - Я виноват в том, что не погиб? – спросил он, наконец. – Это легче исправить, чем ты думаешь. Мария дрогнула, но тут же упрямо вздернула подбородок. - Я бы предпочла остаться вдовой, чем если бы мой муж оказался трусом. - Ты действительно так думаешь? – чужим, незнакомым голосом спросила Татьяна. – А я вот совсем не уверена в этом... теперь. - Прекратите, - вмешалась в разговор Ольга. – До того ли сейчас? Среди друг друга искать виноватых! - Я виноват, - Николс, наконец, справился с волнением, его голос снова зазвучал твердо. – Виноват в том, что наш отряд пришел слишком поздно. Мы не должны были приходить вообще, у нас не было приказа... Но я будто почувствовал, что там – беда. И все равно опоздал. - Не вини себя, - тихо сказала Татьяна. - Наверно, мне стоило туда вернуться, - сказал Джеймс. - Наверно, Мэри права. И я должен был узнать его судьбу наверняка, но... От меня там все равно сейчас никакого толку. А Женевьева... боялась идти сюда одна. Кто-то же должен был сообщить вам... Я думал, будет лучше, если мы сделаем это первыми. - Ты все правильно сделал, Джеймс, - сказала Татьяна. – И я тебе благодарна. Мария засопела и отвернулась. - Я пригласил туда Маттиаса, я знаю, из Херувимов ты ему больше всех доверяешь, - сказал Николс. – Он лучше меня разберется, что там произошло... Зачем мне было оставаться там, только мешать ему? Я... Если кто-то упрекает меня в трусости... В том, что я не выполнил свой долг... или... – Николс снова разволновался и начал запинаться. - Никто не обвиняет, - сказал Ольга. – Никто так не думает. Мари... просто боится, что мы так подумаем. Поэтому и торопится обвинить вас сама. Глупая девчонка. Мария вдруг разрыдалась и бросилась Николсу на шею - Я просто не знаю, - провсхлипывала она. – Я себя ненавижу. Я гадкая, бесчувственная... Но когда я увидела тебя... И Женевьеву... Я сразу поняла, что случилось. И подумала: слава Богу! Слава Богу, что это не ты погиб! - Наверно, должен был. Если не спасти Гарри, то хотя бы разделить его судьбу... – И было бы у нас сейчас две безутешные вдовы вместо одной, - сурово оборвала его Татьяна. – Прекрати. Это моя вина. Я должна была быть там тогда. - Ты ничего не смогла бы сделать, - возразила Ольга. - Смогла бы. Закрыла бы его своими крыльями, защитила бы... Смогла. - На все Воля Божья, - сказала Ольга. Она с тревогой наблюдала за сестрой. Татьяна была слишком спокойна. Как будто не к ней относилось все, что произошло. И не к ее Генри. *** Это случилось во время одной из битв. Совсем недавно. Это было далеко не первое нападение Ориаса на их границы. Татьяна мало, что знала о нем. Пятьдесят девятый дух, Великий Маркиз Ада, великий астролог... Впрочем, демоны, они все астрологи... Под его началом находилось тридцать Легионов демонов. В своем демоническом обличии Ориас представал Львом с хвостом змеи, или человеком-гигантом с головой льва и змеями вместо рук. Впрочем, такие декоративные подробности Татьяну мало волновали. Судя по его действиям, он был авантюрист и честолюбец. Но и в таланте полководца ему нельзя было отказать. Нападение его Легионов на рубежи Зарассветья становились все более дерзкими. Полк Генри должен был их сдерживать. И по возможности отбрасывать обратно в Ад. Конечно, демоны превосходили ангелов числом, но уступали в доблести и умении. Эта война шла уже довольно долго – с переменным успехом. Эту битву ангелы поначалу проигрывали. Конечно, одним полком одолеть тридцать Легионов немыслимо, почти невозможно и просто выстоять. Но им все же удалось отбросить врага от границ Света. Демонам никогда не победить, даже не проникнуть туда, но они все равно будут пытаться снова и снова. Хотя бы просто потому, что война в их натуре, потому что больше ни на что они не способны. В этом смысл самого их существования. Здесь, на Границе, на ничейной территории подобные битвы разворачивались, почитай, что каждый день. Смысла в них не было никакого, обе стороны несли огромные потери безо всякой пользы, с той лишь разницей, что демонам битвы были в удовольствие, и девятистах девяноста девяти случаях из тысячи они их и провоцировали. Легионы уже начали отступать, когда их предводитель, маркиз Ориас обрушил на защитников Света «черный огонь», испепеляющий все на своем пути. Это дало демонам возможность открыть порталы, ведущие в Ад и отступить, не неся больше потерь. Стена огня прошла по полю битвы, сметая всех тех, кто не успевал взмыть в воздух над ней. В передовом отряде, который оказался ближе всех к порталам погибли почти все... Кроме Татьяны и Генри, которого она успела закрыть от огня, сомкнув вокруг них свои могучие крылья Серафима. Генри очень тяжело переживал это поражение. Сам он считал это именно поражением. Татьяне казалось, он начинает воспринимать Ориаса как своего личного врага, а это неправильно, у Архангела не может быть личных счетов с духом тьмы. Напротив. Если бы вдруг возникло подозрение, что маркиз ищет битв именно с полком Генри, он должен был бы уступить этого врага другому воинству. Никаких личных связей, какого бы то ни было рода с жителями Ада не допускалось. Татьяне уже казалось, что все зашло слишком далеко, а уж после этой битвы, когда погибли многие близкие друзья Генри, его соратники и ученики... Она пыталась себя убедить, что все дело в его скорби по ним, в чувстве вины, которое он, может быть, испытывает, чувствуя себя ответственным за их гибель. Такое уже бывало раньше. Но все же Генри полководец и король, он должен уметь с этим справляться. Или же он корит себя за то, что не предугадал действий противника, не нанес ему более тяжелый урон... В конце концов, демоны не самоубийцы, беспрекословной дисциплины в их войсках нет, и если битва была особо кровопролитной, на следующую они соберутся не скоро. А в этом случае – Генри был уверен - Легионы Ориаса очень быстро придут в себя и нападут вновь. Но и это было не главное. А главное было то, что с того самого дня битвы Генри с женой почти не разговаривал. И даже мысленно не подпускал к себе, не давал коснуться своих чувств ее собственными. Значит, дело не в стыде и не в скорби, значит, он сердит на нее. Это было просто кошмаром, потому что раньше такого никогда не случалось. Да, бывало, они спорили и ссорились, но эти легковесные ссоры легко проходили и забывались, а сейчас впервые Татьяна ощущала в своем супруге обиду и неприязнь, направленные на нее. После нескольких дней изнуряющего молчания она, наконец, решилась поговорить с ним. Труднее всего оказалось просто заговорить. Он даже ни разу не взглянул на нее с тех самых пор, как они вернулись, последний раз она видела его глаза тогда – в коконе из своих крыльев. - Послушай, - начала Татьяна несмело. - Я понимаю, сейчас, наверное, не самое удачное время, но... ты на меня зол? Генри шевельнул плечом, словно в знак отрицания, но не взглянул на нее. - Значит обижен. На то, что я... Уберегла тебя... Наверно, мне не стоило, ведь командир должен оставаться в строю до конца... Но это и был конец. Что бы изменило, если бы ты погиб? К тому же раз у меня была возможность спасти тебя... Мне ведь это ничего не стоило. Было бы странно, если бы я отгородилась от огня сама, не укрыв кого-то еще... Если это было возможно, - получалось путано и сбивчиво. Татьяна понимала, что говорит что-то не то, и что дело здесь не только и не столько в том, что другие погибли, а он спасся. Здесь было что-то еще, в этой обиде. Что-то очень глубокое, невыразимое, что было внутри Генри давно, с самого начала их знакомства, но они либо не обратили на это внимания... либо не захотели обратить. - Не делай так больше, - сказал Генри, не глядя на нее. – Никогда. Не смей. - Я всего лишь... - Это унизительно. - Я поняла, - Татьяна сидела, не смея поднять глаз, сплетая пальцы, отчаянно боясь, чтобы он не попросил о чем-нибудь еще. – Просто я... очень испугалась. Это вышло само собой... Больше этого не повторится. - Не повторится, – проговорил Генри задумчиво. Он долго молчал, и Татьяна уже начала робко надеяться, что разговор окончен. Но Генри тяжело вздохнул и продолжил. - И еще я попрошу тебя... Больше со мной на битвы не ходить. Татьяна подняла на него полные слез глаза. - Генри, я... - Я не могу тебе этого запретить, - сказал Генри сухо. – Ты же Серафим. Но если ты хоть немного уважаешь меня как мужа... - О, Генри! – Татьяна все-таки расплакалась. Но он продолжал смотреть мимо нее, словно бы и не замечая ее слез. – Я тебя очень люблю и уважаю. Я просто так боюсь. Но я обещаю. Что больше никогда... Но только не хмурься, не смотри на меня так! Генри еще немного помолчал, затем заговорил уже мягче. - Нас ведь судят по нашим делам, Таня. И не только по свершенным. Дела настоящего затмевают былую славу. Сейчас меня знают как полководца и героя, но если я не буду подтверждать свои победы новыми, моя слава уйдет в прошлое. - Тебе твоя слава дороже, чем мой покой? – всхлипнула Татьяна. - Ну что ж, - жестко сказал Генри. – Если ты хочешь, чтобы меня знали и помнили, не как храбреца и героя, а как позера, который без волшбы своей высокопоставленной жены шагу ступить не может, пустослова, который в бою прячется за ее юбки... - Гарри, не надо, перестань, пожалуйста! - Ты прекрасно знаешь, что своими слезами можешь у меня чего угодно добиться... Татьяна бросилась к нему, обвила руками его шею. - Разумеется, я этого не хочу. Но я так боюсь за тебя, любовь моя! Что если я тебя потеряю? Как же мне не плакать? Генри взял ее за руку, коснулся губами пальцев. - Я просто хочу, чтобы ты поняла. Я должен остаться собой. Тем, кого ты полюбила. - Я поняла, - кивнула Татьяна. - Я дала обещание. Но и ты обещай. Что будешь хоть немного думать обо мне, о том, что я волнуюсь и жду. Генри взглянул на нее с нежностью, прижал ее ладонь к своей щеке. - Я думаю о тебе всегда, - сказал он серьезно. - Но ты пойми. Долг превыше всего. *** «Долг превыше всего», - твердила про себя Татьяна и сейчас. Да, долг превыше всего, а ее долг в том, чтобы стойко принять ниспосланные ей испытания. Правда, она еще не могла быть твердо уверена в их тяжести, и это угнетало ее сейчас сильнее всего. Надежда была слишком сильной. Надежда на то, что это, возможно, все же ошибка. Что Генри выжил... Все равно, как-нибудь. Даже если ему для этого пришлось совершить что-то недостойное. Она была согласна и на это. Она ужасалась этой мысли. Но не могла заставить себя считать по-другому. - Но ты был там, - спросила она Николса. – Ты все видел, ты сам что можешь мне сказать? Есть хоть малейшая возможность, что он мог остаться в живых? Николс тяжело вздохнул. Татьяна видела в его глазах жалость и боль, но все равно не могла заставить себя признать, что все кончено. - Всегда остается надежда на чудо, - сказал Николс. – Я тоже не знаю, как смогу в это поверить. Разве что сам увижу его мертвым. Татьяна только головой покачала. Увидеть мертвым ангела нельзя, ибо они не имеют материального воплощения. Оболочка ангела - это энергия, и когда его суть поражена, энергия рассеивается, как говорят, без следа, а душа уходит в Свет. Душу еще можно видеть какое-то время, но очень недолгое, в пылу битвы ее сложно разглядеть, да и не один десяток душ возносятся в эти минуты. Но душа след оставляет. Недолгий, незаметный простому ангелу, и почти незаметный Высшему. Но все же высший – Серафим или Херувим может этот след разглядеть, если не прошло уж очень много времени. И с точностью сказать, кому именно принадлежала душа, его оставившая. *** Ангелы бывают разные. Высшие Ангелы – Херувимы, Серафимы и Офанимы (Престол) примерно равны по силе. Просто силы у них уж очень разные. Престолы ближе всего к Богу, это его советники и наперсники, и отсвет Его славы ложится и на них. Серафимы и Херувимы – исполнители Его Воли. Серафимы ангелы деяний, подвигов и борьбы, они принимают решения, выполняют их и несут за них ответственность. Херувимы, хотя и не уступают им в силе, используют ее с меньшей охотой. Они идеальные исполнители чужих решений, аккуратные и вдумчивые. Херувимам близка сфера искусства, творчества, науки, философии. Они всегда несколько апатичны и витают в своем внутреннем мире. Если дать им дело, они его исполнят безукоризненно, но сами никогда не проявят инициативы. Те, кто проявляют инициативу – становятся Серафимами. Маттиас был безупречным Херувимом. Татьяна обычно именно к нему обращалась с поручениями. И не потому, что считала его чем-то лучше других, просто она к нему привыкла. От добра добра не ищут. Отношения их были сугубо деловыми... Татьяна даже не знала ничего о его прошлом. Ей ни разу не приходило в голову, например, пригласить его в гости на чашку чая. Хотя, возможно, и стоило бы. Поэтому сейчас Маттиас оказался у нее дома впервые. С виду он был именно таким ангелом, каких люди рисуют на картинках: правильные черты лица, золотистые кудри, огромные голубые глаза, строгая линия губ. Он был красив, вежлив и в целом располагал к себе, но сейчас... При его появлении словно повеяло холодом. Одно дело ждать черной вести, и совсем другое – дождаться. По лицу Маттиаса сразу становилась ясно, что он именно черный вестник... Мария, увидев его, съежилась, словно пытаясь стать меньше, а Ольга посмотрела на него умоляюще, как будто от него зависело, что им рассказать. Но Татьяна была все так же непоколебимо спокойна. - Он жив? – спросила она. – Отвечай сразу. Маттиас опустил глаза. - Жив, - сказал он едва слышно. – Мне очень жаль, княжна. Татьяна выпрямилась, вытянулась в струнку, впилась в него глазами. - Он в плену, - сказал Маттиас. Ольга тихо вскрикнула. Мария вцепилась в руку Джеймса, чтобы не упасть. А он и сам побледнел, как полотно. Только что они стояли на пороге страшного горя и ждали этого горя, и молили Всевышнего придать им сил, чтобы перенести его. Но сейчас это горе показалось им почти блаженством по сравнению с тем темным ужасом, что обрушился на них сейчас. И только Татьяна на первый взгляд оставалась невозмутимой. - Что тебе известно? – спросила она Маттиаса таким тоном, каким обычно отдавала ему распоряжения. - Двое из его отряда... Те, кто выжили... Видели это. Один из них, Олег, был совсем близко... Когда отряд капитана Николса подоспел на помощь, демоны сразу открыли свой портал и начали отступать. Они могли бы продолжать бой, но, видимо, решили, что на этот раз достаточно... Кроме того они... Захватили в плен нескольких ангелов, мы пока еще не знаем точно скольких и кого, но... Князь Генри был совсем рядом с порталом, он прорвался туда и сумел отбить одного из пленников, совсем юного, из отряда Женевьевы, вытолкнул его из портала, но сам выбраться не успел. Олегу не хватило всего несколько шагов, чтобы добежать до него, когда портал закрылся... - Его могли все же убить, - сказала Татьяна, еще смутно на что-то надеясь. - Нет, - покачал головой Маттиас. - Мне ОЧЕНЬ жаль. Но Олег совершенно точно успел увидеть, что его обезоружили. Значит, он в плену. - Возможно, его уже казнили, - тихо сказала Татьяна. Это было так странно: еще несколько минут назад она отчаянно, вопреки здравому смыслу надеялась на то, что Генри жив, а теперь она так же отчаянно желает ему смерти! – Возможно... Я даже не знаю, что бывает с пленниками-демонами. Ведь мы их казним? Не так ли? - Мы да, - согласился Маттиас. - Для них все равно уже нет спасения. Но мы это делаем быстро и милосердно, а лорды-демоны обычно придумывают изощренные казни – мучительство в их природе... или отдают пленников на растерзание войскам. Мария наградила его тяжелым взглядом. Умом она понимала, что Маттиас просто говорит то, что есть, и не его вина, что данность так ужасна... Но все равно, она готова была возненавидеть его в этот момент. - Прошло уже довольно много времени, - проговорила Татьяна, массируя виски. – Он может быть уже мертв... Он должен быть уже мертв! - Так поступают с простыми ангелами, княжна, - возразил Маттиас. – Но Архангел? Не так уж часто полководцы попадаются к ним в руки. Я даже не уверен, бывало ли такое раньше... Такая возможность для них... - Что ты этим хочешь сказать? - напрямик спросила Мария, которая уже не могла выносить его тягучее мямленье. Пусть уж выяснится самое страшное, лишь бы поскорее. – Что с ним сделают? - Скорее всего, попытаются изменить. Заставить отречься от Господа, перейти на их сторону. Татьяна глубоко вздохнула и гордо выпрямилась. - А вот этого не будет никогда, - сказала она. Маттиас сокрушенно развел руками. - Если бы такого не случалось никогда, но, увы! Такое случается. И падшие ангелы не редкость. Те, кто не сумел выстоять и отрекся. К тому же князь Генри... такой, как он, для них просто находка. Ты ведь понимаешь. - Не понимаю, - холодно ответила Татьяна. - Что ты хочешь сказать. Маттиас немного смутился. - Я хочу сказать, что князь Генри, он... Конечно, я не смею судить... Тех, кто призвал его в свое время... Его подвиги, заслуги, вера... Он искуснейший полководец, герой, но все же... Не совсем ПРАВИЛЬНЫЙ ангел, если можно так выразиться. Татьяна, поморщившаяся было на его заикание, при последних словах напряглась. - Что значит «неправильный»? – спросила она стеклянно зазвеневшим голосом. Маттиас вздохнул и, видимо, решив, что терять уже нечего, заговорил проще. - Ты меня прости, Татьяна. Он твой муж, я понимаю. Но посмотри правде в глаза! Он и при жизни был далек от христианского идеала. Я уважаю Генри, но признай, ему не достает кротости... Благости, смирения... А ничем другим дьявольские искушения не одолеть. А если уж в тебе гнездятся пороки... - Пороки? - переспросила Татьяна. – Какие же это у него пороки? - Перестань смотреть на меня так, как будто я клевещу на него. Ты знаешь и сама. Его неуемная жажда власти... Его честолюбие... Извини, гордость, наконец! И разве он оставил эти пороки у дверей гроба? Он их все принес собой. Это его вечное безрассудство и жажда славы! За его подвиги ему все прощалось, Господь всемилостив, но там... В Аду, Таня, все его слабости и недостатки будут без жалости использованы против него. Чтобы сломить, ослабить дух, отнять веру. Его непокорность, несдержанность, гневливость, гордыня, тщеславие, зависть! Все, чем он грешил против Бога, все будет использовано, чтобы отвратить от Него! Татьяна с трудом себя сдерживала. Слова, произносимые Маттиасом, пороки, перечисляемые им, словно хлестали ее по лицу. Но последний заставил вскинуться. - Может, в Генри и остались частицы тех грехов, о которых ты говоришь. Но ЗАВИСТЬ? Он никогда никому не завидовал. - А ТЕБЕ? Татьяна, наконец, не выдержала - Да как ты смеешь, - воскликнула она, - приходить в мой дом и порочить моего мужа? Порочить великого князя-Архангела и полководца? Как ты посмел в нем усомниться? Допустить саму мысль о том, что его можно отвратить от Истины и Света, от Творца? Маттиас попятился. - Я понимаю, что это горе... - Ты ничего не понимаешь! – теперь уже не выдержала Мария. - Приходишь и рассказываешь об этом, словно отчет читаешь... Да какие бы ни были у него пороки... Но твое бессердечие – вот худший из них! - Вам, наверное, лучше уйти сейчас, - осторожно посоветовал Николс. – Спасибо за информацию, но... Выводы остерегайтесь пока делать. Маттиас склонил голову, словно прощаясь. - Хорошо, принцессы и вы, капитан, я удаляюсь. Но еще кое-что я не могу не сказать. - Что же? – Татьяна криво усмехнулась. – Какую еще клевету ты измыслил? То, что он сам, по доброй воле сдался врагу? Маттиас бросил на нее лишь один короткий взгляд и снова склонил голову. Но от этого взгляда Татьяна внезапно ослабела и покачнулась, Ольге пришлось поддержать ее. - Князь всегда был безрассуден, - проговорил Маттиас, не поднимая глаз, – но никогда настолько. Это странно. Все, кто видели его в тот день, подтвердили. Он словно искал смерти. - И что же могло его заставить искать смерти? Ты, наверняка, нашел и этому причину? - Я не знаю, - тихо сказал Маттиас. – Он ведь твой супруг. Тебе виднее.