Твоя

Руины старого храма похожи на горсть валунов, рассыпанных неизвестным великаном. Серые камни окружают ровную площадку, заросшую короткой мягкой травой и яркими звездочками белых колокольчиков. Простые с виду, они встречаются очень редко — цветы, распускающиеся при свете луны. Сейчас, ночью, они похожи на отражения низких летних звезд. — Красиво, правда? — спрашивает Колетт, затягивая Ллойда внутрь, в центр каменного кольца. — Красиво, — соглашается тот. — Никогда не знал, что возле нашей деревни есть такое. — Это древнее святое место, — Колетт садится на мягкую траву и смотрит на Ллойда снизу вверх. Он лохматый, как всегда, а еще высокий и сильный — вырос за четыре года странствий. Ллойд стоит, заложив руки за голову, и смотрит на небо. Колетт видит звезды, отражающиеся в его глазах, и решается: — Когда-то здесь проводили обряды венчания молодых. Считалось, что пара, благословленная в этом ночном храме, будет вместе долгие годы. Ллойд вздрагивает и опускает руки и взгляд, смотрит долго, словно не верит тому, что все понял правильно. — Иди ко мне, — зовет его Колетт, и он послушно садится рядом. — Я.., — начинает Ллойд и осекается, сглатывает нервно. Колетт улыбается и тянется к нему первой. Почти год назад он признался ей в любви, как будто она сама не знала, как называется то, что происходит между ними. Еще полгода назад он наконец решился поцеловать ее — Колетт честно думала, что не дождется. Тогда он так же нервничал, как и этой ночью. На самом деле ее Ллойд, такой смелый и решительный, оказался очень робким во всем, что касалось отношений. Поэтому сегодня Колетт решает за него. — Я хочу, чтобы нас обвенчали звезды этого храма, — шепчет она, гладя его по щеке. — Потому что хочу быть вместе с тобой. Ллойд снова сглатывает и быстро облизывает губы. Колетт ловит его на этом движении — поднимает голову и целует, легко, едва прикасаясь губами, и Ллойд отвечает. Он всегда очень нежен с нею, но все чаще во время поцелуев Колетт чувствует исходящее от него напряжение, словно Ллойд сдерживает себя, заставляет помнить о границах. Сегодня Колетт собирается разрешить ему все. Она приоткрывает рот, приглашая. Ллойд вздрагивает и прижимает ее к себе — крепче, еще крепче, и Колетт чувствует его язык у себя во рту. Какое-то время они целуются — жарко, откровенно, именно этого Колетт и ждала от этой ночи. Ллойд отрывается от нее, чтобы перевести дух, и щеки его горят румянцем. При виде этого румянца что-то сжимается внутри Колетт от нежности. — Я люблю тебя, — говорит она, пытаясь успокоить его смущение. Ллойд кивает и снова тянется к ней, зарывается пальцами в волосы. Колетт упирается ладонью в его грудь и чувствует, как бьется его сердце — громко и часто. Пальцы ее сжимаются, стискивают его рубашку, и Ллойд накрывает ее руки, поднимает к губам, целует кончики пальцев — осторожно, словно боится, что она исчезнет в любой момент. Колетт смотрит на это и дышит часто-часто. — Пожалуйста, — просит она, уже не очень понимая, о чем именно, и тянется к его лицу. Хочется касаться его, и чтобы он тоже касался — больше, чаще. Ллойд медленно кивает, не сводя с нее внимательного взгляда, а потом наклоняется и покрывает ее шею частой дорожкой легких поцелуев вдоль золотого ошейника, что оставили ей ангелы. Колетт поворачивает голову, подставляясь. Дыхание Ллойда становится громче и жарче, и это правильно, так и должно быть этой ночью. Колетт совсем не удивляется, когда он расстегивает ее платье и спускает его с плеч. Прохладный ночной воздух касается обнаженной кожи, и Колетт терпеливо ждет, видя жадный темный взгляд. Ллойд осторожно гладит ее грудь от ключиц к соскам, и прикосновение его горячих пальцев заставляет Колетт мелко вздрагивать. Когда на смену пальцам приходят такие же горячие губы, она впервые в жизни тихо стонет, и сама же замирает от этого звука. Ллойд тут же отрывается от нее, заглядывает в глаза, и Колетт улыбается: — Иди ко мне. Наверное, в другой раз она бы смутилась от этих слов, но сегодня ночью их венчает луна, и поэтому можно все. Ллойд снимает куртку и бросает ее на траву, и Колетт немного неловко, что она не придумала взять с собой хотя бы покрывало. Впрочем, мысли об этом исчезают, когда Ллойд утягивает ее за собой, укладывает рядом. Колетт утыкается носом в его грудь, прижимается, чувствуя между их телами холодную тяжесть медальона, который он ей подарил. Медальона, который позволяет ей оставаться собой. — Я очень боюсь сделать тебе больно, — шепчет Ллойд, а руки его гладят ее спину, сдвигая платье на самую талию, и Колетт хорошо от этих прикосновений, хоть и хочется чего-то большего. — Ты не сделаешь, — отвечает она и тянется за новым поцелуем. Их языки снова встречаются, и где-то на краю сознания Колетт успевает подумать, что она знает о боли слишком хорошо, чтобы Ллойд мог как-то задеть ее. Эта ненужная сейчас мысль исчезает, когда Ллойд переворачивает ее на спину, нависая сверху, отрывается от губ и целует, целует ее шею, плечи, грудь, ласково обводит языком соски, то один, то второй. Колетт зарывается пальцами в волосы на его затылке и смотрит на звезды. Они слишком яркие этой ночью, и Колетт закрывает глаза, отдаваясь ощущениям и подступающему жару. Ллойд окончательно стаскивает с нее платье, целует живот, щекочет языком ямочку пупка, и Колетт невольно фыркает, а потом смеется: — Ну что ты делаешь? — Она осекается, увидев его серьезный взгляд. Ллойд сейчас взъерошен больше, чем обычно, и часто облизывает губы, но все еще держится, все еще помнит о ненужных между ними границах. Колетт протягивает руки и расстегивает его рубашку. Пальцы ее слегка дрожат, и пуговицы поддаются не сразу. Ллойд, опустив глаза, следит за ее движениями. Колетт приподнимается и стягивает рубашку с его плеч, а он послушно скидывает ее с себя совсем. У него белая, совершенно незагорелая кожа и твердые пластины грудных мышц, и Колетт ведет по ним пальцами, чувствуя легкую испарину, а Ллойд терпеливо ждет, застыв над ней. Колетт знает, что ее он может ждать вечность. А еще — что сейчас Ллойду хочется совсем не этого. Поэтому она обнимает его и роняет на себя, прижимает, не давая отстраниться, Ллойд утыкается лицом куда-то в ее шею и мелко дрожит. — Чего ты хочешь? — спрашивает Колетт прямо в горячее ухо. Она отлично знает, как это происходит между влюбленными, она давно уже не маленькая девочка и готова принять любые его желания. Ллойд поворачивает голову, смотрит бездумно и темно, отвечает непривычно хрипло: — Тебя. Колетт смеется, чувствуя, что последняя граница пройдена, и отпускает его, откидывается на спину, позволяя делать все, что захочет. Ллойд касается ее везде, докуда может дотянуться, целует, трется всем телом, прижимаясь все плотнее и жарче. От этого у Колетт сбивается дыхание и тянет низ живота. Она разводит ноги — древним как мир движением, притягивает Ллойда к себе, чувствуя его член через ткань брюк и своего белья. От этих прикосновений внутри просыпается незнакомый раньше жар, поднимается по телу, бьет в голову, заставляя тихо стонать и впиваться пальцами в его обнаженные плечи. Ллойд просовывает руку меж их тел, забирается пальцами в ее белье, медленно ласкает, и кажется, Колетт видит звезды даже через закрытые веки. Ей хорошо, так, как может быть только с ним, с тем, кому она доверяет целиком свои чувства и тело, с тем, кто знает ее лучше всех. Ллойд резко мотает головой, словно пытаясь очнуться, но Колетт не дает — нащупывает его брюки и расстегивает их. Ллойд отстраняется на мгновение, жадно хватая ртом воздух, и быстро раздевается до конца, а Колетт наблюдает за ним, не сводя взгляда. Его возбужденный, налитый кровью член совершенно непохож на все, что она видела раньше, и Колетт осторожно трогает его рукой, касаясь едва-едва, самыми кончиками пальцев. Ллойд хрипло втягивает в себя воздух и накрывает ее руку своей, прижимает плотнее, направляя ее движения. Колетт послушно водит рукой вверх и вниз, чувствуя ладонью горячее и мокрое, и смотрит, смотрит в его напряженное, застывшее лицо. Ллойд моргает и с трудом фокусирует на ней взгляд. — Иди ко мне, — снова зовет его Колетт, убирая руку, откидывается на спину и стягивает с себя белье. Вид у Ллойда такой, словно у нее снова выросли ангельские крылья — завороженный, почти испуганный. Он послушно накрывает ее собой, пытается войти, помогая себе рукой. Его трясет. С первого раза ничего не выходит, и Колетт заставляет себя расслабиться, ведь она сама выбрала для них именно эту ночь. Наконец Ллойд проникает в нее, едва-едва, и тут же замирает, вглядываясь в ее лицо. Колетт отлично видит, чего ему это стоит — по нахмуренным бровям и напряженным плечам. Она совсем не хочет, чтобы он сдерживался. А еще она желает, чтобы ему было хорошо сейчас с ней. И поэтому Колетт изгибается, принимая его в себя глубже, почти до упора. Боль пронизывает ее тело, мгновенная, но не настолько сильная, чтобы заставить остановиться. Честное слово, сейчас, видя мутный жадный взгляд Ллойда, ее не остановило бы даже второе преображение в ангела. Колетт улыбается и двигается, насколько позволяет тело Ллойда, прижимающее ее сверху. Ллойд громко стонет и начинается двигаться сам, резко, быстро, все больше наращивая темп. Это не то, чего хотела бы Колетт, но она слишком хорошо видит желание в его глазах, и поэтому расслабляется, позволяя ему делать так, как он хочет. Это длится совсем недолго — Ллойд внезапно напрягается, дергается, словно пытаясь отстраниться и выйти из нее, но Колетт не отпускает, держит руками и коленями. Она знает, чего он боится, но последние две недели по дороге до родной деревни она пила специальные травы, и Ллойд сейчас может просто расслабиться. Когда она говорит ему об этом, он наконец кончает, и Колетт чувствует его семя внутри себя. Ллойд обмякает в ее руках, наваливается сверху, горячий, липкий. Колетт тихо гладит его по мокрой спине, чувствуя, как внутри успокаивается разбуженный его прикосновениями жар. В следующий раз будет лучше, знает Колетт. — Спасибо, — шепчет Ллойд, не открывая глаз, и Колетт целует его щеку, пытаясь передать всю ту нежность, что плещется сейчас внутри нее. Ллойд тихо вздыхает и выходит из нее, подгребает к себе горячими руками, и Колетт улыбается, вдыхая его запах. — Теперь все правильно? — спрашивает Ллойд чуть слышно. — Ну, на древних церемониях еще и жрец присутствовал, — сообщает Колетт и фыркает, когда Ллойд возмущенно вскидывает голову. — Я же сама жрица, — смеется она и видит, как расслабляется его лицо. — Я могла бы давно объявить нас мужем и женой, но ты никогда не называл меня своей. Ллойд хмурится, а потом прижимает ее к себе еще сильнее и шепчет в самое ухо: — Конечно, ты моя. Я тебя никому никогда не отдам. Колетт знает, что это чистая правда. В конце концов, однажды он забрал ее у богов и вряд ли теперь когда-нибудь отпустит. Мысль об этом делает ее по-настоящему счастливой. — Теперь точно твоя, — соглашается она и закрывает глаза.