Между прошлым и будущим

Амбар явно не знала, что сказать. Просто сидела, держала меня за руку и, молча, всхлипывала. Только через пару минут девушка пришла в себя и обняла меня. Я знал, что именно это будет ее первой реакцией. И Гастон знал, поэтому убрал руку с моего плеча. — О, боже! — выдохнула моя невеста сквозь слезы. — И как ты только жил все эти годы?! А сколько тебе было на тот момент? — Пять, — отозвался я, обнимая ее в ответ и зарываясь лицом в волосы. — Соль на год младше. — Ужасно! — воскликнула Амбар. — Совершенно ужасно, что дети прошли через такое! — Увы, родная, это жизнь, — вздохнул я. Наконец, мы отстранились друг от друга и Гастон добавил: — Шерон дали восемь лет каторги, но она уже через полгода подхватила туберкулез и умерла. А Берни даже не забрал тело. — Ха! — фыркнула Амбар, вытирая слезы. — Тело! Да он живого человека отказался забрать несколько лет назад! — Это верно, — вздохнул мой друг. — Когда мой отец с ним созванивался, тот все время говорил о Соль. Создавалось впечатление, что ваш Берни на ней помешался. Ничего, кроме дочери, в упор не видел. — Ну, вот, завтра я ему и устрою просветление, — отрезал я. — Тоже мне, отец года! Порядочным человеком нужно быть, в первую очередь! — А с самой Соль ты будешь говорить? — поинтересовалась Амбар. — В смысле, если вы все это пережили вместе… Я покачал головой и опустил глаза. Сознание потери все еще грызло мою душу. Раньше я не представлял, как сильно все эти годы скучал по своей бывшей подруге. Теперь же мне до ноющей боли в груди хотелось ее увидеть. Но нет. Я не мог поступить так со своим зеленоглазым ангелом. — Пережили вместе, — ответил тем временем за меня Гастон. — Вот только Соль после этого кошмара потеряла память. — И я думаю, так лучше, — подхватил я. — Пусть живет в царстве неведения. Ей спокойнее. Не буду бередить старую рану. Соль такого не заслуживает. — Откуда ты знаешь? — изогнула бровь Амбар. — Прошло много лет. Она могла измениться к худшему. — Даже если моя подруга детства превратилась в подобие Люцифера, не хочу ничего знать, — упорствовал я. — Для меня она останется маленьким ангелом. — Он очень любил Соль, — пояснил Гастон. — Считал своей сестренкой. — Да, ты прав, милый, — согласилась моя невеста. — Не нужно тебе с ней видеться. Так будет лучше. Для всех. «Кроме меня», — пронеслось в моей голове, но я лишь кивнул. Гастон же как-то хмыкнул и подытожил: — Ну, что? Сегодня уже поздно, идти куда-то нет смысла. Тогда я предлагаю спуститься в кафе и поесть. А после этого можно немного пройтись по вечернему городу. Как говориться, вспомнить детство. Что думаете? — Наверное, ты прав, — согласился я. — Мне это пойдет на пользу. — И я с вами, — подхватила Амбар. Мы с Гастоном удивленно на нее уставились. После борделя моя невеста панически боялась темноты и неуютно чувствовала себя ночью на улице. Мы с ней даже спали всегда при свете ночника. К слову, в этом номере он был, так что я не боялся оставить девушку одну. — В смысле ужинать, — добавила она, заметив наши ошарашенные лица. — Я тоже проголодалась. Но вот, ночные прогулки — не моя стихия. Здесь без меня. — Знаю, — улыбнулся я. — Ладно, идемте. Мы поспешили вниз, в кафе, где, как выяснилось, неплохо готовили. Надо сказать, я никогда не был поклонником аргентинской кухни, но за столько лет, наверное, по ней соскучился. Асадо (жареное мясо) и ньюты (лепешки с начинкой из картофеля) были прекрасны. После ужина мы с Гастоном взяли по бумажному стаканчику кофе, проводили Амбар до нашего с ней номера и пошли гулять. Было уже темно, хотя здесь жизнь редко останавливалась. Машины ездили, фонари горели, рекламные щитки подсвечивались. Двери многочисленных магазинов и кинотеатров закрылись на ночь. Зато открылись другие — такие же многочисленные двери молодежных закусочных, баров и ночных клубов. Впрочем, так было не только здесь, но и в любом другом крупном городе. Буэнос-Айрес являлся столицей Аргентины, так что не было ничего удивительного в обилии ночной жизни. Нас с Гастоном это не очень трогало, и мы просто бесцельно бродили по улицам, разглядывая знакомые и незнакомые места. Лишь спустя примерно полчаса после выхода из гостиницы, я задал терзавший меня вопрос. — Как думаешь, я правильно поступаю, отказываясь видеться с Соль? — Брат, это — твое решение, — пожал плечами Гастон. — Ни я, ни кто-либо другой не имеем права принять его за тебя. — Но ты можешь посоветовать, — возразил я, — и высказать свое мнение, которое, чтобы ты знал, играет для меня далеко не последнюю роль. — Я в курсе, — захихикал мой друг. — Ты без меня и шагу не ступишь. — Не выделывайся! — фыркнул я. — Амбар я и без твоего участия сделал предложение. — А кто тебя несколько месяцев всячески к этому подталкивал, осел ты кудрявый?! — веселился Гастон. — Сам дурак, — парировал я. — Нет, ну, правда, скажи, что думаешь. — Я думаю, что слышу крики, — внезапно оживился Перида. — Прислушайся. Мы остановились, навострили уши, действительно, из проулка неподалеку услышали крики о помощи и глумливый смех. — Так, ну-ка, пойдем, посмотрим, что там происходит, — заявил я. Мы тихонько приблизились и заглянули за угол. Проулок был узким, но вполне себе неплохо освещенным. Я смог различить двоих парней, прижавших к стене рыдающую девушку. И их намерения были волне понятны — они яростно пытались сорвать с нее одежду. А рядом стояли еще три девушки и смеялись. — Ну, что красотка? — выкрикнула одна. — Жалеешь, что назвала меня шлюхой?! — Завтра это прозвище привяжется к тебе, — добавила вторая. — Мы обещаем. Голос ее показался мне смутно знакомым, но я не придал этому значения, потому что из тени вышла еще одна, четвертая девушка. И, похоже, она снимала происходящее на телефон. — Ненавижу вас! — кричала та, которую пытались изнасиловать. — Ненавижу! Помогите! Кто-нибудь, на помощь! — Никто тебя не услышит, — подала голос третья. — Да и где ты видела рыцарей, которые бросятся спасать незнакомого человека?! Они только в сказках бывают! И вообще, этот тренд уже давно позади! — Да неужели?! — крикнул я, подбегая. — А вот мы за трендами не гоняемся! Отошли от девушки, быстро! Парней было двое. Один повыше, с короткими прямыми каштановыми волосами. Второй худощавый и на пару сантиметров ниже, с темными кудряшками почти до плеч. Тот, что повыше, прижал их жертву за руки к стене и приказал кудрявому: — Разберись-ка, Рамиро. Он говорил с сильным итальянским акцентом, и это еще больше меня рассердило. Я всегда гордился своим происхождением и считал, что итальянцы — народ благородный. Впрочем, похоже, в семье не без урода. — Слушай, красавчик, — наехал на меня тем временем кудрявый. — Шел бы ты отсюда. Не мешай мужикам девочку наказывать. А то… — «А то» — что? — насмешливо пропел Гастон, который, как всегда, тенью последовал за мной. — Кудряшками его задушишь, клоун?! Паренек зарычал от ярости и бросился на моего друга. Мне даже не нужно было поворачиваться, чтобы знать, как ответил Гастон. Он перехватил его кулак и вывернул руку, намеренно заставив сустав зловеще хрустнуть. Кудрявый завопил от боли. — А теперь, «мужик», — спокойно заявил я, — назови хоть одну причину, по которой мы не должны переломать тебе руки прямо сейчас! — Ах так! — закричал итальянец, отпустив свою жертву. — Ну, держись! Он рванул, было, ко мне, но я одной рукой крепко ухватил его за грудки, а второй крепко ударил кулаком по носу. И в этот удар я вложил всю свою ненависть к насильникам. Нос парня отчетливо хрустнул, брызнула кровь. Я отшвырнул его на землю, и тот упал, схватившись за лицо. — Ладно, ладно! — заверещал кудрявый. — Я все понял! Пусти, больно! Не обращая на него внимания, я подбежал к пострадавшей девушке. Она тихо сползала по стене не землю, пытаясь прикрыться разорванной одеждой. Я поднял ее на ноги и, придерживая за плечи, помог отойти подальше. Бедняжку колотила мелкая дрожь. Всхлипывая, она вцепилась в меня, признав своего спасителя. Гастон отпустил кудрявого парня, и тот отбежал к девушкам, которые, похоже, руководили процессом. Высокий итальянец вопил: — Ах, ты, падла! Ты бде дос слобал! Да здаешь ли ты, что с тобой сделают?! Да бой отец… — Заткнись, Бениссио! — небрежно бросила ему та девушка, чей голос ранее показался мне знакомым. Она повернулась ко мне, и я врос в землю. Нет-нет-нет! Этого просто не могло быть! Из всех людей в Аргентине, я меньше всего хотел бы видеть здесь именно ее! Но на меня смотрели те самые зеленые глаза, которые я узнал бы из тысяч других. Темно-русые волосы обрамляли знакомые черты лица, а тонкие брови были приподняты. Как в детстве, она так делала, когда сердилась. — Соль, — чуть слышно выдохнул я.