Оттенки Ночи

      Седмицу я провалялся в кровати, и постельный режим соблюдался отнюдь не из-за моей покладистости. Нога, заживленная магией, болела адски и не давала толком двигаться. Дар больше не появлялся. Это было ожидаемо, но... Мне нужно было с ним поговорить, как-то объясниться... «Знать бы еще, что именно объяснять». Другие примеру эльфа не последовали, и покой больного постоянно нарушался шумными сборищами в моей комнате, потому как тащить меня вниз все почему-то отказывались. Конечно же, часы посещения начинались, когда заблагорассудится моим соратникам. Даже в тот день после утреннего разговора с Дариэлем мне не дали тихо и мирно пострадать.       Мой сон грубо прервали, и я, вздрогнув всем телом, распахнул шальные глаза. Над ухом заливисто хохотал Мстиса. В кои-то веки мне захотелось придушить жизнерадостного друга.        - Ярич, ты чего это? Холода нам предсказываешь? – Мстислав еще раз хохотнул, навалившись на мое плечо, и я смог лицезреть его добродушную физиономию в обрамлении смоляных кудрей.        - Чего? - пробурчал я, скидывая руку эльфа. - Ты дорогой об косяк не бился?       Мой бубнеж он как всегда пропустил мимо своих острых ушей.        - А чего ты тогда, как кот во сне нос прячешь? - Мстиса опять засмеялся, а я, перевернувшись на спину, увидел еще две наглые ухмыляющиеся рожи.        - Что? Тоже поглумиться над умирающим пришли? - Я скривился, изо всех сил изображая мучения.       «Рожи» закивали, довольно лыбясь, всем своим видом показывая, что глумления – совсем не единственный пункт из списка "дружеской" поддержки.        - У, изверги! – Закрыв глаза ладонью, я почувствовал еле уловимый запах и отдернул руку, обращаясь к нарушившим мой покой как можно более непринужденно:        – Ну раз уж приперлись, давайте начнем пытки.       Андрей со Святославом еще больше оживились и достали из-за спин пыточные инструменты.        - Сначала яд, - ухмыльнулся хвостатый Эндаринель, водружая темную пузатую бутыль с бокалами на тумбу.        - А потом пытки твоих органов чувств и сознания, - с улыбкой змея Святослав возложил у моих ног свою лютню и извлек из-за пояса колоду. – На что играть будем?

***

      Так проходили дни. Мстиса и ребята развлекали меня как могли. Это помогало, но лишь на то время, пока кто-то был рядом. Как только закрывалась дверь за последним из ушедших, меня охватывало ворохом непонятных чувств и мыслей. Если б я мог двигаться, то метался бы по комнате точно зверь в клетке. А так приходилось лишь ворочаться, морщась и шипя от боли. Обычная, казалось бы, рана доставляла поразительно много проблем. Но хуже всего себя чувствовало не тело...       Первое время я старался пресекать на корню все мысли о нем. Но лучше от этого не становилось. Подсознание будто специально подкидывало воспоминания, от которых все тело обдавало жаром. Я не мог лежать, не мог сидеть, не мог есть и спать. Всюду меня преследовал он. Попытки доказать себе, что все случившееся было временным помешательством, терпели крах. Ведь стоило только вспомнить, как эльф, кусая губы, из последних сил сдерживал голос. Его тихие стоны отдавались диким возбуждением. А прикрытые густыми ресницами глаза цвета аметиста... Сколько в них было наслаждения.       Я взвыл, задыхаясь от перехватившего горло желания. Терпеть было просто невыносимо. Сдернув с тумбы свисающее полотенце, я кинул его рядом с собой на простынь и обхватил рукой возбужденную плоть. Уткнувшись лицом в подушку и бешено работая рукой, я шумно дышал, стискивая зубы. Стоило только представить стонущего подо мной Дариэля, тело свело судорогой и я с хриплым стоном кончил, выплескиваясь на ткань. Но этого было мало и, как сумасшедший, я истязал свою плоть, пока не выдохся до изнеможения. Скомкав залитое полотенце, я сунул его под подушку и почти сразу же забылся глубоким сном.        "Как же так вышло?.. Это неправильно. Это должно быть мерзко... вызывать отвращение".        "Но ведь не вызывает. Было приятно. Даже больше чем приятно".        "Так нельзя. Это противоестественно!"        "Не противоестественней других процессов".        "Я же мужчина! Так нельзя!"        "Если бы было нельзя, то никто бы этого не делал, - смешок, - или думаешь, с эллой можно во все дырки, а у эллей они другие функции выполняют?"        Собственная ухмыляющаяся рожа вызвала вспышку гнева.        "Как же хочется съездить по ней!"        "Я тебя прекрасно слышу," - улыбнулся себе я.        Посреди ничего зажегся костер, разделяя нас и освещая обоих.        "Так не должно было случиться. Я этого не хотел".        Я напротив - закатился со смеху:        "С таким стояком, что можно было лес валить, точно не хотел. - Пальцы смахнули выступившую слезу. - О-ох. Другим можем врать сколько угодно, только себе-то не соврешь".        Я стиснул зубы, закипая:        "Я не мужеложец!"        Мои глаза хитро сощурились:        "Можем проверить. - Я напротив поднялся и бесконечно долго направился ко мне. - Ты же любишь себя. К себе ты не питаешь отвращения, как к другим мужчинам".        Голос гудел повсюду, эхом разносился по непроницаемой пустоте. Я отшатнулся. Но как убежать от себя? Меня парализовало, тело не слушалось и отказывалось двигаться.        "Тебе же нравится любоваться собой в зеркале? Так смотри". - Я надвигался совершенно голый. Ни одна часть тела не двигалась, я приближался словно рывками, возникая с каждым моментом в новом месте, все ближе и ближе к себе. На меня нахлынуло возбуждение. На обоих.        "Не ты ли завидовал девушкам, что они могут целовать тебя?" - Пальцы, еле касаясь, щекотали мне губы. А я смотрел на точно такие же приоткрытые губы напротив. Сознание словно тягучая смола. Я сглотнул. Мое лицо приблизилось. Руки скользили по груди.        "Как я оказался голым?"        Ухмылка.        "Я определенно хорош".        Руки симметрично скользили по нашим телам. Я уже не понимал, сопротивляюсь ли и делаю это против воли или нет. Мы ласкали друг друга, прижимались друг к другу, царапали, сжимали, целовали, кусали. Одинаковые вздохи, идентичные стоны.        Рука скользила по животу. Я напрягся, чувствуя губы на внутренней стороне бедра, и выдохнул. Пальцы сомкнулись на возбужденной плоти, опустились вниз по стволу, огладили мошонку. Губы отмечали свой путь короткими поцелуями. По животу, груди, шее. Что-то твердое уперлось мне в анус. Томный вздох у самого уха.        Я открыл глаза. Надо мной нависал Дариэль. Руки сами собой уперлись ему в грудь. Он приблизился, завораживая своими огромными аметистовыми очами.        "Тише. Не бойся. - Он нежно погладил меня по щеке, не отводя глаз. - Я не сделаю тебе больно… Позволь".        Я отвернулся, чувствуя как горит лицо. Было в этом что-то неуловимо знакомое.        "В чем дело? - Нежный голос окутывал словно бархатом. Дар заботливо убрал прядь с моего лба. - Разве ты не любишь меня?"        Люблю? Люблю?!        Мгновенье. Вселенная будто моргнула. Эльф жадно целует меня. Я отвечаю с напором. Набрасываюсь на пухлые губы, как оголодавший.        Люблю. Конечно, люблю!        Дариэль сладко стонет. Чувствую, как он двигается во мне. Подхватив под колени, увеличивает темп. Вибрирующее наслаждение накатывает не спеша, но стремительно. Слышу, как сплетаются наши стоны. Еще немного. "Еще-е... чуть-чуть..."        Я распахнул глаза. В ушах стучала кровь. Сердце в груди ходило ходуном. Голову что-то прижало. Я рванулся и подскочил на кровати, как ошпаренный, но тут же скорчился. Ногу резануло болью. На подушке же лежала Химера и ошарашено таращила глаза. Из меня вырвался вздох облегчения.        - Ну что за привычка спать на мне? - Я повалился рядом с животиной и почесал мохнатое брюхо. - Когда-нибудь с перепугу и покалечить могу.        Она лишь зевнула в ответ и свернулась клубком, как бы намекая, что ей глубоко по барабану такие угрозы. Как только Химера появилась в Доме, сразу повадилась дрыхнуть со мной. Хорошо, что в то утро ее здесь не было.        Осознав, что снова вспомнил это, я замер. Замерли даже мысли в голове. И внезапно всплыло все, что я увидел во сне. Горло перехватило. Пронеслась холодная волна, а затем затопило жаром. Наверное, я покраснел до самых пят. По крайней мере ощущения были такие. Я невольно закрыл лицо рукой от накатившего стыда. Зад пульсировал.        Я с силой грохнул кулаком о матрац. Меня раздирал целый каскад чувств и ощущений: злость, стыд, возбуждение и еще целый сонм трудноопределимых. Сладострастие боролось с гордыней. Я взвыл.        Химера мигом порскнула в окно, поняв, что сейчас тут не поспать. Я перевернулся и заорал в освобожденную подушку. На душе было и сладко и тошно.        "Да что же это, демон побери, такое?!"        Подо мной было влажно. Уши чуть не вспыхнули вместо факелов.        "Как подросток. Как подросток, Иртыч раздери, кончил во сне! И все из-за... Из-за..."        Я выл и орал в подушку, едва не разодрав ее на клочки, пока не зазвенело в ушах. Внутри все клокотало. Я перевернулся и схватился за голову, но тут же открыл глаза и удивленно уставился в потолок. Что-то холодило виски. Я отнял руку от лица и уставился на нее как баран. Она была влажная. Страшно захотелось на тренировочную площадку с мечами, чтоб выбить всю дурь из головы.        "Люблю?"        После хаотичного метания мысли текли вяло и спотыкаясь. Я вытер уголки глаз и изо всех сил старался увести себя от осознания того, что озарило меня во сне. Но чем больше прилагаешь усилий, тем сильнее сопротивление. Она упорно возвращалась, болезненно впиваясь в душу.        - Этого не может быть, - шептал я потолочной балке. - Так не бывает. Не бывает...        К своему ужасу я вдруг понял, что еще ни одну женщину не любил. Были легкие влюбленности, которые я всегда контролировал сам, с некоторыми была только страсть, с кем-то просто увлечение. К большинству же я испытывал лишь симпатию и желание обладать. С большинством желание пропадало после первого раза. С некоторыми влечение сохранялось на седмицу-две. Редкие пташки задерживались в моей постели на месяц. С самой развратной и страстной особой мы куролесили почти пять месяцев. Но и к ней я остыл, как и она ко мне. А сейчас. Сейчас я чувствовал, как задыхаюсь. Меня душило и разрывало при мысли о нем. Разрывало от желания. Душило от нежности. Ломало на части от того, что не могу прикоснуться к нему, обнять, прижать к себе.        Из груди с трудом вырвался вздох. Пришлось собрать всю смелость, чтоб признаться самому себе. Это не наваждение. Это не пройдет. Я теперь знал, что влип. И эту проблему нужно решить. Я не представлял себе как, почему и зачем, но знал, что должен быть с ним. А он со мной.        Я не умею отступать или сдаваться. Дед говорил, что наш род всегда губит упрямство. Пришло время это проверить.        На меня накатило веселье. Я смеялся над собой и над тем, что выпалил, вскинув руку с кулаком к потолку:        - Победа или смерть!        Я смеялся над собой. С горечью.        Я действительно не умею отступать.